Келляве проследил взглядом, как Чекард на бегу прыгнул в седло коня, даже не коснувшись стремени, на лице задумчивое выражение, словно пытался вспомнить, мог ли так сам в далекой молодости, а я сказал Альбрехту:

– Нужна подробная карта империи Скагеррака!.. С учетом наших запросов! Сегодняшних.

Он кивнул:

– Уже делают. Сэр Норберт распорядился нанести на существующие… Думаю, уже мог и закончить.

Келляве встрепенулся, сказал живо:

– Сэр Ричард, ну что вы так?

– Ну? – спросил я с неудовольствием.

Он сказал внушительным тоном, но с поспешностью:

– Ваше величество, так и мы привыкнем называть ее его империей! Хотя это вообще-то Клондзейд, именуемый империей Изначального Света! А Скагеррак – это один из ее бывших правителей, еще помните такого?.. Всего лишь! Либо Клонзейд, либо империя Ричарда Длинные Руки!

Я сказал с подчеркнутой виноватостью в голосе, надо почаще показывать соратникам, какие они умные:

– Вы правы, граф, слишком большое значение придаем личности в истории! На самом деле исторические процессы важнее, а также закономерности развития и появление новых слоев общества типа разночинцев и карбонариев.

Он вряд ли что-то понял, судя по его лицу, но остался доволен как моим ответом, так и собой, вроде бы возразил мне, поправив самого императора, но одновременно и польстил, что вообще-то даже для опытных царедворцев из южан верх умелого поведения при дворе.

Альбрехт взглянул с иронией, но смолчал так красноречиво, что я почти услышал, как он говорит: «Успех в войне или в строительстве всегда приписывают одному. Ни толпа, ни биографы не обращают внимания на общие труды».

Мы продолжали медленно двигаться по аллее, Альбрехт и Келляве со снисходительностью вельмож отвечали на поклоны прогуливающихся придворных, я наклонял голову совсем изредка, делая вид, что весь в государственных размышлениях о величии империи.

– Вся операция по захвату дерзких, – спросил он, – поручена сэру Норберту?

– А также герцогу Альбрехту, – добавил я и уточнил в задумчивости: – А он точно не принц?..

– Идите к дьяволу, ваше величество, – сказал Альбрехт с сердцем. – У вас же всегда была память, как вот эти булыжники, по которым идем! Ничто ее не брало.

– Хорошее сравнение, – ответил я беззлобно, – просто в самом деле не могу вспомнить. Собирался же в честь столь великой победы над Югом всех соратников перевести на ступеньку выше. В смысле, баронов в графы, герцогов в принцы… хотя бы выборочно, но не помню, сделал ли…

– Разве что в мечтах, – сказал он.

– Почему?

– А нет великой победы, – напомнил он. – Юг почти не заметил нас. Живет своей жизнью!.. Настолько велик и огромен, что проглотит нас и тоже не заметит, как проглотил и что проглотил.

Я подумал, кивнул:

– Неприятно такое узнать, герцог. Да, теперь вижу, что прежний герцог. Доброго слова от вас не услышишь!.. Но вообще-то как-то случайно вы угадали. Я вот мудростью беру, а вы постоянно угадываете. Южане у нас ничего не взяли, хотя победители и даже спасители мы, а мы уже и одеваемся, как они, и манеры перенимаем, и наша северная мораль под их солнцем тает, как лед под жаркими лучами… Даже как снег, что совсем обидно. Что докладывают наблюдатели?

– За маркизой? – уточнил он. – Ждут. Им подглядывать за красивой женщиной еще как нравится. Окна в ее покоях по вашему приказу всегда распахнуты, а они как вороны на дереве перед ее покоями… Во дворе она тоже частенько появляется без сопровождающих. Да и двери в ее апартаменты не заперты.

– Не слишком очевидно?

– Наш противник понимает, – напомнил он, – что установим наблюдение.

– А мы понимаем, – ответил я, – что он понимает. Ладно, посмотрим, кто кого перенаблюдает. Господь испытывает всех, кого считает достойным, потому трудностям нужно радоваться, хотя у меня с гражданским чувством нелады. Если человек дерьмовый, Господь на него вообще внимания не обращает, зато достойных подвергает всяким тяжким испытаниям.

– Ох, – сказал он с тревогой, – не нравятся мне такие речи.

– Мне тоже, – согласился я. – Лучше бы других испытывал, верно?.. Вот-вот.

Он полюбопытствовал:

– А чем же вас испытывает, сэр Ричард?.. У вас все как по маслу у богатого крестьянина.

– Да? – спросил я. – Любой крестьянин живет в сто тысяч раз счастливее и беспечнее!.. Свободен и ни за что не отвечает. А на меня Господь взваливал ношу все тяжелее и тяжелее, но я кряхчу и как-то ухитряюсь тащить, хотя бы и ползком… И вот в конце концов послал мне последнее испытание, самое тяжелое…

Он спросил тихонько:

– Багровую Звезду?

Я взглянул на него искоса.

– А-а, поняли? Вот-вот. Испытание безграничной властью! Как распоряжусь?..

Он промолчал, потом взглянул искоса.

– А почему вы решили, что это последнее испытание?

– Типун вам на язык, – сказал я в сердцах, – и на все прочие места!

Впереди на аллее раздались испуганные крики, через пару мгновений из-за роскошнейших вечноцветущих кустов выметнулся зловеще-черный пес, громадный и устрашающе мускулистый, да еще с багровыми, как раскаленные угли, глазами.

Придворные с облегчением вздыхали, когда он проскакивал мимо, и вслед ему старались выдавить улыбки, собачка принадлежит его величеству, а это значит, в адрес его любимца непозволительно не то что грубого слова, но даже взгляда.

Правда, насчет подружиться с ним даже подумать страшно, хотя еще никого не съел и даже не оторвал руку или ногу, но на такого даже смотреть страшно.

Келляве потрепал зверюшку по крупной лобастой голове, у быка и то меньше, Альбрехт небрежно чеснул вдоль хребта, крупных и мускулистых собак любят все, кто их не боится.

– Похоже, – сказал Келляве веселым голосом, – есть новости!

Он кивнул в сторону ворот, там в распахнутые створки влетел на легком горячем коне бездоспешный всадник и, завидев нас, развернул коня и лихим наметом понесся в нашу сторону.

Бобик заинтересованно вышел вперед, всадник бестрепетно обогнул его по дуге, там Келляве уже протянул требовательно руку. Гонец на ходу вложил в растопыренные пальцы лист бумаги, конь послушно остановился, часто поводя раздувающимися боками.

Не говоря ни слова, Келляве передал бумагу Альбрехту, а тот мне. Я развернул вчетверо сложенный лист, там всего две короткие фразы: «Не пытайтесь нас обмануть. Мы знаем о каждом вашем шаге».

Альбрехт молча принял из моей руки записку, прочел и передал Келляве, а я пытался выжать как можно больше из краткого послания. Было бы больше слов, хоть каких, было бы лучше понять противника. А так… Знают о каждом шаге, это значит всего лишь то, что так написали, но, с другой стороны, это не значит, что в самом деле знают. Такое можно написать заранее, я точно не буду сидеть сложа руки, они это понимают.

Не упомянули о моих возможностях, хотя это не значит, что не знают. Хотя, думаю, могут узнать о том, как я получил во владение маркизат Черро, а это уже важные сведения.

Как и то, что сейчас я властелин Багровой Звезды Зла.

Тревожное в том, что посмели обратиться с таким дерзким требованием, словно абсолютно уверены, что моя армия могучих демонов, сокрушивших мощь Великого Мага Гаториуса в его же крепости, бессильна перед их мощью и что даже всесильный Маркус не справится с ними, а это уже очень серьезно.

Потому это «Не пытайтесь нас обмануть», можно трактовать не как опасение с их стороны, что могу обмануть, хотя хочется понимать именно так, эта строка может быть простым нежеланием, чтобы я тратил время на безуспешные попытки.

Конечно, можно бы задать проверочный вопрос типа «А что я ел на обед?», но это слишком по-детски, и вряд ли станут отвечать. Не только из опасения раскрыть источник при дворе, а вообще это не уровень общения солидных взрослых людей.

Альбрехт первым нарушил тяжелое молчание:

– Ваше величество?.. Игнорируем?

– Я бы с удовольствием, – ответил я вяло, – но, кто бы подумал, даже такая мелочь может пошатнуть устои!

– Ваше величество?

Я пояснил:

– Могут понять, что императору был брошен вызов, а он не ответил… А раз другим не ответил, то и нам не ответит…

– Тогда что?

– Встретимся, – ответил я, – через час в моем кабинете. Но только с сэром Норбертом и теми, кто под рукой. Остальные пусть работают, не отрывайте от дела.

Альбрехт по дороге остановил одного из слуг и велел найти герцога Дарабоса. Его императорское величество изволит, а это значит, хоть умри, но выполни быстро и качественно.

В кабинете мы втроем только-только рассаживались, когда двери распахнулись, из коридора быстрыми шагами вошел сэр Норберт, прямой и с суровым ничего не выражающим лицом.

Я кивнул ему на пару свободных кресел.

– Сэр Норберт… успели что-то узнать? Что за герцогство? Почему именно ему свободу от тирании?

Он сел, все такой же прямой, не касаясь спинки кресла, но и не укладывая локти на края столешницы.

– Ваше величество, – ответил ровным голосом, спокойным, но лишенным почтительности, – там не сказано насчет свободы от тирании. Что вы так уж сразу обиделись? Только ограниченная независимость в решении внутренних проблем. А так герцогство из империи выходить и не пытается. Во всяком случае, об этом не сказано.

– Но если имеется в виду?

– Тогда сделка с обменом недействительна, – уточнил он ровно.

Альбрехт со своего края стола подал голос:

– А что насчет налогов в королевскую казну?

– Похоже, – ответил Норберт, – платить не отказываются.

– Подумаем, – ответил я. – Независимость и свобода от тирании не одно и то же, хотя близко. Так что за герцогство?

Он сказал торопливо:

– Клауренское, весьма заурядное, с десяток городов и около сотни сел, населения не больше ста сорока тысяч, столица Арпань, расположена на правом берегу Коттена.

– Стандарт, – сказал я в нетерпении. – А чем-то особенным? Из-за чего кому-то важнее независимость герцогства? Независимость от империи может обернуться зависимостью от других игроков. Скажем, в землях много рутения, трансурановых элементов, гелия-три?.. Ладно-ладно, вижу по вашему лицу. Это такие магические элементы, что дают большую силу королям, которые ими обладают! Императоры тоже не прочь завладеть и… в общем, владеть.

Он в затруднении поморщил лоб.

– Да что-то не припоминаю. Разве что пара Зачарованных Мест… Или одно? Да, именно одно…

– Ну-ну!.. Вспоминайте, сэр Норберт!

– Но совсем хилое, – признался он. – И места почти не занимает. Начинается в болоте, даже болотце, заканчивается в месте, куда только дурак забредет. Там дремучий и зловонный лес, хотя в нем можно бродить и собирать грибы, зверье не водится, птиц нет, разве что муравьи, но и они не птицы вроде… Одна поляна совсем гиблая. Кто туда нечаянно зайдет, сразу как камень в воду… и уже не возвращается. Местный фольклор или правда, еще не проверяли.

Я повернулся к Альбрехту:

– Запомнили? Если там не обнесли те места флажками, надо самим.

Он посмотрел с подозрением:

– Уж не собираетесь ли…

– Надо, Федя, – сказал я твердо. – Если не мы, то хто?.. Пять тысяч лет прошло, а в Багдаде все спокойно?.. Даже больше, чем пять тысяч!.. Сколько бы Маркус ни прилетал, а Зачарованные Места даже с места не сдвинулись! Обидно и даже оскорбительно. Хотя меня тогда на Маркусе не было, а вот был бы я филигоном…

Он посмотрел на меня почти с отвращением, словно я вообще-то похож на филигона, по крайней мере манерами.

– Ваше величество, – сказал он, – успокойтесь, а то у вас ноздри раздуваются и гнев в ясном когда-то взоре… Вы не в ответе за прошлое.

– Человек за все в ответе, – возразил я величественно, – а император и вовсе может что-то подправить даже в прошлом. А то и вовсе переписать летописи, чтобы как надо, а не как всего лишь было! Детей нужно учить на возвышенных и даже возвышающих примерах.

Он поклонился.

– Понял, ваше величество. Думаю, сэр Альбрехт уже подумывает пригласить художников?

Альбрехт злорадно ухмыльнулся, схватил на лету, а я спросил с непониманием:

– Зачем?

– Парсуну писать, – объяснил Норберт. – В гордой позе и попирающего ногой… ну, что-нить крупное. Или очень-очень крупное!

– Только после полной и окончательной победы, – отрезал я, – а пока отыщите мне то герцогство на карте. Багеры туда как?..

– Уже смотрел, – ответил он. – Багеры проходят над ним, сверху все хорошо просматривается. Герцогство вообще-то мелкое, по населению скорее баронство, но по территории чуть ли не королевство… Наверное, какие-то древние привилегии. Остатки причальной башни еще видны. Так что да. Они по своей воле отсоединились и убрали причальные башни.

– Тем более, – сказал я. – Бунтовщики! Сепары. А я за единую и неделимую.

Он посмотрел на меня сурово и в то же время одобрительно.

– Да-да, конечно. Вы да чтоб выпустили что-то из своих когтей?

– Разве это не в наших интересах?

– Конечно, – согласился он. – Пока волны самого дальнего из морей не омоют копыта наших коней.

– У меня длинные руки, – напомнил я. – Длинные и загребущие! Государь с короткими обречен. Кто не гребет, того самого гребут. Вперед и с песней под знаменем Дарвина!.. Для технологического рывка в государстве должно быть не меньше десяти миллионов морд!.. Что смотрите? Ах да, вы и цифер таких не слышали… Так что никаких свобод и демократий!.. Империя единая и неделимая – вот девиз прогресса! И без таможенных пошлин…

В дверь заглянул Хрурт:

– Ваше величество!.. Члены вашего высокого совета! Впустить или гнать?

– Перестань со своими шуточками, – сказал я строго. – Демократ хренов! Больше почтения к аристократии!

Он в качестве извинения распахнул и вторую половинку массивной двери, в кабинет начали входить члены Тайного Совета и наиболее высокопоставленные из правительства. Все неспешно, но быстро, раз уже я здесь, непозволительно заставлять ждать самого императора.

Торопливо сели и сразу застыли, глядя на меня, только сэр Улагорнис некоторое время двигал задницей по сиденью, словно пытался ухватить ею за шляпку вбитый туда гвоздь.

Отдельной группкой держатся четверо из местных: граф Джулиан Варессер, лорд-канцлер то ли Клондзейда, то ли империи блистательного Ричарда Длинные Руки, Грейгер Армстронг, владетель каких-то значительных земель империи, рядом с ним граф Никлас Томандер и граф Франк Хьюрстон, все трое рекомендованы в правительство герцогиней Самантеллой Херствардской, так как прошлый император практически сослал их в ссылку, отстранив от двора, теперь преданы мне, как вернувшему их ко двору.

Все уже в курсе дела, вижу по лицам, смотрят на меня, серьезные и внимательные, у всех облик высших государственных деятелей, то есть лица крупные, изрезанные глубокими складками и морщинами, глаза с двумя-тремя ярусами мешков, а еще крупные нижние челюсти, так что смотрятся внушительно, но, полагаю, в Высший Совет империи их брали не за достойную почтения внешность.

Граф Джулиан Варессер как лорд-канцлер империи заговорил осторожно первым:

– Ваше величество, поступок шантажистов дерзновенен и неслыханен. Вы, очевидно, уже знаете, как собираетесь поступить?

– Еще не знаю, – ответил я честно. – Выслушаю сперва ваши мнения, а потом выйдете из этого кабинета с моим… Но пока его нет, а это значит, буду составлять из синтеза ваших. Или на отскоке от ваших мудрых речей.

Альбрехт и Норберт помалкивают, как и осторожный Улагорнис, что все никак не умостится на деревянном сиденье, дают возможность выказать себя местным.

Граф Никлас Томандер проговорил с вопросительным оттенком в голосе:

– Как насчет личной встречи?

– Пока ни слова, – ответил я. – Что и понятно, зачем им раскрываться?

Он уточнил:

– Тогда можно предположить, что доставивший подметное письмо мог быть нечеловеком?

Я кивнул, хотя такое не приходило еще в голову, подумал с похвалой, что не зря созвал Совет, вдруг да еще какие-то дельные идеи выловлю.

– Верно, сэр Никлас. Это учтем и дадим нашим службам на проработку.

– А если письмо подбрасывает кто-то из местных слуг, – сказал граф Хьюрстон, третий из рекомендованных герцогиней. – Которые работают и живут при дворце?

– Тоже возможно, – ответил я, – хотя, как мне кажется, действовали как-то иначе. Могущественные люди, если они люди, не станут прибегать к таким простым действиям, свойственным слабым магам или правителям невысокого ранга. Судя по уверенному тону письма, они в самом деле ощущают свою мощь. Возможно, она вполне реальна.

Сэр Улагорнис скривил лицо, и лицо застыло в мучительном напряжении, словно наконец-то захватил шляпку гвоздя и пытается тащить, не давая выскользнуть.

– Ваше величество, – сказал он с усилием, – а не мог письмо доставить некий демон?

– У демонов нет своей воли, – напомнил я. – В нашем мире.

Он торопливо уточнил:

– А если на службе Странствующего Мага? Эти Странствующие, говорят, бывают сильнее Великих… Что опаснее, не ищут убежища в пещерах.

– Могут бродить неузнанными, – поддержал граф Хьюрстон. – А вдруг даже здесь?

Лорд-канцлер поморщился, вставил вежливо, но ответил с нажимом в голосе:

– Слухи. Как всегда, преувеличенные и раздутые досужими людьми, обожающими всякие стр-р-р-рашные тайны. И призванные дестабилизировать… да-да, дестабилизировать…

Он взглянул на меня с вопросом в глазах, я величественно наклонил голову.

– Мыслите абсолютно государственно, дорогой лорд-канцлер.

Он продолжил, заметно подбодренный:

– Я не вижу причину, по которой маг, достигший определенной мощи, не выстроил бы себе Башню, где мог бы совершенствовать свое мастерство без посторонних помех! Если этого не сделал, у него нет достаточной мощи.

Я кивнул, соглашаясь, но сэр Улагорнис так печально съежился, что я ответил мягче:

– Возможно, какие-то причины есть, нам неведомые. Не станем эту возможность вычеркивать, но перенесем в конец списка.

– Длинного списка, – согласился лорд-канцлер. – Представляю, какой он у вас!..

– И пополняется вашими усилиями, – ответил я любезно.

Альбрехт коротко усмехнулся, но это заметил разве что наблюдательный сэр Норберт, тем временем Улагорнис задержал дыхание, наконец вздохнул с таким облегчением, будто все-таки сумел вытащить проклятый гвоздь.

– Ваше величество, – сказал он с радостно заблестевшими глазами, – а что, если сделать вид, что соглашаетесь на их условия? Они обрадуются, начнут давить, чуточку раскроются…

Лорд-канцлер чуть наклонил голову, соглашаясь, игру нужно принимать, а там дальше видно будет, кто кого переиграет.

Неглупых деятелей порекомендовала герцогиня, подумал я. В интригах и переговорах чувствуют себя, как хищные щуки в прозрачной воде. Хорошо ориентируются и хорошо соображают. Не перечат, мои интересы соблюдают и стараются действовать в их русле, потому что мои интересы – их благополучие и безопасность.