Следующее утро выдалось ясным и солнечным, и Уимзи, воспряв духом, неспешно катил по дороге в Твидлинг-Парва под ровное гудение мотора. Машина, прозванная “миссис Мердл” в честь знаменитой героини, которая также не выносила “шума и гама” , ровно стучала всеми двенадцатью цилиндрами, а в воздухе чувствовался легкий морозец. Все это не могло не воодушевлять.

Ровно в десять часов Уимзи был на месте. Ему указали на дом священника — одно из тех больших, плохо спланированных и бессмысленных зданий, которые при жизни владельца съедают весь его доход, а сразу после его смерти погребают наследников под кучей счетов за небрежное содержание собственности .

Преподобный Артур Бойз был дома и тут же принял лорда Питера Уимзи.

Это был высокий стареющий господин с глубокими морщинами, говорившими о перенесенных тревогах, и кроткими голубыми глазами, несколько озадаченными печальной сложностью мира в целом. Его старая черная сутана унылыми складками спадала с узких, сутулых плеч. Священник протянул Уимзи худую руку и предложил сесть.

Лорду Питеру оказалось нелегко объяснить цель своего визита. Его имя, очевидно, ничего не говорило тихому, оторванному от мира священнослужителю. Поэтому Уимзи решил не упоминать о своей любви к расследованиям и представиться знакомым обвиняемой, в общем не греша против истины. Это, может, и неприятно, но хотя бы понятно. Он заговорил немного неуверенно:

— Мне страшно неудобно вас беспокоить, тем более что вам пришлось столько пережить, но это касается смерти вашего сына и судебного разбирательства. Только не подумайте, что я вмешиваюсь не в свое дело, — у меня есть на то серьезные причины личного характера. Видите ли, я знаком с мисс Вэйн — честно говоря, она мне очень нравится, — и я не могу отделаться от мысли, что произошла ошибка, поэтому хотел бы как-то помочь ее исправить.

— О, конечно! — сказал мистер Бойз. Он тщательно протер пенсне и несколько криво водрузил его на нос. Внимательно посмотрев на Уимзи и, очевидно, не найдя зрелище неприятным, он продолжил: —

Бедная заблудшая девочка! Уверяю вас, во мне нет ни капли мстительного чувства, так что я больше всех на свете был бы рад узнать, что она непричастна к этому чудовищному делу. И даже окажись она виновной, лорд Питер, ее наказание причинило бы мне мучительную боль. Что бы мы ни делали, мертвых не вернуть, и самое верное — оставить воздаяние Тому, кому оно принадлежит по праву. Воистину нет ничего ужаснее, чем отнять жизнь у невиновного. И если бы была хоть малейшая вероятность такого исхода, сознание вины преследовало бы меня до конца моих дней. Должен признаться, когда я увидел в суде мисс Гарриет Вэйн, я глубоко усомнился в правоте полиции.

— Спасибо, — ответил Уимзи, — вы очень добры. И облегчаете мою задачу. Позвольте спросить: вы сказали “когда я увидел ее в суде” — раньше вы с мисс Вэйн не встречались?

— Нет. Конечно, я знал, что мой несчастный сын вступил в незаконную связь с некой молодой особой, но я не в силах был с ней увидеться, и, думаю, она сама, совершенно правильно рассудив, воспротивилась какому-либо знакомству с нашей семьей. Вы моложе меня, лорд Питер, вы принадлежите к тому же поколению, что и мой сын, и вы, наверное, поймете: между мной и сыном — хотя он и не был дурным, развращенным человеком, нет, я бы ни за что так не сказал, — так вот, между нами не было полного доверия, какое должно быть между отцом и сыном. Конечно, это во многом моя вина. Если бы только его матушка была жива…

— Мистер Бойз, я прекрасно вас понимаю, — мягко сказал Уимзи. — Такое случается. Причем случается на каждом шагу. Послевоенное поколение и так далее. Многие слегка съехали с катушек, хотя они славные ребята. Просто не сходятся во мнении со старшими. Со временем это проходит. Винить здесь некого. Молодым нужно перебеситься и так далее.

— Но я никак не мог одобрить идей, которые настолько расходятся с религией и моралью, — грустно сказал мистер Бойз. — Возможно, я слишком прямо об этом заявлял. Если бы я относился снисходительнее…

— Здесь ничем не поможешь, — ответил Уимзи. — Каждый должен сам со всем этим разобраться. А когда люди принимаются писать книги и начинают вращаться в определенных кругах, они склонны, как бы это сказать, довольно громко выражать свои взгляды.

— Может быть. Но я все равно чувствую себя виноватым. Хотя вам от этого никакой пользы. Простите. Если произошла ошибка, а доказательства явно не убедили присяжных, мы должны сделать все возможное, чтобы поправить дело. Чем я помогу помочь?

— Что ж, боюсь, сначала мне придется задать вам совершенно отвратительный вопрос, — сказал Уимзи. — Еоворил ли ваш сын — лично или в письме — что-нибудь, что могло бы навести вас на мысль о том, что он устал от жизни? Простите.

— Нет, не говорил. Естественно, полиция и адвокаты уже меня об этом спрашивали. И могу вас заверить, что такое мне никогда и в голову не приходило. Для этого не было оснований.

— Даже когда ваш сын расстался с мисс Вэйн?

— Даже тогда. Вообще-то мне показалось, он был скорее рассержен, чем подавлен. Должен признаться, я был крайне удивлен, что после всего, что между ними было, она воспротивилась женитьбе. Я до сих пор не могу этого понять. Видимо, ее отказ очень его поразил. Он ведь с такой радостью писал мне о своих намерениях. Вы, наверное, помните это письмо? — Мистер Бойз принялся рыться в захламленном ящике. — Если хотите, можете взглянуть.

— Может быть, вы просто зачитаете отрывок? — предложил Уимзи.

— Да, да, конечно. Одну минуту. Вот: “Отец, теперь твое нравственное чувство будет удовлетворено, ибо я намерен, как говорят добрые люди, официально оформить отношения”. Бедный мой мальчик, он часто бывал легкомыслен в выражениях, но сердце у него было доброе. Боже мой. Да, так вот: “Моя избранница просто прелесть, и я решил сделать все честь по чести. Она и правда этого заслуживает, так что, когда мы заживем как полагается, ты, надеюсь, и к ней станешь относиться по-отечески. Не буду тебя просить провести церемонию — ты, верно, понимаешь, мне больше подходит регистрационное бюро; она, как и я сам, была воспитана в духе благочестия и все же, по-моему, совсем не стремится услышать “глас, над Эдемом прозвучавший” . Я сообщу тебе о времени, чтобы ты, если пожелаешь, мог прийти и благословить нас (quaотец, если не quaсвященник)”. Видите, лорд Питер, он серьезно собирался сделать все как следует, и я был так тронут, что он попросил меня прийти.

— Похоже на то, — сказал Уимзи, подумав про себя: “Если бы этот тип был жив, с каким удовольствием я бы из него душу вытряс”.

— И есть другое письмо, в котором говорится, что свадьба разладилась. Вот оно: “Дорогой отец, прости, но мне придется с благодарностью вернуть тебе поздравления. Свадьбы не будет, а невеста сбежала. Не хочу вдаваться в подробности. Гарриет выставила на посмешище и себя, и меня, так что говорить больше не о чем”. Позже я узнал, что какое-то время он неважно себя чувствовал, но это вам и так известно.

— Он не делился с вами предположениями о причинах своей болезни?

— Нет, мы были уверены, что это застарелый гастрит. Он никогда не был особенно здоровым мальчиком. Из Харлека он с большим воодушевлением писал, что ему гораздо лучше, и говорил о своих планах отправиться на Барбадос.

— Правда?

— Да. Я подумал, это пойдет ему на пользу и поможет развеяться. Но об этой поездке он говорил очень неопределенно, ничего еще не было решено.

— Он еще когда-либо упоминал мисс Вэйн?

— Ни разу, кроме того дня перед смертью.

— Как вы думаете, что он тогда имел в виду?

— Я не знал, что и думать. Разумеется, тогда никто еще не предполагал отравления, и я решил, что его слова относятся к их ссоре, вызвавшей разрыв.

— Понимаю. Хорошо, мистер Бойз. Если исключить возможность самоустранения…

— Он бы никогда этого не сделал.

— Тогда мог ли кто-то желать его смерти?

— Но кто?

— Скажем, другая женщина?

— Об этом мне ничего не известно. Если бы появилась другая женщина, я бы знал. Он не делал из этого тайны, лорд Питер. Филипп всегда был в высшей степени прям и откровенен.

“Да уж, этот любил похвастаться победами. Лишь бы языком молоть. Черт бы его побрал”, — подумал лорд Питер. А вслух сказал:

— Это не единственный вариант. К примеру, он не оставил завещания?

— Оставил. Хотя ему и завещать-то было почти нечего. Его книги очень глубокие, у моего мальчика был такой блестящий ум, лорд Питер, но больших денег они не приносили. Он жил на скромное содержание, которое получал от меня, и на то, что зарабатывал статьями в журналах.

— Но ведь он должен был кому-то оставить свои авторские права?

— Да. Сначала он хотел оставить их мне, но я был вынужден сказать, что не могу их принять. Видите ли, я не одобрял его взглядов и потому посчитал, что не имею права благодаря им обогащаться. Права он завещал мистеру Вогену.

— О! А можно спросить, когда было составлено завещание?

— Оно относится ко времени его поездки в Уэльс. Думаю, что ранее он назначил наследницей мисс Вэйн.

— Наверняка! — воскликнул Уимзи. — Думаю, она об этом знала. — Мысленно сопоставив противоречивые факты, он добавил: — Но в любом случае вряд ли это была крупная сумма?

— Что вы, нет. Моему сыну едва ли удавалось получить со своих книг пятьдесят фунтов в год. Хотя я слышал, — заметил он, грустно улыбнувшись, — что после случившегося его новую книгу ждет успех.

— Вполне возможно, — согласился Уимзи. — Главное — попасть в газеты, а причины любезную публику не волнуют. И все же… хотя нет. Как я понимаю, он не мог завещать никаких личных денежных средств?

— Ни пенса. Моя семья, лорд Питер, всегда была небогата, как и семья моей супруги. Мы те самые церковные мыши, — сказал он, улыбнувшись этой невинной церковной шутке. — Если не считать Креморны Гарден.

— Кого, простите?

— Тетки моей жены, актрисы Креморны Гарден — в шестидесятые она была даже слишком известна.

— Боже мой, та самая актриса?

— Да. Но ее имени в нашей семье, конечно, никогда не упоминали. Никто не пытался разузнать, каким способом она получила состояние. Думаю, она была не хуже прочих, но нас в то время легко было шокировать. Мы не виделись с ней уже больше пятидесяти лет и ничего о ней не слышали. Она сейчас, должно быть, совсем впала в детство.

— Вот это да! Я и не думал, что она до сих пор жива.

— Жива, я полагаю, хотя сейчас ей, наверное, за девяносто. И Филипп, конечно, никогда не получал от нее денег.

— Что ж, значит, деньги отпадают. Ваш сын, случайно, не застраховал свою жизнь?

— Мне об этом неизвестно. Насколько я знаю, среди его бумаг не нашли полиса, и никто до сих пор не заявлял о своих правах.

— Он не оставил долгов?

— Очень незначительные. Неоплаченные счета в лавках и все в том же роде. Вместе не больше пятидесяти фунтов.

— Благодарю вас от всей души, — сказал Уимзи, поднимаясь. — Вы очень помогли мне прояснить картину.

— Боюсь только, вы не узнали ничего нового.

— Как бы там ни было, теперь я знаю, где искать не нужно, — сказал Уимзи, — а это поможет сберечь время. Вы страшно добры, что уделили мне столько внимания.

— Пустяки. Обращайтесь, если у вас еще возникнут вопросы. Я буду рад больше всех, если эту несчастную девушку оправдают.

Уимзи снова поблагодарил его и откланялся. Он уже проехал целую милю, когда в голову ему пришла запоздалая мысль. Круто развернув “миссис Мердл”, он погнал ее обратно к церкви, где с некоторым трудом затолкал пачку казначейских билетов в ящик с надписью “На нужды церкви”, после чего отправился в город.

Пока Уимзи ловко лавировал среди других машин в Сити, его посетила идея, и, вместо того чтобы поехать домой, на Пикадилли, он свернул на одну из улиц южнее Стрэнда, где располагался офис гг. Гримсби и Коула, издателей Филиппа Бойза. После недолгою ожидания его проводили в кабинет мистера Коула.

Мистер Коул, крепкий и жизнерадостный господин, был заинтригован, узнав, что знаменитый лорд Питер Уимзи интересуется делами не менее знаменитого мистера Бойза. Уимзи заявил, что, как коллекционер первых изданий, хотел бы приобрести все произведения Бойза. Мистер Коул сокрушенно ответил, что ничем не может помочь, и под воздействием дорогой сигары разоткровенничался.

— Не хочу показаться бесчувственным, лорд Питер, — сказал он, плюхнувшись в кресло. Три его подбородка образовали новые складки, и число их таким образом увеличилось до семи-восьми. — Но скажу вам по секрету, вот так умереть — это лучшее, что мистер Бойз мог для себя сделать. Все его книги были распроданы спустя неделю после того, как стали известны результаты эксгумации, два крупных тиража новой книги смели еще до начала слушаний по исходной цене в семь шиллингов шесть пенсов, а библиотеки так выпрашивали ранние книги, что пришлось переиздать всю серию. К несчастью, мы не сохранили набор, так что типографщикам пришлось трудиться день и ночь, но мы все-таки это сделали. Сейчас вот торопимся с переплетом книг за три шиллинга шесть пенсов, и есть уже контракт на издание за шиллинг. Честно говоря, в Лондоне теперь не достать первого издания ни за какие деньги. У нас самих остались только архивные экземпляры, но мы готовим специальное подарочное издание с ограниченным тиражом и пронумерованными экземплярами — на бумаге ручного отлива, с портретами, гинея за штуку. Это, конечно, не то же самое, что первое издание, но…

Уимзи попросил обязательно включить его имя в список желающих приобрести серию книг по гинее за штуку и добавил:

— Не правда ли, обидно, что самому автору уже ничего не достанется?

— Да, это очень печально, — согласился мистер Коул, сделав огорченное лицо — при этом от носа до губ прорезались две глубокие складки, стиснувшие жирные щеки. — Но еще печальнее, что мы уже никогда не дождемся от него новых произведений. Такой одаренный молодой человек, лорд Питер. Мы с мистером Гримсби всегда будем чувствовать пусть скорбную, но гордость за то, что заприметили талант, когда ни о каком денежном вознаграждении не могло быть и речи. До ужасного события это был чистой воды success d’estime . Но если книга хорошая, колебаться из-за окупаемости не в наших правилах.

— И не говорите, — сказал Уимзи, — иногда бывает выгодно отпускать хлеб свой по водам . Очень благочестиво, правда? Помните тот отрывок: “И да будут все, обильно творящие добро, обильно вами вознаграждены”? Двадцать пятое воскресенье после Троицы.

— Да, примерно, — отозвался мистер Коул без особого энтузиазма, возможно, из-за нетвердого знания Книги общей молитвы, а возможно — уловив в тоне Уимзи насмешку. — Что ж, очень рад был с вами побеседовать. Жаль, что не смог вам помочь с первыми изданиями.

Уимзи заверил его, что это не важно, любезно попрощался и поспешил вниз по лестнице.

Оттуда он направился в офис мистера Челлонера, литературного агента Гарриет Вэйн. Это был смуглый господин с грязными волосами, говоривший резко и даже воинственно; глаза его скрывались за толстыми линзами очков.

— Бум? — переспросил он после того, как Уимзи представился и сообщил, что хотел бы поговорить о мисс Вэйн. — Конечно, теперь начался настоящий бум. И, надо сказать, довольно отвратительного свойства, но куда деваться. Мы обязаны делать для клиентов все, что можно, в любых обстоятельствах. Книги мисс Вэйн всегда неплохо продавались, обычно по три-четыре тысячи в пределах страны, но вся эта история, конечно, значительно увеличила спрос. Последнюю книгу переиздавали три раза, а что до новой, мы собрали заказов уже на семь тысяч экземпляров.

— То есть в финансовом отношении все только к лучшему, да?

— Да, но я, честно говоря, не уверен, что этот неестественный ажиотаж пойдет на пользу ее писательской репутации. Сами понимаете, чем выше взлетишь, тем сильней расшибешься. Когда мисс Вэйн выпустят…

— Мне нравится, что вы говорите “когда”.

— Я не позволяю себе думать о других вариантах. Но когда ее все же выпустят, очень скоро публика к ней неизбежно охладеет. Сейчас я, конечно, стараюсь обеспечить нам как можно более выгодные контракты на следующие три-четыре книги, но на самом деле могу ручаться только за авансы. А фактические поступления будут напрямую зависеть от продаж, и здесь, чувствую, нас ждет резкий спад. Что касается прав на публикацию в периодике, тут я добился неплохих условий, а это важно для краткосрочной прибыли.

— То есть в целом вы с деловых позиций оцениваете случившееся отрицательно?

— В долгосрочной перспективе — да. Наверное, не нужно объяснять, что я лично очень огорчен и не сомневаюсь, что произошла какая-то ошибка.

— Таково и мое мнение, — сказал Уимзи.

— Судя по тому, что я слышал о вашей светлости, мисс Вэйн необыкновенно повезло, что вы хотите ей помочь.

— Спасибо, спасибо. Знаете что, эта книга про мышьяк — вы мне не дадите на нее взглянуть хоть одним глазком?

— Если это как-то поможет, конечно.

Мистер Челлонер позвонил.

— Мисс Угрбертон, принесите мне гранки “Смерти в кофейнике”. Труфут изо всех сил торопит нас с публикацией. Когда мисс Вэйн арестовали, книга еще не была закончена. Проявив редкостное присутствие духа и работоспособность, мисс Вэйн внесла последние исправления и сама вычитала корректуру. Весь текст, конечно, прошел через руки тюремного начальства. Но нам нечего было скрывать. Бедная девочка, она действительно знает о мышьяке все. Это полный текст, мисс Угрбертон? Держите. Вы хотели еще что-то узнать?

— Только одно. Что вы думаете о господах Гримсби и Коуле?

— Я о них вообще не думаю, — ответил мистер Челлонер. — Лорд Питер, вы ведь не собираетесь что-то у них издавать?

— Да вроде бы нет.

— Если вдруг соберетесь, внимательно изучите контракт. Я уж не говорю, что лучше бы сразу обратиться к нам…

— Обещаю, если я захочу что-то издать у Гримсби и Коула, то обязательно воспользуюсь вашими услугами, — заверил его Уимзи.