Невысказанное
Офелия вышла из лифта зала-холодильника; Леди Септима уже поджидала ее.
– Вы опоздали, курсант Евлалия. Идемте скорей.
Они, как всегда, прошли вместе по круговым галереям Секретариума. Офелия едва скрывала свое возбуждение: ей безумно хотелось со всех ног бежать к Торну. Не удержавшись, она взглянула на декоративный глобус, паривший в невесомости посреди атриума. Сегодня вечером древний мир выдал ей крошечную долю своих тайн.
Леди Септима вошла в зал ордоннатора и вручила Торну отчет об экспертизе, не заботясь о том, что прервала его работу за пультом. Обычно Офелия стояла опустив глаза. Но на сей раз она пристально смотрела на Торна, пока он вскрывал конверт, разворачивал лист и с бесстрастием робота изучал его. Бросив быстрый взгляд на девушку, он тут же перевел его на Леди Септиму.
– Оставьте нас одних.
– Why? Если моя ученица допустила ошибку, я должна быть в курсе и принять должные меры.
Она потянулась к листку, но Торн положил его в ящик ордоннатора, где он был недоступен чужим даже самым зорким глазам.
– С вашего позволения, sir, я хотела бы ознакомиться с отчетом, – настаивала Леди Септима. – Ведь именно я рекомендовала вам переводчицу и несу за нее ответственность…
– Ваши заслуги не подвергаются сомнению, – оборвал ее Торн, – а в этом тексте нет ошибок. Дело в том, что вам просто не положено знать его содержание.
– Простите?
Офелия невольно сжалась. Любопытно было слышать, как одно-единственное слово смогло выразить такую гамму чувств, которых оно и не предполагало. Леди Септиму смертельно оскорбили. Поистине, Октавио сжигал тот же огонь честолюбия, что и его мать: за их преданностью работе крылась непомерная гордыня.
Но Торн не утратил своего ледяного спокойствия. Он сидел неподвижно, с абсолютно бесстрастным лицом, и лишь его пальцы в перчатках с металлическими наконечниками мерно барабанили по деревянной панели ордоннатора. Офелия только со временем поняла, что эти перчатки, которые он никогда не снимал, защищали его от возможных ударов тока.
– Экспертизу манускрипта заказали Генеалогисты, – сказал наконец Торн. – Я получил от них строгие инструкции, вы тоже. Вам предписывалось найти переводчика, и вы исполнили поручение с усердием, достойным всяческих похвал. Но то, что будет сегодня здесь обсуждаться, в высшей степени секретно.
Леди Септима ткнула пальцем в галун на рукаве Офелии.
– И вот эта недоучка, которая вряд ли когда-нибудь станет предвестницей, достойна секретной информации больше, чем я?!
Торн встал. Леди Септима, которая привыкла смотреть на него сверху вниз, внезапно показалась Офелии совсем крошечной.
– Если вы видите тут проблему, рекомендую вам обратиться напрямую к Генеалогистам.
Этот аргумент окончательно усмирил Леди Септиму. Она щелкнула каблуками и направилась к двери, оглянувшись по пути на Офелию. Ее лицо смертельно побледнело, зато горящие глаза, напротив, извергали пламя. Казалось, она мобилизовала все свои свойства, пытаясь прожечь насквозь наглую девчонку, которая посмела узнать больше, чем известно ее наставнице. Офелия храбро выдержала испепеляющий взгляд, но все же облегченно вздохнула, когда за Леди Септимой закрылась дверь.
Торн повернул до упора штурвал на двери, и в зале ордоннатора воцарилась тишина.
– Итак, белый лист? – констатировал он.
Офелия прикусила губу. В голосе Торна не чувствовалось упрека, но это ровно ничего не значило. Говорил ли он с акцентом Вавилона или с акцентом Полюса, в любой ситуации его голос всегда звучал ровно, не позволяя понять, что у него на уме.
– Мне очень жаль… Вы просили не привлекать к нам внимание Леди Септимы, а я поступила как раз наоборот…
Торн не ответил. Он ждал продолжения. И Офелия начала рассказывать:
– Автор этой рукописи жил здесь в те времена, когда на месте Мемориала была школа. И он… Я абсолютно уверена, что он знал Духов Семей. Я хочу сказать: знал их еще детьми. И, мне кажется, он также знал и Бога, – добавила девушка, нервно сглотнув.
Она надеялась, что Торн хоть как-то отреагирует на ее сообщение, но он и бровью не повел.
– У вас еще какая-то информация?
Офелия, конечно, не рассчитывала, что он подхватит ее на руки и закружит в воздухе, но ей не помешал бы хоть самый скромный признак удовлетворения.
– По-моему, я сильно изменилась. Не знаю, когда это началось. Может, после чтения Книги Фарука? Или после того, как мне частично передалось ваше семейное свойство? Или причина в том, что я освободила Другого, когда впервые прошла сквозь зеркало? Мне теперь иногда чудится, будто я наделена второй памятью.
И девушка по старой привычке начала грызть шов на своей перчатке. Но тут ее взгляд упал на застекленный стеллаж, и отражение, увиденное там, ей очень не понравилось. Маленькая женщина, которая в глубине души чего-то боялась. Полуженщина, полудевочка…
«Una bambina», – вспомнился ей насмешливый шепот Медианы.
Офелия отвернулась от стеллажа и взглянула на Торна.
– Я прочитала рукопись. И не только руками, но и глазами тоже. В какое-то мгновение я поняла все написанное комендантом. Словно часть меня вдруг вспомнила, как это делается.
И она рассказала Торну все, что смогла узнать. Про школу мира и согласия, про экскурсию в город, про огни Л., телескоп А., исчезновения З., а главное, передала ему последние слова коменданта: «Он не такой, как эти окаянные ребятишки, он другой. Я должен поговорить с командиром».
– Ну как? – спросила она. – Это и есть то, что Генеалогисты поручили вам найти?
– В журнале могли быть еще какие-нибудь детали, ускользнувшие от вашего внимания?
Торн, верный себе, задал вопрос присущим ему тоном следователя. Он как будто не замечал, что каждым своим словом усугубляет тягостное чувство вины Офелии, давая ей понять, что она не оправдала его ожидания.
– Мой транс длился недолго, но, думаю, основное я все-таки узнала.
– Вы могли бы повторить этот опыт?
– Не уверена. Я ведь не могу войти в такое состояние по своей воле. Мне нужен некий… толчок. Но я… я попробую еще раз, – торопливо добавила девушка под пристальным взглядом Торна.
Она вдруг осознала, что ни в чем не может ему отказать. Они поменялись ролями – вот уж поистине злая ирония судьбы! Неужели и ему довелось испытать в те давние времена такое же чувство постоянной неуверенности?
Офелия услышала металлический скрежет – Торн вдруг пошевелился и встал со словами:
– Это не обязательно.
Подойдя к дальней стене зала, он отворил дверь, так искусно замаскированную в панели, что Офелия прежде ее не замечала. Торн не попросил девушку следовать за ним, но, поскольку он стоял не двигаясь, она подошла к нему.
Дверь вела в комнату отдыха, отделанную, как и зал ордоннатора, деревом и медью. Интерьер был крайне скромным: шкаф, стол с лампой, кровать и полки. Офелия заметила также две фантопневматические трубы: одна служила мусоропроводом, удалявшим отходы из Секретариума, в отверстии второй стоял поднос с тарелкой какой-то бурды. Неужели еду для Торна фантомизировали?
На покрывале кровати – ни одной морщинки, мебель и пол сияли чистотой. А на всех полках стояли рядами бесчисленные аптечные пузырьки с какой-то жидкостью.
Торн, согнув длинное тело, сел на стул перед шкафом, распахнул его дверцы и устремил туда взгляд. Офелия тоже заглянула внутрь и удивленно подняла брови, увидев, что вешалки с рубашками отодвинуты в обе стороны, а вся середина шкафа занята невообразимым количеством перфорированных лент, приколотых к задней стенке булавками, словно коллекция бабочек. Зашифрованные аннотации книг, обработанные ордоннатором. И на каждой из них стоял черный крест.
– Что это за тайная библиография? – спросила девушка и подошла ближе. Торн встал и посторонился так резко, что едва не повредил свой ножной аппарат. Вероятно, он просто уступил ей место, чтобы она смогла лучше рассмотреть ленты, но Офелии показалось, что он хочет держаться от нее подальше.
– Генеалогисты не знали ни названия, ни имени автора книги, которую поручили мне разыскать, – ответил он. – В начале моей работы я сразу понял, что найти ее с помощью старого каталога невозможно. Мне понадобилась новая база данных. Чем скорее группы чтения пополняют новый каталог, тем точнее работает ордоннатор и тем больше вероятность успеха моей миссии. Здесь, перед вами, специально отобранные мной ссылки. И, как видите, – продолжал он, указав на ленту, висевшую последней, – ссылка на этот журнал была моим последним шансом.
Офелия перебрала ленты. Она давно уже освоила язык перфорированных карт и могла без особых трудностей расшифровывать записанную на них информацию. Почти все документы были изданы довольно давно и представляли собой самые различные жанры: мемуары, эссе, учебники, патенты и прочее.
– Но это же немыслимо, – прошептала она. – Вы не сможете найти нужную книгу среди сотен тысяч других без точных указаний.
– На самом деле одна подсказка у меня есть.
От удивления Офелия сорвала с булавки одну из лент, повредив ее край. Она поспешно водворила ленту на место. Торн ничего не заметил – он расстегивал свои перчатки.
– Документ, который ищут Генеалогисты, имеет одну отличительную особенность: он содержит весьма специфическую информацию. Информацию, – добавил он, покончив с последней застежкой, – которая позволила бы тому, кто ее раскрыл, стать равным Богу.
Офелия пристально смотрела на Торна, не прерывая его, не мигая, почти не дыша.
– Думаю, излишне предупреждать, – продолжал он, – что вы ни с кем не должны делиться данными сведениями. Особенно с Леди Септимой. Она уверена, что мои поиски преследуют одну- единственную цель – составление каталога; вот пусть и пребывает в этом заблуждении.
У Офелии так закружилась голова, что она поспешила присесть на кровать.
– Что же означают ваши слова «стать равным Богу»?
– Не знаю. По крайней мере пока не знаю.
– И вы утверждаете, что такая информация существует здесь, в Мемориале, на виду у всех, под рукой у всех, и никто этого не подозревает?
Торн отложил перчатки и открыл пузырек с аптечным спиртом, чей едкий запах тотчас распространился по всей комнате.
– Почти никто. Если Генеалогистам известно о существовании такого документа, значит, кто-то им об этом сообщил.
Офелия нахмурилась. Может, тут-то и кроется «последняя истина», о которой в первый день рассказал Амбруаз, показывая ей Мемориал? Девушка не обнаружила в Секретариуме никакой бронированной комнаты, хотя повсюду искала ее; в конце концов она убедила себя, что все это просто сказки.
– Генеалогисты больше ничего не сообщили мне, – заключил Торн. – И если я захочу получить у них дополнительные сведения, мне придется для начала предъявить им веские доводы.
– Значит, вы надеялись, что тайна кроется в журнале коменданта?
Теперь Офелия лучше понимала, почему он не запрыгал от радости, когда она поделилась с ним своим открытием. В сущности, он уже приблизительно знал то, что она обнаружила.
– Именно так. Но вы меня разубедили. Теперь придется информировать об этом Генеалогистов.
И Торн начал старательно протирать кисти рук спиртом. Офелия заметила, что всякий раз при упоминании о Генеалогистах его брови мрачно сдвигались, а лицо темнело. Он явно относился к ним враждебно.
– Так кто же хочет сравняться с Богом? – спросила девушка. – Они… или вы?
– Я не намерен свергать Бога, чтобы посадить на его место кого-то еще. С момента моего бегства из тюрьмы я преследую единственную цель: найти слабое место этого труса, который скрывает от мира свой подлинный облик.
И лицо Торна омрачилось еще больше.
– Сомневаюсь, что Генеалогисты разделяют вашу точку зрения, – сказала Офелия.
Она и сама не знала, какая перспектива страшнее – мир, управляемый Богом, или мир, управляемый людьми, возомнившими себя богами.
– Вы правы, – бросил Торн сквозь зубы. – Они ее не разделяют.
Наступило молчание. Офелия силилась удержать эгоистический вопрос, так и просившийся наружу: что она-то делает во всем этом? Какую роль отвел ей Торн в своих планах?
– Ученик, о котором пишет комендант, – сказала наконец девушка, – и который, по его мнению, отличается от прочих будущих Духов Семей, – чтό, если он и есть тот самый Другой? Может, он стал слишком опасен? Может, именно поэтому Бог и заключил его в зеркало? Я смотрю, у вас здесь нет ни одного зеркала, – внезапно заметила она, окинув взглядом комнату.
Торн мотнул головой. Засучив рукава рубашки, он протирал спиртом руки до локтей так энергично, словно решил свести с кожи все свои шрамы.
– Значит, вы не стали им?
– Кем это – им? – буркнул он.
– Проходящим сквозь зеркала.
– Ваше свойство, конечно, помогло мне бежать из тюрьмы, но я считаю, что к нему не стоит привыкать. Кстати, я и вам советовал бы держаться подальше от зеркал, – добавил он, отставив пузырек.
– Почему? Вы думаете, там скрывается Другой, которого я снова могу случайно освободить?
– Нет. Я поверю в существование Другого, только когда встречусь с ним лицом к лицу. А до тех пор буду считать Бога единственным виновником развала нашего мира. Самое печальное то, что Он завладел вашим обликом и, вполне вероятно, вашим семейным свойством; неизвестно, как он ими распорядится. Лично мне не хотелось бы, чтобы Он пролетел сквозь зеркало и материализовался в моей ванной.
Офелия задумалась над его словами. Проходить сквозь зеркала мог лишь тот, кто обладал праведной, благородной душой, а все предыдущие действия Бога не позволяли ей верить в чистоту его помыслов.
Эта мысль кое-что напомнила девушке:
– В ту ночь, когда Он возник в вашей камере, я заметила одну особенность: у Бога нет отражения. Он может принимать тысячи обликов, но перед зеркалом у Него… – Офелия никак не могла найти нужное слово. – Не знаю, как сказать… Ну… словно Он вообще не существует.
Торн на секунду прекратил свое занятие.
– В самом деле, очень странно.
И он снова принялся рьяно протирать руки. Офелия вообще-то ценила молчание, но паузы, то и дело возникавшие в их разговоре, были для нее истинной мукой. Она не понимала, почему чувствует себя рядом с Торном более одинокой, чем в предыдущие три года, почему ее внутренняя пустота так страшно усугубляется в эти минуты.
– А чтение предметов? – спросила она. – Вам уже случалось прибегать к нему? Если я могу дать полезный совет…
– Не поможет. Оно мне ни разу не удалось.
– Скорее всего, тут мешает ваша память. Мой крестный вечно твердил, что настоящий чтец должен забыть самого себя.
– Ну вот вам и ответ, – отрезал Торн. – Я никогда ничего не забываю. В любом случае, Лорду Генри не пристало быть анимистом.
И снова воцарилось молчание. Офелия с грустью признала, что не способна поддерживать беседу. Торн охотно участвовал в любой дискуссии, относившейся к его расследованию, но стоило затронуть личную тему, как он замыкался в себе.
Когда он снова взял пузырек со спиртом, девушка понадеялась, что он закупорит его и поставит на место. Но он начал протирать руки по второму разу, будто они внушали ему отвращение. Офелия смотрела издали на переплетение голубых вен под кожей, на запястья и длинные чуткие пальцы, и внезапно ее пронзила какая-то странная боль в груди. Девушка не понимала ее причины, но при виде этих рук ей хотелось взвыть от горя.
Она торопливо отвернулась, когда Торн, доселе поглощенный своим занятием, взглянул на нее.
– Итак, я сообщил вам все, что знаю. А теперь вы должны вернуться в Школу. Каждая минута, проведенная наедине со мной, дает пищу для сплетен. Я же предпочитаю использовать это время для поиска новых путей к истине.
Голос Торна звучал твердо и напряженно. Офелия заподозрила, что ее присутствие создает проблему скорее для него, чем для нее. Она встала с кровати и пошла к выходу, ухитрившись по пути толкнуть стол и опрокинуть лампу. К великому ее удивлению, лампа тут же поднялась сама собой, стол вернулся на свое место с точностью до миллиметра, а покрывало на кровати расправилось и опять стало безупречно гладким. Лорд Генри, может, и не собирался быть анимистом, однако это не мешало его личным вещам перенимать мании хозяина… Офелия испытала странное удовольствие при мысли о том, что, несмотря на их разобщенность, какая- то крошечная частица ее сущности теперь живет в Торне. Девушке вспомнились его часы. С тех пор как она вернула их владельцу, он ни разу не воспользовался ими. Может, просто выбросил, раз они испорчены? Офелия надеялась, что это не так. Хватит с нее мучительных сожалений о потерянном шарфе.
– Чего вы теперь ждете от меня? – спросила девушка, указав на шкаф с перфорированными лентами. – Должна ли я проводить экспертизу новых документов, пока вы не найдете тот, в котором скрыта тайна Бога? У меня ведь сейчас очень мало времени. Через несколько дней я либо получу степень виртуоза, либо распрощаюсь со своими крылышками. Я понимаю, что вы надеетесь на мое повышение, но оно… скажем так, маловероятно.
Торн натянул перчатки.
– Об этом я вас уведомлю завтра, мне нужно еще подумать. А пока старайтесь ладить с Леди Септимой. Все, что я сегодня рассказал, ставит вас под удар. Поэтому будьте как можно чаще на людях, соблюдайте осторожность и, если заметите что-нибудь необычное, тотчас дайте мне знать.
На секунду у Офелии возникло искушение пожаловаться ему на издевательства своих соучеников.
Но она решила молчать.
Торн не считал ее маленькой слабой девочкой, которую нужно беречь и опекать. Он доверил ей важное дело. Говорил как с равной. Она лишилась всего остального – так пусть при ней останется хотя бы это последнее.
– Хорошо.
Офелии очень не хотелось уходить. Встречи с Торном всегда причиняли ей боль, но расставаться с ним было еще тяжелее. Однако девушка считала унизительным прибегать к уловкам, чтобы продлить время беседы хоть на секунду.
Она уже подошла к двери, как вдруг ее остановило слово:
– Офелия!
После долгих месяцев жизни под чужой личиной девушке так непривычно было услышать свое настоящее имя, что у нее перехватило дыхание. Неужели Торн сейчас произнесет их – те слова, которые она так мечтала услышать?!
Он стоял, опираясь обеими руками на стол и пронизывая ее тяжелым взглядом.
– Вы уверены, что вам больше нечего мне сказать?
Офелия, застигнутая врасплох, судорожно вцепилась в дверную ручку.
Взгляд Торна вспыхнул и тут же погас.
– Вы знаете, где меня найти, – бросил он и знаком приказал ей уйти.
