Коллегия прелатов, выносившая приговор грешным душам, носила также название Служба Сумерек.

В середине зала, где собирался высокий суд, стоял большой позолоченный подсвечник. На его двенадцати ответвлениях горело двенадцать свечей.

Двенадцать исповедален располагались вокруг него. Эти места должны были занять присяжные.

Обычно, чтобы гарантировать максимальную беспристрастность суда, члены коллегии, которые должны были высказаться по поводу culpa gravis, выбирались по жребию среди высоких прелатов и простых священников Рима. В эту ночь собрать их всех оказалось нелегкой задачей. Но в конце концов секретари справились со своей работой, и теперь все было готово для начала процесса.

Кардинал Эрриага в ризнице заканчивал переодеваться. Он уже надел облачение, оставался только пурпурный плащ. Сам того не замечая, кардинал продолжал медлить. После того как он прочитал исповедь в записной книжке, Эрриага был охвачен сомнениями, попросту не знал, что делать. Как поступить по справедливости? В этом суде Адвокат дьявола – обвинитель. Поэтому Эрриага должен настаивать, чтобы кающемуся не было даровано прощение. Но на этот раз речь шла не о спасении души. Дело было гораздо серьезнее. Потрясались самые основы Церкви.

Знаки были явлены. Пророчество Льва Десятого сбылось через пятьсот лет после таинственной смерти папы.

Эта мысль ужаснула его, но поздно: откладывать дальше нельзя. Эрриага накинул плащ.

– Судилищу душ нынче ночью приходит конец, – сказал он вполголоса. Потом набросил на голову капюшон и направился к залу.

Одиннадцать присяжных вошли друг за другом, в черных плащах и с покрытой головой. Проходя мимо подсвечника, каждый двумя пальцами гасил свечу. Потом занимал место в исповедальне, для него предназначенной. Как и было задумано, под конец осталась одна горящая свеча и одна пустая исповедальня. Согласно символике обряда, где число двенадцать означало двенадцать апостолов, непогашенная свеча и лишняя исповедальня намекали на Иуду – предателя, не допущенного на совет.

Адвокат дьявола запасся большой свечой, которая представляла собой свет Христа, и вступил в зал, шествуя под высокой мраморной колоннадой. Поставил свечу посередине позолоченного канделябра, потом повернулся к исповедальням. Лиц, скрытых в тени, он не мог видеть, но отдавал себе отчет, что все присяжные с него не сводят глаз.

– Братья! – начал он. – В этот час Рим и само христианство переживают тяжелые времена, находятся под угрозой. За пределами этого зала, за стенами этого дворца погублены десятки, может быть, сотни жизней и столько же душ бьются еще за то, чтобы выжить. Сегодня ночью мы берем на себя огромную ответственность: нам предстоит решить судьбу одной-единственной души, приговорить ее к спасению или погибели. – Великолепный оратор, он подкрепил свои слова жестом, подняв к небу указательный палец. – Но от нашего решения зависит также благоденствие многих других.

Он подождал, пока эхо его слов распространится в безмолвии зала, точно круги от брошенных камней по воде пруда. Потом достал записную книжку и принялся читать:

– «Сейчас в Риме двадцать три часа, двадцать второе февраля. Два часа назад был объявлен блэкаут, который начнется завтра, в семь часов сорок одну минуту, но у меня есть веская причина полагать, что я уже не увижу восхода солнца… Я – пенитенциарий на службе Судилища душ, охотник во мраке. Много лет я служил святому суду, надзирая за злом и грехом, которые тайно наводняют мир. Сейчас я готов завершить мое последнее расследование. Но на этот раз, для того чтобы довести до конца порученное мне дело, я превысил свои полномочия и нарушил обет. Поэтому перед смертью прошу отпустить мне грехи, в которых исповедуюсь на этих страницах. К сожалению, я не в силах предотвратить то, что произойдет завтра, когда тьма опустится на Рим». – Эрриага сделал паузу. – «Единственное, что может смягчить мою вину, – это то, что я спас жизнь ребенка…»