11
Вчера был День благодарения, и Элис приехала домой. Сегодня после ужина мы все сидим на заднем дворе. На улице уже достаточно тепло для толстовок, пижамных штанов, остатков торта-мороженого и игры в «Категории».
— Так. Известные дуэты и трио?
— Эбботт и Костелло, — говорит мама.
— Адам и Ева, — говорим мы с Норой одновременно. Даже удивительно, учитывая, что мы наверняка единственная семья на юге, у которой нет дома Библии.
— Страны «оси», — говорит папа, явно гордясь собой.
— Элис и бурундуки, — небрежно выдает Элис, и все мы падаем со смеху. Не знаю, просто бурундуки — наша тема. В детстве мы научились петь и
танцевать, как они, и устраивали представления перед камином. Это продолжалось несколько лет. Так вот нашим родителям повезло. Хотя они же назвали своих детей Элис, Саймон и Элинор, так что, в общем-то, сами напросились.
Элис чешет спину Биберу ногами, и я замечаю, что на ней разные носки. Почти невозможно поверить, что сестры не было дома аж три месяца. Кажется, до этого момента я и не осознавал, как странно было здесь без нее.
Нора, должно быть, думает о том же, потому что произносит:
— Поверить не могу, что через два дня ты уедешь.
Элис поджимает губы, но молчит. Воздух стал прохладнее, и я прячу ладони в рукава своей толстовки. А потом вибрирует мой телефон.
Сообщение от Мартышкиной Задницы: привет а на выходных будет что нибудь Через секунду еще одно: ну в смысле с Эбби
Кажется, Мартину чихать на пунктуацию, что совсем не удивительно.
В ответ я пишу:
Прости, я с семьей. Сестра приехала.
Его мгновенный ответ:
клево спир, мой брат тоже приехал. Передает привет;)
И я даже не знаю, что это — шутка, или угроза, или еще что, но я его ненавижу. Серьезно, он меня просто выбешивает.
— Эй, — наконец говорит Элис, поджимая под себя ноги в кресле.
Родители уже ушли спать, и на улице становится все холоднее. — Не знаю, может, уже все наелись, но у меня в сумке почти полная коробка «Чипс эхой!». Так, на всякий случай говорю.
Господи, благодарю за Элис.
Господи, благодарю за «Чипс эхой!».
Я отменно проведу вечер с сестрами, набью рот печеньем и точно забуду о Мартышкиной Заднице и его неоднозначной подмигивающей скобочке. Мы перемещаемся на диван в гостиную. Бибер вырубается у Элис на коленях.
— Кто-нибудь хочет «Ника Айзнера»? — спрашивает Нора.
— Шутишь? Естественно. Неси арахисовое масло, — приказывает Элис. «Ник Айзнер» — это обычное печенье с ложкой арахисового масла сверху.
Когда нам было пять лет, Ник думал, что именно это люди и подразумевают под печеньем с арахисовым маслом. Разумеется, получается вкусно, но в моей семье такое не дадут забыть.
— Кстати как там малютка Ник Айзнер?
— Как обычно. Все еще неразлучен со своей гитарой.
И он бы точно оскорбился, если бы узнал, что Элис до сих пор называет его крошкой. Ник немного влюблен в Элис еще со средней школы.
— Как раз хотела спросить. Так мило.
— Я ему передам.
— Лучше не надо. — Элис откидывает голову на диванную подушку и трет глаза за очками. — Прости, — она зевает, — ранний рейс. И я не высыпалась всю неделю.
— Экзамены? — интересуется Нора.
— Ага, — отвечает Элис. И явно есть что-то еще, но она не хочет вдаваться в подробности.
Внезапно Бибер громко зевает и перекатывается набок так, что у него выворачиваются уши, а потом начинает дергать губами.
Вот чудик.
— Ник Айзнер, — повторяет Элис и усмехается. — Помните его бар-мицву?
Нора хихикает.
— О боже, — говорю я и чувствую: самое время уткнуться головой в подушку.
— Бум-бум-бум.
Хотя нет. Самое время врезать Элис подушкой.
Она защищается ногой.
— Серьезно, Саймон. Мы расчистим тебе место на полу, если хочешь, — говорит Элис.
— Танцевальная пауза от Саймона Спира, — объявляет Нора.
— Ага. Окей.
Зря Ник пригласил всю мою семью на свою бар-мицву. Зря я пытался станцевать перед ними поппинг и локинг под «Boom Boom Pow». В седьмом классе хорошие идеи в голову не приходят.
— Разве тебе не хотелось бы вернуться во времена средней школы и остановить себя? Типа: «Эй, Элис, заканчивай. Прекрати, что бы ты ни делала».
— ОМГ. — Нора качает головой. — То время даже вспоминать страшно.
Да ладно?
Это Элис, например, целый месяц носила шелковые перчатки до локтя. А я, не совру, съел пять печений-рожков на Ярмарке Ренессанса в шестом классе и потом наблевал в восковой слепок собственной руки. (Оно того стоило.)
Но Нора? Даже не знаю, чего ей стыдиться. Это кажется невозможным с точки зрения генетики или возраста, но в средних классах она была клевой. По-тихому клевой, типа когда сам учишься играть на гитаре, носишь нормальную одежду и не ведешь блог на «Тамблере» под названием «ОДЕРЖИМОСТЬ Passion Pit».
Но, видимо, даже Нору преследуют призраки средней школы.
— Да, я бы хотел, чтобы кто-нибудь сказал Саймону тех времен: «Попытайся быть классным. Просто попытайся».
— Ты всегда был классным, малыш, — улыбается Элис, перегибаясь через Бибера и дергая меня за ступню.
Я — малыш, а Нора — кнопыш. Но, разумеется, только для Элис.
— И танцуешь ты очень классно, — добавляет она.
— Прекрати, — говорю я.
Все становится немного идеальнее, когда Элис дома.
* * *
Но потом Элис уезжает, и во всей своей отстойности начинается школа. На уроке английского мистер Вайз дарит нам злодейскую улыбку, а значит, он закончил проверять наши тесты по эссе и мемуарам Генри Торо.
Я угадал. Он начинает раздавать работы, и я вижу, что большинство листков исписаны красной пастой. Лиа едва окидывает взглядом свой тест перед тем, как оторвать его нижнюю часть и начать складывать из нее журавлика. Сегодня она выглядит особенно раздраженной. Я на сто процентов уверен: это из-за того, что Эбби снова опоздала и влезла между ней и Ником на диване.
Мистер Вайз пролистывает тесты и облизывает палец, прежде чем коснуться моей работы. Извините, конечно, но некоторые учителя просто омерзительны. Он наверняка и глаза свои трет этими пальцами, так и представляю.
Когда я вижу обведенный ручкой высший балл вверху листа, я слегка шокирован. Нет, у меня нормальные оценки по английскому, и мне в самом деле понравилась «Уолден, или Жизнь в лесу», но в ночь перед тестом я спал максимум часа два.
Да быть такого не может…
О, погодите-ка. Я прав.
Такого действительно не может быть, потому что это не мой, блин, тест. Да уж, мистер Вайз, классно ты запомнил мое имя.
— Эй. — Я наклоняюсь через проход, чтобы похлопать Брэма по плечу. Он поворачивается ко мне вполоборота. — Кажется, это твой.
— О, спасибо, — говорит он, протягивая руку за листом.
У него длинные костлявые пальцы. Красивые ладони. Он смотрит на свой тест, потом — на меня, и его лицо покрывается легким румянцем. Видимо, ему неловко, что я видел его оценку.
— Не за что. Я бы оставил себе эту оценку, если бы мог.
Он слабо улыбается и снова переводит взгляд на свою парту. Никогда не поймешь, о чем он думает. Но у меня есть теория, что внутри Брэм — настоящий шутник. Не знаю, с чего я это взял.
Но серьезно, какие бы внутренние шутки он ни травил сам с собой, мне бы хотелось их послушать.
* * *
Когда днем я прихожу на репетицию, в первом ряду актового зала я замечаю Эбби: глаза закрыты, губы молча шевелятся, рукой она прикрыла несколько реплик в открытом сценарии, который лежит у нее на коленях.
— Привет, — говорю я.
Эбби сразу же открывает глаза.
— Давно ты здесь стоишь?
— Всего секунду. Слова повторяешь?
— Ага.
Она переворачивает сценарий вверх ногами и зажимает между коленей на нужной странице. Есть что-то странное в том, каким отрывистым тоном она говорит.
— Ты в норме?
— Да, в норме, — кивает Эбби. — Немного на нервах, — все-таки добавляет она. — Ты знал, что мы должны выучить все к концу каникул?
— К концу рождественских каникул, — уточняю я.
— Знаю.
— Еще больше месяца. Ты успеешь.
— Тебе легко говорить, у тебя нет реплик.
Эбби смотрит на меня c приподнятыми бровями и открытым ртом. Я не могу не засмеяться.
— Говорю как сучка. Поверить не могу, что я это сказала.
— Точно как сучка. Ты просто сучка под прикрытием.
— Как-как ты ее назвал? — спрашивает Мартин.
Клянусь, этот парень всегда появляется из ниоткуда и готов встрять в любой разговор.
— Все окей, Марти. Мы просто дурачимся, — говорит Эбби.
— Да, но он назвал тебя сучкой. Не думаю, что это нормально.
О господи. Он появляется из ниоткуда, пропускает шутку, а потом выворачивает все наизнанку и учит меня, как выражаться. Клево, Мартин. Можешь даже уложить меня на лопатки, чтобы выделаться перед Эбби. И то, что он изображает из себя святошу, когда шантажирует меня, — вообще блеск, мать вашу.
— Мартин, правда. Мы шутили. Я сама назвала себя сучкой. — Эбби смеется, но смех ее звучит неестественно.
Я уставился на свои ботинки.
— Ну, раз так…
Мартин — красный, как помидор, и теребит кожу на локте. Серьезно, если он так хочет впечатлить Эбби, может, ему перестать быть таким дерганым, неловким и надоедливым? И пусть прекратит теребить чертову кожу на локте, это мерзко. Он вообще осознает, что делает?
Но хуже того, я уверен: если бы Элис услышала, как я использую слово «сучка», она бы тоже сделала мне замечание. Элис строго относится к использованию этого слова.
Приемлемо: «Сучка принесла очаровательных щенков».
Неприемлемо: «Эбби — сучка».
Даже если я назвал ее сучкой под прикрытием. Даже если я шутил. Может, это только сумасшедшая логика Элис, но мне теперь все равно не по себе, и я чувствую себя ужасно.
Я выдавливаю извинение. Лицо у меня горит.
Мартин все еще стоит рядом. Я хочу скрыться как можно быстрее и иду к ступенькам на сцену.
Мисс Олбрайт сидит рядом с Тейлор на одной из платформ и указывает на что-то в ее сценарии. Внизу девушка, которая играет Нэнси, висит на спине у парня, играющего Билла Сайкса. А слева от сцены на составленных друг на друге стульях сидит десятиклассница Лаура. Она плачет в рукав, и, кажется, Мила Одом пытается ее успокоить.
— Ты не знаешь этого наверняка, — говорит Мила. — Серьезно, посмотри на меня. Посмотри.
Лаура поднимает глаза.
— Это же дурацкий «Тамблер». Половина высосана из пальца.
Через слезы голос Лауры звучит слабо:
— Но доля… правды… есть… в каждой…
— Да это бред собачий, — прерывает ее Мила. — Просто поговори с ним.
Тут она замечает, что я стою рядом и все слышу, и бросает на меня ледяной взгляд.
Штука вот в чем: Саймон значит «тот, кто слушает», а Спир — «тот, кто наблюдает». Получается, мне самой судьбой предназначено быть мегалюбопытным.
Кэл и две двенадцатиклассницы сидят у гримерки, привалившись к стене и вытянув ноги. Он видит меня и улыбается. У него очень милая, добрая улыбка. Улыбка, которая очаровательно смотрится на фотографиях. У меня остался осадок от ситуации с Эбби и Мартином, но, кажется, сейчас настроение поднимется.
— Привет, — кидаю я.
Девушки вроде бы улыбаются мне. Саша и Брианна, как и я, играют мальчишек Фейгина. Смешно, но среди играющих мальчишек Фейгина я единственный парень. Видимо, это потому, что девчонки меньше, или выглядят младше, или типа того. Не знаю даже. Но это прикольно, потому что в этих эпизодах я самый высокий актер на сцене, а такое, если честно, бывает редко.
— Как жизнь, Саймон? — спрашивает Кэл.
— Ох. Да ничего. Слушай, а мы сейчас ничем заниматься не должны? — И я сразу же начинаю краснеть, потому что построил вопрос так, будто делаю ему непристойное предложение.
Слушай, Кэл, не поцеловаться ли нам сейчас? Как насчет крышесносного секса в гримерке?
Хотя, может быть, это просто паранойя, потому что Кэл не видит в моих словах подтекста.
— Не-а, думаю, мисс Олбрайт закончит свои дела, а потом скажет, что делать.
— Отлично, — отвечаю я.
И замечаю их ноги. Нога Саши немного, почти у лодыжки, соприкасается с ногой Кэла. Черт его знает, что это значит. Пожалуй, я готов к завершению этого дерьмового дня.
Когда я выхожу после репетиции на улицу, там, естественно, льет как из ведра, и я оставляю большое пятно в форме задницы на сиденье своей машины. Мне едва удается протереть очки, потому что вся моя одежда промокла насквозь. И только на полпути домой я вспоминаю, что не включил фары. Мне крупно повезло, что меня до сих пор не остановили.
Сворачивая направо в свой район, я вижу машину Лии, ждущую сигнала светофора, чтобы повернуть налево. Похоже, она уезжает от Ника. Я машу ей рукой, но дождь такой сильный, что мои взмахи бесполезны. Я слежу за движением дворников, и в моей груди появляется тяжесть. Меня не должно волновать, что Ник и Лиа тусуются без меня. Я просто чувствую себя в стороне. Не постоянно. Иногда.
Но да. Я чувствую себя ненужным. И меня это бесит.
