БЕСЕДА ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА САРОВСКОГО с Н. А. Мотовиловым «О ЦЕЛИ ХРИСТИАНСКОЙ ЖИЗНИ» (По записи последнего краткой)
Однажды (это было в Саровской пустыни, вскоре после исцеления моего, в начале зимы 1831 года), когда я стоял во время вечерни в теплом соборе «Живоносного Источника» на обыкновенном, как и всегда, месте моем — прямо против чудотворной иконы Божией Матери, подошла ко мне одна из сестер Мельничной общины Дивеевской (о названии и существовании которой я не имел тогда еще никакого понятия) и сказала мне: «Ты, что ли, хроменький барин, которого исцелил вот недавно наш батюшка отец Серафим?» Я отвечал, что это именно я и есть.
«Ну так, — сказала она, — иди к батюшке, он велел позвать тебя к себе, он теперь в келии своей в монастыре, и сказал, что будет ждать тебя».
Люди, хотя раз при жизни великого старца Серафима бывшие в Саровской пустыни и хотя слыхавшие о том, как богомольные чтители его заслуг перед Богом радовались при малейшем внимании, оказанном им кому бы то ни было, могут постигнуть вполне, какою неизъяснимою радостью наполнилась душа моя при этом нечаянном зове его.
Оставив слушание Божественной службы, я немедленно побежал в его келию. Батюшка отец Серафим, встретив меня в самых дверях сеней своих, сказал мне: «Я ждал вас, ваше Боголюбие, и вот только немного повремените, пока я поговорю с сиротами моими; я имею много и с вами побеседовать, садитесь вот здесь», — и (указав мне на лесенку с приступками, сделанную для закрывания труб печных, противу печки, устьем в сени устроенной, как и во всех двойных келиях Саровских устроено) ввел к себе в келию сестер, из коих на вопрос мой, кто они такие, сказали мне оставшиеся тут в сенцах сестры, была одна из дворян, сестра нижегородского помещика Мантурова — Елена Васильевна. Долго я сидел в ожидании, когда и для меня отворит дверь великий старец, по крайней мере часа два. В это время келейник его, отец Павел, нередко подходил ко мне, зовя меня в келию свою, в одном ряду и из тех же сеней имевшую выход; но я всегда отказывался, ожидая отворения дверей батюшки отца Серафима. Много раз заводил он речь со мною о разных богоугодных предметах, предлагал было и некоторые советы свои, но душа моя рвалась к слышанию словес Серафимовых.
Наконец дверь отворилась, сестры вышли, и батюшка отец Серафим сказал мне: «Долго я вас задержал, ваше Боголюбие, но не взыщите; вот сироты мои нуждались во многом; так я, убогий, и утешил их. Пожалуйте в келию», — и, введя меня, посадил у самых дверей на обрубок дерева, затворил дверь за мной и, заперев ее на крючок, более трех часов пробеседовал он со мной; но так как предметы разговора не относятся к тому, о чем я вниманию вашему обещал изъяснить, то, оставляя рассказ этой вечерней беседы до другого раза, скажу только, что он велел мне на другой день явиться к нему в ближнюю его пустыньку в лес. По выходе моем все богомольцы столпились вокруг меня; расспросам их не было конца и по дороге через монастырь в гостиницу, и в гостинице за ужином; я едва успевал отвечать на все дававшиеся мне вопросы, и, удовлетворив их христолюбивое любопытство, насилу дождался я утра следующего дня. Так велико было и мое собственное нетерпение (досыта напитаться медоточных благоглаголевых словес дивного в рабах Христовых великого старца Серафима), что лишь только отслушал я раннюю обедню в больничной церкви святых и преподобных Зосимы и Савватия (любимой церкви и отца Серафима, где он всегда причащался Пречистых и Животворящих Тайн Христовых), так, не попив ничего, прямо отправился в ближнюю пустынь на дрожках отца игумена Нифонта, всегда дававшего мне их, чтобы я не трудил излишнею ходьбою ног моих, хотя и исцеленных на глазах всей Саровской пустыни. Но игумен Нифонт всегда говорил мне: «Велик дар Божий, тебе молитвами старца Серафима дарованный, и чудна сила молитв его к Богу, так скоро исцелившая тебя, а надобно и самому беречься, чтобы излишним неуместным упованием на здоровье, дарованное благодатью Божией, не оскорбить Промышления Господня, хотя и все нам туне дарующего, но желающего, однако же, чтобы мы и от себя, как бы в благодарность за дары Его, прилагали и свое старание о сбережении дарованного». С этим мнением и батюшка отец Серафим соглашался, одобряя всегда назидательные слова отца игумена Нифонта и советуя мне то же и сам: беречь здоровье, как неоценимый дар Господень.
Достигнув же келии ближней пустыньки его, стоявшей на горе, и подойдя к дверям, я сотворил молитву, известную всем монашествующим и многим богомольцам: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». А ответа не получил ни я, ни сотоварищ мой отец Гурий, гостинник Саровский, сопровождавший меня в пустыньку, ни сотни богомольцев, в течение целого дня то приходившие видеть великого старца, то возвращавшиеся, не имея возможности дожидаться его. Однако было слышно, что старец тут в келье находится. Наконец, когда было уже очень поздно, в самые сумерки, отец Серафим отворил дверь, благословил меня и сказал: «Не взыщите, ваше Боголюбие, что я долго не отворял дверей: ныне среда, и я безмолвствую. Завтра, если угодно, пожалуйте, я целый день готов беседовать с вами, а теперь грядите с миром.
Господь и Божия Матерь да благословят вас; грядите с миром». Тут все было бросились к нему, а всех было около восьми человек, но он благословил их вместе, изобразив крестное знамение над главами всех их, и сказал: «Господь вас всех да благословит; грядите с миром...». А отцу Гурию, благословив его особо, прибавил: «Так ты, батюшка, завтра с господином-то приди же ко мне, да пораньше, чтобы нам подольше побеседовать», — и еще раз благословил меня, сказав: «Грядите же с миром, а завтра пожалуйте», — и затворился.
Никакое слово не может выразить той радости, которую я ощутил к сердце моем; я плавал в блаженстве. Мысль, что, несмотря на все долготерпение целого дня, я хоть под конец да сподобился не только узреть отца Серафима, но и слышать привет его богодухновенных слов, так утешила меня, что я был на высоте блаженства, никаким подобием неизобразимой. И несмотря на то, что целый день не пил, не ел, я сделался так сыт, что как будто наелся до пресыщения и напился до разумного упоения. Говорю истину, хотя, может быть, для некоторых, не испытавших наделе, что значит сладость и упоение, которыми преисполняется человек во время наития Духа Божиего, слова мои покажутся преувеличенными и чересчур восторженными; но уверяю совестью православного христианина, что нет нимало преувеличенного, а все сказанное сейчас мной есть не только сущая истина, но даже и весьма слабое, ничтожное представление того, что я тогда действительно ощущал в сердце моем.
Но кто даст мне глагол, вполне могущий, хотя мало, хотя отчасти, выразить, что восчувствовала душа моя на следующий день?..
Это было в четверток; день был пасмурный, снегу было на четверть на земле, и сверху порошила довольно густая снежная крупа, когда батюшка отец Серафим начал беседу со мной, на ближней пажнинке своей, возле той же его ближней пустыньки, противу реки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее, поместив меня на пне лишь только что срубленного им дерева, а сам стал против меня на корточки.
Ни слова не скажу о первоначальных словах отца Серафима, ибо они не относятся к предмету настоящего рассказа; начну с первых слов, предшествовавших событию.
«Ваше Боголюбие! — сказал мне великий старец. — В ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христианской, и у многих великих особ духовных о том спрашивали неоднократно».
Надобно знать, что с двенадцатилетнего возраста моего, по недоведомым судьбам Божиим, я очутился между архиереев русских.
«Но никто вам не сказал о том справедливо. Ибо пост, молитва, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши сами по себе, однако не в делании лишь только их состоит цель нашей жизни христианской, хотя они и служат средствами для достижения ее. Истинная цель жизни нашей христианской естьстяжание Духа Святого Божиего. Пост же, бдение, молитва, милостыня и всякое Христа ради делаемое добро суть средства для стяжания Святого Духа Божиего. Заметьте, что лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Духа Святого, все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, мзды в жизни будущего века нам не предоставляет, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает. Вот почему Господь наш Иисус Христос сказал: всяк, иже недобирает со Мной, тот расточает (ср.: Мф. 12, 30).
Доброе дело нельзя иначе назвать, как собиранием, ибо оно хотя и не ради Христа делается, однако же есть добро, так что в другом месте Священного Писания говорится: во всяцем языце бояйся Бога и делаяй правду приятен Ему есть (Деян. 10, 35). И как видим из священного повествования, до того приятен Богу, что Корнилию сотнику, боявшемуся Бога и делавшему правду, когда молился он Богу, ему неведомому, явился ангел Господень и сказал: пошли в Иоппию к Симону усмарю, тамо обрящеши Петра и той ти речет глаголы живота вечного, в них же спасешися ты и весь дом твой (ср.: Деян. 9, 43; 10, 3-7), то есть так приятны Богу, что он все Свои Божественные средства употребляет, чтобы доставить такому человеку возможность не лишиться за них награды в жизни пакибытия, начавши здесь, на земле, правою верою в Господа нашего Иисуса Христа, пришедшего в мир грешных спасти, и приобретением себе благодати Духа Святого, вводящего в сердца наши Царствие Небесное еще и во временной жизни нашей и прокладывающего нам дорогу к приобретению блаженства жизни будущего века.
Однако не большим же, чем и ограничивается эта приятность Богу добрых дел, не ради Христа делаемых, так что Он, в изъявление приятности их Ему, дает средства на осуществление их на деле, и за человеком остается или осуществить их, или нет. Вот почему Господь сказал иудеям: аще не бысте видели, греха не бысте имели; ныне же глаголете яко видим, грех убо ваш пребывает (ср.: Ин. 9, 41), то есть если, подобно Корнилию, воспользуется человек приятностью Богу дела своего, не ради Христа сделанного, и уверует в Сына Его, то и такого рода дело вменится ему, как бы ради Христа сделанное, за веру в Него, — хотя и под конец да приусвоенную преискренне. В противном случае человек не имеет права жаловаться, что добро его не пошло в дело, чего, однако же, при делании какого-нибудь добра ради Христа никогда не бывает; ибо добро, ради Него делаемое, не только в жизни будущего века венец правды ходатайствует, но и в здешней жизни преисполняет человека благодатью Духа Святого, и притом таким образом, как сказал: не в меру бо даст Бог Духа Святого, Отец бо любит Сына и вся дает в руце Его.
Так-то, ваше Боголюбие, так в стяжании этого-то Духа Божиего и состоит истинная цель нашей жизни христианской, а молитва, милостыня, бдение, и пост, и другие добродетели суть только средство к стяжанию Духа Божиего».
«Как же стяжание? — спросил я его. — Я что-то этого не понимаю».
«Стяжание все равно что приобретение, — отвечал он. — Ведь вы разумеете, что значит стяжание денег, так все равно и стяжание Духа Божия. Так и Сам Господь землю нашу называет торжищем, а жизнь — куплею и дает нам заповедь: дондеже приду. Вот почему в притче о мудрых и нерадивых девах, когда у юродивых недоставало елея, сказано было им: шедше купите на торжище (ср.: Мф. 25, 1-13), но как двери уже были затворены, то они и не могли этого сделать. Затворение дверей есть прекращение жизни, смертью делаемое. Вот почему Господь, сострадая к нашему бедствию, то есть невниманию к милосердному Его о нас попечению, велегласно возглашает: се стою при дверех и стучу (Апок. 3, 20), разумея под дверьми течение жизни нашей, еще не затворенной смертью. Так я желал бы, ваше Боголюбие, чтобы в здешней жизни вы всегда были в Духе Божием; ибо Господь говорит: в чем застану, в том и сужду. Горе же, если застанет нас во тьме, отягощенных попечением и печалями житейскими, ибо кто стерпит гнев Его и противу лица гнева Его кто устоит? Вот почему сказано: бдите и молитеся, да не внидите в напасть, то есть да не лишитесь Духа Божиего, ибо бдение и молитва приносят нам благодать Его. Блаженны мы будем, когда обрящет нас Господь в полноте даров Духа Святого, ибо тогда мы можем благодерзновенно надеяться быть восхищенными на облацех в сретение Господа, грядущего со славою и силою многою судити живых и мертвых и воздати комуждо по делом его. Вот почему, повторяю еще раз, я вам желаю, чтобы вы всегда были в благодати Духа Святого, приобретали ее средствами, о которых я уже сказал вам, и рассуждали бы, которое средство дает вам более благодати Духа Святого, тем средством и занимались бы. Примерно: даст вам более благодати Божественной молитва и бдение — бдите и молитесь; много дает Духа Божия пост — поститесь; более дает милостыня — милостыню творите, и таким образом о всякой добродетели, Христа ради делаемой, рассуждайте.
Вот я вам расскажу про себя, убогого Серафима. Родом я из купцов курских; так, когда не был я в монастыре, мы, бывало, торговали товаром, который нам больше барыша дает. Так и вы поступайте. И как ведь в торговом деле не в том сила, чтобы лишь только торговать, а в том, чтобы от торга, чем бы то ни было, больше барыша получить, так и в деле жизни христианской не в том сила, чтобы только молиться или какое-нибудь другое доброе дело делать. Хотя апостол и говорит: непрестанно молитесь (I Сол. 5, 17), но ведь, как помните, прибавляет: хощу пять слов рещи умом, нежели тысящи языком (ср.: 1 Кор. 14, 19). И Господь говорит: не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное: но творяй волю Отца Моего (Мф. 7, 21), то есть делающий дело Божие, и притом с благоговением; ибо проклят всяк, иже творит дело Божие с нерадением; дело же Божие, да веруем в Бога и Его же послал есть Иисуса Христа. Так, если рассудить обстоятельно о заповедях Христовых и апостольских, так дело наше христианское состоит не в увеличении счета добрых дел, служащих к цели нашей христианской жизни лишь средствами, но в извлечении из них большей выгоды, то есть вящем приобретении обильнейших даров Духа Святого. Так прошу вас рассуждать таким образом, например, когда начнете молиться Богу, стоя ли, сидя ли, лежа ли, как и отцы Церкви в своих отшельнических писаниях, в книге «Добротолюбие», говорят, что они молились: он сидя на стульце, он лежа за немощь плоти; то молитеся и вы, как бы то ни было, но до тех пор, пока Господь Бог Дух Святой не приидет к вам, как и в молитве говорим мы Ему: Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны... Когда же приидет Он и начнет очищать вас от скверны, то перестаньте молиться, потому что когда мы зовем гостя дорогого, то зовем его, пока еще не пришел он. Когда же пришел, то слушаем его беседу, а если и продолжаем говорить, то лишь тогда, когда нужда потребует получить от него объяснение на его речи, которые нам не удобопонятны, или вопрошаем его о том, о чем он еще говорить не начинал с нами. Неблагоразумно уже было бы продолжать звать его, когда уже он пришел к нам. Вот почему и Господь говорит: упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог (Пс. 45, 11). Под упразднением же разумеет Он не одни дела мирские, но и дела духовные, какова, например, есть молитва и т. п.; ибо когда солнце восходит на небе в полноте своего сияния, тогда не только звезд, но и месяца не видно; так же, когда Дух Божий приходит к нам в силе своей, тогда молва и молитва уже некстати. Молвою я называю молитвенную беседу человека с Богом, потому что и Бог говорил Моисею: Моисее, Моисее! что молвиши ко Мне? А что ему было молвить к Богу, когда уста его запеклись кровью от горя, когда народ возроптал на него, что он вывел его из Египта на явную смерть, поставив его между бушующим морем и разъяренным воинством фараона сзади? Молвою же Господь назвал молитву его к Нему, ибо в глубине сердца своего бессловесно вопиял он к Богу: Господи, зачем Ты велел вывести народ Твой из Египта и окружил меня теперь отовсюду препятствиями; что же мне делать? То и такого рода молва, каковая в душе человеческой и при молитве бывает, неуместна в то время, когда Сам Господь Бог Отец с Единородным Сыном Своим, в полноте Духа Своего Святого, приходит к человеку и вечеряет с ним в тайне сердца его. Так вот как надобно поступать при употреблении средств для стяжания Святого Духа Божиего, чтобы непрестанно пребывать в неотступной благодати Его.
Мы в настоящее время так удалились от истинно христианской жизни, что даже нам странным кажется Священное Писание, когда говорится: и виде Адам Господа ходящего в раю; и неоднократно в других местах Священного Писания говорится о явлении Бога человекам. Это все произошло оттого, что, мало-помалу удаляясь от простоты христианского ведения, мы под предлогом просвещения зашли в такую тьму неведения, что нам то кажется неудобопонятным, о чем древние христиане до того ясно разумели, что в самых обыкновенных разговорах понятие о явлении Бога между людьми никому из собеседующих не казалось странным. Так, Иов, когда друзья укоряли его, что он хулил Бога, отвечал им: как это может быть, когда я чувствую Дыхание Вседержителя в ноздрех моих (ср.: Иов. 27, 2-3), то есть если я хулю Господа, то Дух Святой отступил бы от меня. Как же я хулю Бога, когда Дух Святой со мною пребывает и дыхание Его ощущаю в ноздрях моих? Так верно и то, что я не хулю Господа, но вы не понимаете слов моих и превратно толкуете их как хулу на Бога. Таким образом говорится и про Авраама, и про Иакова, что они видели Господа и беседовали, и Иаков боролся с Ним. И про Моисея, что не только он один видел купину горевшую, но и весь народ видел Бога, явившегося на Синае. Во время странствования в пустыне являлся пред полками еврейскими столп облачный во дни и столп огненный в нощи; столп этот был благодать Духа Святого, разнообразно являвшаяся людям по мере их надобности. Таким же образом манна сходила с небес, имевшая многоразличный вкус. И манна эта была уготовлением рук Божиих, делом благодати Духа Святого; далее, когда народ Божий поселился в обетованной земле, то учредились училища пророческие: каким образом понимать явление Бога человекам и какое различие между Божественным явлением и ангельским. Но все же благодать Божия в полноте даров Своих обитала в сердцах человеческих только во время пребывания Адама и Евы в раю.
Иные толкуют, что под словами вдуну дыхание жизни в Адама разумеется, что будто бы Бог вложил душу человеческую в неодушевленное тело Адама; но это несправедливо. Господь не одну плоть Адамову создал от земли, но вместе с ней и душу, и дух человеческий; но до этого мгновения, когда Бог вдунул в него дыхание жизни, Адам был подобен прочим животным, имеющим тоже и дух и пользующимся также благодатью Духа Святого, разлитою в воздухе земном и дарующею им силы на продолжение их бытия и пользование всем, что от Бога им на земле предоставлено, но, однако, не тем освящением и преискренним со духом нашим человеческим и душой нашей и плотью нашей, боготворящим со-пребыванием с нами благодати Духа Святого, которое даровано лишь одному венцу творения Божиего — человеку! Вот почему сказано: и опочи Бог отдел Своих, ибо изволил сотворить венец Своему творению — человека, сердце которого предназначил Себе на веки веков жилищем Своим на земле. Вот почему Адам, когда преисполнился дыханием жизни, то ощутил в сердце своем такую премудрость, что мог вполне усмотреть все свойства, силы, способности и наклонности каждого творения на земле, и нарек им имена, всем проявлениям их природы соответствующие, и облекся в такую непреоборимую мощь, что его ни огонь не жег, ни вода не топила, ни мраз воздушный не леденил, ни пропасти земные не поглощали. Такою же точно благодатью Духа Святого была проникнута и праматерь наша Ева; и в сей-то благодати пребывая, они могли видеть Господа и беседовать с Ним. Сей благодатью они еще более преисполнялись, когда вкушали от плода древа жизни, и ее-то могли лишиться вкушением от плода древа познания добра и зла, как и лишились, когда в противность заповеди Божией вкусили от плода его. Как сила благодати Божией, заключенная в плодах древа жизни, могла давать праотцам нашим Адаму и Еве продление жизни нашей во веки вечные, так и в плодах древа познания добра и зла заключалась сила, которая при несообразном с волею Божией вкушении их могла прочить человеку смерть и душевную, и телесную. Вот почему Господь строго заповедал Адаму не вкушать от плода сего. И почему, не скрыв своего опасения, чтобы Адам после преступления не вкусил от плода древа жизни, поспешил выгнать их обоих из рая, дабы зло смертное если и взошло в бессмертную природу человека, то не могло бы пребыть во веки вечные, но могло бы хотя некогда, да быть стерто Семенем Жены, имевшим стереть главу змия. И вот почему (даже и тогда), когда уже Слово Божие — плоть бысть (ср.: Ин. 1, 14) и поживе с человеки на земле, не убо бе Дух Святой, яко Иисус не у бе прославлен, то есть во все времена, считая с изгнания Адама и Евы из рая и до самого воплощения Бога Слова, Господа нашего Иисуса Христа и до конца вольного Его страдания, — Дух Божий не у бе в человецех, то есть не пребывал так, как прежде в Адаме и Еве до падения и как потом в нас, христианах. Вот почему, даруя апостолам благодать Духа Святого, Он дунул на них и даде им Дух Свят. Вот почему, по вознесении на небо, желая приобщить благодати Духа Святого весь род человеческий, Он изволил в дыхании бурне извести отбезначальных и Божественных недр Бога Отца Своего ту благодать Святого Духа, про которую изволил говорить апостолам Своим: уне есть вам, да Аз иду к Отцу Моему; аще бо не пойду к Отцу, Утешитель не приидет к вам.
Но вот в чем именно состоит различие между действиями Духа Святого, священнотайно вселяющегося в сердца верующих в Господа, и действиями тьмы греховной, по наущению и разжжению бесовскому, воровски в нас действующей.
Дух Божий воспоминает нам слова Господа нашего Иисуса Христа и едино с Ним и всегда тождественно в нас действует, радостотворя сердца наши и управляя стопы наши на путь мирен, а дух лестчий, бесовский, противно Христу мудрствует, и действия его в нас мятежны, стропотны и исполнены похотью плотскою, похотью очес и гордостью житейскою. Аминь, аминь, глаголю вам, всяк живый и веруяй в Мя не умрет во веки, говорит Господь Иисус Христос (ср.: Ин. 11, 26), то есть имеющий в себе благодать Духа Святого за правую веру во Христа, если бы по немощи человеческой и умер душевно, каким-либо грехом, то не умрет вовеки, но будет воскрешен благодатью Господа нашего Иисуса Христа, вземлющего грех мира и тут дарующего благодать возблагодать. Про эту-то благодать Духа Святого, явившуюся всему миру в Богочеловеке Иисусе Христе, сказано в Евангелии: «В Том живот бе, и живот бе свет человеком», и прибавлено: свет во тьме светится, и тьма его не объят (Ин. 1, 4, 5), то есть благодать Духа Святого, даруемая при Крещении человеку, несмотря на грехопадение человека, тьму вокруг души наводящее, все-таки светится в сердце его искони бывшим Божественным Светом ничем неоценимых заслуг Христовых и при раскаянии грешника глаголет Ему: «Авва Отче!» — и просит Его: «не до конца прогневайся на эту нераскаянность грешника», а потом при обращении его на покаяние совершенно изгладит и следы преступления, одеяв его снова одеждою нетления, из благодати Духа Святого истканной.
Про стяжание этой-то благодати Духа Святого я и говорю вашему Боголюбию, что она составляет цель нашей христианской жизни. Ее-то преемственно прияли мы от апостолов, через нее-то получили мы еще и самую неоценимую благодать отпущати грехи человекам на земле и право передавать ее другим возложением рук наших на них. Светом она названа от Самого Господа Бога, ибо не только по слову Евангелия просвещает всякого человека, грядущего в мир, то есть при Крещении будучи даруема человеку, зажигается в сердце его, как светильник, чтобы светить ему во все время жизни на земле. Поэтому священник, крестя младенца, говорит: «изжени из сердца его всякаго духа лукаваго, гнездящагося в сердце его», то есть приуготовь, Господи, сердце младенца этого в пречистый и нетленный храм Всесвятому Духу Твоему, прииди в него Сам, и вселися, и поживи в нем вся дни живота его.
Вот почему говорится: «Свет Христов просвещает всех»; ибо Дух Святой от Бога Отца исходит и ради Сына Его Иисуса Христа в мир посылается и потому Светом Христовым назван справедливо. Когда же, по совершенном сошествии Святого Духа на младенца, Он опочил в сердце его, тогда священник, помазуя священным миром главные части плоти, прибавляет: «Печать дара Духа Святаго», как бы уподобляя младенца сосуду какому-нибудь со вложенным в него сокровищем и запечатывая его совершенным отречением от сатаны и всех дел его и дуновением и плюновением на всю область его. Так священник кладет печати на многоразличных местах, дабы если через грехопадение и замок был отперт и сломан, то остались бы печати и сокровище не могло быть врагом человеков — дьяволом — похищено. И если бы со времени Крещения мы не согрешали в течение жизни нашей, вовсе были бы не только праведными, но и совершенными святыми; но в том-то и дело, что козни врага бесчисленны, сила его крепка, немощь же наша велика; ибо сказано, что и праведник седмижды на день падает, кольми же паче грешники, про которых сказано: во тьме ходят и нозе поползновенныя на грех имут; и еще говорится: аще и един день жития человека на земли, никтоже обрящется чист пред Богом от скверны земныя (ср.: Иов. 14, 5). Да и самые наши дела, которые считаются нами за правые, таковы ли суть по Суду Божиему? Это не всякому известно; ибо ин суд человеческий, а ин Суд Божий, как Господь говорит: егда Аз прииму время, Аз правоты разсужду, то есть по-Своему рассмотрю, действительно ли то есть право, что вы правым называете, и действительно ли то грешно, что вы в грех ставите человекам. Почему и Господь, укоряя фарисеев и книжников, говорит: О! аще бы вы знали, что есть милости хощу, а не жертвы, николиже убо осуждали неповинных (ср.: Мф. 12, 7).
И царь Давид говорит: «Светильник ногама моима закон Твой и свет стезям моим» и аще бы не закон Твой поучение мое был, тогда убо погибл бых во смирении моем (Пс. 118, 105, 92), то есть «благодать Духа Святого, в законе выраженная словами заповедей Господних, есть светильник и свет мой, и если бы не эта благодать Духа Святого, которую я так тщательно и усердно стяжеваю, что седмижды на день поучаюсь о судьбах правды Твоей, Господи, просвещала меня во тьме отовсюду окружающих меня забот житейских, сопряженных с великим званием моего сана царского, то откуда бы я взял хоть искру света, чтобы озарить себя по дороге жизни моей и темной, и скользкой от недоброжелателей моих? Но Ты, Господи, светом благодати Твоего Духа Святого озаряешь меня, и вот Онто есть и светильник и свет стезям моим».
Вот видите, ваше Боголюбие, повсюду во всех местах Священного Писания благодать Божия называется светом, и это быть иначе не может, потому что не только мы должны беспрекословно верить Священному Писанию, как Слову Божиему непреложному, но и еще более потому, что и на самом деле Господь неоднократно светом проявлял для многих действие благодати Духа Святого, именно на тех людях, которых Он освящал великими наитиями Его. Так, читаем про Моисея, что, когда после беседы его с Богом сошел он с горы Синайской, люди не могли смотреть на него по необыкновенному свету, окружавшему лицо его, и он принужден был являться людям не иначе как под покрывалом. Также, когда Господь наш Иисус Христос преобразился на горе Фаворской, то свет великий облиста Его, и были ризы Его блистающие, яко снег, и ученицы от страха падоша ниц. Когда же Моисей и Илия явились к Нему в том же свете, то, чтобы скрыть сияние света Божественной благодати, ослеплявшей глаза учеников, облако, сказано, осенило их (Мф. 17, 1-13; Лк. 9, 28-36). Таким-то образом благодать Божия для всех, которым Бог являет действие Ее, является в неизреченном свете.
Так в этой-то благодати Духа Святого желал бы я, чтобы вы, ваше Боголюбие, пребывали всегда, и когда, приобретая ее, разнообразными добродетелями Христа ради делаемыми, обрящетесь в ней же в день прихода Его, то есть в час успения вашего, то воистину явитесь непостыженными на вечерю Агнчию в одежде брачной. Так старайтесь же всегда приобретать благодать Духа Святого и непрестанно пребывать в ней».
«Каким же образом, — спросил я батюшку отца Серафима, — узнать мне, что я нахожусь в благодати Духа Святого?»
«Это очень просто, — отвечал он, — поэтому-то Господь говорит: вся проста суть обретающим разум. Да и то беда, что сами-то мы не ищем этого разума Божественного, который не кичит, ибо не от мира сего есть, но, будучи преисполнен любовью к Богу и ближнему; созидает всякого человека во спасение. О нем-то и Господь сказал, что Бог хощет всем спастися и в разум истины прийти; про недостаток этого разума сказал Он некогда апостолам: не вместе ли притчи сея, и коко вся притчи уразумеете (ср.: Мк. 4, 13; 7, 18); про этот-то разум в Евангелии говорится, что отверз им тогда Господь разум разумети Писания (ср.: Лк. 24, 45). В этом-то разуме находясь, и апостолы всегда видели: пребывает ли Дух Божий в них, или нет, и сим-то разумом проникнуты будучи и видя сопребывание Духа Божия с ними, они утвердительно говорили, что дело их свято и вполне угодно Господу Богу. Таким образом, они писали, что заповедуют по воле Самого Духа Святого, и потому предлагали верным на пользу души их, притом прибавляли, что они и себя считают за людей, имеющих в себе Духа Святого, как, например, святой апостол Павел сказал: думаю, и я имею Духа Божия в себе (1 Кор. 7, 40), и это разумное сопребывание (или же иногда отхождение от них Духа Божиего), это ведение они почитали столь важным и столь беспрекословенно повиновались ему, что, например, в Деяниях Апостольских говорится: идохом в Миссию и Дух Божий иде с нами (ср.: Деян. 16, 7) и пр. Так вот видите, ваше Боголюбие, как это просто!»
Я отвечал: «Все-таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверен, что я в Духе Божием и как мне самому в себе распознать Его истинное явление?»
Батюшка отец Серафим отвечал: «Я уже сказал, что это очень просто, и подробно рассказал вам, как люди бывают в Духе Божием и как должно разуметь Его явление в нас; что же вам еще нужно?»
«Надобно, — сказал я, — чтобы я понял это хорошенько».
Тогда он взял меня весьма крепко за плечо и сказал мне: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой; что же вы глаза опустили, что же не смотрите на меня?» Я отвечал: «Не могу смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше светлее солнца сделалось, и у меня глаза ломит от боли». Он отвечал: «Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь также светлы стали», — и, преклонив ко мне голову свою, тихонько на ухо сказал мне: «Благодарите же Господа Бога за неизреченную к вам милость Его! Вы видели, что я и не перекрестился, а только в сердце моем мысленно помолился Господу и сказал: «Господи, удостой его телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего Святого, которым Ты удостаиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться им во свете великолепой славы Твоей», — и вот Господь и исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима. Как же нам не благодарить Его за этот, неизреченный дар Его к нам обоим? Этак, батюшка, не всегда и великим пустынникам являл Господь милость Свою, а уже это благодать Божия, как мать чадолюбивая, по предстательству Божией Матери, благоволила утешить милосердием своим сокрушаемое сердце ваше. Что же не смотрите мне в глаза? Смотрите просто и не убойтесь; Господь с нами!»
И когда я взглянул после этих слов в лицо его, то на меня напал еще больший благоговейный ужас. Представьте себе в середине солнца, в самой блистательной яркости полуденных лучей его, лицо человека, разговаривающего с вами. Вы, например, видите движение уст и глаз его, изменение в самих очертаниях лица, чувствуете, что вас кто-то держит рукой за плечи, но не видите не только рук его, но ни самих себя, ни его самого, а только один ослепительнейший, простирающийся на несколько сажень кругом, свет, слышите крупу снеговую, падающую на вас, чувствуете, что ее по крайней мере на вершок нападало на вас, и... вы можете себе представить то положение, в котором я находился тогда.
«Что же чувствуете вы теперь?» — спросил меня отец Серафим. Я отвечал: «Необыкновенно хорошо». — «Да как же хорошо-то? — спросил он. — Что же именно-то?» Я отвечал: «Такую тишину и мир в душе моей, что никаким словом то выразить вам не могу». — «Это, ваше Боголюбие, тот мир, — сказал отец Серафим, — про который Господь сказал ученикам: Мир Мой даю вам, не якоже мир дает, Аз даю вам. Аще бы от мира были бысте, мир убо свое любил бы;, но якоже избрал вы от мира сего, сего ради ненавидит вас мир. Обаче дерзайте, яко Аз победил мир (ср.: Ин. 14, 27; 15, 19; 16, 33). Вот этим-то людям, ненавидимым от мира сего, избранным же от Господа, и дает Господь тот мир, который в себе теперь вы чувствуете. Мир этот, по слову апостольскому, всяк ум преимущий, и таким назвал апостол этот мир душевный потому, что никаким словом нельзя выразить того благостояния душевного, которое он производит в людях тех, в сердце которых внедряет его Господь Бог. И Христос Спаситель называет его миром, лишь только от щедрот Его собственных, даваемым человеку, а не от мира сего, ибо никакое благополучие временное и земное не может принести его в сердце человеческое, а он свыше даруется от Самого Господа Бога.
«Что же вы еще чувствуете?» — опять спросил меня батюшка. Я отвечал: «Необыкновенную сладость». — «Это та сладость, про которую говорится в Священном Писании: от тука дому Твоего упиются, и потоком сладости Твоея напоиши я (ср.: Пс. 35, 9); вот эта-то теперешняя сладость преисполняет сердца наши и разливается неизреченным услаждением по всем членам нашим; от этой сладости как будто тает сердце наше и мы оба исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может.
«Что же вы еще чувствуете?» — спросил он меня. Я сказал: «Необыкновенную радость в сердце моем». И он продолжал: «Когда Дух Божий приходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человека преисполняется неизреченною радостью; ибо Дух Божий радостотворит все, к чему бы ни прикоснулся Он. Это та самая радость, про которую Господь говорит в Евангелии Своем: жена егда раждает, скорбь имать, яко прииде год ея; егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир (Ин. 16, 21). В мире скорбни будете, но егда узрю вы, возрадуется сердце ваше и радости вашей никтоже возьмет от вас (ср.: Ин. 16, 22). Но как бы ни утешительна была радость эта, которую вы чувствуете теперь в сердце своем, она все-таки ничтожна в сравнении с тою, про которую Давид сказал: насыщуся, внегда явитимися славе Твоей и про которую Сам Господь, разъясняя устами Своего апостола, сказал, что радости той ни око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человека не взыдоша та благая, яже уготова Бог любящим Его (ср.: 1 Кор. 2, 9). Этой-то радости предзадатки даются нам теперь, и если от них так сладко хорошо и весело в душах наших, то что сказать о той радости, которая уготована там, на Небесах, плачущим здесь, на земле? Вот и вы, батюшка, довольно поплакали в жизни вашей на земле, и смотрите-ка, какою радостью утешает вас Господь еще в здешней жизни! Теперь за нами, батюшка, дело, чтобы, труды к трудам прилагая, восходить нам от силы в силу и достигнуть возраста исполнения Христова: терпящие же Господа, тии изменят крепость, окрилотеют, яко орли, потекут и не утрудятся, пойдут и не взалчут, пойдут от силы в силу, и явится им Бог Богов в Сионе разумения и небесных видений... И вот тогда-то радость наша, теперь лишь вмале и вкратце являющаяся нам, явится во всей полноте своей и никтоже возьмет ее от нас, преисполняемых неизъяснимых пренебесных наслаждений.
«Что же еще чувствуете вы, ваше Боголюбие?» Я отвечал: «Теплоту необыкновенную». И он сказал: «Как теплоту? Да ведь мы в лесу сидим; теперь зима на дворе, и под нами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает; какая же может быть туг теплота?» — «А такая, отвечал я, — какая бывает в бане». — «А запах, — спросил он меня, — такой ли, как из бани?» — «Нет, — отвечал я, — на земле нет ничего подобного этому благоуханию. Я в жизни много танцевал; так когда, бывало, собирался на бал, спрыскивался духами; однако же никакие духи земные не издают такого благоухания». И батюшка отец Серафим, приятно улыбнувшись, сказал: «И я сам знаю это, да нарочно спрашиваю у вас: точно ли вы так это чувствуете? Сущая правда, ваше Боголюбие, никакая приятность земного благоухания не может быть сравнена с тем благоуханием, которое мы теперь ощущаем, потому что нас теперь окружает благоухание Духа Святого; так что же земное может быть подобно ему? Это же есть то самое благоухание, про которое святитель Василий Великий писал пустынникам, монахам, старцам богоносным: «Когда то удостоит меня Господь Бог насытиться беседою вашею богодухновенною и насладиться благоуханием потов ваших богоблагодатных». Какое же благоухание может быть от пота человеческого? Но святитель Василий Великий не льстил им, но говорил правду; ибо люди, благодатью Святого Духа исполненные, имеют благоухание неизреченное, как благовоние Духа Святого. Вот почему слова его справедливы и то, что он говорит, есть так, как должно быть. Заметьте то, ваше Боголюбие, вы сказали мне, что тепло кругом нас, как в бане; а посмотрите-ка, ведь ни на вас, ни на мне снег не тает; стало быть, эта теплота не в воздухе, а в нас самих. Она-то и есть та самая теплота, про которую Дух Святой словами молитвы заставляет нас вопиять ко Господу: «теплотою Духа Твоего Святаго согрей мя»; ею-то согреваемые, пустынники и пустынницы не боялись зимнего мраза, в одежду благодатную, от Духа Святого истканную, будучи, как в теплые шубы, одеваемы. И так точно и быть должно на самом деле; то есть что благодать Божия должна в сердце нашем обитать, ибо Господь сказал: «Царствие Божие внутрь вас есть», а под Царствием Божием разумел Он благодать Духа Святого. Вот оно-то теперь внутрь нас и находится и благодатью Святого Духа отвне осиявает и согревает нас, благоуханием многоразличным преисполняя воздух, вокруг нас находящийся, услаждает чувства наши пренебесным наслаждением и сердца наши напояет радостью неизглаголанною. И вот наше положение, в котором мы теперь находимся, есть то самое, про которое апостол говорит, что Царствие Божие не есть пища и питие, но радость и мир о Духе Святе и что вера наша состоит не в препретельных земныя мудрости Словах, но в явлении силы и Духа. Состояние, в каковом мы оба с вами теперь находимся, есть то, про которое сказал Господь: «суть нецыи от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дондеже видят Царствие Божие пришедшее в силе» (Мк. 9, 1; Лк. 9, 27). Вот, ваше Боголюбие, какой неизреченной радости сподобил нас теперь Господь Бог и вот что значит быть в полноте Духа Святого, про которую святой Макарий Великий Египетский пишет: «Я сам был в полноте Духа Святого и многих видел в разнообразных мерах Его». Этою-то полнотою Духа Своего Святого и нас, убогих, преисполнил теперь Господь.
Ну, уж теперь нечего более, кажется, спрашивать вам, ваше Боголюбие, каким образом бывают люди в благодати Духа Святого; а будете ли вы помнить теперешнее явление неизреченной милости Божией, посетившей нас?» — «Не знаю, батюшка, — сказал я ему, — удостоит ли меня Господь Бог навсегда помнить и так живо и явственно, как я теперь это чувствую». И он сказал: «А я мню, что Господь поможет вам навсегда удержать это в памяти вашей; ибо иначе благость Его не преклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему и не предварила бы так скоро послушать убогого Серафима, тем более что не для вас одних дано разуметь это, а для целого мира, чтобы вы сами, утвердившись в деле Божием, и другим могли быть полезными.
Что же касается до того, что я монах, а вы — мирской человек, об этом думать нечего: у Бога взыскуется правая вера в Него и Сына Его Единородного, за что и подается обильно свыше благодать Духа Святого.
Господь ищет сердца, преисполненного любовью к Богу и ближнему; вот престол, на котором Он любит восседать и являться в полноте Своей пренебесной славы. Сыне, даждь Ми сердце твое, говорит Он, а все прочее Я Сам приложу тебе; ибо в сердце человеческом Царствие Божие вмещаться может, почему и Господь ученикам Своим заповедует: ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам, весть бо Отец ваш Небесный, яко всех сих требуете (Мф. 6, 33, 32).
Не укоряет Господь за пользование благами земными, ибо и Сам говорит, что по положению нашему в жизни земной мы всех сих требуем, то есть всего, что нашу человеческую жизнь на земле успокаивает, украшает и делает удобным и более легким путь наш к Отечеству Небесному. Вот на это именно опираясь, апостол Павел сказал, что, по его мнению, нет ничего лучше на свете, как благочестие с довольством; об этом-то молится и Церковь Святая, чтобы то даровано было нам Господом Богом, и хотя прискорбия, и несчастия, и разные нужды и неразлучны с нашей жизнью на земле, однако же Господь Бог не хотел и не хочет, чтобы мы в скорбях и напастях были, почему и заповедует нам чрез апостолов, чтобы мы друг друга тяготы носили и тем исполнили закон Его Христов. И Сам лично дает нам заповедь, чтобы мы любили друг друга и, этою любовью взаимно соутешаясь, облегчали себе прискорбный и тесный путь шествия нашего посреди скорбей земных к Отечеству нашему Небесному. Для чего же Он и с Небес к нам сошел, как не для того, чтобы, нашу нищету восприяв на Себя, обогатить нас богатством благости Своей и щедрот неизреченных? Пришел не для того, чтобы послужили Ему, но да послужит Сам другим и дати душу Свою во избавление многих.
Так и ваше Боголюбие творите и, видя явно оказанную вам милость Божию, сообщайте все то всякому желающему себе спасения. Жатвы бо много, — говорит Господь, — делателей же мало (Мф. 9, 37). Вот и нас Господь Бог извел на делание и нам дал дары благодати Своей, чтобы, пожиная класы спасения ближних наших через множайшее число приведенных нами в Царствие Божие, принесли Ему плоды — ово тридесят — ово шестьдесят — ово же сто. Будем же блюстися, батюшка, чтобы не быть нам осужденными с тем лукавым и ленивым рабом, который закопал талант свой в землю, а будем стараться подражать тем благим и верным рабам Господним, которые принесли Господину своему один вместо двух — четыре, а другой вместо пяти — десять.
О Господе же Боге и Его милосердии к нам сомневаться нечего. Видите, ваше Боголюбие, как слова Господни, через пророка сказанные, сбылись и сбываются на нас: Несмь Аз Бог издалеча, но Бог вблизи; се при устех твоих спасение твое. Вот видите, не успел я, убогий, и перекреститься, а только лишь в сердце своем едва успел пожелать, чтобы Господь удостоил вас видеть благостыню Его во всей полноте ее, как Господь немедленно и на деле исполнением поспешить изволил, и не велехваляся говорю я то, и не с тем, чтобы привести вас в зависть, и не для того, чтобы вы подумали, что я монах, а вы мирянин. Нет, ваше Боголюбие, нет! Близ Господь всем призывающим Его в истине и несть у Него зрения на лица; Отец бо любит Сына и вся дает в руце Его, лишь бы мы только сами любили Его, Отца Небесного, истинно, по-сыновнему. Господь равно слушает и монаха, и мирянина, простого христианина, лишь бы оба были православны, и оба любили Бога из глубины душ своих, и оба имели в Него веру, хотя яко зерно горушно. И оба двинут горы, или, лучше сказать, един движет тысящи, два же — тьмы; ибо Сам Господь говорит: вся возможна верующему (Мк. 9, 23), и велегласно, батюшка, апостол Павел восклицает: вся могу о укрепляющем мя (Иисусе) Христе (Флп. 4, 13). Сам же Господь наш Иисус Христос и еще того дивнее говорит о верующих в Него: веруяй в Мя, дела не точию яже Аз творю, но больше сих сотворит, яко Аз иду к Отцу Моему и умолю Его о вас, да радость ваша истинная будет. Доселе не просисте ничесоже во имя Мое, ныне же просите и приимите. Так-то, ваше Боголюбие, все, о чем бы ни попросили вы у Господа Бога, все восприимите, лишь бы только то было во славу Божию или на пользу ближнего. Ибо и пользу ближних
Он тоже к славе Своей относит, почему и говорит: вся же елика единому от меньших сих сотвористе, Мне сотвористе. Так никакого сомнения не имейте, чтобы Господь Бог не исполнил ваших прошений, лишь бы только они или к славе Божией, или к пользам и назиданию ближних относились. Но если бы даже и для собственной вашей нужды, или пользы, или выгоды что нужно вам было, то лишь бы в том крайняя нужда и необходимость настояла, и это все столь же скоро и благопослушливо изволит послать вам Господь Бог; как и ныне не замедлил преклониться к убогому молению моему, утешая и вас скорым исполнением его на деле. Ибо любит Господь Бог любящих Его, благ Господь всяческим, щедрит же и дает и непризывающим имени Его, щедроты Его во всех делах Его; волю же боящихся Его сотворит и молитву их услышит и весь совет их исполнит. Исполнит Господь вся прошения твоя. Одного опасайтесь, ваше Боголюбие, чтобы не просить у Господа того, в чем крайней нужды иметь не будете; ибо хотя за вашу православную веру в Христа Спасителя и в том не откажет Господь, ибо не предает Господь жезла праведных на жребий грешных (ср.: Пс. 124, 3) и волю раба Своего Давида сотворит неукоснительно, однако взыщет с него: зачем он тревожил Его без особенной нужды, просил у Него того, без чего весьма удобно бы обойтись мог
Так-то, ваше Боголюбие, все я вам сказал теперь и на деле показал, что Господь и Божия Матерь через меня, убогого Серафима, вам сказать и показать соблаговолили. Грядите же с миром; Господь и Божия Матерь с вами да будут всегда ныне и присно и во веки веков. Аминь. Г рядите с миром...»
И во все время беседы сей, с того самого времени, как лицо отца Серафима просветилось, видение это не переставало, и все, с начала рассказа и доселе сказанное, говорил он мне, в одном и том же положении находясь, и неизреченное блистание света, от него исходившее, видел я сам моими собственными глазами, что готов подтвердить и присягою, если бы в том нужда потребовалась к славе имени Божия, к доказательству, сколько Бог близок всем призывающим Его во истине и в назидание не только отечества нашего святой земли Русской, но и для всех тех народов, населяющих шар земной, которые пожелали бы через правую во Христа Спасителя и Бога нашего веру приобрести себе жизнь вечную.
Вот, благолюбознательные читатели, первая моя к вам письменная беседа о великом старце Серафиме.
Много ли я виноват в том, что прежде канонизирования церковного сам для себя и для всех тех, которых я по разумению моему считаю за истинных христиан в душе (не по имени только, но и по житию), я называю его, отца Серафима, угодником Божиим. Но о канонизировании великого старца никого не просил и не прошу; ибо сам он при жизни своей из уст в уста мои сказал, и в сердце запечатлелись слова его, что «Господь не иначе воздвигает святых Своих, заставляя Церковь Свою канонизировать их, как только тогда, когда она в членах своих тяжко страждет, каким бы то ни было нечестием». От такого бедствия да избавит Господь Церковь нашу Русскую на столько лет, на сколько долготерпение Его продлить изволит!