Прислушайтесь.

Повсюду очень тихо.

Единственное, что вы будете слышать на дороге, – ветер в ветвях, журчание ручьев, редкие выкрики и птичье пение. Французский рыцарь Ла Тур Ландри после прогулки по саду рассказал о диких птицах, певших на разных «языках»: «они были полны веселья и радости». Поэт Уильям Лэнгленд, лежащий на берегу ручья, наклоняется над ним, заглядывает в воду и говорит, что рябь в ручье звучит очень красиво.

Внутри домов тоже практически полностью тихо, за исключением разве что треска пламени, глухого стука от тяжелой бочки, которую ставят на каменный пол, или звона уроненной оловянной тарелки. Самые громкие звуки, которые вы когда-либо услышите, – гром, фанфары, колокольный звон в городе, стук копыт боевых коней (например, во время кавалерийской атаки или на турнире) и (очень, очень редко) пушечные выстрелы. Но, не считая музыкальных инструментов и колоколов, все эти звуки звучат нечасто. Если вы сидите за главным столом в холле замка, то самый громкий звук, который вы услышите, – болтовня слуг.

Благодаря этой сравнительной тишине люди слушают по-другому. Их слух намного яснее. Когда залает собака, они сразу понимают, чья это собака. Они более чувствительны к голосам. И, прежде всего, они внимательно слушают музыку.

Люди в Средние века обожают музыку. Музыка – вместе с любовью к хорошей еде, хорошим шуткам и хорошим историям, – это то, что объединяет всех, от самого влиятельного аристократа до самого жалкого крепостного. Даже монахам нравится игра менестрелей – особенно звуки арфы. Музыка – это еще и выражение щедрости лорда: он предлагает ее всем посетителям резиденции. Если у лорда не играет музыка, он считается негостеприимным. Музыканты ценятся очень высоко. В феврале 1312 года Эдуард II подарил на пиру 40 марок (26 фунтов 13 шиллингов 4 пенса) своему менестрелю, бывшему глашатаю «Королю Роберту», и его собратьям-музыкантам. В 1335 году Эдуард III с радостью подарил 50 марок (33 фунта 6 шиллингов 8 пенсов) другому бывшему глашатаю, ставшему менестрелем, мастеру Эндрю Кларонселю и его компаньонам за «менестрельское искусство», которое они дарили королю и придворным. Это огромные суммы за несколько часов развлечения. Роджер Беннинг и его менестрели получили всего 20 марок (13 фунтов 6 шиллингов 8 пенсов), выступив для короля и королевы в Кинге-Лэнгли в июле 1341 года, но и от такой суммы отмахиваться нельзя. Равно как и от оплаты в полмарки (6 шиллингов 8 пенсов), которую получил Ханекино, сыграв на скрипке для короля перед статуей Девы Марии в Крайстчерче, Кентербери, в 1369 году. Большинству, чтобы получить такие деньги, приходится работать не менее трех недель.

Инструменты, на которых играют музыканты, постоянно меняются и развиваются. Нет никаких шаблонов для производства арф, труб и даже скрипок. Двух одинаковых инструментов не существует: их делают вручную, так что каждый из них, по сути, представляет собой уникальную модель. Количество струн на арфе может быть разным, равно как и длина трубы. Инструментальный состав менестрельских групп тоже различается. Среди инструментов, изображенных в менестрельской галерее Эксетерского собора (построенного около 1350 года), – волынка, флейта, скрипка, арфа, труба (без клапанов), переносной орган, бубен и еще три инструмента, которые вам, возможно, неизвестны: гиттерна, цитола и шалмей.

Поскольку музыка – это один из немногих доступных способов устроить громкий шум, у нее есть и иные предназначения, кроме развлечения зрителей. В «высоком» менестрельском искусстве используются громкие инструменты: трубы, тромбоны, волынки, горны, шалмеи и накиры, – а вот «низкое» искусство более мелодично. Почему глашатаи сотрудничают с трубачами – очевидно: многие глашатаи управляют целыми труппами музыкантов, издающих громкие призывные звуки. Лорды в путешествиях или при подготовке к войне берут с собой менестрелей, владеющих «высоким» искусством. В свите Эдуарда III во время французской кампании 1345–1347 годов находился целый отряд менестрелей: пятеро играли – на трубе, один на цитоле, один – на малом барабане, двое – на горнах, один – на накире и один – на скрипке. Генрих IV в бытность графом Дарби отправился в путешествие по Европе в 1392 году в сопровождении двух трубачей, трех флейтистов и барабанщика. Городские группы стражников тоже пользуются музыкальными инструментами, в случае если нужно поднять тревогу. Поскольку медные трубы и горны очень дороги и редко встречаются вне аристократических домов, стража городских ворот играет на шалмеях. Если и шалмея найти не удается, то используются хорошие охотничьи рожки.

Что же касается «низкой», более мелодичной музыки – где вы ее можете услышать? Да практически везде. На аристократических пирах всегда играют музыканты – не менее 175 музыкантов наняли на посвящение в рыцари принца Уэльского (будущего Эдуарда II) в марте 1306 года. Но вы услышите и пастухов, играющих на флейтах и свирелях на холмах. Николас, студент Кембриджа из чосеровского «Рассказа Мельника», играет на псалтерии. Абсолон из «Рассказа Мажордома» – на волынке, как и сам рассказчик-Мельник. Эсквайр, прислуживавший рассказчику-Рыцарю, играет на флейте. Прогуляйтесь по усадьбе сэра Джеффри Латтрелла в Линкольншире в 1340 году, и, возможно, увидите, как крестьянин играет на волынке, а под музыку танцует акробатка. Другие крестьяне будут играть на колесной лире, накирах, колокольчиках и даже переносном органе. Когда в местной церкви придет время варки эля (это называется «скотэль»), все музыкальные инструменты, которые есть в деревне, задействуют для развлечения жителей.

Где музыка, там и танцы. Поскольку менестрельское искусство включает в себя в том числе акробатику и жонглирование, танцоры и музыканты часто путешествуют вместе, труппами. Иногда их выступления поражают: вы обязательно захотите увидеть, как акробат стоит на руках на кончиках двух мечей, а ему аккомпанирует музыкант, играющий на двух флейтах сразу.

Акробатические трюки под удары барабанов или молодые девушки, танцующие эротический танец Саломеи, привлекают не меньше внимания. Кроме того, в музыкальном представлении может участвовать медведь-танцор или дрессированная собака. На событиях местного масштаба вроде скотэля вы, скорее всего, увидите, как крестьяне пускаются в пляс. По большей части любительские танцы – это хороводы (carols): все берутся за руки или под руки и двигаются влево-вправо вокруг запевалы, который поет куплеты. Затем все, кто стоит в хороводе, подхватывают припев. В современном английском языке слово carol означает рождественскую песню, но в Средние века в хороводах нередко исполнялись непристойные, а то и откровенно эротические песни. Поскольку хороводы иногда проводятся во дворах церквей (на улице танцуют не реже, чем в помещении), многие священники оскорбляются. Некоторые даже погрозят вам пальцем и напомнят об истории, рассказанной Уильямом Мальмсбери, – как в ночь перед Рождеством двенадцать танцоров устроили в церкви хоровод и уговорили присоединиться дочь священника. Священник запретил им танцевать и поклялся, что если они не прекратят, то он заставит их танцевать без перерыва целый год. Так и случилось: его проклятие сработало. Руки танцоров соединила неодолимая сила, и они не смогли прекратить танец. Когда сын священника подбежал к ним и попытался спасти сестру, схватив ее за руку, рука отломилась, словно гнилая палка.

Но не обращайте внимания ни на Уильяма Мальмсбери, ни на священников, грозящих пальцами. Танцуют все. Поют тоже все. В церквях и монастырях священнослужители поют мессу. Английские дисканты (трехголосные полифонические произведения) и мотеты появились в последнее десятилетие века. К 1400 году Англия практически стала самым выдающимся музыкальным королевством всего христианского мира. Даже королевская семья сочиняет и исполняет музыку (они играют на флейте и арфе). В молодости Генрих IV и его первая жена Мария де Богун вместе пели и играли. Чосер писал, что мать Генриха, леди Ланкастер, «танцевала так ловко, пела и сама, и в хороводе так прекрасно… что никогда небеса не видели такого блаженства». Даже его Батская Ткачиха рассказывала, что «как соловей, умела петь под арфу и танцевала жигу с пестрым шарфом, особенно когда хлебну винца». О жене плотника в «Рассказе Мельника» Чосер тоже отзывается так: «Был голосок ее так свеж и звонок, что ей из клетки отвечал щегленок». В начале «Видения о Петре Пахаре» Уильяма Лэнгленда по холму идет целая толпа поющих людей. Все поют и танцуют. В век чумы, войн и страданий без этого никуда.