35

Пендергаст, полностью одетый, лежал на огромной кровати в номере отеля «Копакабана-палас». Свет был выключен, и, хотя стоял полдень, в комнате было очень темно. Сквозь закрытые окна и жалюзи в номер доносился приглушенный шум прибоя с пляжа Копакабана.

Он лежал совершенно неподвижно, как вдруг его охватила дрожь, настоящий приступ, сила которого все нарастала. Пендергаст плотно сжал веки и кулаки, стараясь усилием воли прогнать этот неожиданный, внезапный припадок. Несколько минут спустя дрожь стала стихать. Но полностью не прошла.

– Я справлюсь с этим, – еле слышно прошептал Пендергаст.

Поначалу, когда симптомы только начали проявляться, Пендергаст лелеял надежду, что есть способ дать им обратный ход. Не найдя ответа в прошлом, он начал искать в настоящем, в надежде найти способ борьбы со своим мучителем. Но чем яснее он понимал дьявольскую сложность заговора с целью отравить его, чем больше размышлял над историей своего предка Езекии и его погибшей жены, тем яснее ему становилось, что все его надежды – жестокое заблуждение. Им двигало теперь одно желание: пока у него еще есть время, продвинуть расследование, которое, судя по всему, должно было стать его последним расследованием.

Он заставил себя мысленно вернуться к утренней встрече и к словам бразильского полковника. «Есть только два места, где он мог прятаться, – сказал он про Альбана. – Джунгли… или фавелы».

Вдруг иные слова непрошено возникли в мозгу Пендергаста. Это были слова, которые сказал ему Альбан при расставании, в тот день полтора года назад, когда он с почти дерзкой неторопливостью уходил в бразильский лес. «У меня впереди долгая и увлекательная жизнь. Как говорится, весь мир теперь – моя устрица, и я обещаю, что в нем станет гораздо интереснее, когда я вскрою его».

Пендергаст держал в голове эту сцену прощания, напрягая все свои интеллектуальные способности, чтобы вспомнить ее во всех подробностях.

Он, конечно, знал, что для сына эти восемнадцать месяцев начались в бразильских джунглях. Пендергаст своими глазами видел, как его фигура скрылась в плотных зарослях. Но он был уверен в том, что Альбан не остался в джунглях. Там не было ничего такого, что могло бы занять его, увлечь, а самое главное, там он не мог воплотить в жизнь задуманные им многочисленные махинации. Он не вернулся и в город своего рождения Нова-Годой – город был теперь в руках бразильского правительства, под своего рода военным управлением. И потом, Альбану там больше нечего было делать: комплекс был уничтожен, его ученые, солдаты и молодые вожди убиты, получили сроки, реабилитированы или разбежались кто куда. Нет, чем больше Пендергаст размышлял об этом, тем больше он утверждался в мысли, что скорее раньше, чем позже Альбан вышел из джунглей и… скрылся в фавеле.

Для него это было бы идеальным местом: никакой полиции, никаких камер наблюдения, никакой слежки и никаких агентов разведки, следующих за ним по пятам. При его остром интеллекте, выдающихся криминальных способностях и социопатических наклонностях он, безусловно, был находкой для наркобаронов, заправлявших в фавеле. Все это должно было дать Альбану необходимое время и пространство для обдумывания планов.

«Весь мир теперь – моя устрица, и я обещаю, что в нем станет гораздо интереснее, когда я вскрою его».

Пендергаст не сомневался и в том, какую фавелу выбрал бы Альбан. Всегда самую большую и лучшую для него.

Но эти ответы всего лишь вели к новым вопросам. Что случилось с Альбаном в Городе Ангелов? Что за странное путешествие привело Альбана из фавелы к дверям особняка на Риверсайд-драйв? И что связывало его и нападение, которому подвергся Пендергаст у Солтон-Си.

«Мне даже страшно представить, каким будет ваш следующий шаг». Следующий шаг был, конечно, очевиден.

Пендергаст несколько раз глубоко, с дрожью, вздохнул. Потом сел на кровати и поставил ноги на пол. Комната вокруг него закачалась, и дрожь обернулась мучительной мышечной судорогой, которая медленно, но все же отпустила его. Он стал принимать целый комплекс лекарств, которые прописал сам себе: атропин, хелаты, глюкагон и анальгетики, чтобы продержаться во время приступов, случавшихся все чаще. Но все это было как стрельба наугад в темноте и никакой пользы не приносило.

Пендергаст почувствовал, что его тело готовится к новой судороге. Это его совсем не устраивало.

Он дождался, когда вторая судорога отпустит его, и направился к столу у дальней стены. На столе лежал его дорожный несессер и служебная кобура с «лес-баером» сорок пятого калибра. Рядом – несколько пустых магазинов.

Он сел за стол и вытащил оружие из кобуры. В Бразилию он провез его без труда. Зарегистрировался по стандартному протоколу в Службе безопасности на транспорте и получил разрешение носить оружие в нескольких странах. Через смотровой сканер пистолет не проходил.

Впрочем, если бы и проходил, это не имело бы значения.

Пытаясь унять дрожь в пальцах, Пендергаст поднял пистолет и ногтем вытащил из ствола резиновую заглушку, потом перевернул пистолет стволом вниз, и из него на столешницу упали маленький шприц и несколько игл для внутривенных инъекций. Он взял шприц, надел на него одну из игл, отложил в сторону.

Затем занялся одним из магазинов. Вытащил из него верхний патрон, достал из кармана миниатюрные плоскогубцы и осторожно извлек пулю из гильзы. Из стола взял лист бумаги, повернул над ним гильзу, высыпал ее содержимое. Это был не порох, а мелко толченный белый порошок.

Пустую гильзу и бесполезную пулю Пендергаст отодвинул в сторону тыльной стороной ладони. Придвинув к себе несессер, он вытащил оттуда два пузырька рецептурных лекарств. В одном находился полусинтетический опиоид (для смягчения боли) из второго списка. В другом пузырьке были таблетки мышечного релаксанта. Он положил по две таблетки из каждого пузырька на лист бумаги и при помощи столовой ложки истолок их в мелкий порошок. Теперь на листе бумаги лежали три маленькие горки. Пендергаст тщательно смешал их и высыпал в ложку. Взяв зажигалку, он щелкнул ею под ложкой. Смесь под воздействием температуры начала темнеть, пузыриться, сжижаться.

Пендергаст уронил зажигалку на столешницу и ухватил ложку обеими руками, когда новая мучительная судорога сотрясла его тело. Он подождал минуту, чтобы опасная токсичная смесь остыла, потом погрузил иглу в жидкость и наполнил шприц.

Тихо вздохнув, Пендергаст опустил ложку на стол; с самым трудным было покончено. Он вытащил из несессера последний нужный ему предмет – отрезок жгута. Закатав рукав, он обмотал жгутом руку над локтем, сжал кулак и затянул жгут потуже зубами.

На его руке ниже локтя появилась вена.

Осторожно держа жгут зубами, Пендергаст свободной рукой взял шприц. Координируя движения так, чтобы они не совпали с очередной судорогой, он направил шприц в вену, подождал немного, потом немного разжал зубы, приотпуская жгут. Медленно и аккуратно он вдавил поршень до упора.

Потом позволил глазам закрыться и сидел так несколько минут. Игла со шприцем торчала из его руки. Открыв глаза, Пендергаст вытащил шприц с иглой из вены, отложил в сторону. Сделал неглубокий пробный вздох, как купальщик, проверяющий температуру воды пальцами ног.

Боль отпустила его. Судороги смягчились. Он был слаб и дезориентирован, но мог функционировать.

Медленно, словно проснувшийся старик, он встал со стула, надел кобуру и пиджак. Вынул из бумажника удостоверение ФБР и значок, запер их в сейфе. В бумажнике у него остался только паспорт. Оглядевшись в последний раз, Пендергаст вышел из номера.