В Священном Писании и у святых отцов многие вопросы, относящиеся к пониманию того мира, нередко раскрываются диалектически. Причина этого достаточно очевидна.

Во-первых, наше сознание в настоящем состоянии не способно понять реальности того мира. Во-вторых, наш понятийный язык обусловлен кру́гом явлений этого мира и потому наталкивается на непреодолимые препятствия для описания явлений мира духовного. (Даже в своём мире не можем разобраться: что такое время, каково пространство и т. д. — и придумываем аналогии, часто взаимоисключающие.) Вспомним ещё раз слова апостола Павла о том, что он был восхи́щен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать (2 Кор. 12, 4). А преподобный Симеон Новый Богослов — напомним и его мысль — объясняет: «Люди приводят человеческие понятия, и вещи, и слова и думают, что изображают Божественное естество — то естество, которого никто из ангелов, ни из людей не мог ни увидеть, ни наименовать». По этой, в частности, причине и в святоотеческом учении, как и в Священном Писании, нет однозначно выраженного учения о вечной участи человечества. Она остаётся для нас такой же тайной, как и многое другое в том мире.

Но поскольку не говорить о Боге и Его Промысле о человеке невозможно, ибо на этом зиждется всё учение христианской религии, то и возникают формально противоречивые суждения.

Например, в Библии и у святых отцов встречаем множество слов о гневе Божьем, Его наказаниях, даже о мести грешникам. Но те же святые одновременно говорят и прямо противоположное. Например, преподобный Антоний Великий, как мы уже помним, писал: «Живя добродетельно — мы бываем Божиими, а делаясь злыми — становимся отверженными от Него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют».

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин даже так писал: Бог «не может быть ни огорчён обидами, ни раздражён беззакониями людей»; и кстати вспомним ещё более сильные его слова, приведённые ранее: «Без богохульства нельзя приписывать Ему и возмущение гневом и яростью».

Другая серьёзная причина такой двойственности суждений заключается в том, что Откровение возвещалось применительно к уровню развития разных людей.

Святитель Иоанн Златоуст, как помним, объясняет: «Когда ты слышишь слова “ярость и гнев” в отношении к Богу, то не разумей под ними ничего человеческого: это слова снисхождения. Божество чуждо всего подобного; говорится же так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых».

Подобные же противоречивые суждения видим и в Писании, и у святых отцов по вопросу о вечных муках. Поэтому Церковь ни на одном Соборе, в том числе и на V Вселенском (553 г.), осудив оригенизм, не осудила ни одного из святых отцов, писавших о полном уничтожении ада Жертвой Христовой, ни их сочинения, ни богослужебные тексты, в которых содержались эти же мысли. Церковь не осудила и Отцов, писавших о вечности мучений грешников.

Эту неоднозначность учения Писания и Отцов о проблеме ада священник Павел Флоренский назвал «антиномией геенны». Её пытались разрешить многие русские православные мыслители, такие как, прот. Александр Туберовский, свящ. Анатолий Жураковский, прот. Сергий Булгаков, Е. Н. Трубецкой, В. И. Экземплярский, Н. Ф. Фёдоров и другие. Своего рода итоги исследования этой проблемы подвёл Н. А. Бердяев: проблема ада, писал он, «есть предельная тайна, не поддающаяся рационализации».

Главная причина таких выводов заключается в том, что мыслители, к сожалению, мало обращались к святоотеческому пониманию Писания и психологии человека. Эта тайна становится понятной только исходя из цели Откровения, которое говорит лишь то, что необходимо для спасения человека. И рассмотрение её именно в этом ключе действительно показывает необходимость только такого изъяснения этой тайны человеку.

Двойственный характер свидетельств Священного Писания и святоотеческого учения о конечной участи человека, когда ни один из вариантов не утверждается в качестве безусловно истинного и не отрицается, при постоянном призыве к жизни по заповедям Христовым, оказывается для верующего единственно верным средством сохранения за ним полноценной нравственной свободы. Ибо вера в спасение только праведников может любого христианина, естественно, видящего себя грешным, привести в отчаяние и даже довести до полного отступления от христианской жизни. Но и вера в безусловность своего спасения способна развратить человека. То есть в любом случае знание своей вечной участи для подавляющего числа людей явилось бы духовной катастрофой. Оно полностью парализовало бы свободу человека в важнейшей стороне его жизни — духовно-нравственной. Легко представить себе, например, как изменилось бы наше поведение, если бы мы узнали, в какой точно день и час умрём.

Знание будущего налагает на поведение человека, не освободившегося от страстей и пристрастий, железные узы. Потому Господь и открыл эту тайну вечности человеку в такой удивительной форме, чтобы он остался вполне свободным в своём духовном самоопределении, свободным в решении главного вопроса жизни: веры в Бога и вечную жизнь личности или веры в её вечную смерть. Только в таком виде она может быть спасительной для человека, ибо оставляет ему единственно разумный путь жизни — путь веры. И становится понятным, насколько психологически глубоки слова Христа, сказанные апостолу Фоме: Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29).

Святитель Григорий Нисский прекрасно объясняет смысл этой тайны будущего. «Посредством наших свойств, — пишет он, — Провидение Божие приспосабливается к нашей немощи, чтобы наклонные ко греху — по страху наказания удерживали себя от зла; увлечённые прежде грехом — не отчаивались в возвращении через покаяние».

Но эта двойственность свидетельств о тайне вечности ставит серьёзный вопрос перед точкой зрения, утверждающей, что Церковь учит о спасении только праведников Православной Церкви и о вечных мучениях всех прочих, оказавшихся в земной жизни вне её. (Только в настоящий момент на земном шаре живёт свыше 7 миллиардов человек, православных же около 250 миллионов, из которых лишь 10 % воцерковлённых, а сколько из них праведных? Но если спасутся только праведники Православной Церкви, то получается, что Бог сотворил фактически всё человечество для вечных мучений?!) Не искажается ли таким учением смысл Жертвы Христовой, спасшей, оказывается, лишь каплю в море человеческом? Не подрывается ли беспрецедентное в истории религии учение о Боге-Любви, создавшем человека для вечного блага? И как вообще понимать то упорство, с которым отстаивается мысль о бесконечности мучений, несмотря на огромное число противоположных свидетельств?

Преподобный авва Исаия Отшельник предупреждал: «Кто понимает и исполняет слова Писания по своему разуму, настаивая упорно, что именно так следует понимать и исполнять их, тот не ведает славы и богатства Божиих. Напротив того, кто и понимая говорит: “Не знаю с точностью слова Божия, потому что я ограниченный человек”, — тот воздаёт славу Богу. В нём будет обитать слава Божия соответственно его преуспеянию и смиренномудрию».

Мудрая же двойственность Откровения об этом главном вопросе человеческой жизни снимает с Православной Церкви печать тяжёлого обвинения в будто бы безусловности её учения о вечной гибели всего (за ничтожным исключением) человечества.