Книга: Соль с Жеваховой горы
Назад: Бельгия, Британия
Дальше: Сноски

Израиль

20:30. 11 февраля 2017 г., суббота.
Тель-Авив, квартира Лолы.
Лола только что уложила спать Лиду. Остановилась в салоне, вспоминая, что еще собиралась сделать сегодня. Звонок в дверь. На пороге Генри. Говорит на иврите:
— Добрый вечер, Лола. Я только на минутку, посмотреть Лиду.
— Проходи Генри, она засыпает, не стоит ее тормошить. Ты торопишься? Да, а где твои вещи? И когда ты выучил иврит?
— В отеле. Я остановился в отеле «Савойя». Это между ха-Яркон и набережной. Приличный отель. Насчет иврита — долгая история, потом расскажу. Надеюсь, что быстро восстановлю его.
— Генри, как же ты приехал сюда? Ведь тебе закрыли въезд в Израиль.
— Да, закрывали. Но я договорился с конторой. Теперь разрешают даже жить здесь.
— Как? Ты согласился работать на них?
— Нет, мы это решили по-другому. Да, меня теперь зовут Иван. Иван Иванов. А если по-русски — Иван Иванович Иванов. Прошу любить и жаловать!
— Все смеешься? Какое это у тебя имя? Десятое, двадцатое?
— Нет, Лола. Это мое настоящее имя. Мне восстановили теудат зеут и даркон с моим настоящим именем.
— Не понимаю ничего. Ты разве русский?
— Спроси что-нибудь полегче. Еврей я. Хотя у меня в теудат зеуте стоит нечто другое. Давай не будем об этом сейчас. Потом тебе все расскажу. Хочу сейчас хотя бы взглянуть на Лиду. Столько времени не видел дочку.
Лола заглянула в комнату Лиды, поманила пальцем Генри. Он осторожно вошел в комнату. Несколько минут молча постоял, глядя на личико Лиды, выглядывающее из-под чепчика. Так же осторожно вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
— Какая прелесть. Я привез результаты генетического анализа, подтверждающие, что я — отец Лиды. Нужно будет также разобраться с местными бюрократами, потребуется ли еще чего.
— Генри, ты, как отец, хочешь получить права опекуна? А я? Я окажусь лишней?
— Что ты, Лола. Мы можем быть оба опекунами. Ты будешь основной, а я постараюсь помогать тебе. Или ты против?
— Нет… я просто не думала об этом.
— Давай сейчас не будем торопиться. Мне тут придется еще кое-что решать со своими документами.
— Генри, то есть Иван, где ты будешь жить?
— Поищу здесь поблизости квартиру.
— Зачем тебе искать в спешке? Живи пока у меня в мошаве. Машина там есть, дом ты знаешь. Ключи тоже знаешь, где лежат. Только садом не занимайся.
Смеется.
— Спасибо, Лола. Завтра перееду туда.
— Хорошо. Приходи утром. Мы с Лидочкой отвезем тебя в мошав. А сейчас пойдем на кухню, я тебя покормлю.

 

20:30. 20 марта, понедельник.
Кафе на улице Шенкин.
Отмечается полгода Лиды. За сдвинутыми столами кроме Лолы, Генри, Илоны с Эйтаном и Ривы несколько родственников Эйтана, две приятельницы Лолы — Шуля и Маргет и директор фонда Лолы — шестидесятилетний Йося. В другом углу зала расположилась еще одна группа, и недалеко от входа — несколько молодых пар.
По предложению Эйтана подняли бокалы с шампанским за здоровье новорожденной. Рива долго говорила о Лоле, которая с любовью воспитывает малышку, не забывая об учебе. К словам Ривы присоединился Йося, рассказав о сложном положении на рынке, из которого совсем недавно с честью вышла Лола, прилично заработав в ситуации, когда инвесторы мечтали хотя бы о незначительности потерь. Муж двоюродной сестры Эйтана, семидесятипятилетний Ицек поднялся и произнес цветастый кавказский тост за отца именинницы, уважаемого супруга Лолы, так вовремя вернувшегося из-за границы и заботливо помогающего ей воспитывать дочку. Он не в курсе отношений Лолы и Генри, простодушно считает Лолу матерью, а Генри отцом Лиды. Лола растеряно улыбается, не зная, как выйти из неловкого положения. А Эйтан подошел к Ицеку, шепнул ему что-то на ухо. Ицек только пожал плечами и громким шепотом, так что слышал весь стол, заявил:
— Да какое это имеет значение в наше время: родилась ли дочка до свадьбы или после. Главное, чтобы родители жили в мире и согласии.
Эйтан обреченно махнул рукой и уселся на свое место. А Генри только улыбнулся и ободряюще подмигнул Лоле. Еще долго продолжались тосты, правда, большинство так и ограничилось первым бокалом шампанского, поднимая его раз за разом. А виновница торжества, накормленная, недавно переодетая, спала спокойно в коляске.
В перерыве, когда зазвучал небольшой ансамбль и несколько пар в кафе поднялись танцевать, обе подружки атаковали Лолу. Шуля поздравила ее с «таким мужиком», а Маргет мечтательно заметила:
— Если у вас что-то не сладится, не забудь мне сказать. Я тоже попытаю счастье.

 

20:30. 14 апреля, пятница.
Салон квартиры Лолы.
Генри пришел с бутылкой шампанского, радостно улыбается. Лоле непривычно видеть его таким:
— У тебя что-то случилось? Ты весь светишься.
— Радуюсь. Адвокаты принесли мне наконец из суда бумаги, подтверждающие, что государство признает Лиду моей дочерью. И я теперь тоже числюсь ее опекуном. Не знаю, как им удалось провернуть все так быстро, да и знать не хочу. Недешево это мне обошлось, но оно того стоит. Пойду посмотрю на мою законную дочь.
— Она спит уже, не буди ее.
— Да я только посмотрю. Что тебе, жалко?
— Ну что ты говоришь. Смотри, целуй, играй с ней, она же твоя дочь.
— Лола, не сердись. Я же не собираюсь отнимать ее у тебя. Такая мама, как ты, ей очень нужна.
Лола внимательно глядит на Генри, пытается понять его слова. Но он уже поставил бутылку на стол, ушел к детской комнате, осторожно заглядывает в нее. В комнате полумрак, но он различает очертания лица. Долго глядит, прикрывает дверь, возвращается в салон.
— Нагляделся, успокоился?
— Да, но кажется, я готов все время смотреть на нее. Никогда я раньше не замечал детей, то есть не обращал на них внимания. А теперь все по-другому.
— Иван, я стеснялась тебя спросить. Ты был женат?
— Нет, никогда. И с Оксаной не успели все оформить. И детей других нет, если тебя это интересует. По крайней мере, я об этом ничего не знаю.
— Ты мне обещал рассказать, почему у тебя такая странная фамилия. Странная для еврея.
— Я воспитывался в детдоме. Вернее, сначала в доме малютки, куда меня подбросили в корзинке. Каких-либо сведений в корзинке не было. Это я выяснил, когда однажды по делам довелось приехать в Латвию. Было несколько свободных дней, и я отправился в Курск, в свой детский дом. Сперва там со мной не стали разговаривать: конфиденциальная информация. Но за определенную сумму удалось пообщаться. Впрочем, это ничего не дало. Персонал сменился, единственный человек, который любил меня — Роза Марковна, наша повариха — умерла. Мне показали мое дело — изъяли из архива, но в нем я ничего интересного не нашел. Зато стало известно, что в детдом меня перевели из дома малютки. Пришлось и там задобрить начальство. Тогда-то я и узнал про корзинку. В доме малютки мне дали имя и фамилию: Иван Иванович Иванов. Вот, собственно, и вся история. Вероятно, меня оставили в корзинке на десятый-двадцатый день после рождения, успели обрезать. И это изменило потом всю мою жизнь.
— Повариха тебя любила? Почему?
— Не знаю, она говорила, что я похож на ее погибшего сына. Помню, гладила меня по головке, приговаривала: «Бедный Ванечка, неужели и тебя заберут в армию, как моего Бореньку».
— Ванечка? Почему Ванечка?
— Это ласково-уменьшительное от Ивана.
— Можно, я тебя тоже буду Ванечка называть?
Генри рассмеялся:
— Да нет, так только совсем маленьких зовут. Я, вроде, не так уж мал.
— Понимаешь, Иван звучит как-то грубо, официально, и вообще мне не очень нравится. А как еще можно тебя называть? Лишь бы не Иван.
— Не знаю, в России часто Ивана называют Ваня, но это тоже немного личное. То есть так мамаши зовут великовозрастных сынков и девушки своих парней.
— Вот, и я буду тебя так называть. Ты не против?
Опять рассмеялся:
— Да как хочешь называй. Но бутылку мы разопьем? Или хотя бы начнем, давай фужеры.

 

09:00. 20 апреля, четверг.
Детская комната в квартире Лолы.
Врач осмотрела маленькую Лиду, прослушала легкие, обернулась к Лоле:
— Ничего страшного. Небольшая простуда, сопли. Нужно гулять с ней только днем, когда тепло. Я не советовала бы давать лекарства, само пройдет дня через три. Но нужно очень внимательно следить за ней, чтобы не попала на сквознячок. И питание должно быть теплым. Ведь грудью вы ее не кормите? Кто занимается ей?
— Да, грудью не кормим. Некому. Днем с ней няня, вечером я, Иван или бабушка. Без присмотра мы ее не оставляем.
— Хорошо, я через два дня еще раз ее послушаю.
После ухода врача Лола звонит Ивану:
— Ваня, Лидочка прихворнула. Ты не мог бы пожить у меня дня три. Мне нужно уехать на два дня в Лондон, там назначены встречи с инвесторами. Днем с ней, как всегда, будет няня, но сам понимаешь, свой глаз надежнее. Мама, конечно, может последить за Лидочкой, но неудобно ее просить быть с ней целыми днями.
— Да, Лола, конечно могу. Все равно мне здесь в мошаве делать нечего. Я сейчас соберусь и через час буду у тебя. С радостью побуду все это время с Лидой.
Через час Иван уже в квартире Лолы, отнес чемоданчик в гостевую комнату. Выслушивает последние наставления.
— Да не волнуйся ты. Что, первый раз я остаюсь с ней, что ли?
— Я понимаю, но это ведь на целых два дня. Это не посидеть с ней часочек. Если что, звони маме, она сразу приедет.
— Нет проблем, Лола. Я все о Лиде, о ее питании, одежде, о ее расписании знаю. Уезжай, не волнуйся. Моя дочь, справлюсь.
Лола поправила одеяльце на Лиде, поцеловала ее и пошла в свою комнату собираться.

 

21:00. 22 апреля, суббота.
Салон в квартире Лолы.
Звонок, Иван открывает дверь. Лола с порога:
— Как вы здесь справились? Как Лидочка себя чувствует?
— Все нормально, температуры нет. Врач была сегодня, говорит, что все хорошо. Ты кушать-то хочешь? Я сейчас приготовлю что-нибудь тебе на скорую руку.
— Да, не откажусь. Нас кормили в самолете, но ты всегда вкусно готовишь. Я только посмотрю Лидочку и переоденусь с дороги.
— Даю тебе десять минут, не задерживайся, чтобы не остыло.
Через полчаса Иван уже убрал все со стола. Оба перешли из кухни в салон. Он слушает Лолу, та увлеченно рассказывает о переговорах в Лондоне. Иван прерывает ее:
— Мне пора ехать к себе, поздно уже.
— Зачем уезжать? Оставайся в своей комнате. Все равно в ней за последние месяцы никто, кроме тебя, не бывал. Мама даже рассмеялась недавно, спросила, не переедешь ли ты ко мне насовсем.
— Ну, это не очень удобно.
— Кому неудобно? Тебе? Мне бы это было очень удобно, а всем остальным до лампочки.
— Ладно, не придется завтра ехать из мошава. Ты же с утра убежишь в университет, а Лиду нельзя пока оставлять только на няню.
— Вообще стоит подумать про дальнейшее. Девочке очень важно, чтобы папа был рядом. Лидочка растет, через пару лет начнет все понимать. Пора определяться с твоим положением.
— Да, нужно продумать, как устроить мое близкое присутствие. Можно, например, снять квартиру рядом с вами.
— Или купить. Знаешь, цены на квартиры сейчас растут, так что это могло бы быть выгодным вложением.
— Лола, что ты говоришь? Если я куплю здесь квартиру, у меня останется слишком мало денег. А пойти работать… не представляю, кто меня возьмет. Никакой специальности или образования у меня нет.
— Тебе не обязательно платить за квартиру. Я могу ее оплатить из денег Лидочки. Купим на ее имя, это даже удобнее.
— Не думаю, что это удобнее.
— Не говори так, я лучше все это знаю. Начальный взнос не такой уж большой, а машканту я оплачивала бы из ее доходов. Нет никаких проблем. А если хочешь, я могла бы купить квартиру побольше, с четырьмя-пятью спальнями. Всем было бы по комнате, и гостевая.
— Чтобы все думали, что мы живем вместе?
— Ты боишься чужих мнений? Мне наплевать, кто что подумает. Или ты намерен в ближайшее время жениться?
— Не намерен. Но так не принято, и просто нехорошо.
— Не знаю, хорошо или нет, но мне же учиться еще полтора года. И без тебя мне придется все время полагаться на маму. А ей уже тяжело возиться с Лидочкой.
— Но я ни за что не оставлю вас с Лидой. Это исключено.
— Тогда не о чем нам спорить. Перевезешь завтра свои вещи, а думать будем после.
Иван внимательно посмотрел на Лолу: ее лицо излучало безмятежную уверенность в правильности своего решения. Придется подчиниться.

 

14:00. 23 апреля, воскресенье. Салон квартиры Илоны.
Илона заводит разговор с Лолой, пытаясь понять, как она собирается жить дальше:
— Хорошо, Генри, то есть, извини, Иван живет теперь у тебя. И я не могу разобраться, что вы понимаете под этим. Ты планируешь сойтись с ним?
— Почему сойтись? Мы вместе воспитываем Лидочку, и ничего другого. Так нам удобнее. Ему не приходится мотаться каждый день по часу, а иногда и больше, если попадает в пробку. И мне спокойнее знать, что за Лидочкой надежный присмотр.
— Для присмотра за Лидочкой у тебя есть постоянная няня. Ты разве не доверяешь ей?
— Доверяю, иначе давно бы заменила. Но лучше, когда рядом отец.
— Когда рядом бабушка, еще лучше. Ты же знаешь, я с удовольствием посижу с Лидочкой, если это нужно. И опыта у меня больше, чем у Генри. Тьфу, никак не привыкну к его новому имени.
— Мама, я не могу тебя дергать каждый день. У тебя заботы по дому, муж, которому тоже нужно твое внимание. А Иван полностью свободен. Что он будет делать, если у него отнять Лидочку? Да и не отдаст он ее никогда.
— Вот в этом ты не права. Появится у него женщина — некогда будет заниматься дочкой. А на этот счет у тебя никаких планов нет?
— На какой еще счет? Если у него появится женщина? На здоровье, я буду за него рада.
— Да? Рада? А что это у тебя лицо изменилось при упоминании женщины? Лола, ты на него имеешь виды?
— Мама, что ты говоришь? Какие могут быть у меня виды? Смешно. У меня никогда никого не было. Да, наверное, и не будет. Особенно такого, как Ваня.
— Доченька, ты влюбилась? Господи, да это же прекрасно! Поверь, я очень рада!
— Не понимаю, мама. Почему ты так решила? Мы просто воспитываем вместе Лидочку. И чему ты обрадовалась?
— За тебя обрадовалась. Ты никогда ни об одном мужчине так не говорила. И если он тебе нравится, то нужно за него бороться. И ни за что не пускать все на самотек. Я вот, из гордости отпустила твоего отца и как сильно жалела потом. Эйтана я, само собой, уважаю, он очень хороший человек, к тебе всегда так тепло относился… Но любила я Михаила. Не нужно было расставаться с ним. То есть нужно было тогда позволять ему уезжать в Европу, в Россию. Все равно он возвращался в Израиль. И тебя всегда любил. А я пошла на принцип… И осталась одна.
— Мама, ты мне это никогда не говорила. Почему?
— И сейчас бы не сказала, если бы не боялась, что ты повторишь мою ошибку. Я еще раз тебе скажу: если мужчину любишь, за него нужно бороться. Ну не так, чтобы садиться ему на шею и ни на шаг не отпускать от себя. Нужно стать ему необходимой, желанной.
— Мама, мы не о тебе говорим. Это ты красавица в любом возрасте, а я… ты сама знаешь, какая я.
— Какая? Удивительная ты у меня. Сильная, умная и красивая. Только не думаешь о своем внешнем виде. Давай мы тебя приведем в порядок. Доверься моему опыту. Через неделю ты сама себя не узнаешь в зеркале.
— В любом случае я хромой останусь.
— Поэтому нужно выглядеть так, чтобы на твою ногу и не смотрели. И еще очень важно, не стараться при мужчинах выглядеть слишком умной. Не нужно это им, скорее, даже мешает. Загадочной — да, недоступной — да, слабой — да, но только не слишком умничающей.
— Мама, ты действительно думаешь, что это поможет?
— В чем? Заинтересовать твоего Ивана? Несомненно, поможет, должно помочь. И у тебя есть все шансы это сделать: вы видитесь каждый день, у вас общие заботы, вы практически родные. Нужно только, чтобы он обратил на тебя внимание как на женщину.
— Мама, а это не будет слишком нечестно? Он был практически мужем моей сестры.
— В любви все честно, когда действительно любишь. Из-за того, что до этого они жили с Оксаной, не стоит тебе искать свою вину. Знаешь, у евреев было раньше принято: если умирал бездетный женатый мужчина, то его брат должен был жениться на вдове. И сейчас у религиозных евреев тоже почти так: если умерла жена, то правильно, когда ее место занимает сестра умершей.
— Ты всегда находишь всему оправдание.
— Давай закончим это обсуждение. Твоим внешним видом мы займемся в любом случае. А если тебя смущает этическая сторона, посоветуйся с Ривой — у нее большой опыт, плохой совет она не даст.

 

10:00. 29 апреля, суббота.
Веранда виллы Коин-Розовской.
Рива держит на коленях семимесячную Лиду, с умилением смотрит на нее:
— Какие они прелестные, наши малыши.
— Да, когда не плачут.
— Спасибо, что привезла нашу красавицу ко мне. Я уж не хочу надоедать вам, да и тяжело мне стало ездить в Тель-Авив. Но ты ведь не просто так приехала? Что-то хочешь рассказать или спросить?
— Да, Рива. Просто не знаю, как начать. Мне немного стыдно говорить.
— Речь пойдет об Иване? Илона звонила, открыла мне твои переживания. Что я могу тебе сказать? Когда-то я сомневалась в чувствах Генри, то есть Ивана. Мне он казался слишком рассудочным. Не видела я в нем сильных чувств к Оксане. Не думаю, что Оксана пленила его особенной красотой или изяществом. Он же — мужчина видный, у него было предостаточно женщин, имел возможность сравнивать и выбирать. Помню, как он выразился, что «вышел из возраста пылкой любви». У меня возникло впечатление, что на самом деле он просто хотел уйти от прежней жизни. Теперь я утвердилась в своем мнении, понимая, почему он так хотел этого. Он созрел для изменений, и Оксана появилась в этот момент. А она в него действительно влюбилась. Да и ты тоже. Я же помню, как ты сказала: «Если бы Генри был моим другом, ни за что не отпустила бы его, что бы о нем не говорили. Уехала бы с ним». Меня тогда это очень поразило, хотя это и естественно.
— Почему? Почему естественно?
— Потому как он многим отличается от твоих друзей. Он — мужчина, самостоятельный мужчина, а не твои знакомые мальчишки.
— И только это? Думаю, что это не так.
— Думай как хочешь, но он действительно самостоятельный мужчина. Не знаю, как он договорился со своими прежними начальниками, но он смог вернуться домой, в Израиль. Уверена, это было не просто. Знакома я с этими «полковниками».
— Не было бы Лидочки — не захотел бы возвращаться.
— Возможно. Но я тебе еще одно добавлю. Он — тугодум в реальной жизни, не решается и не решится сделать первый шаг. Если ты хочешь быть с ним, не знаю в каком варианте, то первые шаги ты должна делать сама. Впрочем, Илона тебе это уже поясняла. Хватит о вас, я хочу поговорить с Лидочкой, погляди, как она смотрит на меня.

 

09:00. 3 мая, среда.
Салон квартиры Лолы.
Иван одевает Лиду, хочет пойти гулять с ней в парк. Лола немного нервничает:
— Ваня, я поехала в университет. Няня придет через час. Я позвоню ей, что вы в парке.
— Хорошо, только зачем тебе звонить. Не отрывайся от своих занятий, я сам ей все объясню. Когда вернешься?
— Не знаю, постараюсь не задержаться, но мама хотела еще пойти со мной по магазинам.
— С каких это пор она тебя берет с собой в магазины? Хочет тебе что-то купить?
— Не знаю, но неудобно отказываться, мы с ней давно не виделись. Так ты справишься?
— Не понимаю, в чем проблема. Чего ты волнуешься?
— Не знаю, почему. Ладно, пока.

 

18:00. Детская комната в квартире Лолы.
Иван кормит Лиду, сидящую на высоком табурете за столиком. Рассказывает ей о своем детстве в детдоме. Она глядит на него, кушает и одновременно болтает ногой, иногда переставая есть и вслушиваясь, как будто понимая, что он ей говорит. Слышно, что в квартиру вошла Лола. Иван продолжает кормить Лиду. Лола проходит через салон, бросает по дороге на диван кучу фирменных пакетов, открывает дверь в детскую, нерешительно останавливается:
— Ой, а что, няня ушла?
— Я отпустил ее. Ей позвонил приятель, они разговаривали, а потом она расплакалась. Я решил, что лучше, если она не будет нервировать Лиду.
— И давно вы вдвоем сидите здесь?
— Нет, я ее почти сразу стал кормить.
Иван вгляделся в Лолу и примолк. Потом как бы очнулся:
— Что с тобой? Ты какая-то не такая. Прическу сменила?
— Да. А что, плохо?
— Да нет, просто непривычно. Ты повзрослела и… Да, какая-то праздничная. И глаза изменились. Вот только докормлю Лиду и еще раз посмотрю повнимательнее.
— Подожди, я переоденусь и заберу у тебя Лидочку.
Через несколько минут вошла снова, но одетая не так, как обычно дома: в легких брюках и светлой кофточке. Пересадила Лиду к себе на колени, поцеловала ее, забрала у Ивана ложку:
— Все, смена караула, иди отдохни. Скоро вечерняя няня придет, я вызвала ее.
— Я не устал, посижу, посмотрю на вас.
Теперь Лола обращается к Лиде, рассказывая как будто ей, но так, чтобы Иван тоже все слышал:
— Замучила меня твоя бабушка. Продержала полтора часа в салоне, потом заставила пройти четыре магазина. И все время ругала меня, что не слежу за собой. Теперь придется мучиться, каждый раз думать, что надеть.
До Ивана только теперь дошли слова Лолы о вечерней няне:
— Подожди, а няня-то зачем? Мы ведь оба дома.
— Пойдем, прогуляемся немного. У меня голова что-то болит. И тебе нужно проветриться, ты уже засиделся здесь совсем. То в мошаве, то с Лидочкой.
— Но мне и с Лидой хорошо. То есть совсем неплохо посидеть втроем.
— Прогуляться тоже неплохо. Пройдемся по Алленби, посидим в кафе, выпьем шампанского или попробуем мороженое.
— Ладно, пойдем.
— Да, мама купила на десятое мая четыре билета в театр. Приглашает нас.
— Это обязательно? Не люблю я театр, не воспринимаю театральные условности.
— Пойдем, пожалуйста, Ваня. Мне очень не хочется идти одной, а пойти все равно придется. Зря, что ли, я сделала такую прическу? Подожди, я тебе покажу, что мне мама посоветовала надеть в театр.
В это время зазвенел входной звонок. Иван открыл дверь, там стояла незнакомая молодая женщина. Иван молча пропустил ее в салон. Только теперь обратил внимание на пакеты, валявшиеся на диване.
Лола передала Лиду няне, попросила уложить ее через полчаса и вышла в гостиную.
— С покупками тебя. Илона заставила? Правильно, а то ты все время в одном и том же ходишь в университет. Покажешь обновки?
— А тебе разве интересно? Покажу, если пообещаешь пойти со мной в театр.
— Ладно, если ты так хочешь. Но у меня парадной одежды нет.
— Никакой парадной одежды не нужно, а сорочек у тебя чистых в шкафу достаточно. Или сходи в торговый центр, обнови свой гардероб. Времени достаточно.
Ушла с пакетами к себе в спальню.

 

20:00. 10 мая, среда. Театр Гешер.
В антракте Иван увлек Эйтана в буфет. Тот немного удивлен, но не возражает. Илона с Лолой тоже с вопросом смотрят вслед уходящим мужчинам.
В буфете Иван взял два коктейля «Зеленый дракон», предложил Эйтану. Тот с еще большим удивлением смотрит на Ивана. Иван, виновато:
— Лучше бы чистый коньяк, но здесь только коктейли.
— Ничего, сойдет. Но ты ведь вроде не пьешь?
— Нет, это Оксана всегда подтрунивала надо мной, что я не пью ничего, кроме пива. Извини, может быть я зря так пристал к тебе, но хотел бы посоветоваться. Меня удивляет последнее время Лола. Каждый день одевается в университет по-новому. Стала глядеть на себя в зеркало, у нее появились какие-то дамские баночки-скляночки. Ты не знаешь, может быть, у нее появилось увлечение?
— Какое?
— Я знаю? Заинтересовалась кем-нибудь в университете. Больше же она никуда не ходила раньше.
— Иван, почему тебя это вдруг заинтриговало? Молодая женщина — естественно, кем-то могла увлечься. В университете полно молодых парней студентов, да и преподавателей тоже хватает.
— Я бы не волновался, но ведь мы вместе воспитываем Лиду. Боюсь, что это отвлечет ее от малышки. Она все больше доверяет мне возиться с ней. С одной стороны — это хорошо, я люблю заниматься Лидой, разговаривать с ней. Но с другой — получается ерунда. Мужчина должен работать, деньги приносить в дом, а я теперь как домохозяйка. И вечером она вся в биржевых сводках, сидит в Интернете, с трудом дозовешься ее ужинать. Конечно, она и учится, и работает, деньги зарабатывает, но я немного смешно выгляжу. Не кажется тебе так?
— Не знаю, что сказать. У вас действительно странное содружество: живете в одной квартире, воспитываете девочку вместе… Мне все это непонятно. Но вы могли бы жить врозь.
— Я думал об этом и вначале намеревался снимать отдельную квартиру, поближе к Лоле. Но она решила, что лучше быть вместе. Конечно, это удобнее: и для меня, и для нее. Но если она сойдется с кем-то, то удобства не будет. Как мы будем тогда заниматься Лидой? Отдать ее полностью няням? Не хочу. Спроси, пожалуйста, у Илоны. Лола наверняка делится с ней.
— Но что спросить?
— Не знаю. Спроси, серьезное это что-то у Лолы или мимолетное увлечение?
— А ты сам что, не можешь спросить у Лолы?
— Сомневаюсь, удобно ли.
— Ладно, я поговорю с Илоной. Впервые вижу, что ты не решаешься что-то делать. Пойдем к нашим дамам, они уже недоумевают, наверное.

 

09:30. 11 мая, четверг. Салон квартиры Лолы.
Иван играет с Лидой на коврике, расстеленном на полу. Она подползает к нему, а он делает вид, что убегает от нее на четвереньках. Оба смеются. Неожиданно звонит мобильник.
— Да, это я, Рива… конечно, приеду. Но я должен дождаться няню. Она вот-вот придет… Буду у вас в одиннадцать. Устроит?.. Хорошо, пока.
Размышляя о возможных причинах этого приглашения, снова вернулся к игре с Лидой.

 

11:00. Веранда виллы Коин-Розовской.
Ребекка Абрамовна угощает Ивана чаем с вишневым вареньем. На столе оладьи, творог, кефир, выпечка. Иван терпеливо ожидает начала разговора.
После того как он почти допил чай и отставил чашку в сторону, Рива задала первый вопрос:
— Скажите Иван, почему вас обеспокоило, что Лола вдруг начала следить за своим внешним видом?
— Видимо, Эйтан рассказал вам о нашем разговоре?
— Нет, мне звонила Илона. Она удивилась вашим словам. Попросила меня поговорить с вами.
— Не очень понимаю, о чем мы будем говорить. Да, я заволновался, потому как мы с Лолой воспитываем Лиду вместе. Я, конечно, в состоянии ее опекать полностью самостоятельно, кроме финансовых дел, в этом Лола даст мне фору. Но девочке нужна и женская ласка. Няни для этого не годятся.
— Разве Лола отказывается участвовать в опеке? Почему вы считаете, что вам придется взять воспитание девочки полностью на себя?
— Как я понимаю, женщины обычно начинают особенно следить за своим внешним видом, когда у них возникают отношения с мужчиной. Если у Лолы завязался роман с каким-то серьезным партнером, если она потом выйдет за него замуж, у нее появятся собственные дети и куча новых забот, вряд ли она сможет находить время еще и для Лиды.
— Иван, я считала вас опытным в общении с женщинами. А вы не видите очевидного.
— Не понимаю, Рива. Объясните, пожалуйста.
— Что тут объяснять? Она в вас по уши влюблена, а вы не замечаете… Что замолкли?
Иван, действительно, замолчал. Такого поворота он не ожидал. Посмотрел на Риву, хотел что-нибудь сказать и не смог. Но Ребекка Абрамовна продолжала:
— Извините, если считаете, что вмешиваюсь не в свое дело, но Лолочка — теперь единственная моя внучка. Я не могу не думать о ней, о ее счастье. Какие там мужчины? Какое замужество? Конечно, она сейчас перегружена: и учеба, и работа, и Лидочка. Наверное, и о вас заботится?
— Ну уж нет. О себе я всегда забочусь сам. И с Лидой я ей очень помогаю.
— Да, конечно, она мне рассказывала. Но меня сейчас интересует другое: теперь вы все знаете, и что собираетесь делать?
— Не знаю, Рива. Для меня это правда неожиданно. Наверное, придется переехать от нее? Я с самого начала предлагал снять квартиру поблизости. Наверное, зря не настоял на этом. Или вы считаете, что мне нужно опять вернуться в Европу? Нет, я не смогу уехать от Лиды.
— Но не об этом же речь, Иван. Рядом или не рядом, в одной квартире или в разных. Скажите прямо, вам не нравится Лола?
— Ну что вы говорите, Рива. Я к ней отношусь с любовью, как к младшей сестре.
— Иван, но это разные вещи. Она к вам относится совсем по-другому. Она боится даже себе признаться в этом. Но я ведь все вижу, не зря мне восьмой десяток уже. Вы помните, что сказали мне о ваших чувствах к Оксане? О выходе из возраста пылкой любви, о ценности надежности и постоянства отношений. Я все помню. Ладно, не буду вас больше терзать, но подумайте о нашем разговоре.
— Есть о чем подумать. Раньше я как-то боялся задумываться о нашем будущем, будущем всех троих. Да, Рива, вы ведь не только за этим хотели меня видеть. Вы говорили, что нужно помочь вам. Что нужно делать?
— Нет, Иван, я только о Лоле хотела с вами поговорить.

 

20:30. Салон квартиры Лолы.
Иван уже принял «дежурство» от няни, Лида накормлена и уложена спать, Иван ходит по салону. Наконец приходит Лола:
— Лидочка уже спит? Ты чем-то взволнован?
— Да, я уже уложил ее. Хотел с тобой поговорить, но у тебя такой усталый вид. Что, по работе неприятности?
— Да, хватает забот. Из-за европейских новостей на финансовых рынках все меняется ежеминутно. Сидели сейчас, ломали голову. Но эта не причина откладывать разговоры. Что, у Лидочки опять болел животик?
— Да нет, у Лиды все нормально. Я хотел поговорить о нас с тобой. Но может, ты сначала переоденешься и покушаешь? Я приготовил ужин.
В последние дни Лола не спешила менять парадную одежду на домашнюю. Вот и сейчас, как будто не обратила внимания на предложение переодеться:
— Пойдем на кухню, с удовольствием поем. Надеюсь, это не помешает нашей беседе. Что тебя беспокоит?
Иван молча прошел на кухню, положил на тарелку теплые еще голубцы, добавил жареные на противне овощи, посыпал сверху свежей зеленью, поставил на стол перед Лолой:
— Поешь сначала, я пока поставлю чай. Ты, наверное, толком и не обедала. Может быть, тебе еще что-нибудь приготовить?
Лола почувствовала напряжение Ивана:
— Да, перекусила на ходу, но больше ничего не нужно. Давай, говори сразу, что тебя волнует? Я иначе не смогу есть.
— Лола, я сегодня разговаривал с Ривой.
— Ой, опять она вмешивается! Что она тебе наговорила?!
— Да ты ешь, остынет все. Мы говорили о нас с тобой, наших отношениях, о будущем.
Лола отставила тарелку в сторону:
— Вмешиваются, все вмешиваются. Опять будет, как тогда, с Оксаной. Ваня, не нужно это обсуждать. Никогда у меня ничего не получалось и не получится. Прости, что они на тебя накинулись.
Положила голову на стол и расплакалась. Иван с удивлением смотрел на нее: всегда ровная, уверенная и вдруг плачет, как обиженный ребенок. И с тем же удивлением прислушивался к себе. Почему он с такой нежностью смотрит на эту плачущую девушку? Да, не на молодую бизнес-леди, управляющую большими деньгами, воспитывающую маленького ребенка и успевающую заканчивать обучение в университете. Сейчас она была растерянной девочкой, столкнувшейся с житейской несправедливостью. Подошел к ней, поднял ее голову, смотрит в глаза:
— Только не плачь, Лола. Не могу смотреть на плачущую женщину. Извини, я не знаю, что тебе сказать, но пойми, я к тебе отношусь очень тепло.
Лола не отвернула голову. Перестала плакать, смотрит ему в глаза:
— Да, понимаю, по-братски относишься. Хорошо, я не буду плакать. Извини, пожалуйста.
— Лола, я, наверное, не то сказал, что хотел. Не знаю, что со мной, с нами, но я отношусь к тебе не только по-братски. Не представляю теперь, как жить без тебя, без Лиды. Я не хочу уходить. Я хочу быть с вами.
— Ваня, это было бы самое плохое, если бы ты ушел. Я очень хочу, чтобы ты всегда был рядом.
Иван улыбнулся:
— Всегда? Хотя бы вечером… Ведь ты весь день в работе, учебе. Я тебя вижу только рано утром и поздно вечером.
— Я могу бросить свою работу. Правда, честное слово. Вот только закончу университет. Что нам, денег не хватает, что ли? Мы можем жить для себя и Лидочки. Можем поехать в Европу, или на Дальний восток, или куда хочешь.
— Нет, Лола. Это ты сейчас так говоришь. Без работы тебе будет скучно. Я не хочу, чтобы ты себя неволила.
Неожиданно Лола встала из-за стола:
— Ваня, можно я тебя поцелую? Только один раз.
Иван улыбнулся. Взял ее опять за голову, притянул к себе. Снова смотрит ей в глаза. Она зажмурилась. Иван нагнулся к ней, поцеловал левый, потом правый глаз, не удержался, прижал ее крепко к себе. Лола вздохнула, охватила его шею руками, и как была, с закрытыми глазами, потянулась к его губам. Ивану пришлось снова наклониться, чтобы поймать ее губы. Они постояли так несколько секунд, и Иван отпустил Лолу. Она закрыла лицо руками, отвернулась в сторону:
— Извини, Ваня. Не знаю, что на меня нашло.
— Милая, ну что ты говоришь? Это все естественно. Мы нравимся друг другу.
Лола повернулась к нему:
— Неправда, неправда. Это не так, как «нравимся», нет. Я тебя люблю, очень люблю. Я люблю в тебе все, все — и настоящее, и прошлое. Но извини, ты не обязан меня любить. Мы просто воспитываем вместе твою, нет, нашу дочь.
Иван ошарашен этим взрывом эмоций:
— Лола, давай успокоимся. Дай мне немного времени разобраться в своих чувствах. Мы с тобой поговорим об этом завтра. А сейчас поешь, пожалуйста. Может быть, тебе разогреть? Все уже остыло.
23:30. Спальня Ивана.
Иван уже переоделся на ночь. Лег в постель, потушил свет. Неожиданно дверь приоткрылась, в комнату осторожно вошла Лола в ночной рубашке, легла к Ивану, отвернула покрывало, укрылась:
— Я только полежу немного рядом, не гони меня. Я никогда не лежала рядом с мужчиной.
Иван осторожно повернулся к Лоле, обнял и прижал ее к себе. Лола уткнулась носом в его грудь, затихла, не пытаясь сменить не очень удобное положение, вдыхая неведанный запах мужчины.
— Не бойся, милая, все будет хорошо. Я от тебя никуда не уйду.
Тяжелая рука гладила по плечам, по спине, и это было так незнакомо Лоле, так приятно. Она замерла, стараясь продлить это ощущение ласки, защищенности. И даже не заметила как задремала.
Проснулась уже ночью, Иван спал рядом. Лола тихо, чтобы не разбудить его, устроилась поудобнее, повернувшись к Ивану спиной, и уснула.

 

06:30. 12 мая, пятница. Спальня Ивана.
Лола проснулась от того, что рука Ивана гладила ее волосы.
— Вставай, будем завтракать. Скоро Лида проснется.
— Ой, я так крепко спала. Она что, не просыпалась ночью?
— Только один раз похныкала. Я переменил ей подгузник.
— Ваня, извини, я, наверное, вчера очень устала, спала мертвым сном, даже не слышала, что она капризничает.
— Ничего страшного. Я уже привык. Она хнычет тихо, но я сплю чутко. Так что вставай. Я пойду на кухню, чтобы не мешать тебе.
После ухода Ивана Лола встала, быстро перебежала в свою спальню одеваться. Сбросила ночную рубашку, остановилась перед зеркалом, замерла на мгновение, критически осматривая себя с головы до ног. Надела трусики и бюстгальтер, накинула халат и снова застыла, перебирая в памяти события ночи. Собственно, никаких событий и не было, но она чувствовала, что все изменилось. Они будут вместе, она никому не отдаст Ивана. И родит ему когда-нибудь сына.
Маалот, 2017

notes

Назад: Бельгия, Британия
Дальше: Сноски