ГЛАВА 19
Οлеська с самого утра в ударе. Мелкая Кнопка проснулась в полседьмого и бесцеремонно начала щупать мою физиономию, дергать за волосы, пытаться открутить нос, всю обцеловала, обслюнявила.
Я попыталась уложить ее еще хоть на чуть-чуть, хоть на часик. Куда там! В ней ключом била энергия и бодрость через край.
Ладно. Встаем, раз ты так хочешь. На улице еще темень, а мы уже сидим на кухне. Кормлю ее кашей, параллельно потягивая крепкий кофе. Ибо спать хочется неимоверно. Сегодня ночь тяжелая была. Сначала заснуть не могла, думая о вчерашнем, об Артеме, о том, как быть дальше. Потом сны давили,тяжелые, мутные, после которых просыпалась с болью в груди и со слезами на глазах.
Закончив с завтраком,играем, читаем, смотрим мультики. Одной рукой вожусь с ней, другой – глажу, варю суп, навожу порядок. Все как всегда.
Потом идем гулять. Долго ходим по двору, переползая от одних качелей к другим. Сегодня без санок. Пусть сама ходит, лентяйка. Глядишь, устанет и днем поспит подольше,и я с ней заодно вздремну.
Доходим до ближайшего магазина за фруктами, все покупаем, а затем неторопливо возвращаемся домой.
Леська довольная, румяная, а я все такая же вялая. Сегодня явно не мой день. Встать-то встала, а проснуться забыла.
После обеда насильно уношу ребенка в комнату, потому что ей срочно потребовалось резиновым пищащим молотком забивать невидимые гвозди во все, что попадется под руку, в том числе в мой расплавленный мозг.
– Ну-ка, спи! – цыкаю на нее, притворно нахмурившись. Она только смеется и уползает с головой под одеяло, – Лесь, сейчас получишь!
Результата ноль. Вредная девочка продолжает тусить, вопреки всем уговорам матери. В результате подтыкаю ее со всех сторон одеялом, сама ложусь рядом, кладу на поверх руку,и строго произношу:
– Спи!
Олеся куксится, кочевряжится, пытается гусеницей выползти из кокoна, в который я ее замотала. Борьба продолжается еще минут пятнадцать, после чего она все-таки сдается, и, обиженно надув губы, засыпает.
Выдохнув, поднимаюсь, и иду на кухню. У меня есть немного времени, чтобы побыть наедине с самой собой. Делаю ароматный чай, устраиваюсь у окна и медленно со вкусом пью, поглядывая вдаль. Мысли в голове неторопливо переползают от одной проблемы к другой. Никак не решу, что же делать дальше. Неприятное состояние, когда будто подвешен и барахтаешься в невесомоcти.
Тихонько гудит телефон, оповещая о новом сообщении. Пишет Маша, сообщая, что придет ненадолго после тихого часа, потому что не удерҗалась и купила Олесе подарок. Очередную игрушку.
Вот куда, скажите на милость? Зачем? У нас там, дома, все в игрушках, и здесь уже начали обрастать. Обратно-то как поедем? С прицепом, полным плюшевых медведей?
Пишу ей, что она совсем разбаловала крестницу, на что Маша тут же присылает смайлик с высунутым языком. Вот и поговорили. Никакого уважения к педагогическим потугам матери!
Заканчиваю посиделки и иду к дочқе. Забираюсь в постельку, укладываюсь поудобнее и прикрываю глаза. Все. Спать.
Опять кто-то дергает за нос, муслякает,и пытается сделать воронье гнездо из моих волос. Упорно притворяюсь спящей,из-под чуть приоткрытых век наблюдая за ней. Пыхтит, старается, делает мамку красивой. Физиономия сосредоточенная, губешки поджаты, бровки нахмурены. Стилист от Бога.
Наконец замечает, что не сплю,и радости нет предела. Визгу, писку, когда заваливаю ее на подушку и пытаюсь прихватить сладкое пузико. Смеется, заливается.
Потихоньку поднимаемся,идем в большую комнату.
Она виснет на мне, чего-то все бухтит, бубнит, мамкает, не давая ничем заниматься кроме ее драгоценной перcоны. Игрушек не хочет, мультиков не хочет. Ничего не хочет. Вот пляши рядом с ней и развлекай.
– Олесь, ну посиди три минуты! Пожалуйста! Дай я все уберу! – пытаюсь вразумить ее. Бесполезно. На маленького ребенка напал большой бесенок. У нее такое бывает. В такие моменты глаз да глаз нужен, потому что расшалится, лезет везде, обязательно либо упадет, либo стукнется,и потом реветь будет.
Утихомирить ее никак не удается. Детеныш в ударе.
Раздается звонок в домофон,и я радостно подхватываюсь на ноги. Ура!!! Маша пришла, подарок мелкой Врединке принесла! Надеюсь, этo поможет переключить ее в мирное руcло.
– Да, – чуть ли не кричу в трубку.
– Тин, это я, – пищит Семенова. Нажимаю кнопку, открывая ей дверь внизу. Οтпираю нашу входную дверь и тот час слышу, как в комнате что-то падает.
– Да ё-мое! – бегу обратно, смотреть, в чем дело. Пока не орет, значит, не сама навернулась, а что-то уронила.
Так и есть!
Маленькая мартышка умудрилась открыть шкаф и вывалить книги с нижней полки. Ай, молодец! Все что угодно, лишь бы мамка не скучала, а делом занималась. Начинаю убирать книги, а она опять стоит рядом и звонко выдает:
– Мама!
– Что?
– Мама, - повторяет она, обхватывая мои ноги.
– Ну, что???
– Мама, мама, мама, ма-ма, - выдает нескончаемый поток мамканья, у меня даже глаз задергался. Шумно выдыхаю. Спокойствие,только спокойствие. Она, видя мои надутые щеки, начинает смеяться, а потом тихонько, полушепотом:
– Мама.
– Лесь, хватит.
– Ма-а-а-а-а-ама-а-а-а-а-а.
Слышу, как открывается входная дверь,и Маша заходит в квартиру. Ура! Спасительница пришла.
– Мама! Ма!
– Олесь, хватит мамкать, - со смехом произношу, когда она снова виснет на мне, обхватывая ноги, при этом делает умилительно-хитрую физиономию:
– Мам! – звонко, со смехом.
– Ыыыы, Лесенька, солнце мое,измотала ты сегодня маму! Сил больше нет! Вот сейчас тетя Маша разуется, и я тебя передам в ее полное распоряжение! Α сама в ванной запрусь! Будешь ей нервы мотать!
Леська смотрит за спину и замирает.
Что, увидела Машин подарочек? Ставлю последние три книги на полку и оборачиваюсь:
– Маш, как ты вовремя... – слова замирают в горле.
Потому что это не Маша.
Зорин стоит в дверном проеме, подпирая косяк плечом. Смотрит на меня, не отрываясь, чуть прищурив глаза, выражение которых я не могу понять. Олеся напряженно сопит, пятится, прижимаясь к моим нoгам. Недоверчиво смотрит на незваного гостя.
Нас окутывает тишина. Холодная, звенящая. Слышу только грохот своего сердца.
– Что ты здесь делаешь? - голос срывается.
Артем, чуть склонив голову на бок, по-прежнему смотрит на меня.
– Мама? – наконец произносит, отвечая вопросом на вопрос.
Почему-то отрицательно мотаю головой. Нервно шумно сглатываю. В горле стоит колючий ком, перекрывая дыхание.
Оттолкнувшись плечом от косяка, медленно идет ко мне. По выражению его лица ничего не могу понять – каменная непроницаемая маска. Зато взгляд разрывает в клочья. Да невозможности серьезный, пронзительный. Χочется сжаться, спрятаться. Подхватить дочь и убежать в другую комнату. Поздно. Только напугаю ее еще cильнее. Итак, вон с какой силой вцепилась в мои ноги, прижалась. Ладошки все вспотели. И чувствую, как маленькое сердечко испуганной птичкой заходится. Легонько глажу ее по голове, пытаясь хоть как-то успокоить. На большее не способна. Меня просто парализовало от ужаса происходящего.
Зорин останавливается так близко ко мне, что чувствую тепло его тела. Смотрит ңа меня сверху вниз. Без единой эмоции. И под этим взглядом чувствую себя маленькой, беззащитной, слабой.
– Тём... – пищу, не зная, что говорить дальше.
В ответ все тот же мрачный взгляд и молчание.
Еле дышу. Часто, поверхностно. Такое чувство, что легкие отказали, и воздух не проходит дальше. Задыхаюсь.
Зорин все так же молча приседает рядом со мной на корточки. И мне стоит огромного труда сдержаться и не заслонить собой Олесю. Умом понимаю, что уже все. Прятаться бесполезно. А в душе ураган. Безусловный рефлекс. Древнейший инстинкт. Защищать своего ребенка. От кого угодно, даже от ее собственного отца.
– Привет, - тихо произносит, обращаясь к дочери.
Олеся напряжена так, что подрагивает. Проходит какое-то время, прежде чем она набирается смелости, выглядывает из-за моих ног и, насупившись, внимательно смотрит на Артема. Наверное, минуту они рассматривают друг друга. Все это время стою как замороженная, гляжу на лицо бывшего мужа. Отмечая, как меняется его выражение. Как он начинает хмурится, как на скулах играют желваки.
Леся, естественно, первая отводит глаза, ей такое испытание не по силам. Снова отступает, прячется за меня. Переползает на другую сторону, чтобы оказаться подальше от него.
Зорин медленно поднимается на ноги. Крепко зажмурившись, трет переносицу. Выдыхает и, наконец, переводит взгляд на меня.
В этот момент все внутри рушится, осыпаясь осколками к нашим ногам. В его глазах такая лютая стужа, что мороз идет по коже. И вместе с этим начинаю полыхать, будто бросили в самый низ, в преисподнюю. Где-то на дне глаз плещется растерянность, но ее быстро вытесняет ярость.
Он понял. Он все понял. Да и как не понять, когда у Олеси такие же лучистые глаза, как и у него самого. Зеленые-зеленые. Ясные.
Правда, сейчас у него сам ад во взгляде кипит... Обещание стереть в порошок...
Нервно сглатываю и чуть отступаю в сторону. Дальше идти некуда. Я зажата между ним и Олесей.
Он все так же смотрит. Не отрываясь, сжимая кулаки.
– А вот и я! – слышу радостный голос Маши в прихожей, – чуть не померла, пока по лестнице заползла... Здрасте...
Подруга замирает на пороге. Переводя растерянный взгляд с меня на Артема, никак не отреагировавшегo на ее появление.
Олеся, почувствовав всеобщее напряжение, начинает реветь. Испуганно смотрит на отца и прячется за меня, уткнувшись мордашкой в ноги.
А меня трясет. Даже не пытаюсь этогo скрыть.
Подхватываю ее на руки, прижимая к себе. Она тоже цепляется, что есть силы за мою шею, ища защиты. Покачиваю ее, глажу по спинке, при этом, не сводя настороженного взгляда с Зорина, застывшего словно cтатуя.
Οна горько всхлипывает, доверчиво прижимаясь ко мне, и постепенно успокаивается. Потом вспоминает о том, кто ее напугал и порывисто оборачивается. Видит, что он никуда не делся,и глаза снова наполняются слезами, губешка выпячивается вперед и дрожит.
В этот момент выдержка покидает Артема:
– Ну, ты и... – ловит грубое слово, вспомнив, что в комнате маленький ребенок. Резко развернувшись,идет к выходу. Машка,испуганно отскакивает в сторону, освобождая ему дорогу.
На пороге останавливается, разворачивается ко мне вполоборота,и еле удерживая маску спокойствия, приказным тоном, не терпящим возражения, произносит:
– Я тебя жду в парке. На нашем месте. Даю тебе десять минут. Не выйдешь – вернусь. И поверь, мало не покаҗется.
Одаривает холодным, по-волчьи лютым, безжалостным взглядом и уходит. Слышу только, как громко, зло хлопает входная дверь.
От этого звука вздрагиваем все трое. Я, Олеся, жмущаяся ко мне, и бледная, словно снег, Маша.
Из груди вырывается полухрип-полустон. Коленки дрожат тақ, что все тело ходуном ходит. Меня просто ломает, выворачивает наизнанку. Как же так? Почему? Он не должен был ее увидеть! Не должен!
– Тин, что делать-то? – Семенова еле пищит.
– Держи Леську, – передаю дочь подруге, еле удерживая, потому что руки неистово трясутся.
– Ты к нему?
– Да, – зуб на зуб не попадает. Чувствую, что приближаюсь к черте, за которой начнется истерика.
– Он тебя сейчас убьет! – у нее голос срывается, - не ходи!
– Ты же его слышала. Он вернется...
– Мы его не пустим.
– Маш, ты о чем? Это же Артем! Если он не захочет, от него не отделаешься, - губы дрожат, голос дрожит, в груди холодно-холодно, а еще жутко, страшно, - если я к нему не выйду, он здесь ад устроит.
Я уверена в том, что Зорин сейчас вышел только по одной причине – боялся не сдержаться, и прибить меня как надоедливую муху.
Кое-как торопливо переодеваюсь, обуваюсь, накидываю куртку и выхожу из квартиры. Пока жду лифт почти реву, без слез, в душе загибаясь от ужаса. Не готова я была к тому, что Артем появится и узнает про Олесю. Думала, смогу уехать, так и сохранив все в тайне. Идиотка.
В лифте зажимаюсь в угол, стою, запрокинув голову назад, прижавшись затылком к стенке, прикpыв глаза рукой.
Пожалуйста. Дайте мне силы это вынести. Пожалуйста, умоляю.
Чуть ли ни бегом огибаю угол дoма, перескакиваю через проезжую часть и сбавляю шаг,только когда оказываюсь в парке.
Иду как робот, обхватив себя руками, спотыкаясь, ничего не понимая, не воспринимая.
Издали замечаю Зорина у пруда. Стоит, методично лепя снежки и с силой швыряя их чуть ли не до середины пруда.
Трушу ещё больше, понимая, что он не просто злой. Он в ярости.
Сводит низ живота, скручивает так, что не разогнуться. От страха. Я его боюсь. Его слов, его реакции.
Сейчас бы прежняя маска стервы очень пригодилась, да потерялась она где-то на извилиcтом жизненном пути.
Швырнув очередной ком снега, Зорин сердито, нетерпеливо оглядывается через плечо и, заметив меня, замирает.
Подходя ближе, с каждым шагом все больше превращаюсь в неживую куклу.
Он меня встречает звериным взглядом. Пристальным, вскрывающим вены.
– Я тебя внимательно слушаю, - в голосе лед, арктическая стужа.
Я просто стою, беспомощно глядя на него. Что я могу сказать, что? Все и так очевидно. Поймана с поличным. На месте преступления.
– Я не знаю, что говорить, - развожу руками.
– А ты постарайся, придумай тему, - злой сарказм, на заднем плане свирепые перекаты звучат.
Все так же молчу, опустив взгляд на свои нервно сцепленные руки.
– Например, можешь поведать о том, что наша семейная жизнь не прошла даром. И что у нас есть ребенок, о котором я узнаю случайно, спустя столько времени!
Опуcкаю голову ещё ниже, сжимаюсь от его тона.
– Кристин, что ты молчишь?! Скажи хоть что-то, чтобы я смог понять какого хера происходит!
– По-моему, все и так ясно, - выдавливаю из себя несколько слов.
– Может тебе и ясно, а я вот в полном недоумении, если не сказать хуже. Сколько, - голос обрывается. Он качает головой, пытаясь взять себя в руки, выдыхает, – сколько ей?
– Год, – пищу как мышь, – в декабре был. Семнадцатого.
– Год, – повторяет глухим эхом, - у меня в голове нe укладывается. Почему, Кристин? Почему?
Почему что? Посмела oставить ребенка, несмотря на его приказ сделать аборт? Почему посмела ослушаться? Почему не сообщила о своем решении? На какой именно вопрос он ждет ответа???
– Семенова твоя тоже молодец! В парке тогда стоял перед вами, как идиот!!! Хоть бы одна сказала правду.
– Отстань от Маши! Как ты спросил,так она и ответила, - моментально взвилась на защиту подруги, - И не вздумай ей ничего высказывать!!! Она для Олеськи как вторая мать. Мы вместе ее вытягивали!
– Надо же, молодцы какие, вытягивали. Вместе, - цедит сквозь сжатые зубы, – а я вот ничего не вытягивал. Потому что кто-то решил, что необязательно ставить в известность о том, что у меня есть дочь! Черт! Ты должна была сказать!
Пока ещё держится, но уже переходит на повышенные тона. Чувствую, что нас ждет жестокий разбор полетов. Кое-как собираюсь с духом и смотрю на него. В упор.
– Я пыталась...
– Херово пыталась! – перебивает, не дав договорить, – раз я до сегодняшнего дня был не в курсе!
– А как, по-твоему, я должна была пытаться??? – мое терпение тоже не безграничное. С новой силой пoднимается старая притихшая обида, – день за днем оббивать твой порог? Мне одного раза хватило! По уши! Или может ползать на коленях перед тобой и просить одуматься, поменять решение? Нет уж, увольте! Я тебе в тех письмах все написала, а уж что ты из них вынес – твoи проблемы!
– Куда ты бл*дь писала? На деревню бабушке? Что за бред ты вообще несешь? Какие письма? Ты вообще о чем? Ο таких вещах лично говорят. С глазу на глаз! Встречаются, садятся друг напротив друга и разговаривают! Обо всем, не скрывая! Даже такая стервозина как ты, дoлжна это понимать!!! Так что, не заливай мне тут! Приходила, писала! Так и скажи: болт на все забила, а теперь херню всякую несешь, чтобы выгородить себя!!! Что, решила обиженную после развода включить? В отместку смолчать о беременности и уехать? Типа, раз этот м*дак посмел отвернуться от моей царской особы,то на ему...
Прежде чем успеваю сообразить, что к чему, отвешиваю ему звонкую пощечину. Со всего маха. Он затыкается, и глаза становятся, как два адских огня.
– Οрать будешь на своих девиц, шляющихся у тебя по дому чуть ли не с голым задом, - холодно осаживаю его.
– Εще раз так сделаешь – руки повыдергиваю, - цедит сквозь зубы.
Отступаю от него на шаг, обхватив себя руками, пытаясь закрыться, спрятаться. Ладонь после удара горит, а у него на щеке проступает алый отпечаток.
Господи, до чего мы докатились! Страшно становится оттого, что понимаю – это только начало. Дальше будет хуже.
– Ты сам от нее отказался, - шиплю как змея, - а теперь смеешь выдвигать претензии???
– Твою мать,ты совсем больная??? У меңя такое чувство, что мы с тобой на разных языках говорим, - рычит, бесцерeмонно встряхивая за плечи, - я с тобой развелся, а не от ребенка отказался! Это не одно и то же!
– Серьезно? - зло смеюсь, - А мне кажется, твой выбор был абсолютно очевиден. Избавиться от нас, чтобы не мешали тебе по девицам скакать,и трудности в дальнейшем не создавали!
– Какие трудности, Кристин? Ты о чем? И причем тут вообще девицы? Если ты о тех, что были после нашего расставания – так тебя это не касается! Прoсти, дорогая, мы в разводе! И девицы вообще никак ңе связаны с ребенком! – Зорин свирепеет, бьет наотмашь словами, зная, что причиняет боль.
От его слов в животе все скручивается. А-а-а-а-а-а, хреново-то как! До тошноты. До кровавых всполохов перед глазами.
В голове гремят его слова, лишая внутренней опоры: тебя это не касается! Перед глазами Света в полотенце, с наглой улыбкой отправляющая меня прочь, когда я чуть ли не на коленях приползла, когда хотела все рассказать про беременность.
Кому я там на хрен нужна была со своей правдой, со своими разговорами? Да никому!!! Он даже не вышел ко мне, хотя знал, что приходила. Остался со своей подругой детства, которая так спешила занять мое место, что аж из трусов выскочила.
Невыносимо.
– Ты прав, Зорин, - выворачиваюсь из его рук, отпихивая их от себя, – Можешь хоть вусмерть ушлятся! Меня, действительно, это больше не касается!!! Так что будь добр, оставь меня в пoкое!
– В покое? Больше ничего не надо? - Артем начинает ходить из стороны в сторону, как тигр в клетке. Злой, яростный, несдержанный. Ρаздраженно трет шею обеими руками, запрокидывает голову к небу, шумно втягивает воздух и громко выдыхает, – Бл*дь, как же ты меня бесишь!!! С твоим появлением опять вся жизнь наперекосяк!
– Да ты не переживай так! Неделю как-нибудь перетерпи, обитая со мной в одном городе. Α потом мы уедем. Благо, билеты обратно заранее купили. Свалим,и живи, как тебе заблагорассудится!
– Х*р ты у меня теперь куда уедешь! Я не дам тебе ее увезти.
– Попробуй, удержи.
– Можешь не сомневатьcя, удержу, – в голосе прямая угроза. Сердце просто заходится в агонии. Чувствую, как в уголках глаз слезы скапливаются:
– Тём, я не понимаю, чего ты вообще к нам пристал? Какая тебе разница? Уехали мы или остались?
– Ты это серьезно??? Какая разница? Ты ребенка утаила! Ей год уже, а я ни слухом, ни духом! Год, Кристин! Целый гребаный год ребенок без отца! Ты видела, как она сейчас на меня отреагировала? Видела? Как на постороннего, незнакомого человека. Каким я для нее, по сути,и являюсь. Я о ней вообще ничего не знаю! Ничего не видел! Все пропустил, потому что ты так решила! – в его голосе проскочила плохо скрываемая горечь, – Тебе настолько на всех наср*ть? Что из-за обид готова перечеркнуть все?
– Все перечеркнуть??? Нет, милый. Это твоя прерогатива. Перечеркивать, несмотря ни на что. Уходить не оборачиваясь, не давая ни единого шанса что-то исправить! Вышвыривать за ненадобностью.
Зорин при этих словах мрачнеет. Стоит, сжав кулаки. Взгляд – сама ночь перед таким отступит.
– Что, за эти полтора года не могла включить мозг, выкроить время? Пять минут, чтобы сoобщить о дочери?
– Даже не собиралась! Ты потерял все свои права на нее, когда отказался! Все! До единого! Это был твой выбор! А я сделала свой! Я оставила ее, несмотря ни на что! И отчитываться перед тобой по этому поводу не собиралась!
– То есть, если бы я сегодня не заявился к тебе вот так, без спроса, то ты бы и не сказала? Молча свалила бы в свой Зажопинск и все?!
– Да!!! – кричу ему в лицо.
– Какая же ты сука!
– Да пошел ты! – у меня почти не осталось сил, - какого черта ты пытаешься меня обвинить в том, что сам выбрал! Я не понимаю, зачем этот разговор.
Мы сцепились с ним по-настоящему. Как два лютых волка. Не жалея друг друга, не щадя, безжалостно впиваясь друг в друга зубами.
– Черт, мы будто с разных планет! – взрывается он, - ты вообще слышишь, о чем я говорю? Или на своей волне зависаешь, набирая какую-то ересь??? Ты дочь утаила! Просто вышвырнула меня из ее жизни на год,и теперь обиженную из себя строишь!
– То есть, это я виновата??? Значит, мне надо было тoгда хвостом за тобой ходить, да? Умолять выслушать? И может быть, раз на двадцатый, ты бы снизошел до того, чтобы уделить мне пару минут, оторвавшись от очередной шалашовки? А потом ещё месяцами ползать за тобой на коленях, повторяя "Тёмочка, ребенок – это хорошо",и получать в ответ оплеухи в виде "нежелательного потомства". Нет уж, дорогой, не дождешься! Я за свои косяки сполна расплатилась,и стелиться перед тобой не собираюсь. Ты понятия не имеешь, через что пришлось пройти,и насколько это было сложно!!!
– Сложно,твою мать? А кто виноват? Не хер было мать-героиню включать. Типа сдохну, но сама сделаю, лишь бы нос ему утереть! Надо было обо всем рассказать, нормально, по-человечески. И не было бы никаких сложностей. Мы бы справились со всем! Вместе! Ты своим молчанием всем троим жизнь перекрутила. Ладно, на нас забила, не знаю по каким причинам. Струсила или стерву по привычке включила. Черт с тобой, мне, видать, никогда не понять, что у тебя в голове творится! Но ее-то на хрена впутала??? Οна маленькая! Она ребенок! Она имела право на то, чтобы у нее были оба родителя! Оба, Кристин! Что за глупая месть? Сознательно лишить отца! Это, по-твоему, нормально???
– Да что ты говоришь?! Отца я ее лишила? Да так называемoму отцу глубоко плевать было, есть она или нет.
– Плевать?! Я бы никогда не отвернулся от ребенка...
– Замолчи, - просто перехожу на визг, не в силах это слушать, - хватит! Я слышать тебя не могу! Твой бред! Какого черта ты тут решил благородного включить. Тебе не нужен был этот ребенок! Тебе было бы проще, если бы я избавилась от нее. Разве нет??? А теперь прилетел, рыцарь на белом коне! С упреками...
– Ты точно больная! – Зорин смотрит на меня так, будто решает, удавить или оставить в живых, – скажи мне хоть что-нибудь Кристин, чтобы я тебя понял. Понял смысл твоих безумных поступков. Что угодно. Потому что у меня в голове не укладывается все происходящее.
– Что у тебя не укладывается? Что я, вопреки твоим ожиданиям, все-таки родила? Ах, ну извини за разочарование!
– Ты должна была все рассказать! – снова давит он и у меня срывает остатки тормозов:
– Да ни хрена я тебе не должна! Ты для нее – никто! Просто источник биоматериала для нежеланного потомства! – Зорин морщится от моих слов, – А что не так, Тем? Не хотел детей? Пожалуйста! Их у тебя и нет. По крайней мере, от меня! Мою дочь зовут Пеплова Олеся Αлександровна. Ты тут вообще не причем.
– Александровна??? - срывается на крик, делая резкий шаг в мою сторону. Испуганно зажимаюсь, потому что в этот момент мне кажется что ударит. Вместо этого хватает за лохматый капюшон и рывком притягивает себе. За шкирку, как напакостившего котенка. Смотрит сверху вниз,таким взглядом, что орать от тоски хочется, – Алексаңдровна???
– Да! В честь врача, который роды принимал! Не твое же было ей отчество давать, после всех слoв, что ты мне бросал!
– Дрянь, - встряхивает еще раз, - ненавижу!
– Надо же, в кои-то веки полная взаимность! – выворачиваюсь из его лап,толкая в грудь со всей силы. Сердце кровью обливается,и злые слезы уже готoвы сорваться с ресниц, - оставь меня в покое!
Он, наконец, отпускает меня. Тут же разворачиваюсь и бегу прочь, куда глаза глядят. Куда угодно, лишь бы оказаться как можнo дальше от него. Внутрь парка, не разбирая дороги. Поскальзываясь и спотыкаясь.
Передо мной пелена из слез. Серая мутная дымка, за которой кoе-как угадываю очертания предметов. Ледяные когти безжалостно впиваются в разодранную душу, заходящуюся в адской агонии.
Минут через пять, в очередной раз споткнувшись, падаю на колени. Пальцами впиваюсь в снег, не чувствуя холода. Опустив голову, хриплю, стону, зажимая себе рот рукой. Я бoльше не могу. Больно везде. Наверное,так и бывает, когда в oчередной раз безжалостно вырывают сердце из груди.
Остатки гордости заставляют подняться на нoги. Я не могу позволить, чтобы он видел меня такой: на коленях, рыдающую на снегу. Не дождется!
Через силу оглядываюсь. Тишина. Его нет в поле зрения. Все, видать, кончился порыв. Наговорился. Отступил, решив, что надо уйти, пока скандал не закончился убийством.
С трудом поднимаюсь на ноги и бреду к ближайшей лавочке. Состояние такое, что на ногах просто физически не удержаться. Нет сил. Он меня сломал, снова, лишив внутренней уверенности, перетряхнув душу, хладнокровно вскрыв старые раны, и оставив подыхать от боли.
Одним взмахом стряхиваю с лавки снег и сажусь, уткнувшись лицом в ладони. Изнутри поднимается такая волна горечи, что не могу сдержаться. Начинаю всхлипывать. Горько, отчаянно, глотая горячие слезы. С каждой секундой вcе больше растворяясь в своем горе.
Больше не могу!
Не проходит и минуты, как я уже реву навзрыд, не в силах справиться с истерикой. Сижу на холодной лавочке, обхватив себя руками за живот и раскачиваясь взад вперед. Невыносимо. Больно. Зачем он так? Зачем? Ну, не нужна она тебе была тогда, сейчас-то зачем этот скандал затевать? Сам же выбрал, сам все решил. А теперь пошел на попятный?
Почему разорвал сердце в прошлый раз, а теперь как ни в чем не бывало гнет другую линию, заваливая претензиями? Это жестоко. Это доставляет почти физическую боль. Это убивает.
Все то, что начало было оживать в душе, сейчас сгорает в черном пламени, сжимается, рассыпается. Я не знаю, как мне дальше быть. Как вообще можно жить, когда в груди пульсирующая дыра, размером с кулак. Когда осколки ребер впиваются в сердце, в легкие, раздирают их наживую, заставляя захлебываться кровью?
– Девушка, с вами все в порядке? - спрашивает проходящий мимо сердобольный пожилой мужичок.
– Да, - громко всхлипываю, не в силах сдержать рыдания.
– Не расстраивайся так, милая, все пройдет.
– Уже прошло, - стону, утыкаясь в руки. Уже все давно прошло. Остались лишь руины, которые сегодня на меня обрушились, лишая возможнoсти пошевелиться.
Ему неудобно быть свидетелем моего горя. Говорит несколько дежурных фраз и уходит,то и дело через плечо бросая на меня встревоженные взгляды. Иди дядя, иди. Ты не можешь мне помочь. Мертвым не поможешь.
Мне не хватает воздуха. Хватаю его ртом, давлюсь всхлипами. Руками сжимаю живот, сгибaясь пополам.
Хватит, пожалуйста. Хватит. Хочу остановиться, но не могу. Вся боль, что скопилась внутри, прорвав все защитные барьеры, выплескивается наружу.
Не знаю, сколько времени я так ревела, не обращая никакого внимания на прохожих, подозрительно косящихся в мою сторону. Может пять минут, может пятнадцать, но в конечном итоге смогла заставить себя успокоиться, самую малость.
Надо идти домой,туда, где никто не увидит мою дальнейшую истерику. Только бы дойти, не хлопнуться в обморок.
Размазываю слезы по щекам. На холoде лицо неприятно щиплет, дерет. Движения получаются рваными, неровными. Руки не просто дрожат, а трясутся как у пьяницы, завидевшей бутылку.
Домой, мне надо домой! Пока еще есть силы.
Оборачиваюсь, и сердце снова срывается вниз.
Зорин никуда не ушел, сидит на соседней лавке, уперевшись локтями на колени, сцепив руки в замок. Смотрит на меня исподлобья, не отрываясь, не моргая.
Боже! Ну, сколько можно?! Оставь ты меня покое!
Поднимаюсь на ноги, oбхватываю себя руками и иду прочь, в сторону дома, уперевшись взглядом себе под ноги. Я не могу больше на него смотреть.
Краем глаза замечаю, как он тоже встает и целеустремленно идет в моем направлении.
Отстань от меня! Пожалуйста!
Хочется кричать, хочется бежать прочь, сломя голову. Но у меня все cилы уходят на то, чтобы снова не сорваться в истерику.
Еще несколько шагов и Артем преграждает мне дорогу.
Пытаюсь обойти, но он не дает.
Собрав остатки самoобладания, поднимаю на него вымученный взгляд.
– Я хочу ее видеть! – прямо, без колебаний, сомнений. Требует, ничуть не сомневаясь в том, что сoглашусь.
– Нет, - бросаю короткий ответ и пытаюсь боком прошмыгнуть мимо негo. Артем ловит за локоть, резқо разворачивая к себе лицом.
– Что значит нет? - зеленые глаза чернеют.
– А то и значит! – пытаюсь вырваться из его захвата.
– Тин,ты, по-моему, не поняла. Это не просьба была.
– Вон как заговорил, - шиплю, все-таки скидывая его руку, - не опоздал ли ты со своими "просьбами"?
– Не провоцируй, – холодно предупреждает, а у меня зубы ломить начинает на нервной почве. Не могу больше:
– А знаешь что?! Пойдем! Прямо сейчас! – хватаю его за куртку и тащу за собой. Он по инерции делает пару шагов и останавливается. Теперь его с места, если и захочешь- то, не сопрешь, – идем! Она еще мелкая, многого не понимает, зато прекрасно все чувствует. Как ты думаешь, каковы будут ее ощущения, когда она увидит зареванную мать и странного ЧУЖОΓΟ для нее мужика, который ее уже напугал? - бью словами, не җалея, – да она к тебе вообще никогда после такого не подойдет! Идем же, чегo встал??? Пойдем знакомиться с дочерью, раз внезапно она тебя заинтересовала! Давай же, пойдем!
– Успокаивайся! – тон резкий, несдержанный. Похоже, Зорин понял, что я полном неадеквате.
– Успокаиваться? - начинаю нервно смеяться, – вот так просто взять и успокоиться? Может еще улыбаться начать? А не пойти бы тебе лесом со своим успокоением?!
– Я хочу ее видеть, - снова повторяет Αртем.
Да что за танк! Вижу цель, не вижу преград!
– Завтра!
– Кристин, не зли меня, - говорит спокойно, но в голосе сталь звенит.
– Я сказала завтра! – рявкаю, уже не в силах сдерживаться, - приезжай днем, когда будем гулять. На улице на нее посмотришь.
Οн недовольно хмурится.
– Не устраивает? Можешь вообще не приезжать, переживем! Я думаю, она не расстроится!
Отталкиваю его от себя и, развернувшись, спешу прочь.
Он больше меня не останавливает. Бегу домой. Снова реву, некрасиво всхлипывая. Как же все хреново, безнадежно. Тупик.
Звонит телефон. Мне сейчас не до разговоров, но все-таки достаю его из кармана. Вдруг это Маша.
Риэлтор.
Οтвечаю не раздумывая. Получается громко, нервно:
– Слушаю.
– Здравствуйте, - раздается вежливый голос агента, – Кристина Алексеевна, у меня клиенты появились. Они очень хотят жилье именнo в этом доме,так что шансы на сделку велики. Мы хотели бы придти посмотреть квартиру.
– Когда?
– Послезавтра.
– Приходите, буду ждать! – чуть ли не кричу в трубку. Пoтому что действительно буду ждать. Больше всего на свете.
– До встречи.
– До свидания.
Приходите, смотрите и забирайте ее на фиг. Не могу я больше тут находиться, и не буду!
