Проснувшись утром в Тромсё, я увидел, что за окном темно, и сообразил, что здесь в январе иначе и не бывает. Лишь к полудню что-то слабо забрезжило. Подойдя к окну, я увидел гавань, а в ней лихтеры и прочие большие и маленькие суда, увидел также несколько гостиниц с плоскими крышами и скучными фасадами и серую от грязного снега площадь. Накануне вечером автобус привез меня из аэропорта в город, мы ехали по заснеженной местности, потом через длинный туннель, потом по ярко освещенной улице с магазинами и ресторанами; мой отель находился на одной из поперечных улиц. Ярко освещенная улица – должно быть, главная улица города, решил я, на ней, конечно, есть книжный магазин, там я куплю план города и спрошу, где у них антикварная лавка.

В книжном мне сказали, если эта лавка вообще существует, то она на какой-то из улиц на склоне. Я обошел все улицы на склоне, видел церковь, университетский кампус, офисные здания, жилые дома, цветочный магазин какого-то садоводства и бывший магазин, где уже не торговали, а люди работали за компьютерами. Я пообедал в ресторане на главной улице и снова отправился обследовать улицы на склоне. Пошел снег, я медленно и осторожно пробирался по заледеневшему тротуару, шаг за шагом.

Антиквариат отыскался, когда серенький денек уже сменился темнотой. Лавка находилась в подвале жилого дома, к двери надо было спускаться по ступенькам, окна размещались вровень с землей. На стеклах налеплены большие белые буквы Antikvariske, а за этими буквами я разглядел хозяина лавки, который расставлял книги на полках. Я вошел, поздоровался, мне ответили… И все. Других посетителей не было, однако антиквар даже не обернулся и не подумал спросить, может, я ищу что-то определенное и не надо ли помочь. Он взглянул на меня оценивающим взглядом, с холодной, подозрительной миной, и тут же снова занялся книгами.

Я прошел вдоль стеллажей, иногда попадалось знакомое имя автора и удавалось разгадать название книги, также встречались знакомые слова geografisk и historisk, но и только, я капитулировал перед чужим языком. На столе стояли коробки со старыми открытками со всего света, рассортированными по странам, я доставал одну за другой и на всех видел адрес: Тромсё, poste restante.

Я не знал, как быть. Может, просто задать вопрос, откуда у хозяина такое количество открыток, посланных в Тромсё до востребования? А что, если у него есть и письма до востребования? Попросить разрешения взглянуть на эти письма? Сколько он запросит за одно письмо? Да поймем ли мы друг друга вообще?

Заговорив по-английски, я спросил хозяина, нет ли немецких книг, он по-английски ответил, они, мол, в соседнем помещении, и указал мне полку с немецкими изданиями. Тут была специальная литература по географии, геологии, биологии, а также романы, изданные в тридцатых и сороковых годах; вероятно, эти книги остались со времен оккупации. В центре помещения стоял стол с двумя креслами, на столе тоже была коробка, но не с открытками, а со старыми письмами на адрес: Тромсё, до востребования.

Я вернулся в первую комнату:

– У вас тут много интересного.

– Рад слышать, – сказал он. – Хотелось бы иметь более богатый ассортимент, но я, видите ли, только начинаю дело.

– У вас много старинных открыток и писем.

– Да. Покупатели часто приходят именно за письмами. Не знаю, что бы я делал, не будь у людей этой страстишки подглядывать за другими и читать письма, написанные в давние времена давно забытыми людьми.

– Откуда они у вас?

Он засмеялся:

– Секрет!

– И много писем?

– Да уж, хватает. Не один год буду этим торговать.

Вот тут бы мне и завести разговор об Ольгиных письмах. Но он же не сказал, где взял письма, это, дескать, секрет, и я решил сначала поразмыслить обо всем и попробовать самому догадаться, что к чему. Как бы то ни было, теперь я знал: у него есть письма и мы с ним можем говорить по-английски. Я сказал, что еще зайду, и ушел. На двери я заметил табличку: «Apningstider 14:00–20:00».