Издавна бытует мнение, что вещи познаются через их определения, и в части случаев это утверждение верно. Например, достаточно хотя бы минимального представления о химии, чтобы распознать в формуле NaCl соединение хлора и натрия и даже предположить, что имеется в виду соль, хотя в определении нет на это прямого указания. Однако химическое толкование не дает нам никакой практической информации о соли: что она незаменима для долгого хранения пищи и улучшения ее вкуса, поднимает давление, добывается из морской воды или на солеварнях, в стародавние времена считалась роскошью и стоила куда дороже, чем сейчас. Источником всех наших знаний о соли, точнее, самых необходимых из них (без целого ряда подробностей мы легко обходимся) стали не определения, а «истории». Если живо интересоваться солью во всех ее проявлениях, истории эти разворачиваются в целые приключенческие романы: караваны пересекают пустыню по соляному торговому пути и бредут от Империи Мали к морю, первобытные врачеватели обмывают раны солевым раствором… Иными словами, наши знания (не только мифологические, но и научные) являют собой хитросплетение историй.

Познавая мир, ребенок может пойти двумя путями: изучать его посредством называния – это когда малыш спрашивает, что такое собака, и мама показывает (удивительно, что увидев и запомнив таксу, ребенок потом и борзую тоже назовет собакой; узнавание может сработать в сторону увеличения – ребенок примет за собаку и первую увиденную овцу, но вряд ли в сторону уменьшения – он всегда поймет, что собака – это собака).

Второй путь связан не с определением (сами подумайте, зачем ребенку такое описание, пусть оно и таксономически верное: «собака – обладающее плацентой млекопитающее, раздельнокопытный хищник из семейства собачьих»), а с историей: «Помнишь, как мы вышли в бабушкин сад, а там бегал такой-то зверь…»

Ребенка ведь не интересует, что есть собака или дерево. Обычно сначала они попадаются ему на глаза, а потом кто-нибудь объясняет, что они называются следующим образом. Только на этом этапе и начинаются «почему». Не так сложно понять, что и бук, и дуб считаются деревьями, но ведь самое любопытное – почему они тут стоят, откуда взялись, как растут, зачем нужны, почему опадают листья. Тогда и начинаются истории. Именно они являются носителями знания: сначала надо посадить семечко, потом оно прорастает и так далее.

На любимый детский вопрос, а именно «откуда берутся дети», можно ответить только историей, будь то сказка о капусте, аисте или рассказ, как папа дал маме семечко.

Я согласен с мнением, что научное знание тоже должно подаваться в виде историй, и часто цитирую студентам чудный пассаж из Пирса, где он на двадцати строчках дает определение литию, чрезвычайно поэтично представляя процесс его получения в лаборатории. Когда же мне наконец довелось воочию увидеть это знаменательное событие, сомнения в достоверности описания отпали: несмотря на все свое сходство с алхимическим таинством, то был голый химический процесс.

На днях мой друг Франко Ло Пипаро участвовал в посвященной Аристотелю конференции и привел любопытный факт, что Евклид, основоположник геометрии, никогда не определял прямой угол как угол в девяносто градусов. Если подумать, это была бы самая логичная формулировка, но тем не менее совершенно бесполезная для того, кому слова «угол» или «градусы» ни о чем не говорят. Надеюсь, ни одному ребенку не доведется услышать от своей мамы, что прямой угол обязательно насчитывает девяносто градусов.

Так вот, вернемся к Евклиду: «Когда одна прямая линия пересекается с другой, и образующиеся соседние углы равны друг другу, любой из этих углов – прямой. Вертикальная линия зовется перпендикуляром по отношению ко второй линии».

Теперь понятно? Хочешь знать, что есть прямой угол? Я объясню, как его начертить, то есть расскажу историю, которая поэтапно приведет к построению угла. После чего ты сам все поймешь. Про градусы можно сообщить и позже, сначала надлежит воссоздать эту поразительную встречу двух прямых.

По-моему, крайне поучительный и поэтичный опыт, в котором сближаются два мира: вымысла, где создаются новые вселенные и из них рождаются истории, и реальности, где с помощью историй мы постигаем вселенную.

(Зачем я обо всем этом рассказываю? Да затем, что в самой первой моей «картонке», опубликованной в 1985 году, я пообещал писать обо всем, что взбредет мне в голову, и сегодня взбрело именно это.)