Ужин я приготовил заранее – суп из цветной капусты, бефстроганов, печеные яблоки, так что теперь мог посидеть спокойно и подумать. Кого мне напоминает Адельгейда Фолькман? Что в ней кажется мне знакомым? Лицо, молодой голос, тихая речь, уверенная, решительная манера? Теперь я во всяком случае знал, почему ей приходится экономить.

Я предполагал, что мы поужинаем, а потом будем говорить о деле, но она начала рассказывать уже за аперитивом:

– Мой отец вернулся из русского плена в 1955 году, в числе последних. Он женился на моей матери в 1939 году, в 1940 году у них родился мой брат, а в 1956 году мать была еще достаточно молодой – родила меня. У родителей были неважные отношения, мать пятнадцать лет смогла прожить без него, и после возвращения он не очень-то был ей нужен. А вот он пятнадцать лет был без жены, и все это время ему не над кем было поизгаляться, так что, вернувшись, вовсю наверстывал упущенное. Моего брата, который отказался от своего имени Адольф, сменил его на Дольф, отец просто на дух не выносил. Все свое внимание он сосредоточил на мне. Рассказывал мне про войну и плен и о том, почему влюбился в мою мать, и почему не надо ему было влюбляться в мою мать, и почему теперь он с ней не живет и завел роман с соседкой. Я-то уши развесила – как же, он принимает меня всерьез и любит, – лишь после его смерти я осознала, что он меня использовал. Всем этим он мне только навредил. Между прочим, он служил в уголовной полиции и в отставку вышел с должности начальника уголовного отдела, а в 1972 году умер от рака легких. – Она усмехнулась. – Курить тоже он меня научил.

Она отпила глоток, покачала головой, о чем-то задумавшись. Я хотел было предложить ужин, но тут она продолжила рассказ:

– Когда все бунтовали против родителей, я бунтовала против своего уже умершего отца – против его эгоизма, его тупой ограниченности, его хвастовства, его отношения к жене и детям, – причин хватало. Я знала, что он лгал о своем прошлом, – слишком много нестыковок было в его рассказах. Якобы он учился на архитектора, и служил в уголовной полиции, и…

– Его звали Айк?

– А, так вы что-то о нем знаете. Его родители, братья и сестры, очевидно, погибли, когда началось бегство из Восточной Пруссии. Он подавал запросы в службу розыска, но безрезультатно. Осталась в живых его названая тетя, Ольга Ринке, она была очень привязана к нему, и он к ней был очень привязан, в детстве он подолгу жил у нее, это было после Первой мировой войны, и она много рассказывала ему о своем возлюбленном Герберте Шрёдере, а он потом мне. Мой отец любил немецких героев.

– Он умер в семьдесят втором? Ольга Ринке тогда была еще жива.

– У них, по-видимому, не было контактов друг с другом. К чему? А в ее бумагах нашлось что-то о моем отце? Каким он был в детстве? В молодости? Он в самом деле получил образование архитектора? И как он этим образованием распорядился? Как он попал в уголовную полицию? Правда ли то, что он рассказывал мне о той семнадцатилетней девушке, на которой женился?

Она вопросительно смотрела на меня. Дочь Айка. Айк приезжал к Ольге уже после того, как она потеряла слух, и это было последнее, что Ольга мне рассказала о нем. Потом Айк просто исчез из ее рассказов. Но почему же меня это не удивило?

– Вы знаете, как выглядела Ольга Ринке?

Мы прошли в мой кабинет, и я показал Адельгейде фотографию. Она долго смотрела на нее, потом и на остальные, висевшие по стенам.

– Ваша жена? И ваши дети? А это кто?

Я показал фотографии жены, детей, родителей, сестер и брата, затем друзей и подруг, а также черного кота с белыми лапками, которого мы подарили дочери на день рождения, когда ей исполнилось двенадцать, и который прожил у нас семнадцать лет.

– Давайте же ужинать! – предложил я. – Мой рассказ будет недолгим, обо всем можно рассказать и за столом.