Обсуждая контроль качества образования в итальянских вузах, участники дебатов зачастую апеллируют к принятым в других странах критериям оценки. Например, сколько раз в специализированных изданиях были процитированы исследования того или иного доцента или кандидата на место. Даже существуют организации, скрупулезно собирающие подобную статистику, и на первый взгляд этот подход может показаться эффективным. Но любое количественное регулирование имеет свои ограничения. Та же история с другим критерием эффективности вузов, применяемым в том числе и у нас, – подсчетом количества выпускников. Когда вуз работает, как конвейер, и исправно выдает толпы выпускников, несомненно, он кажется эффективным, но несовершенство такой статистики очевидно. Какой-нибудь третьесортный университет, пытаясь привлечь студентов, завышает оценки, закрывает глаза на недостатки дипломных работ – и наш критерий уже стал отрицательной величиной. Как тогда быть с теми учебными заведениями, где к студентам предъявляют крайне строгие требования и считают, что качество знаний важнее количества выпускников? Еще один метод, заслуживающий чуть большего доверия (хотя и он не избежал критики), – подсчитывать соотношение выпускников и поступивших. Если на первый курс поступили сто человек и пятьдесят из них получили диплом, вуз выглядит куда эффективнее и достойнее, чем тот, где из десяти тысяч студентов выпускаются лишь две.

В общем, у количественных показателей есть свои особенности. Однако вернемся к подсчету цитат. Сразу поясню, что этот критерий хорошо работает в случае с точными науками (математика, физика, медицина и прочие) и менее показателен для наук отвлеченных, например гуманитарных. Приведу пример: я издаю книгу, доказывающую, что Христос – основоположник масонства (кстати, за приличное вознаграждение, которое пошло бы на благотворительность, я могу составить целый библиографический список на эту тему, причем в него войдут самые настоящие опубликованные труды, просто их никогда не воспринимали всерьез). Запасись я несколькими неопровержимыми на вид доказательствами, можно было бы с ног на голову поставить весь историко-теологический научный мир, и уверяю вас, что сотни исследований подхватили бы цитаты из моего сочинения, причем наверняка большинство авторов приводило бы их, чтобы оспорить. Есть ли специальный счетный орган, который определяет, в каком контексте, позитивном или негативном, упоминалась цитата?

Что же делать с таким серьезным и аргументированным научным трудом, как работа Хобсбаума о «коротком веке», с которой многие не согласились и вступили в полемику? По какому критерию исключались бы все критические упоминания? Или нам теперь лишить Дарвина ученой степени, раз больше чем в половине случаев его цитировали и продолжают цитировать с целью доказать, что он неправ?

Если критерии оценки будут исключительно количественными, придется признать, что последние несколько десятилетий наиболее цитируемыми авторами остаются Бейджент и Линкольн с бестселлером о Святом Граале. Содержание – чушь собачья, но их как цитировали, так и будут цитировать. Если бы мы придерживались количественных критериев, то вуз, предложивший этим двум авторам руководить кафедрой истории религий, тотчас взлетел бы на первую строчку рейтинга.

В применении к точным наукам подобные инициативы еще более сомнительны. Несколько лет назад научное сообщество потрясла теория (крайне спорная и, вероятно, ошибочная) Понса и его коллег о холодном ядерном синтезе. Ее цитировали бессчетное число раз, почти всегда сопровождая опровержениями, и если руководствоваться количественным критерием, мы непременно должны с ней считаться. В подобных случаях, возразят некоторые, количественный критерий надо применять только к серьезным научным журналам, но – хотя в результате критерий снова станет качественным – как быть, если в пресловутых серьезных журналах этих ученых только критикуют? Нам снова нужны качественные критерии. Хотел бы я знать, сколько возражений выслушал Эйнштейн, когда обнародовал общую теорию относительности. Или вот еще один источник извечных споров: достоверность теории Большого взрыва. Известно, что многие уважаемые ученые придерживаются противоположных точек зрения. Если будет высказана новая теория, отрицающая Большой взрыв, что нам делать со всеми критическими упоминаниями у авторов, согласных с теорией? Перестать их учитывать?

Я завел этот разговор не потому, что в рукаве у меня припрятано разумное решение проблемы. Я хотел напомнить, как сложно вывести критерии превосходства, основанные на количестве, и как опасно внедрять качественные критерии (чем, как не ими, руководствовалась официальная власть во времена Сталина, изгоняя из научного сообщества всех, кто отступал от принципов диамата и не воспринимал всерьез теории Лысенко?). Я ни в коем случае не утверждаю, что достойных критериев не существует. Просто их сложно выработать, и уж больно тонкая это материя.