Милый Вилли-Вилли, «Океания», окропленная кровью и охрой? Ты меня сразил. На что бы пошел наш любимый управляющий коллекцией, лишь бы взять в свои руки в перчатках этот «жертвенный объект»? Полагаю, теперь он ему недоступен (и тебе тоже, что, возможно, одно и то же). Ты проявил поразительный талант к навлечению на себя бед. Я пишу «бед», думая не об Аделине или твоем сыне – хотя они никогда не покидают моих мыслей, – но о нашем недавнем визите к домохозяину в Бахус-Марше, которого мы нашли в состоянии великого беспокойства о твоем местонахождении. Он уже прорекламировал дом: «свободная недвижимость» – и ощутил крайнее облегчение, когда мы с Доротеей прибыли забрать твою библиотеку. Он показался нам достойным человеком (для рантье), но счел необходимым дважды напомнить мне, что нам не заплатят за труд. В то же время он уточнил, что не обладает законной властью передать мне твои вещи и прочее имущество. Он разрешил эту проблему, хитроумно объявив, что мы пришли как будущие жильцы, и потому он оставит ключи на своем столе, чтобы мы сами все осмотрели. Сказав так, он напечатал РАЗРЕШЕНИЕ НА ОСМОТР и подписал его, и мы въехали на холм Лердердерг-стрит с вероятным намерением незаконного присвоения имущества.

Он предупредил нас о состоянии твоей кухни, которое показалось мне (если не Доротее) ожидаемым для отчаявшегося в твоих обстоятельствах. В любом случае мы были библиофилами, а не кухарками, и в конце концов, приехали за твоей библиотекой.

Для этого мы привезли с собой того, кто унаследует ее у тебя, юного Нила. Доротея сочла это психологически непродуманной идеей, но Аделина уже сказала малышу, что мы собираемся сделать, и после он ни о чем больше не мог говорить, кроме как о тебе, своем отце, и где ты жил, и обо всех книгах, которые он теперь прочтет или продаст на свое усмотрение. Я счел это нормальным, а Доротея – странным.

Ему всего шесть, но, проведя много суббот за прилавком матери на рынке Южного Мельбурна, он разбирается в торговых делах. Твоя жена – я думаю, ты должен это знать – обладает редким вкусом, и на ее заваленном прилавке мы всякий раз находили какое-нибудь сокровище. Мы никогда не покупали из жалости (как она явно думала), но только из восхищения: отыскать ар-нуво в такой дали от Европы. В любом случае не сомневаюсь, что твои книги вскоре найдут путь на тот прилавок и сослужат полезной цели.

От мысли о своем наследстве малыш светился и прыгал в сыром кабинете арендодателя, а этот джентльмен, со своей стороны, не сводил глаз с черного ребенка, первого в его жизни, как он сказал мне sotto voce.

Доротея была в бешенстве, но очень тиха на протяжении беседы, стояла рядом с Нилом, положив руку на его плечико, очевидно, воображая великий ущерб, который ему могли нанести этим расизмом, но все оказалось не так. Когда мы прибыли в твою резиденцию, все было мило, как в рождественское утро. Очень забавно было слушать его умные вопросы, к примеру о переплетах.

Как, удивлялся я, сын может полюбить отца посредством пыльной книги? Что ж, может, и любит. Он был также до странности любопытен насчет ценности своего наследства, и вскоре я объявил запрет на все оценки, пока книги не вернутся в Сент-Килду.

Доротея, конечно, упорно не давала мне утруждаться, будто коробка с книгами спровоцирует второй удар. Это сущая чушь, хотя, должен признать, я стал менее эффективным механизмом, чем прежде.

Мы были в разгаре пыльной работы, когда у меня появилась новая причина поразмыслить о твоем таланте находить беду, ибо нас атаковала дерзкая малышка, безусловно, привлекательная, хоть и была одета, словно для кадрили. Это была миссус из соседнего дома, ей требовалось знать, кто мы такие.

Когда мы представились твоими слугами, она практически обвинила нас во вранье и потребовала доказательств, которые мы, очевидно, не могли предъявить.

Ты вернешься домой в Бахус-Марш, сказала она с пылом ранней христианки.

Я сказал, что, по нашим данным, все не так, и затем по ее трепету стало до неловкости понятно, что у тебя с ней какая-то близкая связь. Доротея пнула меня в лодыжку, и я мог лишь настаивать на правдивости своего утверждения. Она ушла в расстроенных чувствах, и нам оставалось только наполнить фургончик книгами. Я стоял на страже на улице, готовый объясняться с полицией.

Вместо этого вернулась миссус из соседнего дома, с красными глазами, сокрушенная – она несла чайник, молоко, печенье и чашки на подносе, который оставила на передней веранде. Тогда Нил и увидел ее, и оказалось, он встречался с ней раньше в Мельбурне, она была водителем «Редекса», а ты, боже правый, был штурманом.

Поскольку мы знали, что ты даже не умеешь водить, то были ошеломлены этим новым твоим амплуа. А затем удивились еще больше, узнав, что дерзкая миссус познакомилась с Нилом и Аделиной и благородным Мэдисоном. Увидев все эти связи, я подумал, что не повредит дать ей желаемое – твой адрес в Куомби-Даунз.

Теперь мои лодыжки посинели, и жена сообщила мне, что я старый дурачина, но сомневаюсь, что эта воздыхательница постучит в твою дверь.

Доротея крайне беспокоится о тебе, шлет тебе свою хмурую любовь. Я спас для тебя несколько «Океаний» из твоего хлипкого домика, вместе с виршами Э. Б. Патерсона, которые скажут больше, чем в моих силах, о том, как мы тоскуем по тебе.