11

— Не открывайте! — взмолилась я. — Мне не велено никого принимать!

Моя необычная покорность объяснялась просто: у меня не было сил разыгрывать сцену с реверансами по поводу букета под прицелом двух пар настороженных глаз. Неужели Такео не мог послать свои цветы в больницу, как это сделали все остальные?

— Давайте сидеть тихо, он подумает, что никого нет дома, и уйдет, — предложила тетя Норие.

— Ну уж нет. Было бы очень жаль упустить такой удобный случай для разговора, — строго сказал лейтенант Хата и распахнул дверь. — Здравствуйте, Каяма-сан!

— Простите. Я, кажется, ошибся дверью, — поспешно произнес Такео, увидев полицейского на пороге, и повернулся, чтобы уйти.

— Минуточку, Каяма-сан! Рей Симура здесь, если вы ищете именно ее.

Прятаться было поздно. Я выпрямилась в своем кресле — вот ведь дурацкий вид! — и ждала, не шевелясь, пока Такео проходил в заваленную цветами комнату, сопровождаемый неумолимым Хатой.

— Я вижу, у вас гости. Пожалуй, мне лучше уйти. Моя машина неудачно запаркована. — Такео кивнул мне из-за плеча лейтенанта. «Рейндж-ровер»? Мое смущение мгновенно перешло в возмущение:

— Моя улочка всего десять футов в ширину! Вы что же, перегородили своей машиной всю дорогу? Никто даже пройти не сможет!

Ну вот, теперь соседи увидят Такео выходящим из моего дома и решат, что я связалась с нуворишем. Плакала моя репутация. Защитник окружающей среды, называется. Занял все наше экологическое пространство своим бензиновым монстром.

— Моя племянница только что вернулась из больницы, — колко заметила тетя Норие. — Она слишком слаба. Даже в ванную не может пройти без моей помощи. Какая уж тут развлекательная поездка... А куда вы, кстати, собирались ехать?

— Перестаньте, тетушка! — Мне становилось все больше не по себе.

— Сожалею. — Такео взглянул на меня с любопытством, но без сочувствия. — Я не знал, что вы были больны.

— Но все-таки принесли цветы, — заметил лейтенант Хата.

— Вовсе не за этим. Я хотел показать мисс Симуре, какие цветы я выращиваю. И, разумеется, взять ее на прогулку по своему загородному саду.

— Пожалуйста, проходите. — Лейтенант протянул руку за потертой кожаной курткой Такео. Тот и не подумал ее снять, зато избавился от свертка в серой бумаге васи который держал в руках, положив его на мой комодик-тансу, и, сняв ботинки, ступил на татами моей крохотной гостиной.

— Неужели вы не слышали о том, что случилось в «Мицутане»? — не отставал от него лейтенант Хата.

— Я заезжал туда ранним утром в субботу проверить, как идут дела. Но остаться на открытие не смог. С тех пор как погибла Сакура, все идет кувырком... — Он беспомощно пожал плечами.

— Не так уж и кувырком, раз вы намеревались провести день за городом, — усмехнулся Хата. — А разве ваши отец и сестра не упоминали дома об отравлении Рей?

— Я не виделся ни с отцом, ни с сестрой в эти выходные…

— Ни со мной, — многозначительно перебил его Хата. — Я пытался найти вас, чтобы побеседовать, но безуспешно.

— Прекрасно. — Такео оживился. — Давайте запланируем нашу встречу на завтрашнее утро. А вы, Рей-сан, непременно позвоните мне, когда вам станет лучше.

— Моя племянница не звонит молодым людям, — вмешалась тетя с неожиданным проворством.

— Вообще-то, — сказал мой проснувшийся дух противоречия, — я хотела бы поговорить с Такео прямо сейчас! А вам, лейтенант, я предлагаю подождать с тетей Норие на кухне, тетя с удовольствием напоит вас еще чашечкой этого чудесного периллового чая.

Как только они устроились в кухне, удалившись от моего кресла всего лишь на метр, Такео сделал мне знак, кивнув головой на дверь.

— Там, — проговорил он одними губами.

Нет уж, ваше высочество, соблаговолите сами подойти. Я улыбнулась самой слабой из арсенала своих улыбок и томно проговорила:

— Я вряд ли смогу подняться с кресла.

Такео преодолел расстояние между нами, сделав пять уверенных шагов. Он опустился на колено возле кресла и прошептал мне на ухо:

— Вам нужно было позвонить мне и все отменить. Я вовсе не рассчитывал встретить здесь ее. И его, кстати, тоже.

— Отменить что? Я сроду не обещала, что поеду с вами на Идзу. И вообще, как вы посмели явиться сюда без приглашения? — прошептала я в ответ.

— А вот это грубо! То есть понятно, что вам больно, но не стоит так распускаться. Однажды я тоже отравился — цыпленком. — но все закончилось в три дня, без всяких больниц. Не драматизируйте, Рей.

— Какой еще цыпленок! Меня отравили мышьяком!

Такео отшатнулся от меня и, казалось, застыл.

В этот момент я пожалела, что позволила себе удовольствие сказать ему правду. Может быть, лейтенант собирался придержать подробности моего отравления при себе для каких-нибудь своих, лейтенантских целей.

— Но вас-то, вас-то за что? — выдохнул он наконец.

— Именно это мы и обсуждали, когда вы нас прервали.

Я не стала передавать Такео версию лейтенанта о возможном большом мицутанском отравлении. Пусть Хата сам решает, говорить ли с ним откровенно. Что до меня — в моем списке потенциальных отравителей имя Такео еще присутствует. Значит, с ним надо держать ухо востро.

— Странные вещи происходят, — продолжал он тем временем. — Я хотел рассказать вам в машине. Но похоже, что вас не скоро удастся вытащить из дому.

— Какие именно вещи?

— Не торопитесь. Я расскажу все, когда вы расскажете мне все. Как мы и договаривались. — Он кивнул головой в сторону кухни. — Когда они уходят?

— Они не уходят. И мы не договаривались. То есть лейтенант, естественно, пойдет в свою контору, а тетя останется со мной. Я пока не могу сама о себе позаботиться. Может, это и драматизация, но я чуть было не рассталась с жизнью.

Такео вдруг согнулся и уставился на татами, как будто был не в состоянии поднять глаза, и мне стало неловко за свою резкость. Правда, он тут же разогнулся, показав мне найденную им на полу белую розу, выпавшую, наверное, из присланного кем-нибудь букета.

— Терпеть не могу эти привозные цветы, — сказал он как ни в чем не бывало. — Разве можно сравнить их приторную, конфетную пышность с изысканной простотой горького паслена.

Он показал мне на сверток, который принес с собой. Из роскошной серой бумаги ручной выделки выглядывали несколько веточек, усеянных мелкими желтыми цветами. Так вот это что. Скромники.

Такео аккуратно воткнул выпавшую розу обратно в букет, красовавшийся на чайном столике. Его руки мелькнули у самых моих глаз, и я заметила черноту под ногтями, совершенно не вязавшуюся с его элегантным видом. Не думаю, что кто-то еще из семьи Каяма стал бы возиться с сорной травой в этом их загородном доме на Идзу.

— Рей, детка, давай договоримся. Ты не станешь больше видеться с младшим Каямой.

Я ушам своим не поверила. Это говорит моя тетя, моя заботливая тетя, которая спит и видит, как бы поскорее выдать деточку замуж? Но поверить все же пришлось: с тех пор как за Такео закрылась дверь, тетя Норие заливалась слезами. Я должна была оставить семью Каяма в покое. И никуда не годного братика, и грубую, невоспитанную сестрицу.

— Тетя, вы ничего не поняли. — Я прикрыла глаза, чтобы не видеть ее сердитого, заплаканного лица. — Сто лет мне не нужен ваш Такео.

— Зато ты ему нужна! — возопила тетя. — Кто принес тебе эти цветы? Не он ли?

— Это не цветы, это аргумент! Он пытается убедить меня, что сорняки прекраснее роз. Назад к природе, и все такое прочее.

— Жаль, что я не выписал ему штраф за неправильную парковку, — вмешался лейтенант Хата.

Он пытался догнать Такео, но вернулся ни с чем, мокрый и раздраженный.

— Представляете, я бежал за его «рейндж-ровером» целых два квартала, но парень и не подумал остановиться. Ничего, я сейчас пойду и достану его в его собственной конторе, в Каяма Каикан!

— Погодите, лейтенант! Я хочу вам кое-что показать. — Я повернулась к рассерженной тете и попросила ее достать бумаги из верхнего ящика моего комода. На листке бумаги я выписала в столбик имена людей, присутствовавших на месте преступления или неподалеку, как в здании школы, так и в универмаге «Мицутан». Напротив нескольких имен я поставила восклицательные знаки: Лиля Брэйтуэйт, Нацуми Каяма, Ёрико, Мэри Кумамори. Эти четверо были и здесь, и там. Больше всего мне не хотелось впутывать Мэри, и без того натерпевшуюся в последние дни, но на войне как на войне — ей тоже достался неприятный значок.

— А как насчет Такео Каямы? — ехидно спросил лейтенант, повертев в руках мой список. — Он и Нацуми вместе вышли из лифта в здании школы, как раз когда я прибыл туда с полицейским отрядом. Что касается универмага «Мицутан», то ваш друг сам признался, что приезжал туда в субботу утром. Вполне мог поколдовать над сахарницей, разве нет?

— Ладно, запишем и Такео.

Мысль о том, что молодой Каяма может оказаться убийцей, показалась мне на удивление неприятной. Но на войне как на войне, или как?

— Могу я высказать свое мнение? — спросила тетя и, не дожидаясь ответа, высказала его: — Я тут подумала о словах лейтенанта. О том, что он говорил перед тем, как нам помешали. Если целью убийцы было дискредитировать школу, то это, несомненно, человек со стороны. «Зеленый» террорист, например, фанатик, не побоявшийся пробраться в Каяма Каикан и «Мицутан», чтобы доказать всем свою правоту.

— «Зеленый» активист, тетя, — поправила я. — И если уж говорить о человеке со стороны, то как насчет конкурентов школы Каяма? Например, школа Согэцу? Могли же они заслать диверсанта, чтобы подпортить репутацию иемото?

— Надо же, ты знаешь о школе Согэцу! А говорила, что совершенно равнодушна к икебане, — парировала тетя.

— Тетушка, но ведь хозяина Согэцу знает вся Япония! В шестидесятых он снял этот знаменитый фильм — «Женщина в песках».

— Ну и что? Все равно ему далеко до артистизма нашего иемото — фыркнула тетя.

— До снобизма вашего иемото — поправила я. — Хорошенькая у вашего учителя манера делать критические замечания: взять молоток, разбить все вдребезги и назвать это путем к совершенству. Понятно, у кого Сакура научилась грубить ученикам и смотреть на всех свысока.

— Я тоже всему научилась у Масанобу-сэнсэя, — заявила тетя. — Ты видела, как я веду свои уроки. Разве я груба с ученицами и гляжу на них свысока?

— Да нет же! Я хотела сказать... — Я оборвала себя на полуслове, понимая, что вот-вот обижу тетушку Норие.

— Дамы, я думаю, на сегодня мы закончили все необходимые дела, — вмешался лейтенант Хата. — Мисс Симура, я проверю ваш список подозреваемых. И разумеется, я буду благодарен, если вы припомните что-нибудь особенное о том дне в «Мицутане». Любая деталь может оказаться важной для следствия.

После его ухода я попыталась наладить отношения с тетей:

— Пожалуйста, поймите, я не звала Такео, он явился без приглашения! И все-таки что вы имеете против него? С ним что-нибудь не так?

— Он тебе не подходит. — Тетя поджала губы. Она все еще сердилась.

«Конечно же, не подходит», — должна была ответить покорная племянница, но произнести это мне почему-то было трудно. Я еще помнила прикосновение его губ к своему уху, когда мы шептались здесь, в гостиной. Этот жест был нечаянным, невинным, но странным образом заставил меня на минуту забыть о существовании человека по имени Хью Глендиннинг.

— Тетушка, совсем недавно, в этой же комнате, вы убеждали меня в необходимости найти себе японского кавалера, — напомнила я. — И к тому же разве не вы всегда восхищались семьей Каяма?

— Кавалер? Да этот Такео в любую минуту может быть арестован как убийца! И даже если он невиновен, то все равно тебе не подходит.

— Мы просто знакомы. Даже не друзья. Хотя, признаться, у меня была мысль пригласить его на чашку чая, чтобы вы могли узнать друг друга получше...

— Я достаточно знаю Такео, — обрезала тетя. И, помолчав немного, добавила: — Не пора ли выбросить из головы Каяма и их неприятности? Мы могли бы заняться чем-нибудь полезным, например разобрать цветы, присланные тебе друзьями и сочувствующими. Я поставлю их здесь, на чайном столике, чтобы тебе не нужно было вставать.

Разумеется, в доме не было ни одного приличного сосуда для икебаны, так что тете пришлось перерыть все шкафы в поисках подходящих мисок и вазочек. В конце концов в дело пошла моя коллекция фарфора, где было несколько вещиц с плоским донышком. Наткнувшись на тарелки госпожи Мориты, тетя поглядела на меня с удивлением.

— Десятой тарелки не существует, — ответила я на ее молчаливый вопрос. — Но я все же надеюсь продать этот набор, так или иначе. Не знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы заинтересоваться?

— Я подумаю. Лучше бы ты вложила деньги в красивые сосуды для икебаны. Было бы куда цветы поставить. Впрочем, можно попробовать вот эти хибачи. — Она показала на несколько посудин с бело-голубым узором, которые в старину использовали как жаровни. — Желтые нарциссы будут неплохо смотреться на голубом, правда, назвать это икебаной можно с большой натяжкой. Это скорее западная манера составлять букеты, чем восточная.

— Не хотелось бы использовать вещи, предназначенные для продажи, — попробовала я возразить, но тщетно. Тетя уже водрузила хибачи на чайный столик, поставила рядом посудину с водой, положила пару ножниц и наконец кензан — небольшую железную штуковину с шипами, которая поддерживает стебли в правильном положении.

— Я выйду ненадолго. Отправлю твои благодарственные письма и куплю что-нибудь к ужину. Телефон возле тебя, если что-то случится, сможешь позвонить.

— Ладно. — Я помахала ей рукой на прощание.

— И не открывай двери, пожалуйста. Никому! — сказала тетя, покидая квартиру. — Слышишь, никому!

Как только за Норие закрылась дверь, я дотянулась до телефонной трубки, устроилась на подушках поудобнее и набрала номер Ричарда Рэндалла.

— Это я. Не мог бы ты прийти и спасти мою жизнь? Похоже, тетя у меня навеки поселилась.

— О я вижу, тебе уже получше! Я пытался дозвониться, узнать, почему ты не пришла на ту субботнюю вечеринку, но тетя сказала, что ты в больнице с пищевым отравлением. Чем тебя угостили там, куда ты пошла не со мной? Спагетти с дурной репутацией? Пастой со скверным прошлым?

— Вкусной ложечкой мышьяка меня угостили. Так ты приедешь или нет?

— Я бы с удовольствием, Рей. Но — увы! — не могу. Жутко опаздываю.

— В пять часов вечера? — Я посмотрела на часы. — Рановато для свидания.

— Это вечеринка в честь осыпания вишневых лепестков. Энрике ждет меня в клубе «Сальса-сальса». И уже поздно что-либо отменять. — Он немного помолчал и добавил: — Мы могли бы заехать к тебе вдвоем, завезти пару-тройку фирменных коктейлей. Представляешь, водка со льдом, а в каждом кубике заморожены вишневые лепестки! Лед наверняка растает, пока мы доедем до Янаки, зато можно будет плеснуть еще водки!

— Милое угощеньице для человека, которому промыли желудок. — Я даже не старалась скрыть своего раздражения. — Водка меня, пожалуй, добьет без особого труда. Знаешь что, приезжай лучше с пустыми руками и один. Мне нужно поговорить с тобой, неужели не ясно?

— Рей, дорогая, тебе придется смириться с существованием Энрике. Я влюблен до потери пульса.

— Буквально с первого взгляда, не так ли?

— Этого вполне хватило! — Он говорил именно с той невыносимо самодовольной интонацией, которая отличает влюбленных в первые, медовые дни.

— Надеюсь, ты вскоре представишь его кузине Лиле? — Я все еще злилась.

— Не думаю, что она бы с этим справилась. — Ричард немного сник.

Но у меня было еще кое-что в запасе:

— Ричард, твоя кузина — весьма продвинутая женщина. И весьма искушенная. Во многих вопросах. Некоторые из этих вопросов просто вертятся у меня на языке. Лучше я задам их тебе, понимаешь?

— Ну ладно, я мог бы заехать после полуночи. — Он, кажется, начинал понимать. — Но мне придется остаться ночевать у тебя, в Янаке. Поезда в такое время уже не ходят.

— Ничего не выйдет. — Я была к нему на удивление безжалостна. — Мой запасной футон оккупирован тетей. Она вряд ли позволит мне спать с тобой в обнимку, хотя ты, как известно, совершенно безопасен.

— Не квартира, а девичья спаленка в католическом пансионе, — фыркнул Ричард. — Придется что-нибудь придумать. А теперь прощай. Я уже стою в дверях, предвкушая пьяную вишню во льду!

С розами пришлось повозиться, но я справилась. Тетя, однако, все еще не возвращалась. Тогда я занялась пасленом, по-прежнему лежавшим в изящной упаковке на моем тансу. «Не такой уж это и сорняк», — подумала я, расправив тонкие веточки, вьющиеся естественным образом, будто локоны, не нуждающиеся в папильотках. Сначала я соединила их с азалией, присланной госпожой Кодой, но букет получился так себе: на сдержанном фоне паслена крупные цветы азалии казались претенциозными. Заглянув в учебник, я составила букет из одного только паслена. Этот урок — как составить букет только из одного материала — предстоял бы мне в школе месяцев через шесть.

Прошло несколько часов, в квартире сгустились сумерки. Я зажгла лампу и подумала, что зря поторопилась убрать подальше газовые обогреватели: в доме было холодно, вопреки радостным весенним прогнозам. Достать тяжелые железки с верхней полки чулана мне было не под силу, так что я натянула два свитера и еще одну пару шерстяных носков и устроилась поудобнее смотреть вечерние новости.

Грустный репортер сообщил мне, что за последние три дня в Токио отмечено сто пятьдесят случаев отравления алкоголем. Все пострадавшие попадали в больницу после вечеринок, посвященных цветению вишни. Если кто и обрадовался начавшемуся дождю, так это медики — для них он означал передышку. Правда, не долгую — сводка погоды обещала солнечные дни и новые вишневые вечеринки. После новостей началось скучное шоу, где участники напяливали на себя дурацкие колпаки из вишневых цветов, и я нажала кнопку переключения каналов. Час от часу не легче. Документальный фильм о вишневой ферме: камера наезжает на широко раскрытый влажный розовый цветок с отвратительным жуком, копошащимся в середине. Мерзость какая. Я выключила телевизор. Хватит с меня, пожалуй, на сегодня вишневого цвета.

Странный звук привлек мое внимание в наступившей тишине. Кто-то возился за дверью, поворачивая ручку вправо и влево.

«Прекрасно, — подумала я, — тетя Норие возвращается, не прошло и полгода. Хотя нет, у нее есть ключи. Может, она их забыла?»

— Погодите, сейчас открою! — крикнула я, напрягая воспаленное горло. Кое-как поднявшись, я заковыляла к двери. За дверью молчали. Наверное, мой голос был слишком слабым, а на улице — слишком шумно. В узком просвете между дверью и полом показался краешек чего-то белого. Конверт?

Меня пробрала внезапная дрожь. Кто и зачем станет подсовывать письмо под мою дверь? Это могло быть какое-нибудь напоминание от брата господина Ваки, который был председателем сообщества жильцов, но тот обязательно позвонил бы в дверь. Человек, который принес письмо, точно знал, что я дома, но не хотел меня видеть. Я остановилась в задумчивости. Затаиться и не открывать? Открыть дверь и посмотреть? Набравшись смелости, я открыла и посмотрела. Две школьницы на велосипедах, да и те направляются сюда, а не отсюда. Я заперла дверь и положила письмо на стол, под яркую лампу. Надев белые перчатки, хранившиеся у меня для работы со старинными свитками, я вскрыла конверт длинным ножом для писем. Представляя довольного моей аккуратностью лейтенанта Хату, я вынула из конверта — тонкий листок рисовой бумаги, изукрашенный бутонами вишневых цветов. Текст был написан в три строчки, автор хотел, чтобы я все поняла, и использовал азбуку хирагана.

Я знала, что надесико означало «гвоздики», а сакеру означало «цвести».

Остальное я поняла смутно: что-то о сне и камнях. Дикость какая-то. Но, судя по расположению строк, это не что иное, как хайку.

Я доползла до телефона и набрала номер господина Ваки в магазине «Фэмили Март».

— Случилась странная вещь, — сказал он, когда услышал мой голос. — Ваша тетя пришла покупать продукты в мой магазин.

— Я же говорила, что в прошлый раз произошло недоразумение, — уверила я его. — И что же дальше?

— Дальше? Она потребовала яйца, которые хранились в холодильнике. В холодильнике! Кто же это кладет яйца в холодильник?

— Когда она ушла?

— Часа два назад. Хорошо, что на улице прохладно и все продукты будут доставлены домой неиспорченными, или как? — сказал он, передразнивая тетину манеру задавать риторические вопросы.

Мне не хотелось объяснять ему причину своего волнения. Вместо этого я прочитала ему многозначительное хайку о гвоздиках.

— Это же Басе! — обрадовался господин Вака. — Самый знаменитый автор хайку на свете. Я его стихи учил наизусть, когда был еще мальчиком.

— Разве хайку бывают с четырьмя слогами в первой строке?

Господин Вака с удовольствием взялся объяснять: в оригинале первая строка состояла из пяти иероглифов кандзи и хирагана. Ага. Выходит, письмо перевели нарочно, для меня, бестолковой.

— Все равно до меня не доходит смысл, — сказала я. — Глаголы в первой строке, эти йотэ и нему, никак не сочетаются.

— Вы правда не знаете, что такое йотэ нему?

— Знаю только, что нему переводится как «спать».

— Йотэ нему значит напиться... как это... до бессознательного состояния. И заснуть. Как, например, делают созерцатели вишен, что целые дни проводят на кладбище Янаки за вином и разговорами. — Он ухмыльнулся. — Если хочешь испытать йотэ нему на практике, попробуй к ним присоединиться.

Теперь мне стало ясно, о чем шла речь в послании на рисовой бумаге. Не утруждая себя классическим размером — не барское это дело — хайку писать, — я составила слова в три строчки: