Пролог

Сначала в темноте за спиной раздался треск мотоцикла, затем топот копыт.

Ни она, ни ребенок, которого она крепко прижимала к груди на бегу, не издавали ни единого звука – только постукивали, касаясь земли, ее полусапожки. Но чтобы знать, где она находится, преследователям не нужно было ее слышать. Никуда, кроме как к стене Кайнестона, окружавшей поместье по периметру, бежать она не могла. И единственной надеждой на спасение был ребенок на руках – ее дочь Либби.

Луна то скрывалась, то вновь появлялась из-за мчавшихся по небу облаков, но стена вдали светилась непрерывной тусклой полоской. Полоска света под дверью спальни успокаивает проснувшихся от ночного кошмара детей.

Во что же превратилась ее жизнь в Кайнестоне? В ночной кошмар! А когда-то казалось, что именно здесь воплотятся в жизнь все мечты.

Треск мотоцикла приближался, и топот копыт слышался все отчетливее. Преследовать ее могли только Гавар и Дженнер. Они двигались слева и прямо на нее. Но Лия добежала до стены первой.

Тяжело дыша, привалилась к ней на мгновение – перевести дух. Рука упала на каменную кладку, возведенную много веков назад. Пальцы ощутили прохладу древнего камня, его влажность и мягкую ворсистость покрывавшего стену мха; это раздражающе контрастировало с иллюзией, что стена, излучавшая неестественное свечение, должна быть теплой. Именно этой силой Дара, проявлявшей себя свечением, Лия и собиралась воспользоваться. Здесь все – и само место, и люди – находилось за пределами обычного.

Но пора действовать.

– Пожалуйста, моя дорогая. Пожалуйста, – прошептала Лия, склонившись к ребенку.

Отодвинув край одеяльца, которое связала собственными руками, поцеловала шелковистую головку девочки.

Либби тревожно завозилась, когда Лия вытащила из одеяльца ее ручку. Тяжело дыша от долгого бега и едва справляясь с переполнявшим ее ужасом, приложила ладошку ребенка к стене.

Там, где маленькие пальчики коснулись древнего камня, тусклое свечение начало растекаться, проникая вглубь швов старой кладки. Слабое, но явственно видимое, оно вдруг вспыхнуло, рванулось и побежало вверх, сделавшись насыщенным и ярким. Нарисовало прямую линию, выгнулось дугой. Появились ворота.

В темноте очень близко и зло рыкнул мотоцикл. Рык захлебнулся. Стих.

Затем еще ближе послышался хлопок в ладоши. Лия в ужасе сжалась, словно от удара.

Кто-то ждал ее у стены. И когда высокая стройная фигура вошла в освещенное пространство, Лия увидела, конечно же, его, Сильюна, – младшего из трех братьев Джардинов. Младший не означает слабейший. Это именно он открывает ворота Кайнестона для всех, кто приезжает сюда на безвозмездную отработку, и это его Дар удерживает их на территории фамильного поместья. Как только она могла вообразить, что он позволит им сбежать?

Сильюн перестал хлопать. Узкая рука с обкусанными ногтями махнула в сторону возвышавшейся сводом металлической конструкции.

– Будь моей гостьей, – произнес Сильюн, будто приглашая мать с ребенком на чашку чая. – Я не хочу тебя останавливать. Я с восхищением наблюдаю, на что способна маленькая Либби. Знаешь, у меня есть… свое мнение на этот счет.

Сердце Лии колотилось. Из всех братьев наименьшего доверия заслуживал именно Сильюн. И все же она вынуждена была воспользоваться подвернувшимся случаем, пусть даже это тот самый случай, когда кот на мгновение выпускает мышонка из когтистых лап.

Она изучала лицо Сильюна, словно лунный свет и свечение Дара могли открыть его истинные намерения. И когда встретилась с Сильюном взглядом, пожалуй, впервые за все время ей показалось, будто она что-то рассмотрела в его глазах. Любопытство? Ему хотелось увидеть, сможет ли Либби открыть ворота. Если откроет, возможно, он позволит беглецам через эти ворота выйти. Исключительно ради того, чтобы увидеть столь невероятное событие, ну и, возможно, чтобы досадить старшему брату.

– Спасибо, – едва слышно прошептала Лия. – Sapere aude?

– Действительно, хочу знать. Конечно, если ты решишься.

Сильюн улыбнулся. Лия отлично знала, что его улыбка ничего не стоит: ни сострадания в ней, ни доброты.

Она сделала шаг и прижала ладошку Либби к светящимся воротам. Под нежно-влажными пальчиками девочки ворота ярко вспыхнули, словно расплавленный металл хлынул в литейную форму, образуя чудесную живую картину: на чугунных изогнутых ветвях расцвели изящные цветы, расселись причудливые птицы и на самом верху переплелись в монограмму две буквы – «П» и «Д». Это были те самые ворота, которые четыре года назад распахнулись перед Лией, когда она приехала в Кайнестон. Несомненно, именно так они выглядели и много столетий назад, когда их только установили.

Но сейчас ворота были закрыты. В отчаянии Лия ухватилась за чугунную ветку и изо всех сил потянула на себя. Либби разрыдалась.

«Скрываться не имеет смысла», – безнадежно подумала Лия.

Этой ночью покинуть Кайнестон им не суждено.

– О, как интересно, – пробормотал Сильюн. – Твой ребенок – точнее, ребенок моего брата – способен проявить ворота, но у нее нет Дара ими управлять. Ну, если только она тем самым не пытается тебе сказать, что не хочет покидать свою семью.

– Ты ей не семья! – выкрикнула Лия, от страха пришедшая в ярость, и еще крепче прижала девочку к себе. Она продолжала тянуть и дергать неподдающиеся чугунные ворота. – Ни Гавар, ни кто из…

Хлопок – и Лия с криком упала на землю. Пронзила острая боль, разлилась по телу, как свечение по контурам ворот.

Неторопливо подошел Гавар и встал над ней. По щекам Лии потекли слезы. Когда-то она любила этого мужчину – наследника Кайнестона, отца Либби. В его руке был пистолет.

– Я предупреждал тебя, – заговорил Гавар Джардин. – Никто не может украсть то, что принадлежит мне.

Лия не смотрела на него. Щекой ощущая холодную землю, она не спускала глаз с лежавшего в нескольких шагах свертка. Либби ревела от боли и возмущения. Сердце Лии рвалось к ней, хотелось прижать девочку к груди и успокоить, но по неведомой причине рука совершенно онемела.

Топот копыт оборвался рядом. Лошадь заржала, человек спрыгнул на землю. Дженнер, средний брат. Единственный, у кого могли быть добрые намерения, но кто был бессилен что-либо сделать.

– Что ты творишь, Гавар?! – закричал он. – Она не скотина, которую можно просто пристрелить! Ты ее ранил?

В ответ Лия жалобно взвыла. Вернее, попыталась, но рот лишь открылся, не издав ни единого звука. Дженнер поспешно опустился на колени рядом, и она почувствовала, как он вытирает льющиеся из ее глаз слезы. Прикосновение рук было мягким и нежным.

– Мне жаль, – сказал Дженнер. – Мне очень жаль.

В сгустившихся сумерках, которые не могло рассеять даже свечение ворот, Лия видела, как Гавар спрятал под курткой пистолет, потом наклонился и поднял с земли их дочь.

Сильюн прошел мимо, направляясь к центральному дому поместья. Убедившись, что младший брат удалился на достаточное расстояние, Гавар повернулся к нему спиной и заботливо склонился над Либби. Оставалось только надеяться, что отцом он будет более ласковым, нежели был любовником.

– Сильюн! – раздался крик Дженнера. Он долетел откуда-то издалека, словно Дженнер стоял на противоположном берегу Кайнестонского озера, хотя Лия продолжала чувствовать, как его ладонь поддерживает ее голову. – Сильюн, подожди! Разве ты ничего не можешь сделать?

– Ты же знаешь, как это работает, – прозвучало в ответ так тихо, что Лия подумала, будто ей почудилось. – Никто не может изменить того, что уже случилось. Даже я.

– Она не…

Стало очень тихо и темно. Возможно, Дженнер замолчал на полуслове. А Гавар, конечно, успокоил Либби. И свечение ворот, должно быть, сошло на нет: проявившись на короткое мгновение, магический Дар исчерпал себя.