Лучик солнца нежно коснулся лица, пробившись сквозь неплотно подогнанные доски, из которых была сооружена лачужка, в которой их приютили. Эдвард поморщился и осторожно пошевелился, чтобы не разбудить Орлинку. Она спала всю ночь рядышком, голова ее покоилась на руке, а длинные волнистые волосы разметались по ней прекрасным водопадом. Губы плотно сжаты, ресницы слегка подрагивают во сне. Суворов невольно залюбовался ее. Великолепна, как утренняя заря, подумал он, вспоминая события прошедшей ночи. Кстати о них…

Эд скосил глаза на живот и мысленно ахнул. Рана на боку затянулась сама собой, оставив после себя лишь неровный тонкий шрам. Тело было как новенькое, и ничего не напоминало о ранении. Поистине волшебная сила любви. Он снова с любовью и искренней нежностью поглядел на девушку. И не удержался от того чтобы слегка не коснуться ее нежной щечки губами. От холодного прикосновения губ, она встрепенулась и проснулась.

— Доброе утро, дорогая, — Суворов попытался погладить ее по волосам и даже протянул для этого руку, но Ольга отпрыгнула, как ошпаренная, закрывая своей одеждой, в беспорядке разбросанной рядом свое прекрасное тело с отточенной фигуркой, тонкой талией, аккуратной грудью и крутыми бедрами. — Что случилось? — не понял он, заметив это ее порывистое движение.

— Эд, пойми, я старше тебя. То что случилось… случилось этой ночью… оно не должно. Это неправильно! Мы не должны были… — заговорила она.

— Да что ты такое говоришь, Оль! — воскликнул Суворов и попытался приблизиться к девушке, но та, как кошка, отпрыгнула в угол лачуги, чуть ли не шипя от возмущения.

— Нам надо все забыть, как будто ничего и не было, Эдвард.

— То есть как?! Не было прекрасной ночи, не было моего спасения от неминуемой гибели? Не было моей любви к тебе? Ничего этого не было? — ошарашенно проговорил парень. Он не понимал от чего так получилось. Почему Ольга так отреагировала, хотя ночью все было просто прекрасно. У него в голове не укладывались причудливые изгибы женской логики.

— Это все надо забыть!

— Тебе было со мной плохо?

— Не в том дело… Отвернись! — попросила она, и Эдвард тут же выполнил ее просьбу. Он слышал тихий шорох ее одежды, еле слышные движения. Наконец, она проговорила у него за спиной:

— Пойми, это была моя ошибка! Ошибка моя и только моя! Я понимаю, что ты не сможешь это забыть. Прости меня… Любовь пройдет, ты встретишь молодую красивую девушку, вы будете с ней встречаться, у вас появяться дети. Все будет как у нормальных людей.

— Я хочу быть с тобой и только с тобой! — воскликнул Суворов.

— Это все юношеский максимализм. С возрастом это пройдет, — уверенно заявила она, — постарайся смотреть на меня, как и раньше, как на свою старшую сестру…

— Я любил тебя всегда… И ты для меня никогда сестрой не была! — порывисто обронил Суворов.

— Это плохо! — горько констатировала Орлинка у него за спиной. — Тогда прости меня, Эд, но мне надо уйти.

И пока Эдвард соображал, что стоит за этими словами, входная дверь распахнулась и девушка выскользнула на улицу. Когда парень обернулся, то возле порога уже никого не было. Она сбежала! Эд бросился в погоню. Выскочил из лачуги, но уперся взглядом в многочисленные коридоры и закоулки трущоб Магдабада, в которую из них нырнула сбежавшая невеста угадать было нереально.

А Орлинка неслась куда глаза глядят. Она бежала, не разбирая дороги. Слезы застилали ей глаза, крупными градинами катившись по щекам. Ей хотелось выть, кричать от боли, которая пронзила ее сердце, когда она сказала «нет» своему самому близкому человеку, ее первому мужчине, которого она любила всем сердцем, которому желала только добра и счастья, но именно для этого счастья, для его будущего, она была вынуждена сказать это проклятое «нет».

Она бежала не разбирая дороги, рыдала на ходу, стремясь скрыться от этой острой непереносимой боли, надеясь, что когда Суворов будет далеко, она перестанет о нем думать, мечтать, представлять их свадьбу, совместных детей, что вычеркнет из своей жизни этого человека. Но побег облегчения не приносил. Боль становилась просто тупой и ноющей от осознания того, что они больше никогда не встретяться.

Орлинка вспоткнулась, упала в мягкий песок, умудрившись себе ничего не ободрать. Подскочила и снова побежала, не в силах остановить это безумие. Ей казалось, что стоит ей встать, как тоска придет снова, а пережить ее она уже, увы, не сможет. Любовь — чувство, которого нет сильнее на земле, гнало ее вперед.

Орлинка бежала так очень долго. В ушах стоял шум, глаза застилали слезы, а она совсем не замечала, что улицы стали оживленнее, что прохожих появилось больше. Она ничего не видела и не слышала, пока не уткнулась в какую-то покатую металлическую штуку со всего маху лбом. Отпрянула, потерла ушибленное место и выругалась, потом лишь посмотрев, что за препятствие встало у нее на пути.

Это были два огромного роста стражников, больше похожих на шкафы для одежды, даже в такую жару запечатанные в латы. Именно в грудь одному из них, он и врезалась. Один из стражников, видимо старший, судя по серебрянной перевязи на груди, аккуратно отстранил ее от себя и нравоучительно произнес:

— Осторожней надо быть!

И тут молодой безусый юнец, который сопровождал старшего в патруле, радостно воскликнул, тыча в Орлинку пальцем:

— Так это же та самая, которую наш господин ищет по всему Магдабаду!

После этого звонкого крика сознание резко вернулась к девушке. Она испугалась, подалась назад, понимая, что попала как кур в ощип. Попыталась убежать, но рука старшего стражника моментально железной хваткой обхватила запястье.

— Куда это мы! — счастливо воскликнул он. — Ты смотри, Ишер, наши пятьсот золотых надумали от нас убежать…

Он слегка надавил на запястье Орлинке, и руку до самого локтя пронзила острая боль. Девушка всхлипнула и упала на одно колено, стремясь освободить руку.

— Ее необходимо доставить во дворец! — посоветовал тот самый юнец, которого называли Ишером.

— Это всенепременно! — пообещал старший. — И награда нам будет достойная. Только достань-ка ты, Ишер, наши ручные кандалы. А то, я гляжу, девчонка-то, больно шустрая попалась.

На руках замкнулись тяжеленные стальные оковы, с какими-то хитрыми замками. Ишер радостно подтолкнул Орлинку в спину и добавил:

— Эх, как наш Эмир обрадуется такому подарку…

Ее провели по всем городским улицам. Боль в сердце куда-то исчезла. Ее отодвинула на задний план более насущная потребность в спасении своей собственной жизни. Ей было стыдно идти в кандалах по улице, но никто из прохожих внимания на нее не обращал, или делал вид, что не обращает. А может для Магдабад это было дело привычное.

Шли они недолго. Стража повела ее какой-то короткой дорогой, через запутанную сеть закоулков, так, что они минут через пятнадцать вышли с заднего входа эмирского дворца. Тут царило оживление. Туда-сюда сновали конюхи. На пороге вылил помои справа от крыльца маленький поваренок в белоснежном колпаке. Двор гудел, как растревоженный улий. На девушку и стражу тут так же никто не обратил внимания. Лишь только старуха в переднике, с ног до головы замотанная в какую-то шаль, сочувственно прошептала:

— Еще одну повели! То-то наш натешиться сегодня…

Пройдя сквозь длинную анфиладу комнат они вышли к покоям Эмир Шаха. У порога стояло два стражника в чалмах, по самый нос с замотанными лицами. На поясе у них висело по ятагану, а в руках они держали копья в позиции «на караул», но при их приближении они оживились и скрестили их, запрещая вход.

— Куда? — спросил один из них.

— Повелитель ищет эту девку по всему Магдабаду, — пояснил Ишер, — мы ее нашли и привели сюда. Просим награды.

— Я сообщу!

Один из стражников на дверях скрылся в личных покоях. Его не было минут пять, потом он вышел и объявил:

— Девку в кабинет. Награда получите у казначея.

Орлинку затолкнули в рабочий кабинет Эмир Шаха, который больше напоминал сокровищницу. По стенам были развешаны яркие ковры с видами Аквилании, картины в позолоченных рамах. Возле стрельчатого окна стоял рабочий стол, усыпанный свитками. Рядом с ним на небольшой тумбе стояла клетка, в которой заливисто надрывались певучие птицы. В стороне от клетки, в самом углу комнаты небольшой настил из красного дерева. На нем располагались подушки разных размеров и расцветок. Чайный сервис у края настила источал дурманящий аромат свежезаваренного чая. Тут же думился кальян. На постаменте возлежал Эмир Шах, выдыхая душистый дым из полуоткрытых губ, с шумом прихлебывая чай из чашки.

Орлинка нерешительно топталась у порога, не зная что делать. Оглянулась назад в надежде увидеть хотя бы охрану, но замотанный в чалму стражник, едва втолкнув ее в комнату, тут же скрылся за дверями. Она осталась один на один с правителем Аквилании и от этого становилось немного жутковато. Уж, больно слащав был взгляд Эмир Шаха из полуприкрытых век. Слишком жадно он разглядывал фигуру Орлинки, и от этого его взгляда мурашки бежали по коже толпами.

Он встал молча со своего места, медленно подошел к ней. Девушку обдало запахом мужского терпкого пота и хорошего парфюма, смешанного с табаком. Эмир провел рукой по щеке Орлинки. Она вздрогнула испуганно всем телом и попыталась отстраниться.

— Не бойся! — повелительно произнес Шах. Его голос оказался с хрипцой заядлого курильщика. — Тебе нечго бояться в моем дворце… Красива! — Эмир шах кругом обошел вокруг девушки, осматривая ее со всех сторон, будто лошадь на конном рынке. — Я бы даже сказал прекрасна, как утренняя заря!

Ладонь правителя Магдабада легла Орлинке куда-то в область лопаток и медленно поползла вниз. Ольга боялась обернуться и пошевелиться, стоя истуканом посреди комнаты, но когда теплая ладошка Шаха попыталась опуститься ниже поясницы, она дернулась вперед и отскочила, резко обернувшись.

— И дикая, как необъезженная кобылка! — Эмир слащаво причмокнул влажными полными губами и подошел к помосту, на котором дымился чай. — Не желаете? — предложил он ей, наливая себе полную чашку.

Орлинка отрицательно помотала головой, так и не разомкнув губ. Ей было очень страшно. Она ужасно боялась, и теперь в сотый раз за утро пожелела, что рядом с ней верного Эдварда.

— Жаль… Чай прекрасен. Он доставляется к нам из самых высокогорных районов Аквилании с вершины Силы. Говорят очень хорошо действует на мужскую мощь… — снова все та же слащавая улыбочка, от которой Орлинку уже воротило.

— По какому праву меня задержали? — Ольга гневно свернкула глазами, наконец осмелившись спросить хоть что-то.

— По какому праву? — переспросил Шах, улыбнувшись, будто не расслышав вопроса. — Право в Аквилании одно! Это право— я! Я приказал вас захватить с вашим дружком, потому как вы мне очень напоминает персонажей одного древнего пророчества, которое не сулит мне ничего хорошего. Плохо, что не нашли твоего соратника, но это дело времени, а подарок в виде тебя перекрывает все остальные неудачи.

— Что вы собираетесь делать в таком случае? — подозрительно прищурившись спросила девушка.

— Все зависит от тебя, красавица… — Эмир Шах отставил в сторону чашка и начала медленно подходить к Орлинке. Та пятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. Отступать назад было больше некуда.

— Э… это к. как?

— Очень просто, моя дорогая. Если будешь послушной и сговорчивой, то останешься жить при моем гареме. Если нет… то….сгною в подвалах!

Эмир Шах неожиданно резко бросился вперед на девушку. Схватил ее за запястья и потянул к помосту с подушками. Орлинка упиралась, сопротивлялась. Но силы были явно неравны. Почти у самого помоста, Эмир ловко перехватил Орликну за талию и со всего маху бросил на помост. Видно ни раз и ни два проводил эту процедуру. Навалился сверху всем телом. Его грубые руки беспрестанно шарили по ее телу. Орлинка ощутила, как расстегнулись узкие брюки, как пальцы Эмир Шаха скользнули под резинку трусиков. Вторая лапа мерзавца шарила по ее оголенной груди. Она попыталась дернуться, но озверевший правитель Магдабада был слишком силен и весил киллограммов под стодесять. Под ним девушка казалась цветком розы попавшим в руки чудовища. Брюки полетели в сторону, сорванные без церемоний. Тонкая ткань кружевного белья уже не скрывала, а подчеркивала интимные подробности тела девушки. Эмир Шах зарычал и начал расстегивать свои многочисленные пояса, одной рукой прижимая ее к кровати. Так получилось, что он слишком сильно нагнулся к губам Орлинки. Она поняла, другого шанса не будет. Этот потный сильный мужлан ее просто изнасилует. Она приоткрыла рот и губами ухватила мочку уха Эмир Шаха. Тот заурчал от удовольствия.

— Вот и хорошо! А ломалась-то… — едва он потерял бдительность окончательно, не справившись с поясами, она сомкнула зубы, как можно сильнее. Крвоь бырзнула ей в глаза, Орлинка почувствовала, как слюна наполняется металлическим привкусом, как во рту болтается кусок откусанной мочки уха. Эмир Шах изумленно взревел, от боли шарахнувшись в сторону, придерживая ухо ладонью, которой только что шарил бесстыдно по молодому женскому телу. Сквозь плотно прижатые пальцы ткла кровь.

— Сука! — закричал он. — Да я тебя сгною! Пропущу через всех своих солдат! Тебя попробует каждый в Магдабаде! Ты пожалеешь, что вообще родилась на свет! — он громко орал, прижимая ухо, стараясь остановить кровь. — А потом… Потом я отдам тебя Редгорду! Благо посольство уже приехало. Охрана!

В дверь тут же влетел один из тех кто стоял на часах подле двери. Увидев своего хозяина залитого кровью, он тут же выдернул ятаган и двинулся к испуганной Орликне, все ещ лежавшей на помосте.

— Стоять! — закричал Эмир Шах. — Девку в подвал! Пусть подумает над своим поведением, а вечером я побалую свою охрану свежатинкой.

Охранник подхватил ее под руки и волоком потащил по полу, залитому кровью. Девушка не плакала, нет! Она уже точно решила, что не будет ждать до вечера, что выход есть, и только один этот выход самый правильный. Она не могла позволить кому-то прикоснутья к себе. Испытать то унижение, которое пообещал ей Эмир Шах. Лучше смерть, а как умереть, она определиться в камере. Главное, чтобы ее хотя бы на время оставили в покое.

Темными коридорами охранник тащил ее в подвал. Он особо не церемонился. Вскоре локти и колени у Орлинки были нещадно поцарапаны. Но она терпела, сжав зубы, не обращая внимания на свои ушибы и мелкие ранки. Перед глазами стоял улыбающийся Эдвард. Она понял вдруг со всей ясностью, что очень любит его, что не может жить, но это уже было совершенно неважно. В голове билась одная мысль: «Смерть!»