Повесть Идеал была написана в 1934 году, в то время, когда у Айн Рэнд имелись причины для недовольства миром. Роман «Мы живые» был отвергнут рядом издателей как «слишком интеллектуальный» и чересчур антисоветский (в Америке шло «красное десятилетие»); «Ночь 16 января» не нашла режиссера; и скромные сбережения мисс Рэнд подходили к концу. Первоначально являвшееся повестью, произведение, вероятно, в течение года или двух было основательно переработано ею и превращено в театральную пьесу, которая так никогда и не появилась на сцене.

После политической направленности своей первой профессиональной работы Айн Рэнд вернулась к теме своих ранних произведений: роли ценностей в человеческой жизни. В данном случае, подобно «Ее Второй Карьере», внимание обращено к негативу, но на сей раз в повествовании нет ни капли веселья; в основном оно носит трезвый и прочувствованный характер. Речь идет об отсутствии цельности и чести в характере людей, их неспособности действовать согласно провозглашенным самими же идеалам. Темой произведения является грех не соблюдения в жизни своих идеалов.

Одна из знакомых мисс Рэнд, обыкновенная женщина средних лет, однажды сказала ей, что боготворит некую известную актрису и отдала бы свою жизнь ради встречи с ней. Мисс Рэнд усомнилась в искренности подобных сантиментов, и из этого сомнения родилась драматическая повесть, в которой знаменитая актриса, женщина настолько прекрасная, что невольно воспринимается людьми как воплощение их глубочайших идеалов, реально вступает в жизнь своих поклонников. Она появляется под тем предлогом, что ей грозит серьезная опасность. Вплоть до этого самого мгновения ее почитатели провозглашают почтение к ней на словах, не стоящих им ничего. Однако когда из далекой мечты она превращается в реальность, требующую действий с их стороны, происходит измена идеалу.

– О чем ты мечтаешь? – спрашивает актриса Кей Гонда одного из персонажей в тематическом развитии пьесы.

– Ни о чем, – отвечает он. – Чего могут стоить мечты?

– Ах, Джонни, Джонни, чего может стоить жизнь?

– Ничего. Но кто сделал так?

– Те, кто неспособен мечтать.

– Нет. Те, кто способен только мечтать.

В записи, сделанной в дневнике девятого апреля 1934 года, мисс Рэнд развивает эту мысль:

«Я полагаю – и хочу собрать все факты, способные проиллюстрировать это, – что худшим проклятием человечества является способность воспринимать свои идеалы как нечто абстрактное и отдаленное от повседневной жизни. Способность жить и мыслить различным образом, говоря иными словами, устраняет мышление из вашей реальной жизни. Это относится к не вполне сознательным и преднамеренным ханжам, но к тем, более опасным и лишенным надежды, которые наедине с собой и для себя переживают полный разрыв между своими убеждениями и жизнью и при этом все еще полагают, что имеют какие-то убеждения. С их точки зрения, либо идеалы, либо их жизнь не имеют цены, а чаще всего и то и другое».

Таковые «более опасные и безнадежные» могут предать свои идеалы ради «общественной респектабельности» (как это сделал в повести мелкий бизнесмен), или ради благосостояния народных масс (коммунист), или ради воли Господней (евангелист), или нескольких мгновений удовольствия (плейбой-граф), или для того, чтобы заявить, что добро недостижимо и потому борьба за него излишня (художник). Идеал красноречиво запечатлевает сущность каждого из этих различных типов и приводит их всех к общему знаменателю. В этом отношении рассматриваемое произведение представляет истинно интеллектуальный tour de force. Это прежде всего философическое руководство к ханжеству, драматизированный перечень идей и жизненных позиций, обессиливающих идеалы, то есть изгоняющих таковые из жизни.

(Перечень этот, впрочем, не предлагается в виде развитой структуры сценария. В тексте самой пьесы отсутствует ход событий, нет никакой причинной связи между предыдущим и последующим эпизодами. Он представляет собой последовательность наводящих на размышления эпизодов, зачастую информативных и изобретательных, но для театра, как мне кажется, неизбежно несколько статичных.)

Художник Дуайт Лэнгли является чистейшим эталоном того порока, против которого выступает пьеса; по сути дела, он является проповедником платонизма, недвусмысленно, объявляющего, что красота, как и совершенство, в нашем мире недостижимы. Настаивая на том, что идеал на Земле невозможен, он не способен достаточно логичным образом поверить в реальность любого идеала, даже когда на самом деле находится перед ним. В результате, зная каждую черточку лица Кей Гонды, он (единственный среди персонажей) не узнает ее, когда она появляется в его жизни. Подобная философически наведенная слепота, объясняющая причину его предательства, является особенно блестящей конкретизацией темы пьесы, знаменуя собой драматическое окончание первого акта.

В своем дневнике того периода мисс Рэнд называет религию основной причиной потери человеком целостности. Худшим среди персонажей, вызывающим наиболее глубокое негодование с ее стороны, является Хикс – евангелист, проповедующий земное страдание в качестве средства достижения небесного блаженства. В великолепно проработанной сцене мы видим, что не пороки его, но его вера, в том числе понимание добродетели, заставляют его требовать измены от Кей Гонды, ее преднамеренной жертвы нижайшей из тварей. Набросив удавку на этику, проповедуя в качестве идеала жертву, религия, вне зависимости от собственных намерений, систематически порождает ханжество: она учит людей тому, что обретение ценностей является низменным («эгоистичным»), но отказ от них благороден. Но «отказ от них» на практике означает измену им.

«Никто из нас, – жалуется один из персонажей, – никогда не выберет ту тусклую и безнадежную жизнь, которую ему приходится вести». И все же, как показывает пьеса, все эти люди предпочитают тот образ жизни, который они ведут. Оказавшись перед идеалом, который они, по собственным словам, желают, они обнаруживают, что не хотят его. Их, так сказать, «идеализм» во многом является формой самообмана, позволяющего им изображать перед собой и остальными людьми, что они стремятся к чему-то высокому. На самом же деле в реальности высоты духа им не нужны.

Кей Гонда, напротив, страстна в своей оценке; подобно Ирене в «Муже, которого я купила», она не способна принять что-либо меньшее своего идеала. Ее экзальтированное восприятие жизни не может смириться с уродством, болью, «мелкими и гаденькими удовольствиями», которые со всех сторон окружают ее, она ощущает отчаянную потребность удостовериться в том, что не одинока в этом отношении. Не может быть никаких сомнений в том, что сама Айн Рэнд разделяла присущее Кей Гонде отношение к жизни, a зачастую и ее одиночество, и что полные отчаяния слова, сказанные Кей в пьесе, относятся к ней самой:

«Я хочу увидеть своими глазами, в подлиннике, во время моей собственной жизни ту красоту, которую я создаю в иллюзии! Я хочу увидеть ее в настоящем! А еще я хочу знать, что где-то, кто-то также хочет этого!

А иначе что пользы в ее лицезрении, в работе, в горении ради невозможного видения? Душа тоже нуждается в поливе.

Иначе она может засохнуть».

В эмоциональном плане Идеал представляет собой уникальное явление в творчестве Айн Рэнд. Это произведение представляет собой полярную противоположность «Хорошей копии», основанной на предположении о бессилии и незначительности зла. Однако Идеал фокусирует свое внимание исключительно на зле или на посредственности (в том смысле, в котором это не было сделано даже в романе Мы живые); это произведение пропитано чувством отстранения Кей Гонды от всего человечества, не лишенным горечи ощущением того, что истинные идеалисты находятся в подавляющем меньшинстве среди в массе своей изменившего высшему населения земного шара, с которыми невозможно никакое общение. В соответствии с такой перспективой герой повествования Джонни Дауэс является совсем не характерным для Айн Рэнд персонажем, представляя собой неудачника, совершенно отстраненного от мира, мужчину, чья добродетель заключается в том, что он не знает, как ныне жить (и часто мечтает умереть). Когда Лео переживает подобное в Советской России, объяснение является чисто политическим и не имеет в себе никаких метафизических мотивов. Однако Джонни ощущает себя подобным образом именно в Соединенных Штатах.

В своих других произведениях Айн Рэнд сама дает ответ на подобное восприятие «злой вселенной», как она сама назвала ее. Например, Доминик Франкон в Источнике удивительным образом похожа на Кей и Джонни в своем идеалистическом отстранении от мира, однако в конечном счете обнаруживает, каким образом можно примирить зло с «благосклонной вселенной». «Ты должна научиться, говорит ей Реварк, не бояться мира. Не ощущать себя в его власти, как ты чувствуешь сейчас. Никогда не чувствовать той боли, которую ты ощущала в этом зале суда». Доминик овладевает этой способностью, которая, однако, не покоряется Кей и Джонни, во всяком случае, целиком. Результат не типичен для Айн Рэнд: повесть эта написана в одобрении первоначальной точки зрения Доминик.

Вне сомнения, напряженность той личной борьбы, которую вела в то время мисс Рэнд, – ее интеллектуальной и профессиональной борьбы с глухой, даже враждебной к ней культурой – позволяет понять заложенный в пьесе подход. Доминик, как сказала мисс Рэнд, – «это я сама в плохом настроении». То же самое можно сказать об этом аспекте Идеала.

Невзирая на довольно угрюмую суть, Идеал невозможно назвать полностью мрачной пьесой. В ней есть и более легкая, даже юмористичная сторона, в том числе остроумная сатира на Чака Финка, «бескорыстного» радикала, и на подобную Элмеру Гантри, сестрицу Исси Туми с ее «Станцией техобслуживания Духа». Более того, сам финал пьесы при внешней его трагедийности ничуть не свидетельствует о поражении. Последний поступок Джонни есть действие – и в этом весь смысл, – направленное на защиту идеала от пустых слов и мечтаний. Его идеализм посему неподделен, и предпринятый Кей Гондой квест оканчивается на положительной ноте. В этом отношении даже Идеал можно рассматривать как подтверждение (пусть и в несколько необычной форме) предположения о «благосклонной вселенной».