Глава 5
Мы — маньяки, мы докажем!
«А где тут у вас Госдума?»
А где тут у вас Минюст?
«А где тут у вас Госдума?»
Эта фраза еще долго будет претендовать на высшую строчку в рейтинге черного юмора. Совершенно апокалиптичную бездну смысла именно в те дни в эти слова вложила какая-то чеченка. Но не тогда, когда задала этот вопрос прохожим у гостиницы «Националь». А спустя несколько секунд. Когда разлетелась на куски от взрыва.
Так где, говорите, тут у вас эта, как ее?..
Нацболы на этом фоне были ангелами с крыльями, разве что перья регулярно выпадали и вонзались властям под ребро. Бархатный терроризм на почве всеобщей государственной политической активности тоже распушился и завивался кудрями. У нацболов была своя война…
…3 декабря после полудня в отдельно стоящий в глубине двора домик проходной солидного государственного учреждения зашел человек…
Один. Через минуту — еще один.
Еще дюжина переминалась за отстоящим оттуда на полсотни метров углом дома, выглядывая из-за этого самого угла. Каждый заходивший с порога заявлял: «У меня обращение к министру!»
Вся акция была нацелена на сведение охраны с ума и создание коллапса.
«Министру юстиции Российской Федерации
Чайке Ю. Я.
Обращение
Сегодня Минюст, назначение которого — следить за соблюдением Конституции в любой точке страны, превратился в карательный орган. Получив в свои владения Главное Управление Исполнения Наказания, Минюст, вместо того чтобы сделать пребывание граждан в местах лишения свободы более человечным, перенес порядки ГУИНа во внешний мир. Сегодня благодаря стараниям Вашего министерства Россия стала сплошным ГУЛАГом. Гражданских и политических свобод, с таким трудом завоеванных в начале 90-х, с каждым днем становится все меньше. Родник иссяк, а сосуд дал трещину.
А отношение Минюста к Национал-большевистской партии является своеобразной лакмусовой бумажкой, показывающей понимание государством Свободы. 4 раза Ваше министерство отказывало нам в регистрации, регистрируя при этом десятки несуществующих организаций. Своей деятельностью Национал-большевистская партия за 9 лет уже заслужила уважение и признание общества. Но только не Минюста. Отношение Министерства юстиции к Национал-большевистской партии было выражено Вашим представителем на одном из судов в 99-м году, где НБП оспаривала отказ в регистрации: «Их 5 тысяч. Они молоды. И мы не знаем, что они собираются делать». Сообщаю, что мы собираемся делать: наполнить мир счастьем и радостью и бороться с несправедливостью. Этим обращением я выражаю свой протест по поводу антиконституционных действий Минюста по отношению к Национал-большевистской партии. Я против уничтожения свободы. Мне хочется дышать воздухом свободы, а не лагерной пылью.
Уважаемый министр юстиции Чайка Ю. Я. — следите за соблюдением Конституции РФ в любой точке страны, тем более в Вашем ведомстве. Я думаю, Вы получите эти письма гражданского возмущения от всех членов НБП, и Вам придется на них отвечать. А писем будет как минимум 13 000».
Мы столпились в крошечной каморке проходной Минюста со своими бумажками, и тут Роман скомандовал: выходим. Выходим — а там…
— …А-а-а… — необъяснимо неслось нечто где-то там, в небе, над головами, над домами. С каждым шагом — все ближе, ближе, уже становятся различимы слова, и то, что я смогла разобрать, перехватило дыхание неверием и восторгом. Неужели?! Обошли особняк, вышли на улицу — а там уже вовсю гремело: «Ре-ги-стра-ция!» Глянула на крышу — а там наши!
«Свобода или смерть!» Вот что теперь короной венчало Минюст. Десяток черных фигур стоял у края крыши, люди держали красно-белый флаг. Я узнала Женю! Я не испугалась, мало того, это был восторг и восхищение. Я до выступающих слез всматривалась в далекие лица героев. Все внутри ликовало. «Мы есть!», «Мы пришли!», «Регистрация!» — именно это заполняло теперь бесконечное пространство, народ внизу подхватывал. Толик Глоба-Михайленко полез цеплять на острые пики забора красивый плакат: «Мы вас научим Конституцию любить!» А дальше — сам висел рядом с плакатом, с задором размахивая руками…
Полчаса — это много. На крыше началось движение, появились еще люди, направились к нашим парням. Пытались возиться с наручниками, пристегнутыми к ограждению. Парни просто перешагнули хлипкие прутья и перебрались на самый край. Внизу отреагировали вспышкой восторга. «Свободу!» — и перечисление каждой фамилии тех, наверху.
— Цепляемся, цепляемся! — раздалась команда внизу, и мы все крепко сцепились локтями. Милиция, материализовавшаяся на обочине праздника где-то в середине процесса, наконец-то перешла к активным действиям. Пытались выдрать из центра цепи конкретно Романа. Пришлось возиться долго, людскую цепь все-таки разорвали. Да так, что свалка кубарем покатилась по улице, попутно, как снежный ком — горнолыжника, утянув за собой целый дорожный знак…
Я стояла в стороне, почти оцепенев, я не понимала, что теперь делать. Это все было так странно, так неприкрыто, как будто с правды жизни вдруг сорвали розовый флер. Чувства, что надо срочно спасаться, даже не возникало. Потому что не поступало команды. Роман скомандовать уже ничего не мог. Его, Толика с ограды, еще двоих человек заталкивали в машину. Наконец-то начав потихоньку шевелиться, я подхватила под руку какую-то школьницу, и мы поспешили вслед за удаляющимися спинами нацболов по направлению к метро. Как в фильме «Скины»: самые слабые девочки там задыхались далеко позади убегающей толпы. Хорошо, что за нами, в отличие от фильма, не гнались убийцы.
А где тут у вас избирком?
Москвич из спального района заблудился в центре Москвы.
Вечером 7 декабря, когда выборы в стране уже подходили к концу, мы быстро шли по пустым улицам центра, оставляя за спиной квартал за кварталом. Что-то долго мы идем… Исключительно уверенный в себе Кирилл Ананьев, предводительствовавший нашей группой, очень уверенно увел нас сначала в одну сторону, мелькая за спинами остальных клетчатым шарфом и зеленой курткой, потом мы развернулись, и так же уверенно клетчатый шарф двинулся обратно. Наконец подошли к ярко освещенному зданию, в узкой тени фонаря не отсвечивал наш человек — высокий блондин Николай Николаевич.
— Все уже закончилось… — слышала я его тихие фразы. — Наших свинтили. Кажется, сломали руку. Я сейчас в отделение, будем выяснять…
Оказывается, мы шли в Центризбирком…
Это было вечером. А днем…
7 декабря 2003 года Михаил Касьянов, премьер-министр РФ, был забросан яйцами в Москве на избирательном участке № 107. Задержаны: Максим Громов, Виталий Катков — вина не доказана, Анастасия Пустарнакова — штраф. На Наталью Чернову и Алексея Тонких было заведено уголовное дело по статье 213 части 2 УК РФ «хулиганство» (от 2 до 5 лет).
«…Как только Касьянов подошел к урне для голосования и начал картинно опускать в нее свои бюллетени, неожиданно из толпы выскочила женщина и кинула в премьера яйцом, которое живописно растеклось по премьерскому плечу. Наглаженный, с иголочки, костюм был испорчен. «Касьянов, выборы — это фарс!» — крикнула при этом женщина. Ее сразу же окружили сотрудники службы безопасности и вывели из помещения».
МК, 07.12.2003
— Электрошокер — …я, только выглядит жутко.
Это было главное знание, под полой, тайком вынесенное нацболами с экскурсии в милицейский участок. Трое оперов на одного пацана, дубинка и пакет на голову — это было охарактеризовано: «Оказывается — выносимо». Пока один из парней пытался специально разбить голову об угол тумбы, чтобы таким образом зафиксировать побои, другой умудрился закатить под милицейский диван неотстрелянное яйцо…
Макс Громов в это время сидел в коридоре. Он потом рассказывал, как это все смотрелось со стороны.
— Из-за дверей кабинетов слышны звуки ударов и ор оперов: «Суки, уроды, почему из-за вас должны страдать невинные добропорядочные люди, то есть мы!» Время от времени запыхавшиеся, потные опера выходят перекурить: «Ну что у тебя?!» — «Да что, б…, 51-я статья!» — «Такая же…». — «Суки, …, а нам все это потом домой нести, в семьи, к женам, к детям. И все из-за этих уродов…»
Наташе Черновой опер влепил две пощечины. Судья потом — реальный срок.
Еще одна группа вошла в здание Центризбиркома вечером 7 декабря. Стали разбрасывать листовки, приковались наручниками к дверям, выражая свой протест по отношению к выборам, которые есть «организованное преступление власти перед народом». Восемь национал-большевиков были задержаны, трое из них осуждены на 10 и 15 суток…
Именно сюда мы не попали, запутавшись в улицах центра. Это я принесла нацболам несчастье. Черное небо уводило меня от всего опасного. Нацболы сами иногда расшифровывают НБП как «Нам Бог Помогает»…
А где тут у вас «Россия»?
24 декабря на открытие «съезда победителей» в ГКЗ «Россия» пришли разъяренные представители нерегистрируемой партии. И испортили всем праздник.
— Открытие. Гимн СССР — РФ, — рассказывал потом Макс Громов. — Речь Гризли. Но тут — «Руки прочь от РОССИИ!» В Гризли влетает яйцо. Рядом пролетает пакет майонеза, посланный мною. Летят листовки «Привет от НБП!» Рядом со мной стали винтить Рому Попкова и Сергея Медведева. Возле слегка заляпанного майонезом и кетчупом президиума началась бешеная суматоха: изо всех щелей повалили охранники и гроздьями повисли на Илье Шамазове. Я, отстрелявшись, спокойно ушел. Итог съезда таков: охрана в очередной раз доказала, что охранять никого не умеет; президиум единороссов получил по заслугам за фальсифицированные выборы, а прилюдно опущенный Грызлов подал в отставку…
Съезд «Единой России» я смотрела в новостях. В воздухе разлетались листовки, а мой С.С. возвышался посреди общей свалки, и к его извечной иронии на лице наконец-то примешивалось еще что-то. Любопытство. Но сам он никого не интересовал. Было ощущение, что он стал невидим. Невидим для врагов! Так бывает. Неужели это действует мой крест?
Потом он всю зиму будет участвовать во всем, но останется невидим для милицейского глаза. Он стал как заговоренный. Даже начало осады Бункера он пропустит, разминувшись в минуты, и будет околачиваться вокруг, хотя и на улице всех винтили… «Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех путях твоих. На руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею…»
А где тут у вас морг?
При мне погиб Михаил Соков. Очень немолодой на общем бункерском фоне человек, молча тащивший на себе здоровенный воз выматывающей революционной рутины. Человек, по памяти нарисовавший на стене Бункера карту СССР. За достоверность портрета Родины он ручался, потому что знал ее лично… Просто пропал в последних числах декабря, через несколько дней его нашли избитого в морге.
И событие это не пронеслось смерчем по пустым коридорам. Все было уже одно к одному…
Эта смерть вошла медленными шагами. Тишина говорила его голосом без звука, знания о ней в его глазах стало не больше, чем всегда. Специалист по трупам, он быстро отыскал по моргам «свой»…
Сильно поредевший после выборов Бункер был похож на сцену с выключенными огнями. Эта смерть брела в полутьме вдоль стен, сидела, откинувшись головой на кирпичи, смотрела в никуда. Ты — просто кирпич в стене. Один выпал…
Разве что она запнулась возле узкого топчана, тронула пальцем газеты в коробке, не посмела сдвинуть с места старую тапку — и ей стало страшно…
А дальше она пошла разливаться по коридорам еще «одним на всех» общим знанием.
Мы все ходили уже не под Богом. Под кирпичом…
А где тут у вас Бахур?
13 января 2004 года Дмитрий Бахур был похищен от Бункера и избит.
…Когда на голову надевают пакет, его можно прокусить. Его долго били в лесу с этим пакетом на голове, а он все дышал и дышал. Почувствовали, что-то не то, надели другой пакет. Он опять его прокусил. Догадались надеть два пакета. Два — уже сложно. Удушье…
Вбивание человека в снег огнетушителем сопровождалось настойчивыми предложениями о сотрудничестве: «Будешь каждый день ко мне с отчетом ездить, о всех ваших планируемых мероприятиях докладывать будешь. Начиная с пикетов, заканчивая, как вы их называете, акциями прямого действия. А мы будем позволять проводить то, что нам понравится… Как вы меня достали! Состоял бы ты в какой-нибудь КПРФ или ЛДПР, и никто бы тебя пальцем не тронул. Так нет же. Надоело мне из-за вас, олухов, по голове получать. Вы слишком непредсказуемы. Мне плевать на Грызлова, на Касьянова. Мне по шапке получать надоело!»
Государевы люди и люди нации вступают в очередную войну, понял в том лесу Дмитрий. Свобода как смерть…
Я видела потом съемки Дмитрия в больнице. Он даже там улыбался. Чем, вот этим кровавым месивом?..
Но сотрудники охранки утратили осторожность: у похищения были свидетели. Их показания прокуратура проигнорировать не могла. Дело было заведено по статье 127 ч. 1 — «незаконное лишение свободы».
А где тут у вас Бункер?
11 декабря был совершен милицейский налет на штаб НБП. Длился он часа полтора-два. За это время изо всех углов и даже из-за плакатов на стенах все-таки были извлечены все три десятка «бункерских бомжей». Дальше их пытались колоть и вербовать в ОВД «Хамовники». Всего в штаб явились полсотни представителей разных правоохранительных органов. Якобы жильцы дома переполошились, что в помещение 4 вносят какие-то мешки…
…А 17 января в дверь Бункера опять постучали…
— Кто?
— Участковый.
А за окном — серым-серо от омоновских форм. Дверь не открыли.
«Выхлопные газы из ментовского автобуса уже плотно заполнили приемную, — рассказывал потом Илья Шамазов. — В Бункере двадцать один человек, для обороны вполне достаточно. В приемную и к окнам начинаем сносить все, что пригодно для создания баррикад. Куски арматуры, древки от знамен закрепляются за газовые и водопроводные трубы, благо в нашем Бункере их предостаточно. Теперь в случае попытки проникновения помещение будет затоплено. Если что — то вместе с нами». Своеобразный баррикадный скелет обрастает «мясом»: лавки, шкафы, боксерские груши, прочий скарб — в дело идет все. Навязываются растяжки, этакая паутина из проводов и веревок. Даже после того, как первый из ментов окажется в помещении, выдержит душ из краски, клея и бензина, ему придется попотеть, пробираясь через созданный бурелом. Двери надежно заблокированы. Люди, за десятки партийных акций научившиеся проходить на любые, даже самые охраняемые объекты, умеют защитить свое собственное жилище, мышь не проскочит…
Слушая об этом, я уже могла увидеть это воочию: как Сергей Манжос спешно обливает себя бензином, когда среди ночи в дверь начал дубасить кто-то очень пьяный и очень левый…
Соловей тогда скажет:
— Весь остальной мир — уже за решеткой. И только здесь — последний островок свободы!..
Я не попала ни на один визит милиции в Бункер, ноги сами уносили меня накануне. Так из Москвы домой и обратно всю зиму и каталась. Смешно, но у меня были на это деньги. Из человека, прирезавшего меня, я выморозила себе содержание на год вперед. Получилось раз в двадцать больше, чем мне, может быть, отслюнили бы по суду. Это была самая моя классная афера. Так я заработала себе на революцию. После этого я ужасно стесняюсь спрашивать, как люди зарабатывают на революцию…
…Постепенно осада схлынула, так и не разродившись штурмом. Но 5 марта 2004 года Остров свободы на 2-й Фрунзенской пал.
Я успела выметнуться накануне.
А где тут у вас шоссе Энтузиастов?
А у меня ведь получилось то, ради чего я приехала в Москву и таскалась там по улицам с подрывной литературой. На одной стене я увидела-таки листовку РНЕ: место, время встречи. Другими путями я этот адрес не находила. В Бункере жила, потому что больше негде было так надолго остановиться. Технично я кралась извилистой тропинкой лжи?..
Я приехала, написала заявление. Успела…
Я не говорила всего, история с моей «подрезкой» — это был уже бонус, щедрое дополнение к обязательной программе. Еще за два года до этого врачи меня и без того списали.
«Послезавтра вы умрете!» — радостно сообщили мне в 26 лет. Я знаю, что такое: «каждый день как последний»… Что вы сделаете в последний день? С каким-то мстительным наслаждением мне надо было успеть заклеймить себя перед Богом и людьми, ударом ладони припечатать свое место в системе координат. Я могла себе позволить роскошь не сомневаться напоследок, кто я и с кем я. Я живу до сих пор и не сомневаюсь…
Я получила возможность сколько угодно слушать то, что хотела услышать. Я нашла человека, заговорившего со мной моими словами…
Только те, кто верит
— Или мы русские, или — не русские, — звучало в штабе на шоссе Энтузиастов. — А сейчас вопрос стоит уже — не просто православные. Или мы в вере, или не в вере. Есть русский народ богоизбранный, он должен сохранить веру и противостоять Антихристу до самого второго пришествия. Ты в вере или не в вере? Ты против Антихриста — или за? Вот уже вопрос стоит. В том состоянии, которое сейчас: за Христа или за Антихриста, никто ничего себе нигде не выторгует. Христос ничего не пообещает, ему нужны только те, кто в вере. А Антихрист — у него таких… знаешь, сколько бегает, он себе и дешевле купить может.
Мы должны быть воинством Христовым, которое будет всем и вся. И места никому нет больше в России. Если она — подножие престола Божьего, места никому больше нет. Вся Россия — воинство Христово. Каждый — военнообязанный, будет знать свое место и будет в духе делать то, что нужно. Какие казаки, какие политические партии, гражданские организации, общественные организации? Вся Россия станет воинством Христовым. Вот что нужно. Вот к чему мы ведем. И мы к этому приведем. Господь приведет.
Мы ведем вот к этому единству в духе. Все этим сказано. Наш народ — богоизбранный. И только таким он Богу угоден. Если он таким быть не хочет, то, как один святой сказал, когда его спросили, не боишься, старче: «Господь защитит, если ему нужны дни моей жизни на земле. А если не нужны — то такая жизнь мне самому не нужна». Если народ выполняет то, что ему Богом назначено, — значит, он есть русский народ, богоизбранный, защитник веры и противник Антихриста до самого второго пришествия. И не победит его Антихрист. А нет — значит, и народа нет…
Мы знаем, кому мы служим. Вот в чем сила. И другого такого народа, как наш, больше нет. Господь больше никого не избирал. Только нас. И вот по этой причине мы и есть. Вопреки всему тоже. Всем тяжестям, всем нашествиям, всем заговорам, всем предательствам до сих пор мы есть. И для того, чтоб быть, мы должны верить и служить, и то, что нам заповедано Богом, выполнить. Только в этом смысл нашего существования. Больше ни в чем нет. И это самое великое, что может быть. И вот таким мы должны сделать весь народ. Кто в принципе поверит. А кто не поверит, значит, им на Руси места не будет, как святые говорили. Не будет других на Руси, только те, кто верит…
Побег
Бесполезно пытаться назвать это как-то по-другому. Это был побег.
Я чувствовала, как за спиной с каждым шагом все больше натягивалось струной пространство. Позвоночник прожигал озноб, первые метры казалось, Бункер выстрелит мне в спину. Хотелось провалиться сквозь землю, ноги как будто свело, одеревеневшее тело преступно преодолевало еще один невыносимо бесконечный метр. А за спиной все не раздавался ни окрик, ни хлопок. Я видела только снег под ногами, мысли метались. Неужели… ушла?..
На утреннем проспекте не было людей, машины неслись, с шумом отрезая звенящую тишину моего только что совершенного преступленья. Проспект рассек последнюю невидимую нить, и я другими глазами вдруг взглянула на город. Я и не замечала, сколько здесь пространства. Небо заполняло его все. Я взглянула вверх. Вдохнула воздух. Перевела дух. Я не верила себе. Я была свободна…
Черта с два.
