По случаю Дня всех святых католики ополчились на Хэллоуин с его подсвеченными изнутри тыквами и детьми в костюмах ведьмочек и вампиров, выпрашивающими у взрослых сладости. Поскольку этот праздник выступает против самой идеи смерти и, по сути своей, чествует одновременно как святых, так и усопших, его уже окрестили жалким американизмом и вдобавок обвинили в релятивизме.

Сложно сказать, что в Хэллоуине такого релятивистского, но с релятивизмом сейчас происходит то же самое, что и со словом «фашист» в 1968 году: тогда фашистом называли всякого, кто расходился с тобой во мнениях. Я сам не питаю особо нежных чувств к Хэллоуину (наверно потому, что его любил Чарли Браун) и знаю, что американские сатанисты и педофилы ждут его с нетерпением, чтобы поохотиться на детей, которых беспечные родители выпускают из дома на ночь глядя. Я не согласен лишь с тем, что это жалкое заимствование из американской культуры. Здесь есть доля истины, тем не менее Хэллоуин зародился в Европе как языческий праздник, его отмечали кельты и жители некоторых северных стран, там-то он постепенно и христианизировался.

Судьба Хэллоуина повторяет судьбу Санта-Клауса, которого изначально звали Святым Николаем: родом он был из Бари и впоследствии жил в Турции, тогда как имя «Санта-Клаус», скорее всего, произошло от финского праздника Sinterklaas (день Святого Николая). Свой вклад также сделала германо-скандинавская мифология, где подарки детям приносит Один, и в итоге языческий ритуал породнился с христианским праздником.

К Деду Морозу лично я отношусь настороженно, поскольку свои подарки я получал от младенца Иисуса и волхвов, и недавно, побывав в Кёльнском соборе, я даже проверил, на месте ли их мощи, которые Райнальд фон Дассель и Фридрих Барбаросса похитили из миланской базилики Сант-Эусторджо. Еще меня в детстве раздражали дети, вместо волхвов верившие в Бефану, которая тоже, кстати, пришла к нам из язычества и напоминает хэллоуинскую ведьму; однако церковь оставила ее в покое, поскольку, выбрав себе имя, созвучное Эпифании – празднику Богоявления, она сделала шаг к христианству. Так что после Латеранских соглашений признали и фашистскую Бефану.

Из хора спорящих по поводу Хэллоуина выбивается голос Роберто Беретты (газета Avvenire от 23 октября), который предлагает не торопиться с проклятиями и призывами к пасторскому крестовому походу, поскольку Хэллоуин «аукнулся церкви. Именно так. Уже в IV веке мудрые Отцы… предпочитали улаживать, а не запрещать, доминировать и преображать, а не отменять, истреблять, предавать забвению и цензурировать. Иными словами, наши предки умели “христианизировать” языческие праздники».

Достаточно вспомнить, что, закрепив за Рождеством 25 декабря (ни одно из Евангелий не указывает на рождение Христа именно в этот день, а по расчетам астрономов Вифлеемская звезда вообще должна была появиться осенью), христиане пошли навстречу языческим обычаям, а также германским и кельтским традициям с их праздником зимнего солнцестояния Йолем – от него, кстати, мы и унаследовали рождественскую елку (я лично предпочитаю францисканский вертеп, поскольку к нему нужно подходить с фантазией, а нарядить елку способна даже ученая обезьяна).

Выходит, вместо того чтобы рвать на себе волосы, достаточно просто христианизировать Хэллоуин, что нам и предлагает Беретта: «Если Хэллоуину (напомню, что это слово означает “канун Дня всех святых”) суждено вернуться к своим кельтским корням, вымышленным или настоящим, погрязнуть в коммерческой мишуре или “сатанинских” ритуалах, он всего лишь займет предназначенное ему место; нам же остается только размышлять, почему нашей культуре (а может, и духу) не хватило силы, чтобы пойти по стопам предшественников».