Эмили все еще лежала в постели и смотрела на квадратик света от окна, потихоньку перемещающийся по потолку.

Почему она все еще лежит здесь?

Сейчас, после почти десяти часов, проведенных в кровати, она все еще лежит из-за депрессии или потому, что лежать с открытыми глазами в кровати – это то, что должны делать люди, у которых депрессия, и таким образом она посылает сама себе сигнал, что подавлена?

И что будет следующим этапом? Пить? Курить, стоя на каком-нибудь балконе и глядя на крыши города потухшим взором? Где проходит грань, разделяющая поступки, совершаемые под воздействием внутренней необходимости, и поступки, которые не более чем версия той или иной церемонии, посредством которой мы определяем наши чувства?

Сколько, в самом деле, людей плакали на свадьбах, или кричали от разочарования, или закидывали голову назад, когда смеялись, или касались лица своей второй половины, когда целовались, – сколько людей делали все это по некоему внутреннему побуждению, а сколько – лишь потому, что так принято делать?

Она повернулась и посмотрела на часы рядом с кроватью. Если у тебя возникают такие мысли, видимо, у тебя и правда все прошло. Никаких отговорок.

Давай. Поднимайся.

Умывшись, Эмили почти улыбнулась самой себе, вспомнив драму прошлой ночи. Рыдания и катарсис, когда она поняла, что он не хочет ее и не захочет никогда, слабость в ногах, и как она сидела на тротуаре, упиваясь жалостью к себе и сознанием того, что все рушится, и долгое-долгое падение в кровать прямо в одежде, и ощущение, что у нее нет причин желать наступления завтрашнего дня.

Странно, подумала она, странно, как легко мы концентрируем в одной точке все, что нами движет в жизни, и как сильно мы убеждаем самих себя, что без этой точки нет смысла ни в чем. И еще более странно, как быстро мы привыкаем к обратному.

Она облокотилась на раковину и почувствовала, что задыхается. Коварные слезы стояли у глаз, ждали подходящего часа, чтобы вылиться наружу. Она сглотнула и глубоко вдохнула. Да, да, удушье настоящее, это не ритуал, – все еще думала та самая часть ее мозга.

Она не планировала такое. Она не думала, что возможна ситуация, в которой она действительно откажется от Гая. Но это случилось. И вот она здесь, в неизвестной стране, в которой все другое – цвет воздуха, скорость распространения света. Ее сердце бьется в другом ритме. И Гай уже совсем не принадлежит ей.

Нет, нет, так не должно быть.

Она планировала успех. Она планировала, что все пройдет как надо.

Не только вчера вечером, а вообще. Ее жизнь должна была пройти иначе, нет?

Что же душит ее сейчас? Мысль о том, что она и в самом деле сдалась, или изменение планов, навязанное ей, такой маленькой и беспомощной?

Может быть, закурить и смотреть на крыши города – не такая уж плохая идея.

Она взглянула на себя в зеркало.

Умыть лицо недостаточно. Нужно вымыться целиком.

Когда она вышла из душа, завернутая в полотенце и чуть более готовая к продолжению дня, то обнаружила, что рядом с дверью ее ждет конверт.

Почти неосознанно она направилась обратно в комнату, чтобы одеться и посвятить еще несколько минут самой себе, прежде чем вернуться в реальный мир, в котором есть дела, прямо-таки «дела», которые нужно сделать.

Новый конверт означает одну простую вещь: ее бухгалтер начал писать стихи.

Это было немного странно, учитывая то, что она ничего специально не делала в последние двадцать четыре часа. Может быть, что-то из того, что она делала раньше, пробудило в нем наконец искру.

Есть особая техника организации совпадений, и она об этом знает. Маленькие события различной частоты, которые не ведут в точку, где произойдет изменение, но создают длительный внутренний процесс, соединяются друг с другом ради тихого, почти неощутимого эффекта.

Эта техника считается более качественной, элегантной, подходящей скорее для третьего уровня. Арик петушился каждый раз, когда у него получалось организовать совпадения, «находящиеся вне зоны доступа», – так он называл их, будто это телефонный разговор. Клиенту очень трудно понять, как десятки и даже сотни событий постепенно меняют его жизнь.

Но это определенно не ее стиль. Пока не ее.

Может быть, стоит как-нибудь сесть и разобраться, чтó она сделала для того, чтобы понять, как пользоваться этой техникой в будущем?

Она пыталась вообще не думать о своем ужасном совпадении вчера вечером.

На стенах вокруг нее все еще были схемы, круги, линии, маленькие списки автоматов видеопроката, альпинистов, печенек с предсказаниями… Она старалась не смотреть на них. Совпадение, над которым она работала долгие месяцы, превратилось в попытку пылкого ухаживания, а совпадение, которое она уже отчаялась организовать, произошло само по себе.

А теперь пришел новый конверт.

Она сидела на кровати, раскидав перед собой листы из конверта и пытаясь выстроить в голове план действий. Именно это ей сейчас и нужно: новое и понятное задание, которое вернет ее в реальность и поможет принять обыденность такой, какая она есть. Наводнение дел, которое выполощет из ее головы все, что связано с образом Гая.

На этот раз, кажется, простое задание на хронометраж.

С кем-то должен случиться сердечный приступ. Нужно сделать так, чтобы рядом был врач. Если бы задание ограничивалось этим, то вполне сошло бы за упражнение на курсах. Но, как всегда, там были тонкости, которыми отличались настоящие задания.

Все случится во время полета. С клиентом должен случиться приступ в полете не важно куда, гласили листы. Врач должен лететь тем же рейсом. Понятно, что оба клиента не планировали полет в ближайшее время, и уж тем более не тогда, когда должен был случиться приступ. Нужно организовать перелет. Возможен ли другой врач? Эмили знала ответ еще до того, как перевернула страницу. Конечно нет.

Это будет непросто.

Почему именно в самолете?

Арик бы сказал, что для пущего драматизма. По его мнению, цель этого совпадения – отнюдь не спасение кого-то от приступа. Он сказал бы, что есть последствия и последствия последствий. Изменения сознания. Он бы стал разглагольствовать о том, что все это предназначено для другого пассажира, который должен почувствовать что-то, пока смотрит на попытки оживить человека. И привел бы какой-нибудь безосновательный аргумент.

У Арика есть своя теория для всего. Зачем заботиться о том, чтобы кто-то, кого ты не видел пятнадцать лет, вошел в ресторан ровно в ту секунду, когда ты о нем говоришь? И вообще, зачем организовывать совпадения, которые на самом деле ничего не меняют и вызывают только странные чувства? Арик уже представил им свою теорию однажды вечером на курсах после пяти стопок водки.

– Предположим, – сказал он, делая руками чуть более размашистые жесты, чем нужно, – предположим, все люди в мире выстроены в один длинный ряд, как бы стоя на некой шкале. На левом конце, то есть вон там, стоят те, кто действительно думает, что все абсолютно случайно. Ничто не имеет смысла, и незачем искать его или спрашивать о нем. Жизнь – это результат космической игры в кости, хотя на самом деле кубики никто не бросал, и все нормально, все так и есть. А на правом конце находятся люди, которые уверены, что причина имеется у всего, прямо-таки у всего. Есть какая-то сила, которая управляет всем, и ничего не случается с нами просто так, даже газы, которые докучают мне сейчас. Люди, стоящие на обоих этих концах, – самые счастливые люди в мире. И там, и там. Знаете, почему? Потому что они не задаются вопросом – почему. Никогда. Вообще. В этом нет смысла, потому что они верят или в то, что не получат ответ, или в то, что есть кто-то, кто уже обо всем позаботился, и это не их дело. Но эти люди составляют даже не промилле от всего населения. Большинство людей расположились на отрезке между ними. Нет, нет, не расположились. Движутся, ходят. Все время чуть-чуть туда, а потом чуть-чуть обратно. Они думают, что придерживаются одной из сторон, но иногда все же задаются вопросом «почему?» и не осознают, что станут счастливыми, только если избавятся от этого вопроса, и не важно, по какой причине.

Именно для этого и существуют бессмысленные события. Каждый раз, когда кто-то сталкивается с подобным, он передвигается немного вдоль шкалы. Туда или сюда. И это движение может быть жестким, как ноготь, которым скребут по доске, или приятным, как прикосновение младенца. Для этого мы и организовываем их, эти совпадения. Чтобы двигать людей вдоль шкалы, потому что это движение называется жизнью. Так вот. Главное – двигаться. А теперь принеси мне оливку из миски и зацени, как я попаду косточкой в ту девушку на противоположном конце бара.

Теперь Эмили погружена в расчеты. Ей впервые досталось задание с двумя центрами, с двумя клиентами, при этом речь не идет о соединении влюбленных. Ей придется разработать два маршрута совпадений параллельно, чтобы стимулировать изменения в сознании у двух людей. Деловое совещание или семейная встреча одному, престижный конгресс второму. И как-нибудь решить проблему с его аэрофобией, поди знай как.

Она раскидала тонкие брошюры по кровати. Описание ситуации, подробности о «пациенте», информация о враче, ограничения на возможные совпадения (ничего особенного, им даже можно сидеть в одном отсеке самолета, но почему-то нельзя носить одну и ту же марку обуви), немного о месте и временнóм периоде…

Ее дыхание прервалось, когда она вытащила еще один лист из конверта.

Не то чтобы она не видела его прежде, но ее удивила мысль, промелькнувшая в голове в ту секунду, когда взгляд упал на него. На одну секунду, на одну мимолетную секунду она подумала: почему бы и нет.

В каждый конверт был вложен бланк увольнения.

Данные о творце совпадений, немного общей информации о причинах, место и подпись. Возможность уйти на любом этапе.

Часто она даже не вынимала этот лист из конверта. В общем-то, никто не вынимал. Творец совпадений – это то, что она есть, это ее сущность сейчас, а не должность, с которой можно уволиться. К тому же никто доподлинно не знает, что происходит после того, как подписывают бланк увольнения, и это также способствует делу. За всю историю только два творца совпадений подписывали его и уходили со службы по собственному желанию. Эмили понятия не имела, что случилось с ними потом. Она никогда не рассматривала эту возможность всерьез.

Как выяснилось, только до этого момента. Она снова посмотрела на лист, лежавший перед ней на краю кровати, и поняла, что мысль об увольнении уже давно зреет в ее голове и к сегодняшнему дню достаточно выросла, чтобы вызвать беспокойство.

Она прогнала эту мысль и ногой столкнула бланк увольнения с края кровати.

Ей надо организовывать сердечный приступ.

В нескольких кварталах от места, где жила Эмили, по улице шел обычный человек.

Быть обычным – это только один из его многочисленных талантов.

Он уже давно понял скрытую силу этой способности. В мире, где столько людей пытается поймать себя за хвост в попытке стать исключительным, есть спрос на редкое умение вписаться в среду и быть обычным. Ему для этого нужна недюжинная сила воли, ведь он не обычен ни в каком понимании.

С другой стороны, ему не так уж это и нравится. Он любит находиться в центре событий, на вершине пирамиды, любит быть гвоздем программы.

Он очень разносторонний человек, по крайней мере, так он думает. Разносторонним людям вроде него трудно прикинуться обычными. Он ведь столько невероятного может сделать в мире!

Но сейчас он совершенно обычный человек, который идет по улице, не замечаемый никем.

Если потом кто-нибудь спросит людей, которые шли по той же улице: «Обратили ли вы внимание на одного высокого типа, который проходил тут примерно в таком-то часу?» – они, видимо, пожмут плечами и скажут: «Нет, нет, понятия не имею, о ком вы говорите».

Если же этот кто-то спросит: «Может быть, тут был некий тип, который стоял, прислонившись к столбу, на протяжении часа и будто ждал кого-то?» – они ответят: «Я не обращаю внимания на всех, кто решил прислониться к столбу». А если он будет настаивать и скажет: «Но он ведь не просто стоял. Он был там почти час и все время бросал взгляд наверх, на вон то окно» – ему по-прежнему ответят что-то вроде: «Сделайте одолжение, оставьте меня в покое, ладно? Я не заметил ничего особенного».

Выглядеть обычно – это, пожалуй, самое близкое состояние к невидимости.

Он все еще стоял на углу улицы. С терпением доисторического ледника он прислонился к столбу и поглядывал на окно Эмили. Ему не придется слишком долго ждать.

Точность хронометража – это еще один редкий талант, которым он обладает.

Квадратик солнечного света уже почти дополз до противоположной стены.

Эмили и пяти минут не могла выдержать, чтобы не кинуть взгляд на торчащий из-под кровати уголок глянцевой бумаги. Надо было выкинуть этот лист в мусорное ведро, а не просто сбросить на пол. Маленький треугольничек прямо-таки смотрел на нее и искушал гораздо сильнее, чем она могла предположить.

Почему бы и нет, подумала она, но снова взяла себя в руки и попробовала сосредоточиться на мыслях о будущем совпадении. Это не особенно помогло. Как новенькая ученица на курсе медитации, она осознала, что не может добиться полной власти над ходом своих мыслей. Снова и снова она думала о бланке увольнения, который лежал под кроватью. Снова и снова возвращалось это чувство, что у нее появилась возможность кардинально изменить свою жизнь.

Снова и снова в ее голове мелькала мысль, что больше незачем тут оставаться.

Чего ты на самом деле хочешь? – спросила она себя. Продолжать влачить существование среди совпадений, которые ты делаешь для чужих людей, в то время как человек, которого ты любишь, носится туда-сюда и ищет то, что никогда не согласится увидеть в тебе? Сколько можно разрываться меж двух огней? Знать все и не говорить ни слова? Танцевать босиком на лезвии ножа и улыбаться, словно тебе не больно?

Вот, вот твой шанс.

Она наклонилась и заглянула за край кровати. Она может гораздо больше этого. Может, заново раздать карты? Тут она ничего не выиграет, так почему бы не перейти туда, где ей нечего терять?

Вдруг она заметила, что плачет.

Это еще откуда? Она быстро смахнула слезы, как маленькая девочка перед сольным фортепианным концертом.

С нее хватит всего этого. Хватит бесконечных расчетов, хватит гонки. Она не хочет больше чувствовать свое сердце, будто оно завернуто в нестерпимо горячее полотенце.

Хватит, хватит, хватит.

Может она наконец признаться себе, что у нее не осталось сил? И может она признать, что уже не верит в хеппи-энды и во всякие «все будет в порядке»?

Так ведь?

Она хочет чего-то нового, чистого. Как идти по гладкой дороге. Она даже готова вернуться обратно, туда, где она была до этого. Может, именно это случается с теми, кто подписывает бланк увольнения, кто знает.

Может быть, они все забывают.

Может, начинают сначала.

Кто знает?

Она должна быть сильной и оптимистичной. Но сейчас она просто хочет стать другой. Совсем другой.

Как лучше стать этой самой «совсем другой»? Тяжело и долго работать, заниматься самовнушением, из последних сил вылезать из колодца, цепляясь за испещренные шрамами стены? Или с помощью одного быстрого росчерка? Уж самой-то себе она может признаться, что хочет выбрать короткий путь?

Он решил пройтись до конца улицы и обратно.

Нельзя стоять под ее окном столько времени без движения. Это будет выглядеть подозрительно.

Кроме того, у него есть еще немного времени. Он знает.

Он нюхает воздух, ждет нужного момента.

Ему хочется гамбургер.

Но с этим придется подождать.

Эмили сидела за столом в кухне и писала письмо всей ее жизни.

Если она уходит, то должна оставить хотя бы маленькое объяснение.

Слезы на ее лице уже высохли, она сидела и заполняла пустой лист, строчку за строчкой. Когда закончила, то взяла его дрожащей рукой и быстро пробежала глазами написанное. Все произойдет быстро. Прежде, чем она пожалеет. Прежде, чем снова почувствует оптимизм. Полуотчаявшиеся люди всегда опасаются, что надежда застанет их врасплох и все отчаянье станет напрасным. Она сложила письмо и положила внутрь белого продолговатого конверта.

В тот момент, когда она подписала этот конверт, она почувствовала, что он начинает нагреваться. Прежде чем она поняла, что происходит, конверт вспыхнул прямо в ее руках, и удивленная Эмили уронила его. Бумага превратилась в пепел еще до того, как коснулась пола.

Она ведь знала, что так и будет. Есть тайны, которые нельзя раскрывать. Которые мир не позволит тебе раскрыть, потому что это против природы. Ей не выйти из этого круга. Вот еще одна причина уйти.

Более уверенная, чем когда бы то ни было, она бросилась в спальню и схватила бланк увольнения с пола.

Вот она возвращается в гостиную и начинает вносить данные. Сейчас она спонтанна, так?

Вот она принимает минутное решение, быстрое и безответственное решение, как чудесно! Она спонтанна, а это значит, что она настоящая, так? Что она живая, так?

Она поспешно вписывает данные в бланк. Ни с того ни с сего у нее получилось сосредоточиться и взять мысли под контроль. Она бросила все силы на то, чтобы сделать это быстро и без оглядки. У нее есть четверть секунды, чтобы передумать, прежде чем она поставит свою подпись в специально отведенном для этого месте внизу бланка, но она перескакивает через эту четверть секунды и подписывается.

Настало его время.

Это произошло.

Как тихий звоночек, сигнализирующий, что пирог в духовке испекся.

Теперь он должен действовать точно. Он начинает двигаться в направлении ее дома, по дороге нащупывая в кармане небольшую проволоку.

Взлом замков, еще один важный талант. По сути, нет. Это приобретенная способность, так что не считается.

В ту секунду, когда Эмили, поставив подпись, подняла ручку от бланка, вся неотложность только что совершенного действия перестала иметь для нее значение.

Она откинулась назад без сил и позволила напряжению, накопившемуся в ней, раствориться вместе со страницей, исчезающей на ее глазах. Один глубокий вдох, а потом еще один, и она в ужасе широко открыла глаза.

Что я наделала, черт возьми?

Она попробовала встать с дивана, но ноги не слушались.

Точно в этот момент, после того как ее порыв к самоуничтожению осуществился и пропал, после того как она официально прекратила быть творцом совпадений, она смогла увидеть всю картину. Это было решение всей моей жизни, и вот как я его приняла?

Стало трудно дышать. Воздух будто бы сделался плотнее. Это не то, чего я на самом деле хочу, сказал ее внутренний голос, это была не я. Командир в отчаянье кричал пилотам, которые уже его не слышат: «Отставить! Отставить!» Она хотела стереть свою подпись, но бумажного листа уже не было, и в Эмили ничего не осталось от творца совпадений, кроме способности видеть всю картину и все линии, которые привели ее в эту точку, точку невозврата. Нет, нет, нет, этого не может быть.

Легкий шум со стороны двери привлек ее внимание. Когда дверь открылась и она увидела того, кто стоял в проеме с извиняющейся улыбкой на лице, Эмили вспомнила тот самый вопрос, который беспокоил ее в первые дни курса, вопрос, который она так и не решилась задать.

И прежде чем ее бездыханное тело рухнуло на диван, прежде чем она закрыла глаза, с самым последним вздохом она подумала: случилось бы все это, если бы она осмелилась и спросила тогда – у творцов совпадений тоже есть свои творцы совпадений?