В 1969 году Джозеф Вебер сделал сообщение о наблюдении всплесков гравитационных волн, которые он зафиксировал при помощи двух алюминиевых цилиндров, подвешенных в вакууме. При распространении гравитационная волна расширяла предметы в одном направлении (перпендикулярно направлению распространения самой волны) и сжимала в другом (перпендикулярном первому). Это вызывало колебания цилиндров с резонансной частотой 1660 циклов в секунду, и эти колебания регистрировались при помощи кристаллов, размещенных на цилиндрах. Я нанес визит Веберу в его лаборатории, находившейся недалеко от Принстона, в начале 1970 года и имел возможность посмотреть на его оборудование. Я не заметил ничего, что могло бы заставить меня сомневаться, но результаты, о которых заявлял Вебер, были поистине невероятными. Единственным источником, приводившим к достаточно сильным всплескам гравитационных волн, вызывавших движение цилиндров Вебера, мог быть либо коллапс массивной звезды с последующим образованием черной дыры, либо столкновение и слияние двух черных дыр. Причем этот источник должен был находиться в пределах нашей Галактики. Все прошлые свидетельства говорили, что подобные явления регистрировались не чаще одного раза в столетие, Вебер же утверждал, что наблюдает их по одному или два раза ежедневно. Но это означало бы, что Галактика теряет массу с такой скоростью, которая вряд ли могла сохраняться на протяжении всего ее существования, иначе от нее бы уже ничего не осталось.

Вернувшись в Англию, я решил, что громкие заявления Вебера нуждаются в независимой проверке. Вместе с одним из моих студентов, Гари Гиббонсом, я написал статью по теории детектирования всплесков гравитационных волн, в которой предложил модель более чувствительного детектора волн. Когда оказалось, что никто кроме нас не был заинтересован в создании такого детектора, мы с Гари отважились на отчаянный для двух теоретиков шаг и подали заявку на предоставление гранта в Британский Совет по научным исследованиям. (Но нам необходимо было два детектора, только совпадение данных, полученных с двух детекторов, могло дать результат, исключавший влияние шумов и вибрации Земли.) Пока Совет рассматривал заявку, Гари рыскал по распродажам военного имущества в поисках декомпрессионных камер, а я подыскивал подходящее помещение.

Однако вскоре в Совете по научным исследованиям, располагавшемся на тринадцатом этаже одной из лондонских высоток (в Совете не могли опуститься до предрассудков, тем более что помещение это досталось им со скидкой) произошла наша встреча с другими учеными, заинтересованными в подтверждении заявлений Вебера. Обрадовавшись, что есть люди, готовые реализовать данную идею, мы с Гари быстренько отозвали свою заявку. И это было чудесное избавление! Физическая недееспособность напрочь лишала меня возможности проводить практические опыты. Тем более что практическая область, как правило, отвергает единоличные усилия, там нужна целая команда, а на проведение опытов уходят годы. Другое дело теоретики – их может осенить в любое мгновение, в моем случае это произошло, когда я укладывался спать. И чтобы сделать себе имя, остается только написать статью самому или в соавторстве с кем-нибудь из коллег.

Уже в 1970-е годы появились гораздо более чувствительные детекторы. Сегодня в них используются лазерные дальномеры, позволяющие сравнивать длины плеч под прямым углом. В США есть два детектора LIGO. И хотя их чувствительность в десятки миллионов раз превосходит чувствительность детектора Вебера, даже с их помощью ученым не удалось уверенно зарегистрировать возмущение гравитационных волн. Я счастлив, что остался теоретиком.