ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Белый кролик
Дили-дили бом,закрой глаза скорее!
Кто-то ходит за окном
И стучится в двери…
Дили-дили бом,
Кричит ночная птица.
Он уже пробрался в дом,
К тем, кому не спится…
Он идет…
Он уже… близко!
Страшная Колыбельная из «Путевого обходчика»
Оскальзываясь на мокрой дороге и прижимая от страха уши, сквозь косые линии холодного дождя неслись во тьме мохнатые тяжеловозы. Они храпели и трусливо повизгивали, кося темные бархатные глаза на щелкающего кнутом возницу.
Огромная подвода увязала колесами в дорожной грязи, а могучие кони дружно вытягивали ее, налегая на скрипучие ремни промокшей поношенной упряжи. Летели мимо ночные косматые сосны, хмурилась бровью-облаком желтая пятнистая луна. В подводе, укрытый от лишних глаз рогожей, лежал чудовищный пленник. Он молчал, не подавал признаков жизни, возможно, уже умер от яда, пропитавшего и скрючившего исполинское тело.
За дождевыми росчерками мелькнули огни костров, и ободренный кучер прикрикнул на лошадей, понукая их ускорить бег…
Так, дракона Тоги привезли из разрушенной деревни в лагерь Северных, закованного, побежденного, еле живого. Теперь он лежал в стороне от военных палаток, связанный заклинаниями и зачарованными путами. Некромант присел в паре метров от него, осторожно с опаской. Таких красивых зверей он не видел давно. В отличие от драконов Гильдии, здоровенных, грубо слепленных зверюг, похожих на каменных болванов, вытесанных на скорую руку, юный Тоги был аккуратен, изящен и мал. От его тела, закованного в магические кандалы, шло слабое сияние. Когтистые лапы подергивались, так же, как и веки.
– Ты слышишь меня, дракон? – спросил Ану негромко.
Ответом ему послужило слабое движение чешуйчатой головы, то ли кивок, то ли вздрагивание. Уловив движение, оба мертвеца, ожидавшие в стороне, напряглись. Широ отступил на шаг, а Фиро глухо заворчал, окинув внимательным взглядом распростертое на полу тело зверя.
– «У меня к тебе предложение, маг, – телепатически откликнулся Тоги, – я перейду на твою сторону и буду служить тебе».
– Хорошо, дракон, – Ану начал говорить громче и медленнее, – если ты перейдешь на нашу сторону и примешь командование Севера, мы сохраним тебе жизнь.
– «Мне этого достаточно, – прогудел дракон и приоткрыл один глаз, – я клянусь служить тебе верой и правдой».
– К черту твои клятвы, – усмехнулся в ответ Ану, – мы заключим Договор. Ну, так что? По рукам?
Дракон ничего не говорил и не двигался. Некромант понимал, что зверь думает, взвешивая в затуманенной голове все «за» и «против» своего поспешного предложения. Заключение Договора обязало бы Тоги на века. Магия слова – великая вещь, уловка древняя и надежная, не дающая договаривающимся сторонам нарушить соглашение.
– Ну, так что? – не давая пленнику больше времени на раздумья, повторил Ану, он собирался сказать еще что-то, но тихий голос Фиро перебил его.
Слова прозвучали неожиданно и резко:
– Его надо убить. Он – предатель.
– Это настоящий дракон, Фиро, – Ану смерил взглядом мертвеца, – ты знаешь, сколько он стоит? Ты знаешь, на что он способен, как союзник?
– Союзник-предатель не способен ни на что. Предательство неприемлемо, – хрипловатый голос мертвеца стал громче, – предатели заслуживают смерти, больше, чем враги. А тот, кто заводит дела с предателями, валяется в грязи. Забудь о деньгах, наконец, некромант. Подумай о чести.
– Какая еще честь! – Ану разгневанно обернулся к Фиро.
Покладистый и такой послушный обычно мертвец взбунтовался вдруг ни с того, ни с сего. То было очень странным проявлением эмоций. Глядя на фанатично вспыхнувшие глаза мертвеца, некромант почувствовал, как по позвоночнику прокатилась едва ощутимая струйка холодного пота.
В ту же секунду, мертвец-альбинос, стоящий в стороне с обычным для него бессмысленным видом, раздул ноздри и злобно сверкнул рубиновыми глазами. Бунт на корабле? Зомби, словно собаки, чуют человеческий страх за милю – Ану знал это прекрасно, поэтому тут же собрался, не давая чувствам боязни и тревоги захватить себя полностью.
– Позволь мне убить его, – Фиро медленно потянул из-за спины мечи, – пусть как враг сдохнет с честью.
Чем тише звучал его голос, чем ужаснее он становился. Страшные мертвые глаза пылали как угли, от этого Ану потерял дар речи и словно оцепенел, глядя, как мертвец движется на него темной ледяной тенью. Из ступора некроманта вывел Широ, который зарычал, вдруг, свирепо и громко. Кому был адресован этот рык, оставалось неясным, но Ану, решив не терять больше времени, сделал едва заметное движение рукой. Губы его шевельнулись, произнося заученное на зубок заклинание, от которого разбушевавшейся мертвец, вдруг, согнулся пополам, словно от сокрушительного удара под дых.
– Какая, к дьяволу, честь! – крикнул некромант упавшему на одно колено Фиро. – Нет никакой чести! Ты просто помешался на предательстве! Что за гонор? Что за нелепые амбиции?
– Что ты знаешь о чести, – тихий голос снова прозвучал в ответ, – когда не располагаешь ни жизнью, ни смертью, остается лишь честь. Одна для всех и каждого. И живому и мертвому равная, – бешено пылающие глаза потухли, помутнели.
Мертвец встал с колена и шагнул назад. Он ссутулился, низко опустил голову, его серое лицо выглядело усталым и болезненным.
Широ, внимательно наблюдавший за происходящим, склонил набок голову, словно собака, и снова зарычал. Было неясно, что тревожило альбиноса: то ли он хотел заступиться за некроманта, то ли наоборот, вздумал поддержать собрата. Ану всегда помнил о том, как сильны у мертвецов узы стаи, и если взбунтовался один, то не исключено, что и другие выйдут из-под контроля. Поймав пустой, холодный взгляд Широ, некромант чуть двинул рукой. Мертвец тут же отступил к стене и затих. Вроде бы пронесло, но позицию лидера надо было утвердить, а Фиро все не унимался, продолжая твердить о чести.
– О чести говоришь? А головой ты подумал? Пораскинул своими гнилыми мозгами? – Ану стремительно приблизился к мертвецу и, ухватив его за пушистый мех на воротнике, тряхнул что есть мочи. – Припомни-ка лес лаПлава! Уж не забыл ли ты о том, что дракон, как и единорог – тварь непростая, и последствия его убийства будут непредсказуемые. Убьёшь его, и земля изольет на нас всю ярость своей неконтролируемой древней силы. Убийство дракона – величайший грех. Я поднял тебя, и значит у нас с тобой одна душа, на двоих, так что все твои грехи запишутся на мой счет!
Выпалив эти слава, Ану задохнулся в конце тирады и, тяжело вздохнув, выпустил воротник Фиро. Тот же не перечил более, стоял, покорно склонив голову, как и положено ему было стоять перед некромантом.
Всю ночь, после этого случая, Ану не мог уснуть. Его терзали кошмары. Казалось, что мертвецы вышли из-под контроля, и преследуют его, поджидая за каждым кустом и углом человека, нарушившего их покой. До последнего Ану считал, что поднять Фиро и Широ – оказалось делом успешным и прибыльным, но в один миг многолетняя иллюзия разрушилась и мертвецы, такие верные и надежные, вдруг показали себя с иной стороны…
А ведь Учитель когда-то давно предупреждал его об этом. Высшие зомби – не просто ходячие трупы – у них есть память и душа, которую дает им некромант. О том, что зомби и поднявший их колдун имеют общую душу, Учитель также рассказывал: «Помни, Ану, – говорил он с тоской, – каждая смерть, сотворенная твоими мертвыми солдатами, ляжет клеймом на твоей душе! Ты молод сейчас, и всю твою долгую жизнь тьма будет копиться в твоем сердце, так что, умирая, не рассчитывай на место в Раю…»
Некромант выдохнул, в груди защемило от тяжких воспоминаний. Он мысленно попросил Учителя о прощении и провалился в тревожный сон.
Во сне рыжая девушка, прекрасная, как весна, кричала ему что-то, а он тянул руки ей вслед, умоляя не уходить. Нани. Так звали его сестру, не родную. В родительском доме она была подкидышем, но об этом отец и мать Ану никогда не говорили, не желая опечаливать любимую, хоть и приемную дочь. Молчал и Ану, а молчать ему ой как не хотелось. Странная, совсем не братская любовь, которую он питал к сестре, угнетала юношу, заставляя изо дня в день перебарывать в себе желание рассказать девочке всю правду. Но, какой бы обреченной и запретной эта любовь не казалась, все же, она была светлой и чистой. Поэтому Ану молчал, тихо вздрагивая от счастья, когда видел, как искренне Нани произносит слова: «Мама» и «Папа»…
Некромантия – это не просто дар, не просто навык, не просто тяжелый усердный труд. Некромантия это умение чувствовать, предвидеть и не поддаваться на простые человеческие слабости. Некромантия требует мыслить трезво и ясно, отрекаясь от страстей и привязанностей…
Когда погибшая Нани откликнулась на зов брата, Ану очень чётко осознал грань между жизнью и смертью. И какой бы сильной не была его любовь к сестре, как не шептала она его имя ледяными окровавленными губами, юный Ану точно знал, что явившийся к нему странный огнеглазый призрак, ликом своим походящий на дорогого человека – это не его возлюбленная Нани. Граница, разделяющая живого и мертвого, была столь ясной, столь осязаемой и столь понятной, что он ни разу не потешил себя даже слабой надеждой на то, что перед ним живая сестра, чудом вернувшаяся из загробного мира.
«Хороший некромант должен быть слеп!» – говорил ему когда-то Учитель, ведь никакие узы, дружеские или родственные, никакие мороки не должны сбивать с пути. Что бы ни видели глаза, ни слышали уши, сердце, наткнувшись на мертвенный холод, не должно ошибаться. То, что раньше было родным, после смерти становится чужим и опасным. Осторожность – еще один навык некроманта. Сила воли, сила мысли, самоконтроль.
В отличие от множества прочих некромантов, Учитель был очень набожным человеком. Поговаривали, что в молодости он даже служил священником в одной из церквей Северного Централа. Ану в это слабо верилось – не тот человек был Учитель, чтобы его приняли в святую обитель. Не тот. Знания его о темной науке были слишком обширны, чтобы накопить их даже за половину жизни.
Священный Централ не привечал темные науки, хотя гонениям некроманты, будучи потенциальными наемными воинами, никогда не подвергались. На севере церковники относились к магам темной стороны скептически, понимая, что без них армия ослабнет. К тому же, мертвяки занимали места живых солдат, спасая тем самым множество людей от гибели в войнах. Видимо поэтому, церковь давно пересмотрела свои отношения с силами тьмы и их приверженцами. В оправдание этому среди северян ходила поговорка о том, что свет, порой, может ослепить и обжечь, а во тьме, бывает, можно спрятаться от врагов.
Однако, несмотря даже на такое лояльное отношение, Учителя считали еретиком. Порой, он произносил столь богохульные вещи, что Ану вздрагивал от страха и благоговения, ведь, если подумать, слова эти звучали слишком логично и обоснованно. Учитель говорил в основном. На практике он мало что показывал. Чаще всего упокаивал расшумевшихся зомби на поселковых погостах, изредка поднимал слабеньких мертвяков и павших животных, показывая Ану, что и как нужно делать.
А потом Учитель оживил Хайди. Он долго думал перед этим, сомневался, но все же показал и объяснил ученику странный и страшный ритуал. Казалось, знание тяготило Учителя, он понимал, что не стоит его распространять, но не удержался и все же рассказал Ану, о том, что знать не следовало.
Темной ночью у дверей остановился катафалк. Мрачный кучер о чем-то пошептался с Учителем и уехал, сунув в карман тугой кошелек с деньгами, а взамен оставив труп, с головы да ног укутанный мешковиной, который Ану с Учителем поспешно унесли в подвал. Юный некромант с удивлением рассматривал лежащего на сыром заплесневелом полу человека, очень красивого, богато одетого… .
Так был поднят самый первый из трех, существующих ныне высших зомби. Свое имя – Хайди, мертвец назвал сам. Ану даже рот открыл от удивления, ведь странный зомби не только умел разговаривать, но и прекрасно помнил большую часть событий своей прошлой жизни.
О магии такой степени мастерства Ану даже и не помышлял. Обычные зомби были просто телами, пустышками, накачанными энергией. О том, что падаль является прекрасным накопителем и проводником, знал каждый начинающий некромант. Для поднятия использовали природную силу, вернее ее нижний слой, или поток: просто направляли его насквозь, через труп и возвращали ему, тем самым, способность двигаться и действовать в соответствии с самыми примитивными инстинктами.
В случае с Хайди, как объяснил Учитель, все оказалось гораздо сложнее, ведь для того, чтобы зомби мог пользоваться памятью и разумом – сложными функциями мозга, ему была необходима душа. Без души подобные возможности недоступны. Вот только воскресить умершего и вернуть ему отобранную душу мог лишь Всевышний Создатель, но Учитель сумел обмануть даже Его. Он отдал мертвецу часть собственной души, приняв за это все полагающиеся последствия.
«Мы поднимаем мертвых лишь ради греха, – сказал он тогда Ану, – ради убийств, ради войн, ради смерти. Выходит, кару за все эти страшные деяния нести должны мы сами. Запомни это, мальчик, и сто раз подумай, прежде чем повторить все, что ты увидел сегодня». Ану пожал плечами удивленно и наивно поинтересовался, зачем же тогда Учитель показал ему сомнительный ритуал. «Ради жизни, мальчик, только лишь ради жизни. И ради спасения. Я хочу, чтобы нашелся когда-нибудь тот, кто сумеет довести мое знание до конца, кто научится воскрешать людей, а не поднимать мертвяков. Лишь поэтому я не стал молчать».
За всякое зло надо платить. Но об этом забываешь, почему-то. Когда получаешь силу великую и запретную, начинает казаться, что именно тебя должно пронести мимо бед и опасностей. Но искушения порой оказываются слишком велики, и ты оправдываешь себя тем, что простому человеку не реально противостоять искушению. Как же так? Великую силу, значит, можно, а великую ответственность, значит, и не снеси?
Как там говорил Фиро – честь? Странный мертвец, хотя и его можно было понять. Чтобы хоть как-то удержаться в мире живых, нужно иметь цель. «Моя цель – прославить свое имя в битвах и вернуть честь рода» – так говорил Фиро. Это он мог делать независимо от жизни и смерти. Сражаться во имя славы и чести. Пусть так. Пусть поступает, как хочет!
Ану, сжал кулак и нахмурился. Предательство. От этого слова он вздрогнул, от этого слова ему стало страшно. Табу. Запрет себе даже думать об этом. Но мысли, как прорвавший плотину поток, хлынули в голову. Мысли о прошлом: когда Учитель подня Хайди, а Ану, ослушавшись запрета, поднял сам еще двух мертвецов. О том, что было потом, он не хотел вспоминать и в панике обхватил голову руками, пытаясь тем самым остановить ход непослушных мыслей.
Из нежеланных воспоминаний его вырвал заунывный, тоскливый мертвячий вой. Словно почуяв тревогу своего господина и повелителя, мертвяки выли жуткими печальными голосами. Услышав остальных, откуда-то из леса подал голос и Фиро. Он замер на большом валуне, закинув голову и закатив глаза, наслаждаясь проходящим через горло ледяным потоком воздуха. Широ тоже не заставил себя ждать, даже бросил недоглоданную коровью кость, откопанную где-то у опушки леса.
Лагерь не спал до утра. Смелые гоблины и благородные рыцари сидели в своих палатках, боясь даже нос наружу высунуть. Разгневанный и сонный Кадара-Риго поклялся утром содрать шкуру с бестолкового некроманта, позволившего устроить среди ночи этот концерт, но это утром, а сейчас сам дьявол бы не заставил его выйти из палатки.
Перед долгой дорогой потомственный сыщик Франц Аро успел ненадолго заехать в родное имение. Увитый виноградником одноэтажный дом дышал сонным покоем. Садовники подстригали газон на дворцовый манер и подвязали розы белыми лентами.
По колючей траве, поджимая на бегу то одну, то другую жилистую лапку, навстречу молодому человеку выбежала серая левретка в алом плетеном ошейнике, за ней еще одна, белая.
– Карла, Молли, – присев на корточки, Франц потрепал собак по ушам. Тут же поднялся, тщетно пытаясь разогнуть сутулую с детства спину. – Здравствуй, мама. Я ненадолго, дела.
Женщина, глазами удивительно похожая на Франца, но чуть менее сутулая, подняла на руки белую левретку.
– Весь в работе, мой мальчик, и отец тоже, – дама коснулась щеки Франца холодными пальцами без перстней.
Под ногтями видны были темные полоски от забившейся земли.
– Мама, ты опять работала в саду? – Франц поймал ее руку и сжал в теплых ладонях. – Я видел отца при дворе, он заедет на неделе, и я обещаю, возьму отпуск, как только разберусь с делами.
Почти все драгоценное время Франц потратил на беседу с матерью. Дело оказалось неотложным. Наскоро собрав необходимые вещи, он погрузил кладь в небольшие седельные сумки и приторочил к седлу. Мать не отходила от него ни на шаг, восхищаясь статью и породой лошади, полученной сыном из личной конюшни принцессы Лэйлы.
Франц жалел женщину безумно. Госпожа Аро бредила семьей, обустраивала дом и двор, сама готовила непревзойденные кушанья, сама сажала и растила невиданные заморские цветы. Но семья редко собиралась вместе. Отец Франца был в доме скорее гостем. Да и сам Франц, поступив на службу, наведывался домой нечасто.
Расцеловав мать, молодой человек бросил прощальный взгляд на дом. Темные окна среди роз и винограда навевали грусть. В больших залах давно не устраивали приемов и балов. Для кого? Мама одиноко замерла у ворот, по привычке поправила запутавшиеся ветки роз в квадратной мраморной вазе.
За воротами ограниченная двумя рядами кипарисов шла дорога от имения к тракту, ведущему в Ликию. Вдоль тракта тянулись деревни. Не те деревни, что были у границы или в центре Королевства, с замызганными работягами-крестьянами, разводящими грязь свиньями и курами, и деревянными неказистыми домиками.
Рядом с культурной столицей даже деревенские жители носили модную одежду, дома строили из камня, а вокруг разбивали сады и цветники. При каждом таком поселении обустраивался парк, в который, на общие средства жителей, приобретались подешевле во дворцах Ликии сколотые или поцарапанные статуи. Богатые горожане не терпели изъянов и избавлялись от отслуживших свое садово-парковых украшений.
Привыкший работать в городе, Франц тревожился. Слухи о том, какая дикость царит за пределами культурной столицы, его вовсе не радовали. Но долг – есть долг. И дело государственной важности – есть высшей меры честь, оказанная лично принцессой Лэйлой ему и его семье.
И снова этот сон… Холод и темнота. Бум. Бум. Боль во всем теле, выходящая откуда-то из головы. Бум. Бум. С каждым «бумом» все больнее. Глаза открыты, но не видят ничего – то ли ослепили заклинанием, то ли просто темно… . А может, их уже и нет, глаз? Таша пришла в себя. Бум. Голова девушки ударилась о что-то холодное и жесткое, тело не слушалось. Связано? Нет, вроде бы нет… Бум. Снова…
Страшный сон стал явью. Кто-то, кто не видать, волок ее за ноги грубо, как мешок с хламом по бесконечной лестнице вниз. Она считала ступени головой. Бум. Бум. Бум. Когда кончится все это? Таша не могла ни крикнуть, ни вздохнуть. Но, наконец, лестница кончилась, перед глазами мелькнул грязный пол и уходящие в темноту решетки вдоль стены.
– Сюда ее, – голос грубый и прокуренный раздался сверху, громыхнули ключи, и скрипнула дверь камеры.
Ташу бросили на холодный каменный пол, дурно пахнущий смесью плесени и тухлой еды.
– Покормить не забудь, в этом крыле никого больше нет. Помрет – будешь отвечать, – голос того, кто принес принцессу, звонким эхом отразился от стен, – смотри!
– Хорошо, хорошо, – буркнул в ответ подземный стражник и щелкнул огнивом, отлетевшая искра отскочила на камни камеры, осветив ржавую миску на полу и вилку, длинной цепочкой прикованную к пруту решетки.
– Эта пленница здесь по личному приказу… – конвоир перешёл на шепот, а охранник только плюнул в ответ.
– Мне по барабану, – грубо огрызнулся он, – чья там она пленница.
Спустя время, принцесса окончательно пришла в себя. Отбитая голова гудела, любое движение отдавалось во всем теле нестерпимой болью. Перед глазами, посеченный штрихами вертикальных перекладин решетки, виднелся коридор, где на стенах, потрескивая, чадили масляные факелы.
Собрав остатки сил, Таша села и задом отползла к дальней стене. Справа и слева тоже были решетки, а за ними непроглядная темнота. Правая камера, похоже, вообще не имела выхода в коридор, погружалась вглубь строения. Левая пустовала. На полу валялась труха от рассыпавшегося, прогнившего напрочь тюфяка.
Возле стены, к которой прислонилось спиной Таша, нашелся укрытый рогожей невысокий настил, заменяющий пленникам кровать. Забравшись на него, принцесса укуталась ветхой тряпкой, и стала потихоньку приходить в себя. От сырого промозглого холода ее била дрожь, а отбитая голова раскалывалась от боли, отчего в глазах двоилось и плыло.
Плен. Принцесса уже находилась в плену однажды. Теперь захваченный врагами лаПлава казался раем. Подземелье, неизвестное, воплотившееся из самых страшных кошмаров, наводило ужас и тоску. Отчаяние охватило девушку. Она закрыла глаза, вспоминая друзей: милую Таму, хмурую Айшу, отважного Ришту и веселого Нангу. Страшная битва, грянувшая в маленькой гоблинской деревне, унесла множество жизней. Таша не ведала, чем закончилось то сражение, и сердце ее сжималось от мучительных предположений. Живы ли друзья? Остался ли в живых хоть кто-то…
– Встать! – грубый голос, раздавшийся в коридоре, вырвал девушку из водоворота мучительных спутанных мыслей.
– Эй, ты, встать! – рявкнул стражник, – подойди к решетке, живо.
Решив не спорить, Таша поднялась и испуганно приблизилась. Охранник был не один, с ним пришли «гости». Увидав их, принцесса вздрогнула и попятилась вглубь камеры. Озарив чистым золотом одежд угрюмое подземелье, на Ташу внимательно смотрела удивительная девушка. Ее одежда сияла неподобающей для ситуации роскошью. Длинные волосы, сплетенные в толстую косу, увивали жемчужные нити. Пришелица окинула презрительным взглядом охранника и посмотрела на Ташу нервно и зло.
– Эта тварь не имеет и капли магической силы, Тианар, – обратилась незнакомка к своему спутнику.
Таша его сначала не заметила, но увидев, вздрогнула, а в голове мелькали путаные воспоминания. Лицо эльфа было знакомо.
– Сюда подойди! – прошипела Нарбелия, именно она то и была.
Понимая, что спрятаться в камере не куда, а непослушание чревато последствиями, Таша вплотную подошла к решетке, покорно ожидая свою участь. Нарбелия, в свою очередь, сузила подведенные «под-эльфийку» глаза, отчего зрачки ее расширились и посерели.
Таша почувствовала, как неукротимая сильная воля проникает в ее мысли. Словно ледяной ветер обдул лоб, и между глаз на переносице стало невыносимо больно. Она дернулась, но тело не слушалось, всполохи боли, как языки пламени, вспыхивали то тут то там. Из носа по губам потекли горячие кровяные ручейки.
– Пустая! – раздраженно фыркнула Нарбелия. – Нет на ней ничего, Тианар! Зачем ты эту дрянь вообще подобрал? – от гнева ее красивые губы скривились, потеряв первозданную симметрию.
– По-твоему, она вызвала монстра из-под земли? Смотри внимательно! – рыкнул на спутницу принц.
– Хорошо, хорошо, – тут же растаяла млеющая перед эльфом красавица. Мужской пол всегда был слабой стороной Нарбелии. Высокородными и красивыми поклонниками она никогда не брезговала. Так что порой доходило до скандалов. Еще бы! Наследница самого Короля водит сомнительную дружбу с двумя мужчинами сразу. Однако Нарбелию это не смущало. Осознав себя почти небожительницей, умная, талантливая и прекрасная она плевала на моральные устои. К тому же обе ее пассии были эльфийскими принцами. Сложно выбирать из двух брильянтов! Лучше брать оба…
Тианар. Его неумолимая грозная сила пленяла ее. Его угрюмое спокойствие и показная холодность. Затуманенный страстями разум принцессы, ледяной и расчетливый в государственных делах, в делах любовных становился разумом весенней кошки. Читающие мысли врагов глаза становились незрячими, как у крота. А что же сам Тианар? Нарбелию он никогда не любил, однако, дела государственные благоволили к тому, чтобы нелепая связь с помешанной на эльфах принцессой существовала. Ум и магические способности девчонки были хорошим подспорьем во многих делах. Благосклонность Короля тоже.
Жадная до мужчин Нарбелия ненавидела весь женский пол. Она была патологически ревнива. Страдали от этого не только несчастные дамы, не угодившие королевской наследнице излишне красивой внешностью или эксклюзивным нарядом, но и избранники принцессы, позволяющие себе кинуть заинтересованный взгляд на кого-либо, кроме венценосной Нарбелии. Под горячую руку попадали дворянки и посудомойки, шестнадцатилетние принцессы и пятидесятилетние няньки.
Мстительность Нарбелии не знала границ. Положение в обществе не позволяло ей опуститься до убийства, однако, наследница умеючи унижала своих соперниц. Позорные падения на балах, порча одежды, перекрашивание волос – магический дар, данный свыше явно для других целей, наследница использовала с фантазией. Все эти мерзкие гадости Нарбелия считала невинными шутками, дико смешными и остроумными.
Боль отпустила голову Таши, но она все еще продолжала судорожно сжимать решетку. «Неужели все? Пожалуйста, пожалуйста». Она бы взмолилась, упала на колени, прося пощады, но тело не слушалось, язык онемел.
– Сейчас посмотрю внимательнее, – Нарбелия расправила подол сияющего платья, кокетливо тронула пальцами волосы.
Новая волна боли заставила ташину голову завернуться назад. Через секунду сознание покинуло девушку.
– Ну вот, – Нарбелия раздраженно всплеснула руками, – перестаралась.
– Умерь свою злобу, наконец, – грубо оборвал ее Тианар, – нашла к кому ревновать! Если информатор умрет? Мы вообще ничего не узнаем. Это не шутки, принцесса! Убит дракон Гильдии, второй в плену! Все очень серьезно.
Наследница попыталась возразить, но захлебнулась глотком воздуха и промолчала. Порой принц вел себя с ней столь грубо… Но он прав. Пыл стоило поумерить.
Едва освещенные стены подземелья. Широкие и высокие ступени, будто и не для человека вырубленные. Нарбелия подобрала подол дорогого платья, надетого столь некстати. Выйдя из катакомб, она с облегчением вздохнула и любовно посмотрела на принца. Тот ответил ей быстрым хмурым взглядом. Несмотря на то, что пленница не выдержала чтения мыслей, кое-что они узнали. Шаман. В деревне гоблинов жил шаман. Возможно, загадка убийства драконши связана с ним. Хотя, степные колдуны никогда не равнялись силой даже с людьми, не говоря уже об эльфах. Тианар тоже не верил в то, что столь сильная магия была сотворена каким-то гоблином…
Гиенья Грива медленно возрождалась из пепла. Сначала жители ютились в шалашах, собранных из костей драконши, а потом укрытых шкурами и травой. Дома отстраивались постепенно. Из-за того, что никто не хотел обустраивать новое жилье на пепелище старого, возрождающаяся деревня сдвинулась далеко вглубь степи. Она стала меньше в несколько раз. После грянувшей битвы от жителей осталась лишь четверть.
Оставшись без Таши, Тама загрустила по дому. Несмотря на поддержку гоблинов, она чувствовала себя одинокой и опустошенной. Дни шли, и легче не становилось. Наконец, пастушка решилась на обратный путь, домой, в лаПлава. Когда-то Тама отправилась в путешествие вместе с принцессой, а теперь, без Таши все потеряло смысл.
– Я вернусь в замок и расскажу всем о том, что случилось с его наследницей! – девушка была исполнена решимости, и друзья не стали с ней спорить.
– Я провожу тебя. Одна ты не доберешься, – заявила Айша решительно и тут же прикрикнула на попытавшегося возразить брата, – нет, Нанга, я поеду. В деревне и так почти не осталось воинов-мужчин.
Гоблин нахмурился, но согласился, слова сестры оказались справедливыми.
Наутро, после недолгих сборов, Тама и Айша верхом на Таксе двинулись в путь. Нанга и Ришта проводили их до края степи. Ришта молчал, не говорил ни слова, прощаться было не в обычаях степного народа. А Нанга, веселый и бодрый, как раньше, подмигнул девушке заговорщицки:
– Помнишь, что я говорил тебе в деревне у лаПлава? Не забыла?
– Припоминаю, – хитро улыбнулась Тама, и поправила локон, выбившийся из-под капюшона кожаной накидки, – предлагал стать твоей десятой женой!
Ришта удивленно поднял брови, а Айша громко фыркнула и насмешливо сморщила нос.
– И совсем не десятой, а первой и единственной! – не растерялся Нанга, – и нечего насмехаться, я свое слово держу! – он поднял на дыбы Черныша и взмахнул перетянутой льняным бинтом рукой, – обещаю, что отправлюсь на подвиги, а потом, окружив свое имя славой, приеду за тобой! Будешь ждать меня, моя пастушка?
– Буду, – потупив глаза и, зардевшись, улыбнулась Тама. Айша открыла, было, рот, чтобы съязвить по поводу подвигов брата, но пересилила себя и удержалась.
Неспешным шагом гигантский черный конь шагнул в подлесок. Тама оглянулась назад. В степи исчезали две точки – Ришта и Нанга. Пастушка скривила губы, силясь удержать навернувшиеся на глаза слезы. Степь, как и прежде, колыхалась золотыми волнами. Ее солнечное тепло осталось в сердце девушки, согревая и даря надежду.
В лаПлава все вернулось на круги своя. Как и раньше дремал на посту у ворот старый Геоф, а подслеповатый огромный кобель хрипло брехал на скотницу, разлившую посреди двора молоко. Казалось, ничто не может выбить из привычной колеи размеренное и однообразное существование обитателей этого места. Ни война, ни враги, ни плен. Война закончится, враги уйдут, а в лаПлава, все равно, все пойдет по-прежнему.
Лорду Фаргусу опротивела провинция с ее застоявшимися порядками, с ее неспешностью и непробиваемой, глухой неизменностью. Его раздражала местная еда, слишком простая и непростительно свежая. Ему надоела сдобная и румяная красота местных девиц, бесстыдно выпирающая из вырезов на поношенных платьях. Лорду безумно хотелось вернуться в столицу, посетить какой-нибудь шикарный прием или бал и подцепить там элегантную субтильную красотку.
В свои почти сорок лет Фаргус слыл при дворе старым ловеласом и закоренелым холостяком. В семье он не нуждался, довольствуясь одноразовыми романчиками с королевскими фрейлинами, знатными вдовами и заскучавшими женами дворян. Уйма племянников и племянниц с лихвой заменяла ему собственных наследников. Род, из которого происходил лорд, был несказанно многочислен и плодовит. Родственники жили в наследных имениях, шикарных и дорогих, куда Фаргус периодически наведывался с подарками отдохнуть и погостить. Сам он обитал в скромном особняке в столице. Прислуги держал мало.
Будучи истинным горожанином, лорд не мог долго находиться в деревне. Мучаясь от скуки, он искал повод поскорее убраться из провинции, поближе к Королю и двору, туда, где неизменно гремела музыка и шелестели по полу юбки последней моды, где говорили о войне те, кто никогда не сражался сам, где роскошью прикрывали застой и упадок.
То, что Королевство обеднело, если не сказать обнищало, казалось, не принимали и не замечали лишь в королевском дворце. Разваливающиеся дороги, заброшенные поля, вымершие деревни, все находилось за стенами столицы, но все это было тем самым Королевством, которое великая столица возглавляла. В упадок пришло не только Королевство, весь Запад, казалось, впал в депрессию, беднея и слабея.
Союз с Высокими эльфами, соседями великими и могущественными, вместо ожидаемой помощи и поддержки принес войну. Казалось, Высокий владыка с легкостью опытного кукловода дергал за ниточки, заставляя умирающее от истощения Королевство бросаться на неприрученный Север.
Север. Никто ничего не знал о Севере толком. Туда уходили беглые преступники, уезжали, спасаясь от долгов, разорившиеся купцы. Никто не ожидал, что королевская армия, науськанная Высоким владыкой, получит там мощный отпор. Северные не просто «огрызнулись» на этот опрометчивый выпад Короля, более того, они восприняли агрессию как повод двинуться на юг, превратившись из защитников в захватчиков. Собрав армию наемников, разношерстную, но мощную, Северные разбили королевские войска на границах, а после ринулись в центр Королевства, минуя свободные замки. Потом они словно замешкались, встали лагерем и принялись ждать чего-то, по-другому объяснить их задержку не получалось.
Обо всем этом думал Фаргус, хмуро разглядывая из окна оживленный двор замка. А ведь все началось с Короля. С его неуместного согласия поддержать эльфов в войне. Будь они неладны, эльфы. Фаргус в сердцах ударил кулаком по растрескавшимся камням подоконника. Что они пообещали Королю за поддержку? Торговый путь в обход Апара? А что там, за Апаром? Дикий и неизведанный Шиммак?
Отвлеченный от раздумий служанкой, что созывала всех в обеденный зал, лорд столкнулся в коридоре с Байрусом. Молодой человек выглядел нервным и озабоченным.
– О чем тревожитесь, генерал? – поинтересовался Фаргус вежливо, но безразлично, как того требовал этикет.
– А вас, лорд, как я вижу, мало что тревожит в этой жизни, – сквозь зубы ответил Локк.
– Ну, будет вам, мой друг, – Фаргус примирительно улыбнулся, – я понимаю, что война и сорванная свадьба изрядно потрепали ваши нервы…
– Война – отрада для воина, – тут же перебил его Байрус, грубо и раздраженно, – а свадьба лишь отложена на небольшой срок!
– Так ваша невеста нашлась? – Фаргус с наигранной искренностью сцепил пальцы рук и, подавшись всем телом вперед, изобразил полное внимание, – поведайте, как? Где?
– Принц Тианар лично занят ее поиском и возвращением домой. Вы ведь знаете, чего стоит слово эльфа!
– Безусловно, – лорд склонил голову, соглашаясь, и ухмыльнулся в усы. Раздражительность и самоуверенность Локка забавляли его, давая повод поиздеваться над молодым генералом, прикрывшись маской понимания и сочувствия. Это было вполне в духе дворца, где придворные не теряли возможности посоревноваться в острословии, ехидстве и взаимных подколках. Однако если дразнить злого пса слишком долго, есть риск оказаться покусанным. Фаргус понимал это прекрасно и решил закончить диалог поскорее, закинув напоследок последний камушек в бурную реку байрусова терпения:
– Выходит, скоро вас можно будет поздравить – вы станните полноправным хозяином лаПлава!
Байрус не ответил, смерил лорда гневным взглядом и зашагал прочь.
Фаргус, привыкший к дворцовым интригам, хитрый и пронырливый, чувствовал себя слепым кутенком с тех пор, как рядом с ним оказался Хайди. Соратник весьма отталкивающий, если не сказать омерзительный. Фаргус не мог позволить себе доверять мертвецу, однако тонкое чутье и проницательность последнего не позволяли лорду отказаться от неприятного союза.
Хайди мог находить в простых на первый взгляд словах и диалогах множество скрытых смыслов. Казалось, он умел смотреть сквозь толстые лбы королевских вельмож и прожигать взглядом точеные черепа Высоких эльфов. Он чуял мысли, как чует гончая след лисицы, он видел незримое за ничего не значащими на первый взгляд словами, словно орел, способный оглядеть с высот поле боя и заранее оценить исход грядущей битвы.
Фаргус вздохнул тяжело и горько. Сам он был не в силах разгадать тех политических загадок, что терзали его ум последнее время. Отсиживаться в лаПлава больше не имело смысла. Здесь все было ясно и не интересно – королевские приспешники делят свободные замки, прикрывшись войной. Эльфы осмотрелись на границах и поспешно убрались восвояси, оставив Короля самого разбираться с Северными. Настала пора возвращаться домой, в столицу. «Придется взять с собой Хайди, но может оно и к лучшему» – подумал лорд, твердо решив собраться к утру следующего дня, а в обед отправиться в долгожданный путь…
Нередко размышлял о своих союзниках и принц Тианар. Мертвец – союзник, еще несколько лет назад эльф бы даже не задумался о таком. Немыслимо, непристойно, возмутительно заключать союз с нежитью, да еще и позволять мерзкой твари насмехаться и глумиться над величайшими представителями властвующих родов.
Теперь Тианар мог лишь сжимать кулаки и закусывать губы до крови. Нынешнее положение дел заставляло гордого, но далеко не глупого эльфа терпеть и сдерживать свой праведный пыл. Мертвец был необходим союзникам. Ведь это был тот самый мертвец, что ослушавшись некроманта Северных Ану, перешел на сторону Короля. То был слишком умный, сильный и самостоятельный мертвец… Союзник, так союзник. Теперь даже господин Зомби казался Тианару лучшим союзником, чем те западные негодяи из Волдэя, что подмяли под себя всю власть во Владычестве Высоких эльфов.
Что-то недоброе творилась с тех пор в Эльфаноре. Чудовищный жертвенник, где погибли юные эльфийки, дракон и единорог. Конечно, превозносящая эльфийский народ Нарбелия могла поверить в то, что в столице бесчинствует некромант, но прозорливый Тианар прекрасно понимал, что это лишь нелепая выдумка, глупая и странная. Выдумка, прикрывающая чью-то спину. Страшный алтарь определенно не был делом рук некроманта, то являлось не возможным – стражники, войны и маги надежно патрулировали город Высокого Владыки. Принц скрипнул зубами нервно, перед мысленным взором черным росчерком промелькнула ласточка Волдэя…
У ворот Ликии, на Приглашенной площади было безлюдно. Ветер гонял пыль по каменным плитам, истертым тысячами башмаков, колес и копыт до блеска. Где-то в проулке играла музыка. Скрипучая однообразная мелодия тянулась, перемешиваясь с дымком, тянущимся от таверн, ютящихся в окружающих площадь домах.
Франц вел коня в поводу, внимательно оглядывая случайных прохожих и завсегдатаев этого места. Именно сюда подошел обоз с лесными девами. Здесь эльфиек ждали сопровождающие – лесной эльф и Высокий из Западного Волдэя. Отсюда девы под конвоем выдвинулись в Нарн, но до города так и не добрались.
Франц в раздумьях побродил по площади, зашел в несколько купеческих лавок, расспрашивая местных торговцев об эльфах. Те в основном были заняты своими делами и обращали мало внимания на кого-то кроме потенциальных покупателей или воров. Создавалось впечатление, что интересующие сыщика эльфы никогда не посещали Приглашенную площадь или же воспользовались своими легендарными плащами, способными придавать невидимость.
– Господин! Эй, господин! – раздался голос, оторвав Франца от созерцания купеческих лавок, горбатой арки ворот и пустой дороги, ведущей из Ликии на запад.
Сыщик обернулся. Позади него стоял бездомный мальчишка-шарманщик, тощий и высокий. Его одежда запылилась и потеряла цвет, однако, цепкий взгляд Франца определил, что ранее эти грязные тряпки были одеянием королевского пажа. У ног мальчика сидела ручная обезьяна. Судя по проплешинам и седине, она была очень стара. Из кармана зеленого бархатного сюртука обезьяны, гораздо более опрятного и чистого, чем одежда ее хозяина, торчал ржавый лорнет с треснутым стеклом.
– Что вам угодно? – Франц кивнул бродяге, приветствуя: воспитание требовало вести себя учтиво с собеседником, не зависимо от статуса и знатности последнего.
– Я слышал, что вы ищите кое-кого, господин, – тихо произнес мальчик, а его седовласая спутница достала из кармана лорнет и строго посмотрела на сыщика, – так вот, Томми был бы рад вам помочь, господин, и мог бы рассказать кое-что.
– И что же уважаемый Томми хочет взамен? – поинтересовался Франц.
– Золотой, – уверенно заявил Томми, а его обезьяна свирепо оскалилась и яростно закивала, поддакивая.
– Я дам тебе золотой, если речь действительно пойдет о том, что меня интересует, – согласился сыщик, – я слушаю.
Томми кивнул, скинул с плеча ремень шарманки и аккуратно положил инструмент на брусчатку. Сам плюхнулся рядом в пыль. Францу тоже пришлось присесть, чтобы лучше слышать неожиданного свидетеля. Устроившись, наконец, шарманщик начал свой рассказ.
– Пару недель назад на площадь пришли два эльфа, Томми видел их своими глазами, как вас сейчас. Если вы не верите мне, спросите у госпожи Линды, она подтвердит, – рассказчик многозначительно переглянулся с обезьяной, и та снова жутко оскалилась, а потом закивала, – один из тех эльфов был обычный себе эльф, такой холодный и важный, как то ему, эльфу и положено. А, вот, второй был такой странный, с огромными ушами и белыми волосами, и глаза его были как у дикого зверя, такие огромные и темные, – Томми сделал паузу. – Еще у тех эльфов была страшная собака, господин, такая страшная, что Томми, раз посмотрев на нее, не мог заснуть потом, а госпожа Линда стала еще седее, чем была, – тут мальчик всплеснул руками, а обезьяна скорчила очередную гримасу и тут же закрыла лицо сморщенными ладошками, изображая ужас. – Сначала странный белый эльф играл с ужасным псом, словно то был котенок, а не мерзкая уродливая тварь без губ и ушей, а потом другой эльф накричал на него, и они принялись разговаривать о том, что им надо сделать.
– И о чем же говорили те эльфы? – Франц медленно отстегнул от ремня кошелек и вынул оттуда золотой, подбодрив рассказчика.
– О, господин, о чем только не говорили эти злодеи! – испуганным шепотом продолжил Томми и оглянулся по сторонам.
Франц тоже тревожно осмотрел площадь.
– Злодеи? – уточнил сыщик настороженно.
– Да, господин, именно! Мы с госпожой Линдой до сих пор покрываемся холодной испариной, как только вспоминаем тот разговор…
И тогда Франц стал весь внимание, а Томми пересказал ему услышанный разговор. Обоз с эльфийками, как выходило, волновал их менее всего. Поэтому на встречу его был отправлен лесной эльф, который, похоже, играл роль подчиненного. Высокий эльф должен был заняться отловом беглых преступников.
– И все же, уважаемый Томми, в чем заключалось то страшное злодейство, о котором ты так и не рассказал мне?
– О, господин, Томми больно говорить об этом, так больно что, сердце разрывается, – тут мальчик всхлипнул абсолютно искренне и замолчал.
Франц хладнокровно достал из кошелька еще один золотой и показал Томми.
Недолго думая, шарманщик рассказал сыщику свою историю.
Раньше Томми служил королевским пажом, его обвинили в воровстве, и мальчику пришлось бежать из столицы в Ликию. Томми не воровал, но оправдать его было не кому. По дороге в город прекрасной Лэйлы он встретил старую цирковую обезьяну – госпожу Линду (так было вышито на внутренней стороне ее сюртука). Она отстала от бродячих циркачей, потерялась в лесу во время привала. Циркачи искать и ждать старуху не стали. Томми подобрал бедолагу, и дальнейший путь они проделали вдвоем, вскоре добравшись до города.
Чтобы заработать на пропитание, бывший паж пел, а госпожа Линда танцевала. Друзья не голодали. Вскоре денег хватило на то, чтобы купить шарманку, и дела пошли лучше. Томми и его спутница поселились в подвале дома вдовы Магдалы, которая жила одна-одинешенька и ее совершенно не заботило соседство с непрошеными гостями. Там же, во вдовьем подвале мальчик познакомился с юной бродяжкой Тьярой и горячо полюбил девушку.
Какое-то время Томми, Тьяра и госпожа Линда выступали на площади вместе, но вскоре девушка нашла работу – богатые господа, скрывающие свои лица под капюшонами, набирали молодежь для работы на далекой ферме. Острожного Томми не подкупили обещания вербовщиков, эти люди вызвали у него острую неприязнь. Но бедная наивная Тьяра поверила страшным господам и отправилась с ними.
По словам Томми, с тех пор прошло года два. Тьяра работала скотницей на ферме, раз в сезон с купеческими обозами приезжала в Ликию, навестить Томми. Его опасения по поводу странных нанимателей оказались вроде бы напрасными. По рассказам, девушка жила и трудилась в неком поместье Милмур, что стоит у дороги на Нарн.
Знатная дама Омелия Лон, хозяйка поместья, разводила редкой породы коней. По восторженным отзывам Тьяры, то были и не кони вовсе, а сказочные единороги, белоснежные и прекрасные, как сон. Мальчик не очень-то верил рассказам подруги, но всеже радовался за нее. Самой Тьяре работа нравилась – госпожа Лон не придиралась к прислуге, щедро кормила и не перегружала работой.
Поразмыслив, Томми решил тоже попытать счастья в Милмуре. Работа конюхом его не пугала, да и Тьяра была бы рядом…
На этом моменте повествования Томми вдруг замолчал. Франц подождал с полминуты и деликатно поинтересовался, что же произошло дальше. И тогда мальчик зарыдал, закрыв лицо руками и подрагивая. Госпожа Линда тревожно щелкнула языком и укоризненно посмотрела на сыщика. Успокоившись немного, шарманщик продолжил.
Год назад, если считать ото дня, в который происходил разговор Франца с мальчиком, произошло нечто. Ночью в подвал к мирно спящему Томми прибежала Тьяра. Девушка истекала кровью, лицо и руки ее покрывали ожоги. Оказалось, что ночью на ферме случилась беда – кто-то поджег конюшню с лошадьми госпожи Лон. Как назло, все конюхи, скотницы и слуги спали непробудным сном, одна лишь Тьяра бродила по двору, пытаясь отыскать золотую сережку, которую госпожа хозяйка обронила там накануне.
Увидев горящую конюшню, девушка подбежала к воротам и распахнула их. Спасти удалось лишь несколько лошадей – они выскочили из клубов черного дыма, хрипя и фыркая. Остальные животные сгорели заживо. Тьяра поспешила в бараки конюхов, взывая о помощи, с воплем забежала в холл и понеслась по коридору. Никто не просыпался, не реагировал на ее крики. Девушка забежала в одну из комнат – там лежали мертвые люди. Бледные лица отдавали синевой, открытые рты кривились в кошмарных гримасах, белки глаз виднелись из-под полуприкрытых век…
Тьяра бросилась прочь со всех ног. Она бежала, не помня себя от страха, по обочине дороги. Встречные экипажи проносились мимо, возницы нахлестывали коней, принимая девушку за сумасшедшую. Чудом попав в купеческий обоз, она добралась до Ликии и отыскала подвал Томми. Испугавшись за жизнь подруги, Томми перевязал ее и попытался уложить спать, но Тьяра не могла успокоиться, рассказывая другу все подробности произошедшего.
Казалась, она боится, что тайна имения Милмур не будет открыта. Дрожащим голосом девушка описала другу того, кто по ее мнению устроил на ферме бойню – высокий незнакомец в капюшоне и с огромной собакой. Она хорошо разглядела его, спрятавшись в кустах у дороги, перед тем как отправиться в Ликию. «Берегись его, ты узнаешь этого человека по нашивке на рукаве – там изображена ласточка, летящая над горами» – предостерегла друга Тьяра.
Утром девушка умерла. Томми не находил себе места от горя, и госпожа Линда плакала вместе с ним…
– Вот так-то, господин! – горестно подытожил шарманщик, – стоило мне увидеть того эльфа с ужасной собакой и ласточкой на руке, как я сразу понял, кто передо мной.
– Ты знаешь, как проехать в Милмур? – строго спросил Франц, отсчитывая золотых в два раза больше обещанного.
– Я не был там, господин, хотя, Тьяра описала мне путь, но я бы ни за что не отправился в это жуткое место.
Расплатившись с Томми, Франц двинулся в Милмур.
Рассказ мальчика озадачил его. Похоже, две линии расследования переплелись. Странные рогатые лошади и похищенные эльфийки – теперь их связывало одно, нашивка с ласточкой на рукаве Высокого эльфа. О том, что рогатые кони – плод чьей-то магической работы говорили придворные колдуны Лэйлы. Однако причины создания этих странных животных пока были покрыты туманом.
Кому и зачем понадобилось создавать лошадей, способных размножаться со скоростью, которой бы позавидовали кролики? Еще больше удивляло то, зачем понадобилось уничтожать их, едва сотворив. Одно было ясно – рогатые кони, разгуливающие в окрестностях Ликии – потомки животных, которых несчастная Тьяра спасла из огня в ту злополучную ночь.
Покачиваясь на спине коня, Франц задремал, погрузившись в мысли. Дорога тянулась бесконечной лентой, богатые пригороды Ликии сменились бедными селениями Королевства. Привыкший к достатку и красоте родного города сыщик не вверил своим глазам.
Найти остатки поместья Милмур оказалось не просто. Перед тем, как отыскать узкую, заросшую кустами тропу, почти не заметную с главной дороги, Францу пришлось расспросить не одного селянина. Никто толком ничего о поместье не знал, зато кругом ходили слухи о призраках – жертвах смертоубийства на одиноко стоящей ферме, что близь озера Рыбачьего.
На огромном выжженном пустыре к разочарованию Франца не осталось никаких следов преступления. Только черная мертвая земля, прогоревшая вглубь на несколько метров. Убийца прислуги и животных на загадочной ферме постарался на славу, приложив все усилия, заметая всяческие следы.
Похоже, бедная Тьяра была единственным выжившим свидетелем. Правда, не долго. Перед смертью девушка рассказала Томми о том, что погибли все конюхи и скотницы, но про смерть хозяйки фермы она не упоминала. Так таинственная госпожа Лон стала единственной надеждой молодого сыщика.
В камере было холодно и сыро. Кутаясь в кусок жесткой рогожи, девушка кое-как доползла до своего настила. Голова жутко болела, от всего этого копания в мозгах. Таша улеглась на холодную облезлую шкуру, укрывающую кровать. Притянула рогожу к подбородку и закрыла глаза. В памяти тут же стал вырисовываться пронзительный холодный взгляд «эльфийки». Однако усталость дала о себе знать, и принцесса сама не заметила, как провалилась в глубокий и на удивление спокойный сон.
Проспав пару часов, она проснулась от того, что замерзла. В углу камеры с потолка капала вода. Таша села на кровати, задумчиво посмотрела туда. Подставленная ржавая миска была наполнена почти до краев. Хватит, чтобы попить и умыться.
Поднявшись на ноги, девушка добрела до перегородки с правой соседней камерой. Уперлась лбом в решетку, пытаясь разглядеть тёмное пространство. Там, в углу на куче соломы лежало что-то. Принюхавшись, Таша уловила слабый сладковатый запах. Прищурила глаза, силясь понять, не показалось ли. Привыкнув к темноте, она сумела разглядеть только какое-то тряпье, не имеющее очертаний, и уходящий в стену обрывок цепи.
– Эй, – позвала Таша шёпотом, – есть тут кто-нибудь?
Ответом была тишина. Приглядевшись лучше, девушка вздрогнула. Из-под края грязной тряпки виднелась разложившаяся рука трупа, ссохшаяся, с торчащими в стороны обломками костей. Взгляд утопал во тьме, словно та не хотела открывать девушке тайну соседней камеры. Однако, тот мизерный опыт общения с мертвыми, что имелся у принцессы, дал ей возможность разглядеть и понять…
Словно выжженные красным по черному замельтешили в голове незабвенные слова, и ушло все: холод, сумрак, смрад грязной камеры. Сердце забилось часто, надрывно. Зашептали, запричитали заклинание губы, и то был плач отчаянья, мольба о помощи, едва звучащий голос надежды. Той надежды, которой и вовсе не было. Ведь ни Ану, ни шамана рядом нет, а поток силы высоко над головой, над катакомбами. В трансе, в безумии Таша шептала заклинание. Шептала назло всем, кто находился за соседними стенами, кто остался там, наверху, кто пленил, кто запер, кто мучил. Впустую. Тщетно!
Устав плакать и причитать принцесса отошла от решетки. Она словно выговорилась, освободилась от внутренней злобы и обиды. Внутри остались лишь усталость и страх. Страх. Она снова покосилась в сторону перечеркнутой решеткой темноты. Сколько времени пройдет, прежде чем она так же высохнет под грудой ветхого тряпья, на этих камнях, пахнущих гнилью? Присев на край настила, Таша оглядела свои трясущиеся руки. На истончившихся пальцах узловатыми шариками очертились суставы, по запястьям синими дорожками проступили вены. «Когда некромант трогает смерть руками, на них остаются следы» – вспомнилось из трактата по изначальной некромагии. Только так. Все правильно. Все верно.
Счет дням Таша давно потеряла, их смену она могла отследить лишь по тому, как приносили пищу. Когда мятая грязная миска скребла по полу, проезжая под решетку по протертому в камне желобу, девушка считала. Кормили два раза в день. Конечно, заключенную не баловали, но и не жадничали. За последнее время Таша привыкла питаться, чем придется, поэтому скудная еда не стала для нее шоком. Кормили баландой, в которой иногда попадались куриные и рыбьи кости. В лаПлава подобную похлебку зимой варили для волков и выставляли в лес, чтобы звери не резали деревенский скот. Редко, по пальцам пересчитать сколько раз, в камеру приносили корыто с водой, обмылок и солому, вместо мочалки и полотенца.
Мертвый в соседней камере так и не поднялся. Таша и сама понимала, что попытки тщетны, но упрямая надежда заставляла ее с упорством перечитывать заклинание снова и снова. Упираясь лбом в шершавые, холодные прутья девушка сжимали до боли веки и когда на темном фоне закрытых глаз от напряжения начинали плыть огненные кольца, шептала слова. То была ее вечерняя молитва, ритуал, придающей уверенность в том, что в условном «завтра» она проснется опять и снова придет к решетке.
Все последние события, все воспоминания о доме и друзьях Таша упрятала в глубины памяти, заставляя себя не думать о них. Страшная «эльфийка» могла вернуться в любой момент и снова приступить к мозгокопанию. От одной мысли об этом процессе у девушки проступал холодный пот. Нельзя, нельзя допустить, чтобы мучительница что-то узнала. И едва лишь перед глазами начинали всплывать образы прошлого, Таша неумолимо вцеплялась зубами в ладонь, болью заставляя себя переставать думать.
Надежда на собственные магические возможности окончательно угасла, пока, однажды, слабый звук, скрип, тоненький, едва слышный, не нарушил ставшую привычной тишину. Услышав его, принцесса повернулась к источнику – клетке с бесполезным доселе мертвецом.
Сосед сидел в углу, выбравшись из-под трухлявой кучи. Он тяжело опирался на две пары сухих как ветки рук, позволяя, наконец, разглядеть себя целиком.
Таша поразилась и ужаснулась увиденному. Похоже, при жизни этот человек стал жертвой чудовищного недуга или проклятия, которое настолько изуродовало его тело. Четыре руки, по-обезьяньи длинные, узловатые, мертвого лица не видно из-за тёмной гривы волос. На свесившейся под тяжестью головы шее, как гребень дракона торчали вдоль хребта неестественно острые отростки позвонков. Странная конструкция, похожая на лошадиную упряжь охватывала его грудь и шею, на застёжках кожаных ремней висели резные замки, на сочленениях виднелись печати с какими-то, неизвестными Таше, символами. От загривка, начинаясь тяжелым резным карабином, прямо в стену уходила цепь.
Принцесса восхищенно смотрела на мертвеца, не веря тому, что смогла поднять человека, несмотря на то, что проснувшийся зомби был слаб и, похоже, мог только сидеть, не находя сил даже на то чтобы удержать вертикально собственную голову.
Таша еще раз прочитала заклинание, однако оно ровным счётом ничего не изменило – зомби никак не реагировал, продолжая все так же бессмысленно сидеть в углу.
Решив его не трогать, девушка присела на кровать в раздумьях. Феерическая радость от неожиданного успеха пропала, мыльным пузырьком лопнув в сыром воздухе подземелья.
– И зачем ты мне нужен? – она кинула туманный взгляд в соседнюю камеру, – ты даже подняться не можешь. Да и что ты сделаешь один против целого эльфийского гарнизона? Доходяга.
Мертвец не ответил. Таше начало казаться, что он и не поднялся вовсе, а просто под действием какой-то странной силы изменил свое положение…
В коридоре послышались шаги, и принцесса вздрогнула, кинув испуганный взгляд в соседнюю камеру. Однако мертвец уже не сидел даже, а полулежал, опираясь боком на стену, почти скрывшись за кучей хлама.
А время шло. Таша тонула в нем, как в болоте. Чем больше раз миска проезжала под решеткой, отсчитывая временные промежутки, тем сильнее становился разрыв с миром. Беспамятство, вынужденное, болезненное, но такое необходимое заставляло забывать все и всех. Память стала врагом, скрытым непроизвольным предателем, способным выдать секреты, опасные для тех, кто был и стал дорогими и близкими в этом море событий.
Как дикая птица погибает в клетке от тоски, так юная девушка вянет и чахнет в неволе. Тюрьма меньше всего на свете подходит для местопребывания принцесс, пусть не слишком избалованных, но все же еще очень инфантильных и хрупких. Таша похудела и осунулась. Слава богу, зеркал в камере не было, и быть не могло. Собственный облик принцессу вряд ли обрадовал бы. Серая кожа, глубокие тени под глазами, волосы…
Волосы Таше обрезал охранник. Она сама попросила об этом. Белые крашеные лохмы свалялись в паклю, на макушке отрасли собственные русые волосы. Здесь в тюрьме запутанная грива приносила лишь неудобства, да и какой толк в длинных локонах, которыми можно похвастаться лишь плесени на камнях.
Несмотря на весь ужас положения, через какое-то время девушка смирилась. Наверное, в том заключалось ее умение приспосабливаться к дурным обстоятельствам. Смирение и ожидание мига, когда ослабнет внимание пленителей, и приоткроется дверца клетки. Смирение истинное, не поддельное.
Так и сидела принцесса в глубоком неизвестном подземелье, в компании неразговорчивого эльфа-охранника и зомби-соседа. Однажды привычную тишину каменного мешка нарушил голос. Таша прислушалась. Похожий на шелест листвы, он доносился из камеры с мертвецом. Принцесса замерла и принялась слушать, пока, наконец, не разобрала слова.
– Белый кролик, Белый кролик… – шептал во мраке ташин сосед.
Девушка вплотную подошла к решетке, разделяющей ее и странного зомби. Сердце билось, пульс отстукивал дробь в висках.
Поднявшись в полный рост и натянув цепь, мертвец стоял посреди клетки, повторяя слова и качаясь из стороны в сторону.
– Эй, – окликнула его Таша, – ты слышишь, Доходяга?
– Я слышу, – бездонные дыры глазниц безошибочно поймали взгляд и поглотили его, – я слышу тебя, ребенок, пахнущий молоком и кровью, но еще отчетливее я слышу зов Белого кролика, что пленил нас.
– О чем ты говоришь, что за кролик? – Таша испуганно вцепилась пальцами в прутья перегородки между камерами, будучи не в силах оторваться от пустых глаз и гипнотического, свистящего голоса.
– О том, что мы пленники. Навсегда, навеки. Мы сгинем здесь, как сгинули все те, кто томился в этих катакомбах.
От таких слов принцесса почувствовала, как все ее внутренности похолодели, а кончики пальцев превратились в льдинки. Она невольно обернулась назад, вглядываясь в соседнюю, пустую камеру. Сколько их еще находится в бесконечном темном коридоре, сколько неупокоенных трупов в них томится…
Словно в ответ на ташины страхи и опасения тишина подземелья прорвалась утробным болезненным стоном. Звук пронесся по воздуховодам и растворился, утонув в каменной холодной тишине.
От страха Таша присела и закусила губу, продолжая сжимать пальцами прутья решетки, с мольбой глядя на соседа-мертвеца. Тот же, в свою очередь, тревожно водил головой из стороны в сторону, пытаясь определить источник стона.
– Что это? – заикаясь, спросила девушка. Звук четко отпечатался в памяти и теперь проигрывался в голове непроизвольно.
– Это Белый кролик мучает своих жертв, – мертвец, звякнув цепью, уселся по-собачьи, опираясь на обе пары рук и свесив на грудь голову, – смерть, дитя, здесь всюду смерть.
– Тебе ли бояться смерти? – Таша пришла в себя и решительно поднялась, почувствовав, как страх сменяется гневом, – ты мертвый, Доходяга! Неужели забыл?
– Моя смерть не была чистой, но то, что творят в этих подземельях, заповеднее заповедного и темнее темного. Здесь Белый кролик изливает грязь, мешая ее с кровью своей добычи. Здесь никому нет покоя. Здесь сама тьма дрожит от страха.
Доходяга, как окрестила своего загадочного соседа принцесса, горестно закрыл голову руками. Такой жест казался странным для зомби. Все встреченные Ташей ранее мертвяки и мертвецы не проявляли эмоций, они были холодны и кровожадны, даже Фиро, мысли о котором стали для девушки табу. Тревожность и непритворный страх Доходяги казались искренними. С другой стороны, его картинная жестикуляция сильно походила на обезьянничание или грубую пародию на эмоции живого человека.
Через несколько минут ужасный звук раздался снова. Он прозвучал еще громче и надрывнее, отчего Таша бросилась к отхожей яме в углу, и ее вырвало остатками скудной еды. Доходяга же резко вскочил, заметался по камере, гремя цепью и путаясь в ней, а потом зарылся в свою кучу хлама и больше оттуда не показывался.
Ташу трясло, гадкий ком застрял в горле, слезы страха и бессильной ярости душили. Девушка сидела, обхватив руками колени, около вонючей дыры в каменном полу. Смрад и грязь, о которых постоянно твердил Доходяга, представились очень четко. Таша все бы отдала сейчас, чтобы только не слышать больше ничего. Ни стонов жертв Белого Кролика, ни страшных слов Доходяги. Ей захотелось оглохнуть.
Небо окрасилось розовым заревом. Красная бахрома побежала по черным краям тяжелых облаков. Мелькнуло белым, четко очертились верхушки сосен за окном и узор на резных перилах балкона. Через несколько минут вдалеке ударил гром.
Нарбелия, путаясь в рассыпавшихся по подушке локонах, металась в своей постели, обливаясь холодным потом.
– Тианар! – прокричала она, срываясь на визг. – Тианар!
Принц разбирал бумаги, сидя в кресле за массивным дубовым столом. Услышав крик, он нехотя обернулся:
– Что?
– Тианар, милый, мне так плохо, – взяв себя в руки, Нарбелия через силу приняла соблазнительную позу и поправила намокшие от пота волосы, – подойди!
Принц встал, раздраженно хлопнул по столу кипой бумаг и резко отодвинул кресло. Скрип царапающих пол железных ножек неприятно полоснул по ушам.
– Ну, иди же, твои бумаги подождут, – принцесса надула губы плаксиво и затрепетала ресницами.
Закатив глаза, Тианар, сел на кровать:
– Что случилось?
– Мне приснилось, что в подземелье кто-то кричал, – Нарбелия нежно коснулась руки возлюбленного, – или показалось…
– Тебе показалось, – отмахнулся принц, – это волки.
Словно в поддержку его слов за окном протяжно и хрипло завыл волк.
– Ненавижу этих тварей! – Нарбелия сжала кулаки и скрипнула зубами. – Если бы Эльгина была с нами, мерзкие создания не сновали бы по округе. О, Эльгина! Как могла она погибнуть так глупо, что за негодяй оживил то разложившееся чудище, что убило великую предводительницу?
– Просмотри еще разок девку, что сидит в подвале. Только прошу, милая, будь сдержанней. Если она издохнет, убийца Эльгины так и не будет найден, – смягчил тон Тианар.
– Хорошо, – принцесса сжала зубы, с ужасом подумав о том, что снова придется спуститься в подземелье.
Даже наверху, не в катакомбах, Нарбелия чувствовала себя неуютно. А ведь в апартаментах, предоставленных ей и Тианару, царило великолепие. Просторная комната обрывалась открытым балконом, под которым шумело и покачивалось изумрудное море еловых верхушек. Широкая мягкая кровать, устеленная пушистыми волчьими шкурами, стояла прямо под круглым потолочным зеркалом, по которому, словно по озерной глади, плавали вниз головой фарфоровые лебеди. Если смотреть на отражения, то казалось, что они и есть настоящие, а те, что перевернуты, отразились в кристальной воде. Пол комнаты имитировал озерное дно. Не морское, а именно озерное, с темно-зеленым орнаментом в виде пресноводных ракушек и витиеватых коряг.
Ночами Нарбелия не спала. И не ласки Тианара были тому причиной. Сильная волшебница, способная с помощью магии читать мысли и видеть сквозь стены, ощущала себя беспомощной. Странный дом, в который ее привел Тианар, наполняла чужая магия. Эта магия пленила королевскую наследницу, пропитала ее, опьянила. Словно сомнамбула, принцесса ходила за Тианаром и выполняла все его указания. Ей постоянно хотелось спать, потому что бодрствование отягощало постоянными тревогами и страхами.
После поражения у Гиеньей Гривы эльфийский принц в спешке забрал Нарбелию из Бирюзовой Поляны. После этого они отправились в путь. Уже тогда принцесса почувствовала странное недомогание. Привыкшая безошибочно определять свое местоположение, раскидывая вокруг магические нити, Нарбелия чувствовала себя усталой и разбитой. Любая магия казалось непосильным напряжением. В такой ситуации следовало бы насторожиться и задуматься, но наследница полностью доверяла Тианару, всеми силами отгоняя сомнения и страхи.
Непонятная болезнь поразила Нарбелию в тот момент, когда знакомая дорога сменилась чужим лесом, диким и мрачным. Ощущение, похожее на чувство тяжелого похмелья туманило разум принцессы. Ее зоркий магический взгляд потух, глаза стали близорукими и слабыми. Чужая магия туманила мозг, не позволяя думать трезво. Нарбелия смотрела на Тианара – он был спокоен. Она доверяла принцу, и его уверенность придавала ей сил идти дальше, не обращая внимания на собственный недуг.
Оказавшись в странном месте, доме, не имеющем названия, принцесса перестала обращать внимание на свое недомогание, свыкнувшись с состоянием постоянной хмельной полудремы. Порой в ее душу закрадывались сомнения в отношении Тианара, но она гнала прочь эти мысли. Он не мог! Не мог предать или обмануть ее. Эльфийский принц восхищен и поражен ее красотой, в этом Нарбелия не сомневалась.
Принц же в тот момент раздумывал совершенно о другом. Закусив губу до крови, он вглядывался в колышущееся море деревьев. Он сжал белыми от напряжения пальцами резные перила балкона, прошептав: «Волки». Обманывать Нарбелию было гораздо проще, чем врать себе самому. Крики и стоны, что доносились из подвалов лесного дома, издавали вовсе не хищники.
Принц Тианар проклял тот день, когда Великое Высокое Владычество попало в кабалу. Западный Волдэй – название малоизвестной когда-то местности теперь звучало проклятием для гордых представителей Высокого двора.
Западный Волдэй – ласточка над золотыми горами. На нашивках не разглядишь, а вот на гербе видно, что ласточка эта несет в клюве золотую монету. Золото. Когда-то Высокие эльфы не знали нищеты. Их дворцы сияли небывалой роскошью, а столы ломились от диковинных яств. Дивный народ торговал с соседним Королевством уникальными драгоценностями и чудесным оружием. Люди восхищались эльфами и тянулись к ним. Но постепенно Королевство пришло в упадок. Неясно, что послужило причиной тому – постоянные войны, отсутствие налаженных торговых связей или развратная праздность королевских вельмож. Постепенно разруха добралась и до Владычества: эльфов больше никто не баловал щедрыми дарами, никто не покупал по заоблачным ценам их оружие и произведения искусства.
Тианар крепче сжал кулаки, кроша могучими пальцами деревянное кружево перил. Перед глазами эльфийского принца плыли картины его родной земли: а там стояли в запустении прекрасные когда-то дворцы, зарастали густым непроходимым подлеском широкие дороги в зеленых дубравах. Высокие эльфы не знали бедности и, столкнувшись с ней, впали в отчаяние.
Западный Волдэй – закрытый остров эльфийского государства всегда стоял особняком. Разруха обошла его стороной. Казалось, дальние родственники Владыки не только ни обеднели, а даже наоборот, зажили еще богаче прежнего. Волдэй, мизерный клочок земли, жители которого ввели свои порядки и не подчинялись никому. Их уклад и привычки были чужды и Тианару и любому другому Высокому эльфу.
В Волдэе ценили деньги. Деньгам поклонялись, как божеству, за деньги «ласточки Волдэя» были готовы на многое. Эти хитрые родственники эльфийского государя умели не только продавать, но и покупать. Так, Эльфийское Владычество стало очередной «покупкой» Волдэя. Тианар и многие другие эльфы, молодые, горячие и знатные, жестоко осудили Владыку, но дисциплина не позволяла им открыто выражать недовольство действиями старших, поэтому Тианар мог лишь кусать губы и сжимать кулаки, мысленно проклиная зажиточный и процветающий Волдэй.
Дом, где они с Нарбелией теперь находились, принадлежал ненавистным «ласточкам». Именно здесь Тианар спрятал пойманную в Гиеньей Гриве пленницу. По злому стечению обстоятельств беглая принцесска, которую эльфийский принц обещался вернуть в лаПлава семейству Локков, оказалась единственной свидетельницей небывалого колдовства, произошедшего во время битвы с непокорными гоблинами. Выбить из девки правду пока что не удалось даже Нарбелии, превосходно умеющей копаться в чужих мозгах.
Тианар последний раз окинул взглядом монотонно колышущийся лес, однообразный, словно нарисованный ленивым художником задний план картины, и, хмыкнув, возвратился в комнату. Ему хотелось поскорее убраться из этого места.
На поиски таинственной хозяйки фермы с рогатыми конями – Омелии Лон в столицу Королевства сыщик Франц Аро отправился не один. Его сопровождали верные слуги Лэйлы, благородные рыцари из знатных дворянских родов. Охранные грамоты, подписанные хозяйкой Ликии, должны были обеспечить сыщику и его спутникам беспрепятственное передвижение по земле Короля.
Они искали долго, но все поиски оказались тщетными. Знатных родов с фамилией Лон при дворе Короля не значилось. Похоже, хозяйка Милмура была фигурой подставной или даже вымышленной. Да и самого испепеленного ныне поместья не оказалось ни на одной карте, скорее всего, странная ферма имела другое название и совершенно иных хозяев. Поиски пришли в тупик, и Франц принял решение потянуть за другую нить расследования. Его заботили лесные эльфийки, что пропали без следа.
Для начала отряд направился в Нарн – знаменитый город чародеев, возносящий к чистым безоблачным небесам свои острые башни. Франц торопился, ему не терпелось оправдать свои догадки. Пропавшие девы направлялись туда на учебу, там их ждали маги-учителя. Францу сразу показался странным тот факт, что никто не отреагировал на столь долгую задержку долгожданных учениц. Следовало выяснить причину такого безразличия. Как и ожидал Франц причина эта оказалась простой – никто в Нарне эльфиек не ждал и ни о каком договоре с лесными слыхом не слыхивал.
Теперь путь отряда Франца лежал в Диорн к лесным эльфам. Стоило выяснить, кто именно позвал девушек в Нарн и почему недоверчивые и скрытные лесные так легко согласились на странное предложение.
Сыщик нервничал, желая оправдать доверие принцессы и закрыть доверенные ему дела в минимальный срок. Франц почти ничего не ел и не спал, он не давал времени на отдых и своим спутникам-рыцарям, изматывая их и себя постоянными, но тщетными поисками.
По дороге в Диорн темная ночь прорвалась холодным дождем. Уставшие кони спотыкались в грязи, намокшие капюшоны плащей прилипали к сосредоточенным лицам всадников. Но вот, Франц, скачущий впереди отряда, резко натянул поводья, его лошадь от неожиданности присела и по инерции проехала вперед, скользя в грязной жиже. У дороги, едва заметный между сереньких сухих осинок торчал столб с табличкой-указателем. «На Лон» – значилось на ней полустертыми буквами.
Кивнув спутникам, Франц решительно повернул туда. Продравшись сквозь невысокий осинник, отряд обнаружил тропу, ведущую через болото, укрытое туманом. За болотом отыскалось поселение, которое действительно называлось Лон.
Надеясь найти связь между названием деревни и фамилией таинственной Омелии, Франц подробно расспросил каждого из местных жителей. Его поиски увенчались успехом – деревенский староста рассказал историю о том, как дочь одной бедной вдовы, живущей на окраине, отправилась на работу в город и сказочно разбогатела. Злые языки твердили, что девица нанялась к эльфам на какую-то очень сомнительную работу. Самым плохим оказалось то, что, в конце концов, дочь вдовы пропала без следа…
Дом вдовы одиноко стоял на краю деревни, покосившийся и замшелый. Вокруг него не оказалось даже забора, чтобы привязать лошадей. На требовательный стук Франца дверь отворила тощая пучеглазая старуха. Оглядев сыщика и его богато одетых спутников, она испуганно задергала нижней челюстью и выкатила глаза еще больше.
– Что вам нужно? – прошипела она сдавленным тихим голосом.
– Мне необходимо знать, где находится сейчас ваша дочь, – Франц вежливо склонил голову в коротком приветствии.
– Моя дочь ушла на заработки и пропала, – горестно отмахнулась старуха, – да и на что таким богатым господам сдалась дочь бедной селянки?
– Ваша дочь была свидетелем страшного преступления.
Услыхав такие слова, старуха перепугалась еще больше и отступила в темноту комнаты, попытавшись закрыть за собой дверь. Франц ловко проскользнул следом. Старая селянка пятилась от него, а поняв, что отступать некуда зарыдала.
Женщине пришлось поверить сыщику. Преодолев страх, она рассказала историю своей дочери, как две капли воды похожую на историю Томми. Таинственные вербовщики, ферма, мгновенное богатство. А потом… . Потом дочь старухи пропала без следа. Без следа. Ничего в этом мире не исчезает бесследно – в том сыщик был уверен.
Он нахмурил белесые брови, оглядывая жилище. В комнате царила темнота, окна скрывали тяжелые пыльные покрывала – здесь что-то прятали и прятались сами. Франца не покидало ощущение чьего-то присутствия. Кто-то незримый буравил взглядом его сгорбленную спину. Спрятаться в тесном жилище было негде. Печка, чердак, огромный потертый сундук в углу.
Сыщик без предупреждения шагнул туда и распахнул крышку. Внутри, завернувшись в черную дырявую шаль, лежала девушка – несчастная дочь старой селянки.
Долгих расспросов не получилось – девушка почти ничего не говорила. Однако даже тех нескольких фраз, что она произнесла, Францу хватило сполна: первая красавица деревеньки Лон, дева авантюрная и амбициозная, отправилась на заработки в столицу Королевства. Там, пытаясь разбогатеть всеми правдами и неправдами, связалась с компанией авантюристов и выдавала себя за знатную даму, назвавшись фамилией Лон. Попавшись на воровстве во время богатого приема у одного из королевских вельмож, девица угодила в тюрьму, но ей повезло. Через неделю ее выкупил незнакомец, оказавшийся Высоким эльфом, и предложил работу – стать хозяйкой фермы, что лежит на пути из Ликии в Нарн. Лон с восторгом приняла столь щедрый подарок судьбы, не догадываясь, какие печальные последствия принесет ей этот договор.
Франц продолжал расспрос. Он искренне надеялся, что услышит от запуганной девицы имя хотя бы одного из тех, кто ее завербовал, но Лон не знала имен, ее маленькая роль ограничивалась тем, чтобы играть хозяйку фермы и следить за прислугой. Дочь селянки назвала лишь одно имя – Хапа-Тавак.
– Кто это был? – тут же переспросил Франц. – Такое имя не может принадлежать жителю Королевства, а тем более Высокому эльфу.
– Я не знаю, господин, может быть, то было прозвище. Однажды я подслушала беседу эльфов, приехавших проведать, как идут дела в поместье и забрать несколько лошадей. Один сказал другому: «Господину Хапа-Таваку больше не нужны лошади». Я насторожилась от этих слов, господин, ведь если им больше не нужны были лошади, то и ферма с прислугой, видимо, не надобилась тоже. Доверять тем эльфам не стоило, я испугалась и сбежала. А потом ферму сожгли.
– Ясно, – Франц задумчиво потер переносицу большим и указательным пальцами. – Скажи, а те лошади, что содержались на ферме, для чего они были нужны?
– Не знаю, господин, – девушка зябко повела плечами и сильнее закуталась в шаль, – эльфы периодически забирали их куда-то насовсем, а иногда привозили нам новых жеребцов для разведения. Эти звери множились как кролики. Вы не поверите, господин, они давали приплод через пару недель и вырастали за пару месяцев…
…Покидая селение Лон, Франц спешно раскладывал по полкам все, что смог узнать. Две нити расследования – та, что касалась пропажи эльфиек и та, что была связана с рогатыми конями, уже сплелись в тугой жгут. Осталась еще одна, не тронутая, связанная с жертвенным алтарем в эльфийской столице.
Слухи о том, что в Великом Эльфаноре таинственный маг устроил жертвоприношение, сразу показались Францу сомнительными. Неправдоподобно быстро известия о трагедии долетели до Королевства, еще более неправдоподобным было то, что некий черный колдун творил беспредел под самым носом Владыки. Но, к сожалению, попасть в главный город эльфов инкогнито и выяснить, что же там произошло лично, не являлось возможным даже для опытного сыщика из Ликии. Однако, что-то подсказывало Францу, что и эта нить вскоре будет вплетена в общую веревку.
– Дай мне еды, дитя, дай же! Дай! – свистящий голос отвлек Ташу от скудной трапезы. – Принеси мне хоть кусочек плоти, хоть обломок старой кости.
Зомби сидел, почти неразличимый в темноте, качая головой из стороны в сторону и позвякивая цепью.
Не заставив себя долго упрашивать, девушка выловила из миски рыбьи головы и хвосты – в тот вечер на ужин была уха.
– Держи, больше мне нечем тебя накормить, – оправдалась она, кидая мертвецу небогатое угощение.
Лишь только пища коснулась камней, зомби со скоростью кошки, увидавшей падающий со стола кусок говядины, схватил лакомство всеми четырьмя руками, поразив Ташу молниеносной реакцией. Об пол цокнули ногти, длинные желтые и изогнутые как серпы.
– Отдаешь мне свою еду просто так?
Доходяга отступил в темноту. Теперь только его голос звучал из-за решетки жутко, таинственно.
– Мне не жалко такой еды, – честно призналась Таша, – к тому же я не хочу снова остаться одна.
– Откуда тебе известно заклинание, пробуждающее мертвых? – спросил вдруг зомби, снова показавшись из мрака и безошибочно поймав пустыми глазницами решительный взгляд Таши.
– У меня был свиток – «Трактат об изначальной некромагии». Стражники отняли его.
– Тот, кто дал тебе этот свиток, дитя, был либо жесток, либо глуп. Некромантия не лучшее занятие для дев, совершенно не подходящее. Тот, кто ступил на одну тропу с мертвыми – сам обречен на погибель. Зачем ты избрала сей путь, дитя?
– От безысходности, – честно ответила Таша, – я защищала себя и друзей, другого способа не было.
– Защищала, – со свистом выдохнул мертвец, – не оправдывай себя тем, что не было других способов защиты. Путь мертвых не панацея, а лишь ее иллюзия. И если мужчина еще имеет время на раздумья, чтобы отказаться от такого вредоносного занятия, то женщина обречена!
– Почему женщина? – испуганно спросила принцесса, чувствуя, как тревога переполняет ее все сильнее с каждым новым словом, сказанным Доходягой.
– Потому что некромант должен быть силен и волей и телом. Каждая полученная рана может стать роковой. Мертвые не должны чуять кровь своего господина. От женщин слишком много лишней крови, понимаешь меня, дитя?
Таша молча кивнула, потупив глаза и чувствуя, как щеки вспыхнули огнем.
– Подумай, дитя, триста раз подумай, прежде чем еще раз прочитать то заклинание, что пробудило меня от долгого сна. Не тронь лиха. Не бери греха… – Доходяга вдруг выдвинулся вперед резко, загремев цепью, и Таша отпрянула в страхе от разделяющей их решетки. – Разве ты не боишься мертвых? Разве не зомби порвал гнилыми зубами твою кожу, оставив шрамы?
– Того зомби звали Фиро, а шрамы – это плата за помощь, которую он мне оказал.
– Фиро? – в голосе мертвеца прозвучало изумление, – Черный мертвец некроманта Ану? Хорош помощник! – покрутившись на месте, насколько позволяла привязь, Доходяга уселся на пол, сложив на груди две пары рук.
– Ты знаешь Ану и его воинов? – насторожилась девушка. – Знаешь Фиро?
– Ах, Фиро… Фиро. Знакомо мне это имя – негодный слуга негодного господина.
Мертвец принялся качаться из стороны в сторону, то отклоняясь во мрак, то попадая в полоску света. Эти движения, монотонные и однообразные действовали на Ташу завораживающе.
– Может и негодный, но я обязана ему жизнью, – девушка вступилась за Фиро, чувствуя, как в груди поднялись и опали горячие волны. – Он защитил мою жизнь и мою честь. Пожалуйста, не говори о нем плохо. Я понимаю, что он монстр и убийца, но, то не его вина, ведь он всего лишь марионетка в руках некроманта. Возможно, при жизни он был неплохим человеком…
Не дав соседке по плену договорить, жуткий собеседник рассмеялся тихим свистящим смехом:
– Не питай иллюзий по поводу Фиро, он всегда был монстром, – произнес наконец Доходяга неожиданно печально и тихо, – он не менялся.
– Что значит, был всегда? – в недоумении переспросила Таша, чувствуя, как горят уши, и стук сердца болезненно отдается в барабанных перепонках.
– Ах, дитя, ведь он всегда был убийцей. То, чем стал он после смерти, мало отличается от того, чем он являлся при жизни. Хороших людей Всевышний забирает к себе, лишь особые негодяи заслуживают страшной доли – бессмертия в мучениях вечного голода и необъятной черной зависти ко всему живому. Память, что дает таким как Фиро особую силу и возможности, для мертвых не дар, а инструмент страшных мук, – зомби качнулся в темноту и замер, пропадая из поля видимости, если ты хочешь знать, я расскажу тебе о человеке, по имени Фиро.
Чувствуя в этих словах подвох, какую-то особую, утонченную провокацию, Таша колебалась минуту, но любопытство пересилило, и она кивнула.
– Тогда слушай, дитя! Когда я жил у границ Королевства, в провинции, страшная беда обрушилась на наш тихий городок. В окрестностях стали пропадать люди. Их обглоданные кости находили в городских подвалах и канавах. Ужас и паника охватили всех без исключения жителей спокойной доселе местности. И пока бравые охотники и перепуганные крестьяне, вооружившись вилами и факелами искали в окрестных лесах оборотней и троллей, дружная компания молодых, богатых и знатных горожан продолжала как ни в чем не бывало убивать и есть людей.
– Компания молодых и знатных? – переспросила Таша с ужасом.
– О да, дитя, порой люди бывают гораздо страшнее огров, ведьм и прочей нечисти. То были избалованные сынки местной знати, зажравшиеся и избалованные скоты, возомнившие себя королями и хозяевами всего живого в округе. Однажды в их дела впутался Фиро. Глупый поступок с его стороны – после чего ему пришлось заплатить за собственную гордыню. В итоге, Фиро один ответил за все злодеяния того ужасного союза. Трусливые знакомцы сдали его с потрохами, а сами забились в свои дорогие дома, как крысы в норы. Пусть Фиро и был заносчивым гордецом, но предавать он не умел, поэтому не выдал остальных.
Я хорошо запомнил день его казни. Горожане ликовали, а крестьяне съезжались со всей округи, словно на торжество. Люди пели и плясали, радуясь окончанию великого террора.
Фиро надеялся умереть достойно, как дворянин, сложив голову на плахе. Узнав о том, что его даже не повесят, он проклинал и поносил грязными ругательствами всех, кто был на площади в тот день.
– Как он умер, – спросила Таша, сцепив пальцы до онемения, – говори!
– Бесславно, – выдержав паузу, продолжил мертвец, – ему перебили хребет железными прутами, как бешеному псу. Но в этом человеке было столько ярости и ненависти, что он не умер сразу, а нашел в себе силы спуститься с эшафота и, осыпая проклятьями весь белый свет, доползти до ступеней храма Святого Централа. Ни один храбрец не рискнул добить его, и толпа расступилась в страхе, уступая дорогу… Когда убийца Фиро испустил дух, в городе не завыла ни одна собака, чтобы почтить его темную память. Потом его бедные родственники, окруженные позором, бежали прочь из города.
Вот так, дитя, все и было.
Таша не ответила. Находясь в смятении от услышанного, она лишь сжимала и разжимала кулаки, закусив губы до крови.
После случая с драконом, лагерь Северных спал спокойно, и лишь Ану каждую ночь мучили кошмары. События давнего прошлого являлись во снах и терзали его, терзали. Словно где-то в глубине запечатанной памяти прорвало ментальную плотину и то сокровенное, тайное, о чем нельзя было вспоминать ни в коем случае, прорвалось наружу неукротимым безудержным потоком.
Там, во снах, теперешний Ану встречался с Ану прежним. Почти не узнаваемым, коротко стриженным, черноволосым – в знак глубокого траура. Без огненных волос северянина он выглядел урожденным апарцем. Однако, глаза его, еще без хищного злого прищура, застывшие и бессмысленные, не допускали и мысли о южном темпераменте.
Маленький город на востоке у границы с Апаром задыхался в пыли проезжего тракта. Купцы на верблюдах и ослах прятали головы под широкими соломенными шляпами, со свисающей на грудь бахромой. Родовитые рыцари-странники в шлемах с кошачьими ушами из вороненой стали позвякивали кольчугами. Груженые вином и коврами арбы с колесами не меньше мельничных, скрипели, поднимая пыль. Казалось, гигантомания была свойственна апарцам во всем.
Свое детство Ану провел с матерью в Шаммуре, столице западного Апарского княжества. Ребенком он привык к гигантским белокаменным дворцам и широким проспектам, вдоль которых росли неоватные косматые деревья. По вымощенным камнем дорогам гулко стучали копытами апарские лошади, огромные как слоны и длинные как горностаи. Позднее мать Ану, забрав сына, отправилась на Север к мужу. Однако там они тоже не прожили долго, и вместе с отцом и приемной сестрой Нани переселились на границу с Апаром.
В тот момент воспоминаний Ану-прежний, приняв от Учителя знание, ослушался и поднял своих собственных мертвецов. Слова Учителя о том, что, отдавая мертвым часть души, некромант подписывает страшный договор с самим Создателем, принимая на себя все грехи того, кто душу с ним разделит, пролились в пустоту. Порой горе превращает человека в саморазрушителя, самоубийцу, самоненавистника. И душа Ану в те дни была разорвана и искромсана на куски. Погибла Нани. Поэтому свою жизнь юноша закончил и обессмыслил, а все предупреждения казались ему теперь смешными, ненужными…
Кандидаты на роль сверх-зомби нашлись быстро. Труп разбойника Широ, умственно отсталого альбиноса, снятый Ану с городской виселицы, стоил бутылки рома, отданной взамен пьянчуге-стражнику. Для того чтобы выкупить после казни убийцу Фиро, маньяка и людоеда дворянской крови, юному некроманту потребовались все сбережения.
Мечта поднять себе в свиту отчаянных головорезов, бойцов, поначалу обернулась крахом. Мертвецы были слабы как ватные куклы, они еле держались на ногах, передвигались с трудом, как слепые, натыкаясь на все, что попадалось на пути.
Они совсем не походили на Хайди, от которого, несмотря на спокойный и поживому мирный нрав, несло смертоносной холодной силой. Даже запах его был особым, каменным, что ли. Собственные мертвецы по сравнению с Хайди казались Ану убогими поделками. От них тащило тухлятиной, грязью и плесенью.
Надежду оставляли лишь глаза. В них читались внимание, сосредоточенность и любопытство. Глаза эти останавливались на каждом встреченном предмете и закрывались на минуту. Казалось, зомби отыскивают что-то в архивах полустертой памяти и сопоставляют, сравнивают с увиденным.
Мертвецы всюду следовали за Ану. Куда бы он ни направлялся, две темные бесшумные тени неслышно двигались за ним. Работы для некроманта в провинции хватало всегда. В особенности здесь, у границ с Апаром, где королевские запреты на черную магию давно забылись, а местные крестьяне были столь же запуганы и суеверны, сколь богаты. Рай для черных магов всех мастей и направлений. Демоники призывали демонов, а потом сами же их и укрощали. Некроманты втихомолку поднимали погосты, которые потом добросовестно упокаивали. Бывало и так. Хотя, многие маги трудились честно.
Ану работал скорее из интереса, стараясь набрать больше опыта. Новоиспеченных мертвецов нужно было проверить в деле и натренировать. Сила Фиро и Широ увеличивалась медленно и напрямую зависела от навыков, которые они получали. Надо отдать должное зомби, все, что происходило вокруг них, они впитывали как губки. Однако на тот момент Ану не знал, как использовать своих «новорожденных» слуг.
Первый раз мертвецы показали себя в небольшой пригородной деревеньке, где старый погост раз в сезон «цвел» мертвяками. Залетные некроманты периодически проводили там обряд упокоения, всякий раз гарантируя то, что мертвые больше не поднимутся. По-видимому, живущая в земле магия, гораздо более древняя и мощная, нежели все нехитрые заклятия местных мастеров, с завидным упорством выталкивала из недр разложившиеся человечьи останки.
Попытавшись пару раз «умилостивить» землю, Ану быстро понял тщетность подобных попыток. Мертвяки все так же упорно бродили по деревне, скреблись в жилища и нападали на зазевавшихся жителей. Объявив на закате «комендантский час», Ану со своими холодными помощниками отправился патрулировать улицы. Наткнувшись на толпу мертвяков, некромант дал отмашку Фиро и Широ.
Обычно, зомби одного некроманта сходились в сплоченную стаю, агрессивную по отношению к мертвякам других мастеров. Зомби более сильного мага всегда имели преимущество над теми, кого поднял более слабый. Воля, которой наделял своих мертвых слуг человек, напрямую отражалась на силе и агрессивности подчиненных. «Самоходы» (на жаргоне некромантов, мертвяки, случайно поднявшиеся сами из-за каких-либо силовых катаклизмов) волей вообще не обладали, поэтому считались самой слабой нежитью, однако, это совершенно не мешало им нападать на крестьян и резать скот.
Увидав мертвецов Ану, а скорее почуяв их, «самоходы» завизжали и завыли. В их утробных злых голосах слышался неподдельный ужас. В панике мертвяки поковыляли в разные стороны, однако, Широ и Фиро догнали их в два прыжка, в мгновение ока разорвали на куски и съели. Довольно кивнув, Ану отправил облизывающихся и азартно ворчащих мертвецов «чистить» поселение до конца.
К утру «самоходов» в деревне не осталось. Проблема с «больным» погостом тоже решилась, правда, не совсем корректным способом. Фиро и Широ разрыли оставшиеся целыми могилы и сожрали все их содержимое. Ану только руками развел. По-другому никак, а хоронить можно и в других местах.
Юный некромант продолжил свою работу, благо тёмных тварей разного рода в тех местах водилось изобилие. Чудовища, в существование которых в столице не верили даже малыши, преспокойно промышляли человечиной у дальних королевских границ.
Ану не терпелось проверить и измерить силу и возможности своих подопечных, поэтому он старался подыскать им как можно более мощных и необычных противников. Мертвые бойцы молчаливо поддерживали своего господина.
Разного рода мертвяков, «самоходов», а порой и хозяйских (из-тех, что нечестные некроманты поднимали специально, с целью упокоить и нажиться на этом) Фиро и Широ воспринимали теперь как неинтересную и невкусную еду, без прежнего азартного огня в холодных глазах.
Узнав о том, что в небольшом поместье Ниманар, которое стоит южнее по линии границы, странным образом пропадают и умирают люди, Ану, не медля, двинулся в путь. Прибыв на место, он отправил на разведку мертвяков, а сам принялся выяснять подробности у жителей.
Местные гибли от странного недуга – за пару дней жертва неимоверно ослабевала и умирала. Самое странное, что болезнь поражала целые семьи, а больные в бреду рассказывали, что ранее умершие родственники посещали их и звали с собой. Ану хмурился, копаясь в нехороших догадках.
Вскоре его мертвецы объявились и не с пустыми руками. Догадки Ану подтвердились – добыча оказалась гулем. Гулей, мертвяков-кровопийц, поднимали не люди, ими становились жертвы вампиров, существ экзотических и до невозможности редких в этих местах. Гули из тех, кому не выпала честь испить крови кусавшего и стать вампиром самому. Однако привычки своих создателей они унаследовали и, в отличие от мертвяков, убивали жертв гораздо белее изощренно. Сперва выманивали из дома, прикрываясь мороком, потом кусали, порабощая ум несчастного.
Несмотря на несомненное превосходство над большей частью нежити, гули, как и вампиры, обладали некоторыми слабостями, как то: боязнь серебра, чеснока и солнечного света, а также невозможность прийти в жилье человека без приглашения. Поэтому, подчинив волю жертвы, гули первым делом обеспечивали себе приглашение домой. Там добычу и допивали, не сразу, смакуя несколько дней.
Задача юному некроманту выпала сложная. Обезвредить Ниманар можно было только убив вампира, но обладая способностью наводить морок и туманить человеческий мозг, тот мог спрятаться так хорошо, что поиск не дал бы результата.
Ану снова сделал ставку на своих мертвецов. Широ и Фиро отправились на поиски. Хитрый враг решил затаиться. Даже гули перестали нападать. Сложилось ложное впечатление, что монстры оставили поместье и ушли.
Однако, спустя день поисков, чуткие мертвецы разворошили чердак одного из жилых помещений. Там, накинув морок и забравшись под натасканные откуда-то доски, дневали несколько гулей.
Мертвецы взялись за работу, но солнце, бьющее в окна, испепелило врагов быстрее, чем борьба успела начаться. Поняв и разобравшись, чем пахнут гули, прячущиеся под мороком, мертвецы с новым азартом обшарили все помещения поместья. Еще несколько дневок нашлось в бараках слуг. Рассадник, похоже, находился в хозяйском доме – старом центральном здании, всем видом своим умоляющем о ремонте.
Ану отправил мертвецов на штурм. Фиро с горящим взглядом рванулся в подвал. Широ замер на время. Некромант приказал ему следовать за собратом, но Широ попятился неуверенно, а потом неожиданно прыгнул на стену и, цепляясь за узоры кованных оконных решеток и выступы лепнины, полез на крышу.
Дом огласили рычание, визг и вой. Люди в ужасе смотрели на темные окна, не смея даже думать, что творится внутри. Время тянулось как кисель. Но вскоре из подвала показался Фиро. Как такса, что тащит из норы барсука, он выволок наружу мятый скулящий ком, который с диким визгом оплавился на солнце и развалился посреди двора пепельной кучей.
То оказалась вампирша-двухсотлетка. На вид – милая девочка лет двенадцати. Ее видели несколько раз в сумерках, видимо выходила прогуляться и присмотреть новую жертву. Старинное, явно неместное платье выдавало ее, однако хитрый морок сбивал с толку редких очевидцев.
С гибелью вампирши морок спал, и жители поместья стали с ужасом вспоминать подробности: и то, как лично видели странную девочку, и то, как под окнами их зазывали гули.
Оставшихся гулей Фиро и Широ разорвали или выгнали на солнце. Пока Фиро искал в подземелье логово хозяйки, Широ разломал крышу и половицы второго этажа, наполнив дом светом. Расправиться с остатками врагов не составило труда.
Ану не подал вида, что удивлен. Вампир – нежить высшая, что стоит на порядок выше любого зомби. Вампир сам хозяин, он не подвластен человеку, скорее человек, становясь жертвой, легко покоряется воле вампира. Эти размышления привели некроманта в замешательство. Академические знание, почерпнутые из книг, никак не вязались с реальностью, ведь по логике силы и воли мертвец Фиро не должен был атаковать высшего. Почему Фиро проигнорировал всю эту иерархию и напал? Напал бесстрашно и решительно, как на жертву, а не как на противника. Похоже, разумные мертвецы действительно обладали особыми качествами, отличающими их от обычной низшей нежити.
Казалось, что в пограничной зоне не действовали ни законы Апара, ни Королевства. Здесь жили по своим правилам, суровым и справедливым. Здесь торговали запрещенными алхимическими снадобьями, наводили порчу за деньги и проводили подпольные схватки – так называемые «упырьи бои». Похоже, что сиятельные руки святых отцов Централа не дотягивались в подобные места.
В поисках легкого заработка Ану отправился в местность под названием Сиур Парма, что по-апарски значило «дорога в маках». Он шел вдоль тракта, того самого, что резал пополам город, ставший пристанищем его семьи. Проезжие караваны пылили колесами, погонщики хлестали кнутами по обкусанным слепнями спинам быков. Никто не обращал внимания на бредущего по обочине человека и двух его спутников, укрывающих лица черными капюшонами плащей.
Так они дошли до места, где старый знакомый Ану, его ровесник-апарец Тхашир держал ринг для упырьих боев. Это было лишь устоявшимся и расхожим названием того кровожадного и денежного действа, что проводилось регулярно на потеху публике, почтенной и не очень.
В глубокой каменной яме – ринге – сражались между собой мертвяки амбициозных некромантов, редкие упыри, оборотни, гули и злобные лумбуки, самые успешные представители местных гладиаторов. Устроители развеселого зрелища не гнушались ни чем и порой швыряли в ринг самых разнообразных «добровольцев». Там оказывались медведи, волки, рыси, а бывало и люди – воры и разбойники, которым местные жители устраивали самосуд.
Ану и Тхашир вместе росли в Апаре. Тхашир еще мальчишкой интересовался темной магией. Сюда, на границу, их семьи тоже приехали одновременно. Примерно в одно время оба молодых человека решили заняться некромантией, но пути их разошлись.
Ану с его амбициозностью решил обучаться у одного из самых сильных некромантов в округе. Тхашир же пошел другим путем. Усвоив лишь азы темной науки, он нанялся в подмастерья к врачу-анатомисту и создал лумбуков. Лумбуки – зомби, чьи тела перешивались и перекраивались умелыми руками не магов, а врачей. Анатомистов в Королевстве не признавали за то, что они вскрывали трупы. Централ гнобил их пуще некромантов, считая вредителями, опасными для тела и души любого праведного человека.
Для Тхашира знания анатомистов оказались бесценными, ведь именно они сумели пришить его слабенькому мертвяку бычьи мышцы на руки и ноги, после чего тот смог одерживать на боях одну победу за другой. С тех пор лумбуки стали для Тхашира средством добывания денег и славы. Он сам изучил анатомию и научился пришивать мертвякам бычьи мышцы, приживлять на головы медвежьи челюсти, прикрепляя их стальными скобами к костям человеческого черепа.
Как ни странно, лумбуки годились лишь для драк в ринге. Эти странные монстры ненавидели себе подобных и любую другую нежить. Людей они игнорировали, словно не замечали. Сначала такой факт разочаровал Тхашира, ведь он планировал использовать чудовищ в качестве наемных солдат. Потом, оценив их бойцовские качества в ринге, некромант-анатомист успокоился.
И вот, спустя много лет, старые знакомые встретились в месте неприглядном и жутком. Апарец заметно изменился, превратившись из щуплого подростка, запомнившегося Ану, в статного мужа с орлиными глазами и не по годам окладистой черной бородой.
– Мой огненноволосый брат! – воскликнул Тхашир, со свойственным истинному апарцу красноречием. – Я счастлив, что ты не забыл своего верного Тхашира!
– Здравствуй, брат, как мог я забыть такого человека как ты, – Ану обнял товарища за плечи, – я рад встречи, но пришел по делу. Хочу испытать здесь своих бойцов.
– Тогда мой ринг к твоим услугам, – кивнул Тхашир одобрительно, пощипывая двумя пальцами черную бороду и поправляя полы длинного полосатого халата.
Они прошли по длинному коридору, впитавшему запах гнилья и крови, до большого закрытого помещения, посреди которого исходила тухлым смрадом огромная каменная яма. Настало время проверки сил.
К разочарованию Ану, Широ уперся и сражаться отказался. Под насмешливое улюлюканье толпы, обозленный некромант силой столкнул мертвеца вниз, однако, через секунду тот выпрыгнул из ринга и замер на краю с бессмысленным видом. Его противник – гуль злобно зашипел и прижался к истоптанному ногами сотен бойцов дну ямы.
Все попытки Ану заставить Широ драться потерпели фиаско. Зрители хохотали и потешались от души. Тхашир же задумчиво теребил густую бороду.
– Хороший зомби, ловкий и прыткий, – выдал он, наконец, без тени насмешки, – но в ринге драться не будет.
– Издеваешься, – раздраженно огрызнулся Ану, – он сбежал от какого-то гуля! Испугался! Что с ним случилось? Раньше сражался не задумываясь с десятком подобных!
– Ты не внимателен, огненноволосый брат, – покачал головой Тхашир, пряча руки в рукава халата, – вся проблема в том, что твой зомби боится ямы.
– Ямы? – недоумевая, переспросил Ану, начиная догадываться, что имеет в виду апарец.
Широ уже ослушался его однажды, не пожелав лезть в подвал во время штурма вампирской дневки. Выходило, что мертвец панически боялся закрытых подземных пространств. Ану все это казалось злой шуткой.
– Не печалься, из него выйдет хороший солдат на открытом поле боя, – успокоил друга Тхашир. – Мои лумбуки вообще не годятся для войны, но даже им я нашел достойное применение.
Так и вышло. Время шло, и мертвецы Ану становились все сильнее. В отличие от собрата-альбиноса, Фиро дрался в ринге вполне успешно, принося немалые деньги своему хозяину.
Самостоятельные похождения Ану подошли к концу. Его мертвецы набрали некоторую силу, но на этом их развитие остановилось. Знаний, которыми обладал молодой некромант, не хватало, и он принял решение вернуться к Учителю.
Посмотреть в глаза Учителя Ану-прежний не успел. Нить сна оборвалась, и Ану-нынешний проснулся. Холодный пот тек по его лбу, превращая огненные пряди в рыжие сосульки. Трясущимися руками некромант обхватил голову, тщетно пытаясь остановить поток воспоминаний, но все было тщетно. Учитель смотрел на него из памяти с укором, сложив на груди руки и монотонно качая головой.
Ташу разбудил грохот решетки, раздавшийся из соседней камеры. Двое конвоиров, молча, швырнули туда человека и заперли, затем постояли некоторое время, тихо разговаривая о чем-то с местным охранником, и ушли.
Новый пленник вел себя тихо. Подождав, пока все стражники уйдут, принцесса прокралась к решетке соседней камеры проверить, жив ли он. Разглядев нового соседа, принцесса-пленница поразилась увиденному. На заплесневелом полу, склонив боловолосую голову к согнутым коленям, сидел эльф.
– Эй, – тихонько окликнула его Таша, не зная толком, как обратиться к пленнику.
Эльф поднял голову на звук. Все предыдущие встречи Таши с представителями этого народа ничем хорошим не заканчивались.
Незнакомец разительно отличался от всех встреченных доныне эльфов, и гораздо больше чем они походил на дивного героя сказок и легенд. Он был изящен, как лесная лань, с такими же глубокими, бархатными глазами, огромными, придающими лицу нереальную кукольную красоту. Его уши походили на побеги остролиста и выглядывали из волос больше чем на длину ладони.
Уставшая от одиночества Таша несказанно обрадовалась соседу.
– Эй, – снова позвала она, – ты как? Хочешь воды? – не дожидаясь ответа, принцесса пододвинула к решетке свою ржавую миску. – Не родниковая, но пить можно.
Эльф от воды отказался, встал, опираясь на решетку, и прошел несколько шагов, направившись к закрытой двери.
– Меня давно сюда принесли? – голос чистый, переливчатый зазвучал тихо, пожираемый глухой тьмой подземелья.
– Только что, – поразившись первозданной красоте неожиданного звука, пожала плечами Таша.
– Какой сейчас день?
– Несколько месяцев прошло после битвы в Гиеньей Гриве, может больше, – нахмурилась принцесса, – откуда ты? как зовут? – пользуясь правом старожила этого места, она решила расспросить нового соседа обо всем.
– Я Артис из Эголора, – сухо представился эльф, бросив презрительный взгляд на Ташу.
– А я Таша, принцесса лаПлава.
– Принцесса? – Артис посмотрел на девушку внимательно и недоверчиво, – похоже, тебе здорово досталось. Скверное место.
– Да, здесь скверно, в особенности, когда приходят эльфы и пытаются вскрыть череп изнутри, – грустно улыбнулась девушка.
– Высокие? – тут же уточнил Артис. – Эти подлые предатели из Вэлди даже не скрывают своих лиц и отличительных нашивок. Словно насмехаются.
– В этом подземелье им не от кого прятаться, – предположила Таша, – я ведь даже не знаю, как оказалась здесь, и где это место находится.
Новый сосед мрачно кивнул.
Артис, как и любой эльф, привыкший безошибочно ориентироваться на местности, не мог смириться с собственной беспомощностью. Провал в памяти обрывал воспоминания на моменте, когда он встретил девушек и отправился из Ликии в Нарн.
Артис вспомнил первые часы дороги: шуршание колес крытых повозок, в которых ехали девы, неторопливые шаги лошадей, зеленые листья придорожных бересклетов, окрашивающие воздух в расслабляющий изумрудный цвет. Артис жмурился, покачиваясь на облучке рядом с сонным усталым кучером. Знакомый лесной запах нарушил тонкий пряный аромат неизвестного растения. Эльф, словно зверь, потянулся по нему носом, стараясь не упустить чудесный запах и отыскать его источник…
Дальнейших воспоминаний не было. Единственное, что всплывало в памяти – мелькающие ноги черной лошади, топчущие зелено-серый мох. Эльфа везли куда-то, перекинув животом через седло. Сознание в тот момент вернулось к нему всего на несколько секунд, но и этих секунд хватило, чтобы разглядеть незнакомый пугающий лес. От этого леса не пахло листвой и древесиной. Запах витал иной – сырой, плесневелый. Артис помотал головой, отгоняя прочь тревожные воспоминания. Пленница из соседней камеры смотрела на него с пониманием.
Время шло, Артис и Таша томились в заточении. Казалось, катакомбы высасывали жизненные силы из соседа принцессы. Эльф, привыкший жить в зеленых лесных чащах, не мог стерпеть подземного плена. Его прекрасные ланьи глаза потускнели, волосы спутались, а лучезарная кожа приобрела болезненный серый оттенок. Принцесса искренне жалела его. Ей хотелось поговорить и ободрить Артиса, но разговор не клеился, сосед молчал или отвечал не терпящими продолжения короткими фразами.
Большую часть времени девушка проводила в раздумьях. Запретные тайные воспоминания украдкой просачивались сквозь удерживающие поток памяти ментальные замки. Перед глазами стоял замок лаПлава с его замшелыми древними стенами и шумным двором: вот старый Геоф рубит дрова своей неизменной секирой, вот набирает в колодце воду рыжая Брунгильда, а толстая нянька Миранда поторапливает ее, высунувшись из окна. За замком луг, на котором пасет своих овец Тама, и молчаливый Филипп выстругивает фигурку дриады из причудливого корешка.
Время ползло, увязая в подземной тьме. Казалось, что пленники смирились с судьбой окончательно.
Эльф совсем замкнулся в себе, последние дни Таше не удавалось вытянуть из него и пары слов. Правда, иногда Артис пел. Когда его красивый переливчатый голос заполнял тишину, принцесса закрывала глаза и погружалась в чудесный мир, где шумят далекие дубравы, где вода ручьев чиста и холодна, где спокойно и свободно живет благородный народ лесных эльфов… Когда песня заканчивалась, дивный морок спадал, и холодный сумрак катакомб окутывал пленников с новой силой.
Гонцов из Ликии в Северном лагере не ждали. Отряд состоял из семи человек. Пять военных при полном параде и пара герольдов восседали на холеных лоснящихся лошадях, укрытых праздничными попонами с гербами культурной столицы. Пока пришельцы торжественным шагом двигались вдоль разбитых палаток к походному шатру командования, их с интересом разглядывали гоблины.
Сказать по правде, Кадара-Риго несказанно удивился такому визиту. Еще больше его удивило личное приглашение ликийской принцессы, посетить ее город. Трудно сказать, что подвигло принца принять приглашение: собственное любопытство или поразительная настойчивость гонцов. Однако, взяв с собой рыцарей и Ану, командующий Севера, немедленно отправился в культурную столицу.
По прибытии в Ликию северяне искренне поразились тому, насколько прекрасен и развит город. Казалось, только Ану, проведший детство в процветающем Апаре, не удивлялся роскоши и необычности окружающих улиц и домов.
Прием гостям устроили в летнем саду, раскинувшимся по берегам оправленных гранитом каналов, по которым сновали крытые прогулочные лодки. Под тенистыми ясенями прибывших ждали накрытые столы. Хозяйка города в платье цвета зеленой змеиной кожи и золотой тиаре, изображающей двух переплетающихся гадюк, встретила гостей, восседая на высоком троне, прикрытом, как балдахином, раскидистыми ветвями. У ее трона, подобно восхитительным статуям, недвижно сидели огромные сфинксы, наводя трепет на гостей. Даже невозмутимый некромант невольно поежился, едва взглянув на этих величественных существ.
– Добро пожаловать в Ликию, – зажурчал весенним ручьем чарующий голос, – наш город рад принять храбрых воителей Севера.
Северяне отвесили Лэйле церемонные поклоны. Беседа потекла медленная и размеренная – дипломатия не терпит спешки.
Кадара-Риго вышел вперед, готовясь вести диалог. Стоило только принцу сделать шаг, как один из сфинксов нервно дернул хвостом, разрушая хрупкую иллюзию собственной монолитности. Нужно отдать должное Алану, оказавшись в опасной близости к чудовищу, он не повел и бровью, сделав вид, что вовсе не заметил грозных охранников прекрасной Лэйла.
После взаимных комплиментов: восхищения достижениями ликийцев со стороны принца Алана и восхваления силы северной армии со стороны принцессы Лэйлы, речь пошла о Королевстве и войне.
– Раскрою карты, мой друг, Ликия всеми силами пытается сохранить нейтралитет, стараясь не ввязываться в те скверные склоки, которые устраивают мои отец и сестра, – Лэйла картинно прикрыла лицо рукой, перевитой золотыми кольцами и браслетами, – мой город прекрасен, здесь процветают искусство, музыка и архитектура. Почти четверть крестьян из окрестных деревень обучена грамоте. Вы не встретите такого в Королевстве.
– Ваша прогрессивность распространяется на все сферы, – Кадара-Риго улыбнулся высокомерно, – кроме военной. Ликия слаба. Негласный договор о неприкасаемости города, что сдерживал врагов во времена вашей бабки, теряет силу, не так ли?
– Вы совершенно правы, уважаемый принц, мы уязвимы. И прежде всего мы уязвимы перед Королем. Не буду скрывать, амбициозность и безрассудство моей сестры, а также ее влияние на отца, накалили ситуацию между мной и Королевством. Плюс – эта война. Королевство изможденное ею вскоре породит толпы беженцев, желающих укрыться на сытом и богатом востоке, за ними потянутся дезертиры и разбойники. Ликии это не нужно.
– Понимаю, – Алан кивнул, прокручивая в голове услышанное.
Выходило, что культурная столица оказалась «между молотом и наковальней». С одной стороны Северные захватчики, а с другой свое же Королевство, и, похоже, собственные родственники казались прекрасной Лэйле гораздо более опасными, чем северяне, – чего же вы хотите от Севера? Милости? Защиты? Покровительства?
– Сотрудничества, – Лэйла улыбнулась столь ослепительно, что принц невольно восхитился ее неестественной красотой, – Ликии нужен не могущественный покровитель, а добросовестный и надежный помощник. Мое условие – совместная работа и посильная взаимопомощь.
– Вы ставите условия? – Алан усмехнулся, эта женщина удивляла и восхищала его все сильнее, – ваша бравада и уверенность похвальны, но не в сложившихся условиях.
– По-вашему, мы должны пасть ниц в страхе перед врагами Королевства или Королем? Ликия неприкосновенна. Так было всегда.
– Зачем же тогда вам стена, которую вы начали строить? Боитесь, что древний статус города вскоре будет забыт? – съязвил Кадара-Риго, уверенный в собственном превосходстве.
– Боюсь, – отрезала Лэйла с непривычной жесткостью, – поэтому и предлагаю вам сотрудничество. Выгодное нам обоим.
– Чем же оно так заманчиво?
Алан пристально вглядывался в спокойное лицо Лэйлы, пытаясь понять, какой козырь она может прятать в рукаве. Уверенность и настойчивость хозяйки Ликии не оставляли сомнений – она сумеет потребовать у Северных то, что ей нужно. Именно потребовать. Это определяло значимость аргументов Лэйлы. В ином, сомнительном случае Северная делегация не была бы приглашена на переговоры с такими почестями.
– Вы в курсе, милый принц, что в Королевстве и на окрестных территориях старательно распускаются слухи о жадных и безжалостных северных захватчиках? – Лэйла сложила ладони и молитвенно сцепила точеные пальцы, – однако, я полагаю, с вашей стороны все выглядит совершенно иначе…
– Мы захватчики? – принц усмехнулся, но тут же кивнул, – теперь возможно. Более того, не буду отрицать, что неоправданная агрессия Короля на Север была нам на руку, давая возможность двинуться на юг с «честной совестью». Право, слабость королевской армии вдохновила нас. Однако безрассудство Короля удивляет, как можно так бросаться на сильных соседей, не рассчитывая собственные силы?
– Король зависим, если вы еще не осознали этот очевидный факт. Он зависим от Нарбелии. Сестра ловко им манипулирует. Однако, при всех своих талантах бедняжка безнадежна, как только дело касается родовитых и именитых мужчин. Думаю, именно в этом и кроется причина того, что теперь Королевство потакает эльфам.
– Теперь ясно, в чем кроется причина такой искренней эльфийской заботы. Высокие господа редко поддерживают слабых соседей. Неужели, ваша сестра сумела так очаровать Высокого Владыку, что он решился на союз с немощным и истощенным войной Королевством? – Алан нахмурился, пытаясь сложить в голове достоверную картину происходящего.
– Не совсем так, – продолжила Лэйла. Слова ее сочились скрытым торжеством, замешательство северянина было очевидным для нее, – я думаю, война интересна самим эльфам, и именно они развязали ее руками моей любвеобильной сестры и отца.
– Вы думаете? – Алан поймал взгляд Лэйлы. – Это лишь домыслы, или у вас есть доказательства?
– У меня нет сильной армии, которой располагаете вы, но мои разведка и сыск работают безупречно. Поэтому, я думаю, что предложение о сотрудничестве равноценно. Моя разведка и ваша армия взаимно усилят друг друга. Ваша сила и моя осведомленность. Новый альянс, в противовес Королю и эльфам.
– Вот теперь вы меня заинтересовали, – глаза Алана горели восхищенно, – ваше предложение поистине королевское.
– Значит, вы согласны? – принцесса улыбнулась обезоруживающе, словно запечатывая нерушимой печатью еще не заключенный договор.
– Вам трудно отказать, да и незачем.
– Я не ярморочная цыганка, чтобы предлагать вам шкуру от коня. Размышляя о сотрудничестве, я прежде всего задумалась о том, что равноценное я смогу дать вам со своей стороны.
– Я польщен и восхищен вами, принцесса, – подытожил беседу Кадара-Риго, – я думаю, что для вашего спокойствия сведения о нашем новоиспеченном союзе останутся тайной.
– Безусловно, – кивнула Лэйла уже без улыбки, – эльфы не одобрят вражеского сподвижника за спиной и напоют отцу о том, что его старшая дочь – предательница. Я понимаю, на какой риск иду, но при этом эльфийском союзе с Королевством, опасность потерять город тревожит меня непреодолимо. Скажу честно, от войны я жду одного – свободы Ликии. Суверенитета.
– Я вас понял. Развитое и богатое государство лучший сосед для Севера, чем униженная и разоренная колония, – согласился Алан.
– Ну что ж, – прекрасная хозяйка города поднялась, наконец, со своего трона и величественно подошла к Алану Кадара-Риго, протягивая руку, как полагается правителю-мужчине, – провозгласим союз?
– Несомненно, – северянин с трепетом взял хрупкую ладонь, пожимая ее нежно и долго.
Так, союз был заключен. На всем протяжении переговоров в саду раздавалась лишь пара голосов. Все остальные молчали, слушали, благоговели или делали выводы, запоминая каждое слово. После рукопожатия беседа была продолжена.
Говорили долго, обсуждая государственные дела – маршруты поставок продовольствия Северным, расстановку военных отрядов по границам города и многое другое. Снова вернулись к разговору о Высоких эльфах. Главный вопрос, что заинтересовало их на Севере до такой степени, что они не погнушались союзом с Королем, пока оставался без ответа.
Если бы все военные союзы заключались так – на дивных балах, в прекрасных тенистых садах. Прием, устроенный хозяйкой города был великолепен, и Ликия предстала перед северянами во всей своей красе, уязвимой и несокрушимой одновременно.
Ану чувствовал себя неуютно без мертвецов, но взять их с собой не представлялось возможным из дипломатических соображений.
Принц Кадара-Риго вел неспешную и тихую беседу с принцессой Лэйлой, восседая во главе бесконечно длинного стола. Остальные соратники пировали, расслабившись и наслаждаясь роскошью, от которой они успели отвыкнуть за время похода.
Некромант внимательно изучал лежащего на газоне огромного сфинкса. Чудовище не двигалось, казалось неживым – каменным изваянием, но Ану видел, как через узкую щелку почти полностью опущенного века за ним наблюдает внимательный глаз.
– Любуетесь сфинксами госпожи? – Моруэл, придворный ликийский чернокнижник присел рядом с молодым некромантом, поморщившись и придерживая рукой поясницу.
– Пытаюсь понять, живые они или мертвые, – Ану развернулся к старику скорее из вежливости, чем из интереса, – как гласят легенды, царь Шиммака обезглавил своих непокорных дочерей, за то, что те хотели свергнуть его с престола и захватить власть. Сердобольная царица с помощью магии вернула дев к жизни, превратив в чудовищ.
– Ваши знания заслуживают похвалы, – Моруэл кивнул одобрительно, прикрыв глаза и по-стариковски пошамкав челюстью, – к чему вас привели размышления, уважаемый юноша? Жизнь или смерть, по-вашему, движет этими существами?
Старик явно знал ответ, а его расспросы являлись скорее проверкой, чем любопытством. Ану посмотрел чернокнижнику в глаза внимательно и требовательно.
– Я не знаю, уважаемый, – сказал он, наконец, со всей вежливостью, на которую был способен, – согласно легенде, царственные девы были мертвы, а эти существа живы. Значит, либо легенда лжива, либо некий некромант сумел найти секрет оживления мертвецов… Только это невозможно.
– Так что же, сдаетесь? – старик прищурился довольно, по-кошачьи. – Не по зубам вам загадка?
– Похоже на то, – Ану кивнул.
Азарт им не двигал, скорее любопытство, поэтому самодовольное превосходство старика его совершенно не раздражало, скорее забавляло.
– Ах, юноша, – Моруэл улыбнулся чуть заметно, – все дело в том, что вы тот самый Ану, ученик того самого могучего и странного некроманта, что всю жизнь свою потратил на поиски секрета возрождения.
– Потратил, – Ану тут же переменился в лице, его взгляд потемнел, а брови сошлись у переносицы, разговаривать об Учителе он не хотел, – но рецепта воскрешения не нашел даже он.
– Вы слишком узко мыслите, юноша, – старик посмотрел в глаза своему собеседнику, словно проверяя, готов ли тот услышать, наконец, ошеломляющую отгадку, – вы мыслите как маг, будьте проще.
– Проще? – Ану окинул старика своим пылающим взглядом, и тот снова зажмурился, как кот, взглянувший на огонь. – Кто же, по-вашему, смог оживить мертвые головы, если не маг?
– То был не некромант, но врач! – ответил Моруэл торжествующе. – Не думали о таком, мой друг?
– Анатомист? – глаза Ану блеснули восхищенно. – Я видел, как анатомисты перешивали лумбуков для упырьих боев, как штопали раны и чинили переломанные кости людям, но чтобы оживлять?
– Ну, это, юноша, и вовсе просто. Вы ведь воин, и наверняка знаете, как на поле сражения порой часами умирают искромсанные на куски солдаты, или как после казни отрубленные головы вращают глазами и корчат жуткие рожи. Тот врач просто успел вовремя. Соединил головы с львиными телами так мастерски, что жизнь не успела покинуть дочерей царя. Хотя, без доли магии тут конечно не обошлось – крылья сфинксов, их неуязвимость и размер, несомненно, имеют чудесное происхождение…
Ану еще долго беседовал со старым чернокнижником.
Прием закончился, и Северным предложили остаться в столице до утра. Одноэтажный дом, предназначенный для гостей, находился посреди одного из городских садов, очерченного с трех сторон каналами. Важных визитеров расселили в отдельные комнаты, предоставив им все удобства и слуг. Отправление в лагерь планировалось на утро, так что времени для отдыха было достаточно.
Погода испортилась даже в цветущей Ликии. В саду, где стоял гостевой дом, дождь громко стучал по листьям специально привезенных из Темноморья мохнатых пальм и монстер. Вода собиралась в лужи на глянцевых плитках мощеного двора. Стоящие у коновязи лошади тревожно смотрели на освещенные окна, ожидая слуг, которые отведут их в теплую сухую конюшню.
Со стороны ворот раздался цокот копыт. Всадник, укрытый коричневым тяжелым плащом с гербом Ликии остановил коня и, спешившись, поднялся на крыльцо. Долго ждать там ему не пришлось – для придворного сыщика все двери Ликии открывались весьма поспешно.
Франц очень устал за последние дни, большую часть которых он провел в седле. Его опрятная одежда была истрепана и вымазана грязью, плащ за время непогоды впитал столько воды, что не просыхал уже несколько недель. Сыщик себя не щадил. Его вид красноречиво говорил об этом. Синяки под глазами и впалые щеки придавали некрасивому лицу болезненный вид.
Переговорив с высоким седым управляющим, Франц пересек широкий, обитый деревом зал, направившись к жилым комнатам. Перед одной из них он остановился и, немного замешкавшись, постучался.
Ану не спал. Сидя за столом, он перелистывал старинные книги, найденные в местной библиотеке. Настойчивый стук отвлек его от мыслей.
– Позвольте представиться, Франц Аро, – вежливо склонил голову полуночный гость, дожидаясь приглашения.
– Входите, – кивнул Ану, пропуская визитера в комнату, – чем обязан придворному сыщику?
– Мне необходима ваша помощь, господин некромант, – сказал Франц напрямую, – естественно не бесплатно.
– Дело, как я вижу, серьезное? – поинтересовался Ану, приглашая Франца сесть в кресло.
– Безусловно, иначе я не стал бы беспокоить Вас в столь позднее время, -откашлявшись, сыщик продолжил, – поскольку мы стали союзниками в общей войне, речь пойдет о деле, которое, безусловно, будет небезынтересно для вас.
– Не тяните, сыщик, – поторопил Франца некромант.
– Я думаю, вы поддержите мою мысль о том, что знание истинных причин войны крайне важно для того, чтобы заиметь в ней преимущество.
– Каких именно причин, – за пафосной речью Ану уловил волнение и неуверенность собеседника, – полагаю, вы их пока не знаете сами?
– Не знаю, но стою на пути к тому, чтобы узнать. Именно поэтому мне понадобилась ваша помощь как мага.
Суть дела заинтересовала Ану. Он внимательно слушал рассказ Франца о поисках пропавших эльфиек, лошадиной ферме и убийстве в Эльфаноре.
– Я разузнал о таинственном поместье, где выращивали рогатых коней. Последний, оставшийся в живых свидетель рассказал мне, что там заправляли Высокие эльфы. Когда я добрался до места, то обнаружил лишь пепелище. Коней пытались уничтожить, но несколько животных спаслись из огня и впоследствии размножились по округе. То же и с пропавшими лесными эльфийками, провожатым которых был Высокий из Волдэя. Караван с девушками следовал из Диорна в Нарн. По некоему договору эльфийки поступали на обучение к одному из известных магов Королевства. Однако в Нарне ни о каких договоренностях и делегациях слыхом не слыхивали. Договор оказался подделкой. И снова никаких следов.
– И снова тракт, идущий через Ликию? – переспросил Ану.
– Именно так, – кивнул Франц, – и наконец, жертвоприношение в Эльфаноре. Трудно поверить в то, что эльфы позволили какому-то черному магу бесчинствовать в их столице.
– Выходит, жертвоприношение выдумка? – предположил Ану.
– Трудно сказать. Но мне очевидно одно – эльфы знали про черную мессу, если таковая была. Так что варианта два – либо Высокие позволили колдуну вершить убийства, либо сами их устроили.
– Интересно знать для чего, – Ану прищурил глаза, раздумывая и сопоставляя услышанные факты, – вы полагаете, эти странные происшествия связаны с войной? – произнес он, наконец.
– Я не исключаю такой возможности. На совете немало говорили о том, как Высокие манипулируют Королем. Его руками они прокладывают дорогу на северо-восток. И расследуя три вышеописанных случая, я обнаружил, что и там отовсюду торчат эльфийские уши.
Ану усмехнулся, оценив шутку. А Франц продолжил:
– Уши торчат, но, к сожалению, все мои попытки докопаться до сути обернулись крахом. Поймать эльфов с поличным не удалось. Найти прямую связь между моими расследованиями и войной тоже. Враги сумели замести следы.
– Как понимаю, вы хотите, чтобы я эти следы отыскал, – произнес некромант.
– Помощь сильного практикующего мага мне сейчас необходима, – утвердительно кивнул Франц Аро.
– А как же уважаемый Моруэл? Этот старик необычайно умен и прозорлив.
– К сожалению, чернокнижник слишком стар, и не перенесет поспешных конных переездов. Старик – единственный черный маг при дворе, а в поисках мне необходима помощь чародея темной стороны, – пояснил свои опасения сыщик.
– Понимаю, – согласился Ану, – и готов оказать вам посильную помощь.
– Я не останусь в долгу, – протянул руку Франц, не в силах скрыть радость.
Рукопожатие закрепило союз.
Заскучавший в последнее время Ану счел сделку с сыщиком увлекательной и полезной. Озвученная Аро сумма была более чем приемлема. К тому же возможность разобраться в происходящем подвернулась очень кстати. Спонтанность и непредсказуемость последних событий несказанно тревожила некроманта. Он прекрасно понимал насколько опасно воевать вслепую. Вражеский союз крыл в себе множество тайн. Сначала Король, решивший атаковать небогатый и совершенно неплодородный Север. Потом Гильдия драконов и Высокие эльфы, примкнувшие к нему с какими-то своими целями и выгодами. Ану уже много времени ломал над всем этим голову, его беспокойство разделял и принц Кадара-Риго, вынужденный вести военные действия «наощупь». Слова ликийского сыщика, показавшегося некроманту человеком неглупым и прозорливым, навели на мысль, что истинную суть происходящего надобно искать не на поверхности, а на самом дне кипящего котла происходящих событий…
А тем временем Нарбелия решила взяться за пленников с новыми силами. Работа предстояла нелегкая: стереть воспоминания лесному эльфу, преступнику и предателю, как объяснил ей Тианар и окончательно «раскопать» память девчонке-пленнице, которую Нарбелия уже успела люто возненавидеть.
Шурша платьем по растрескавшимся каменным ступеням лестницы, ведущей в катакомбы, Нарбелия спускалась к своим жертвам. Трещали на стенах масляные факелы, заставляя нечеткие искаженные тени на стенах дрожать и пульсировать. Золотые туфли, украшенные алыми камнями, цокали каблуками неподобающе громко.
Принцесса с замиранием сердца ловила порывы холодного воздуха, сочащегося из редких воздуховодов и осветительных каналов, идущих вертикально вдоль стен.
Тианар шел впереди, уверенный и молчаливый. Его статная фигура исчезала во мраке за каждым новым поворотом, и сердце Нарбелии сжималось, подземная тьма проникала в ее душу холодными замшелыми пальцами. В памяти тревожно всплывали обрывки страшного сна. Дикий крик или стон. Казалось, что стоит принцессе остаться одной, и этот ужасный звук прорвется из памяти и материализуется, наполнив собой сырую темноту катакомб. Нарбелия подобрала юбки и бегом припустила за Тианаром.
Охранник, что дежурил у камер, встретил их сдержанным поклоном. Его надменный и ленивый взгляд поразил королевскую наследницу. Неподобающе со стороны какого-то тюремщика поведение удивило Нарбелию, и она удивленно взглянула на эльфийского принца. Он словно не заметил пренебрежительного обращения, подходя к решетке и хмуро оглядывая пленников.
Тианар думал. В этом злополучном доме с подземельем всем заправлял Камэль – один из самых влиятельных наследников Западного Волдэя. Тианар не доверял этому эльфу. Те скрытые игры, что вел Волдэй за спиной парализованного застоем и депрессией Высокого Владыки, виделись принцу запретными и преступными. Тайная власть западных богачей, купивших империю Высокого народа, все крепла, а знатность и авторитет семьи истинных властителей отходили на второй план.
