Мы сидели у сестры дома, неподалеку от центра города. Кейт объездила весь мир, играя в теннис, и лишь недавно закончила карьеру. Она достигла ранга 608, но он перестал расти – на этом уровне ей уже не удавалось выигрывать. За сезон она откатилась назад в рейтинге, ей было тридцать, и она решила бросить спорт.

– Кто не может играть – тот тренирует, – сухо сказала Кейт в первый вечер после своего возвращения.

В тех случаях, когда у нее появлялась цель, она становилась неистовой. На следующий день после маминых похорон Кейт играла матч – и выиграла. Я часто думала, не чувствовала ли она вину, что во время маминой болезни она столько времени отсутствовала. Но спросить я не решилась.

В кухне был включен телевизор, настроенный на какой-то спортивный канал. Шел открытый чемпионат Валенсии. Кейт смотрела на экран со странным выражением лица. У нее была привычка часами смотреть собственные прошлые матчи – папа их для нее записывал.

Вернувшись домой, Кейт со своим мужем Мезом открыла грибную ферму – предприятие, которое папе казалось невероятно забавным. Мез был убежден, что заработает состояние. Грибы они выращивали в гараже. Маме бы это точно не понравилось – так думали мы с Кейт. Она беспорядок не любила.

Сейчас мы сидели за кухонным столом у Кейт.

– Я тут раздобыл фильм, нового Джеймса Бонда. Который сейчас в кино идет, – отец хитро мне подмигнул через стол.

Он всегда старался на чем-нибудь сэкономить, любил бережливость, говорил, что каждый раз чувствует, будто опять «победил систему». Однажды перед своим отпуском отец подсунул купон в «Макдоналдс» мне под дверь, потому что сам не успевал его использовать.

После смерти мамы это усугубилось. Иногда, входя в старый дом с красной входной дверью в центре Ньюкасла, где все комнаты оставались полны мамиными вещами, я почти ждала, что сейчас ее увижу. Иногда меня охватывал ужас, что мама узнает о моей работе секретарем и о незапланированной беременности. Но в другие моменты я вспоминала, как мы с ней любили вместе смотреть сериал «Истории из роддома», и ощущение потери накатывало вновь. Будто меня похитили и перевезли куда-то в чужое и пустое место.

– Класс, – сказал Джек, и я перехватила его взгляд.

Он терпеть не мог бондиану – называл ее сексистской. «Женщин к концу либо убивают, либо затыкают им рот, – говорил он мне. – Чушь собачья».

Джек болтал ногой, глаза бегали – язык его тела выдавал тревогу. В конце концов, это именно он – бойфренд, который сделал меня беременной. Отец смотрел на него недоуменно и несколько настороженно. Джек на наших сборищах старался себя вести самым лучшим образом. Во всяком случае, так я думала.

– Я его скачал, это незаконно. Экранная копия, – сказал папа, театрально подаваясь вперед. – Он все еще идет в кино.

Отец радовался своей экономии, а мне на миг стало неловко. У Джека дома подавали благородные сыры, десертные вина и чатни домашнего приготовления. А здесь – смотрели нелегально скачанные фильмы и сидели за кухонным столом под флуоресцентной лампой без абажура. Совсем не та атмосфера. Интересно, что думал по этому поводу Джек, и как мы будем воспитывать Уолли, и не придется ли ему ехать в далекую частную школу – учиться среди потомков шотландской аристократии.

– Я надеялся сделать это новой традицией, – заявил папа.

У нас с отцом и Кейт была традиция ходить куда-нибудь и есть пудинг по вторникам. Однажды вечером, когда умерла мама и всем было тяжело, мы сели и решили, что вторник – самый противный день недели и надо с этим что-то делать. В тот первый вторник мы пошли в ресторан и заказали десерт и с тех пор старались эту традицию поддерживать.

Наш папа был человеком привычки, так что всегда искал повод для новых традиций. Давайте начнем смотреть кино по пятницам или делать салат по субботам, а мы закатывали глаза.

– А давай не будем смотреть Бонда, – сказала ему Кейт. – А то мы никогда не разговариваем, а все недавние фильмы я видела.

– Она правда их все видела, – поддержал ее Мез.

Муж Кейт один из самых моих любимых людей. Единственный, кто не доставал меня по поводу всех перемен после смерти матери: что я бросила медицину, порвала с Беном, переехала в собственную квартиру. Он меня не осуждал, и я его за это очень любила. У него было бледное лицо и всегда слегка печальные темные глаза.

– Сыграем в настольную игру? – предложила Кейт. – У нас есть новая.

Я едва подавила улыбку. Кейт – одержимая. В первую очередь, конечно, теннисом, но еще и информационными технологиями, и немножко вязанием, и даже резьбой по дереву. Два месяца подряд занималась йогой по три раза в неделю, а потом как отрезало. Этой осенью у нее появились новый пунктик: настольные игры.

Скоро увлечение сменится и будет бадминтон, карты, а возможно, икебана или велосипед.

– Ты уверена, что готова оконфузиться на глазах Джека Росса? – спросила я сестру, покосившись на Джека.

– Абсолютно уверена.

Она его всегда называла «Джек Росс, журналист», с того первого раза, когда я ей о нем рассказывала.

Когда Кейт доставала игровую доску, у нее на руках звякали золотые браслеты. Сейчас она часто такое носила, то, что не могла себе позволить раньше.

– У нас все еще планируется встреча с твоими родителями в следующие выходные? – спросил отец.

Он поднял стакан, и кубики льда в нем зазвенели. За его спиной стояли весы, он взвешивал свои порции еды. Кейт однажды его назвала «воплощением анального аккуратизма».

Я вся сжалась. Совсем забыла о предложении, которое сделал папа, как только оправился от потрясения и узнал о моей беременности. Но я пыталась его отговорить. Ну, зачем нам встречаться семьями? Хотя, похоже, обе стороны этого хотят. Вежливая фраза «Вы должны приехать в Обан погостить», переданная через Джека, постепенно обрастала определенными планами. Отцу сейчас это было нужно даже больше, чем раньше. Ему стало не хватать общения после смерти мамы, несмотря на то что они друг друга раздражали.

И теперь этим небрежным жестам вежливости придавалось громадное значение, папа их воспринимал как искренние.

Джек покосился на меня:

– Да, уточню еще раз, но, конечно, да. В прошлый раз они об этом говорили. – Голос его был излишне четок и звучал фальшиво.

Накануне первой встречи с моим отцом он спросил меня:

– А что, если я совсем все испорчу?

– Что самое худшее может произойти? – поинтересовалась я.

– Он меня возненавидит, мы станем причиной «раскола в семье», и каждому нужна будет психотерапия, – тут же ответил Джек. Потом посмотрел на меня, извиняясь. – Прости, у меня слишком хорошо получается представлять наихудший исход.

– Это да, – согласилась я.

– Я хочу сказать… ты – она.

– Что значит, что я – она? – Я чувствовала, что не могу сдержать улыбку.

Он посмотрел на меня в упор.

– Я так никогда еще…

– Что?

– Я так люблю тебя. Это просто безумие. – Он поднял руки перед собой. – Понимаю, что говорю как полный кретин, но зато правду.

Я сейчас улыбнулась этому воспоминанию, глядя, как он серьезно кивает папе.

– У них самые разные планы. Экскурсия по городу и еще многое другое.

Он нервно стучал пальцами по столу.

– Так что возьми свои спортивные штаны, – засмеялась Кейт.

Это одна из наших любимых семейных историй – как папа однажды купил туристические штаны, отстегивающиеся у колен, и приобрел только три четверти их. За последней частью ему пришлось возвращаться в магазин, к нашему общему веселью. «Платить они меня не заставили, но пришлось предъявить карту клиента», – заявлял он гордо.

– Хочешь поехать? – предложила я Кейт и со значением посмотрела на нее.

Мы пытались сделать так, чтобы отец не чувствовал себя одиноким родителем, чтобы не проводил слишком много времени один.

– А почему бы нет? Поеду, – согласилась она, раскладывая игру. – Хочу посмотреть, как пройдет у родителей это оригинальное первое свидание.

Я не смогла сдержать смех.

Одна из самых длительных одержимостей Кейт – наблюдать за людьми. «Мир тенниса – рай для популярной психологии», – сказала она однажды.

– Ты как нелюбимая сестра, – заметила Кейт.

– Нелюбимая?

– Ну, знаешь сама. Подобно незаконному случайному ребенку.

Она перевела взгляд на мой живот.

Я знала, что Кейт просто шутит. Мы действительно всем говорили, что это случайно, однако знали, что не так. Я была врачом. Вероятность беременности с одного раза – 2,5 %, а это слишком много, если беременность нежелательна. И все же мы не были ни глупы, ни беспечны. Мы так решили.

Язык Джека касался моего бедра, тогда, в июне, в самый долгий день года. Небо еще розовело, хотя время приближалось к одиннадцати. Ночь была теплой, дыхание Джека – горячим и щекотным. Следовало бы остановиться, и он даже что-то сказал про презервативы, но нас уже несло.

И тогда я сказала фразу, которую всегда буду помнить. Слова, от которых получился Уолли:

– Ребенок от тебя – не самое худшее, что может случиться.

Я так его любила, и ощущение это переполняло меня.

Джек скользнул по мне вверх, посмотрел в глаза:

– Полностью согласен.

Так все и получилось.

Нет, мы не были глупы, но даже если и так, то не в том смысле, в каком думали некоторые.

– Незаконный, да. Мне придется на ней жениться, – сказал Джек, беря меня за руку.

Кейт мне улыбнулась, находясь по другую сторону стола, я видела выражение счастья у нее на лице: в изгибе ее бровей, в сверкнувшей улыбке.

Джек меня любит – это я понимала. Он был так прост в этой любви ко мне.

– Ты бы нашей маме понравился – Отец отсалютовал Джеку стаканом, и я почувствовала, как моя грудь наполняется счастьем.

– Правда, – Кейт снова улыбнулась. Она вытащила карточку игры с вопросом и направила ее на Джека. – Мистер Росс…

– Мы же еще не начали!

Я попыталась выхватить карточку из ее руки.

– Мистер Росс! – повторила она, уворачиваясь. – История, география?

– Желтая карточка, – ответил он. – Желтый мне нравится.

– Какая страна пережила мощное землетрясение в январе 2010 года?

– Ну, это… – Он запнулся.

Я посмотрела на него с удивлением. Сама я мало читала новостей и не смотрела их по телевизору; после работы включала повторы сериала «Друзья». Но это даже я знала. А Джек – журналист. Должен же знать. Не может не знать…

Кейт тоже посмотрела на Джека.

– Даю подсказку. Начинается на «г», кончается на «и»…

Джек смотрел на свои руки. Я оглянулась на Кейт и губами спросила: «Гаити»? Кейт быстро кивнула.

– Провал в памяти? – сочувственно спросила я у Джека.

У меня такое все время случалось на ранней стадии беременности: мне вернули чек, потому что я поставила на нем дату 1995, записала себе дату встречи с менеджером и начисто забыла о теме встречи. Пришлось переспрашивать. Ощущение было – будто с ума схожу. И я отлично понимала людей, с которыми это происходит.

Джек посмотрел на меня. Я ожидала на его лице выражения благодарности, быть может, смущения, но увидела гнев, – он тут же погас, как только мы встретились взглядами, но я была уверена, что видела это.

– Я был… – начал он и резко себя оборвал.

– Ты был?..

– Я не знаю ответа, – сухо произнес он. – Уж простите.

– Это Гаити, – объявила Кейт.

– Я был… – начал он снова.

– Что ты был? – Я обернулась к Джеку.

Он положил руку на стол… нет, хлопнул, ударил ладонью. У отца в стакане качнулся джин-тоник, звякнули льдинки.

– Я… – мне хотелось снять возникшее напряжение, но не могла придумать, что сказать.

– Так где ты был? – спросил Мез, прищурившись.

У него под глазами всегда были темные круги, будто размазанная косметика. Он выглядел как стареющая рок-звезда, а не владелец грибной фермы. И еще Меза отличала принципиальность, но вел он себя слишком задиристо. Всегда делился политическими статьям на Фейсбуке, задирал фанатов, когда смотрел матчи команды «Ньюкасл юнайтед», много раз ввязывался в драки.

Так что, конечно, это Мез надавил, переспрашивая Джека, – никто другой такого не сделал бы. Папа и Кейт опустили глаза от неловкости, папа стал водить пальцем по краю стакана, пока тот не зазвенел.

– Ничего, – ответил Джек. – Ничего.

– Ладно, а грубить не обязательно.

– Верно.

– Гаити, – повторил Мез, подстегнутый мрачной реакцией Джека. – Самая страшная катастрофа года. Погуглил бы.

– Есть много причин, – заметил Джек, – почему человек может чего-то не знать.

– Серьезно, друг, тут незачем в позу становиться.

– А нет никакой позы. – Джек снова хлопнул двумя ладонями по столу.

И несколько секунд все молчали. Тишина была мучительная.

У меня загудел телефон, разрядив атмосферу. Сообщение от Амрита: спрашивает, не могу ли я с ним в ближайшее время поболтать, а то он по мне скучает. Я не ответила. Не моя вина, что каждый раз, когда я вижу его имя, то вспоминаю выражение на лице моего консультанта, иней под ногами, когда я уезжаю из больницы в последний раз. Все ту же мысль, снова и снова: «Что я наделала?»

Джек, не обращая ни на кого внимания, допил лимонад и стал наливать себе новую порцию. Отец следил, как он ходит по кухне. Я пыталась перехватить взгляд отца – извиниться.

Извиниться за все, что было: мамину смерть, что бросила медицину, встречу и расставание с Беном, мою беременность. Весь этот год я вела задушевные беседы с отцом, но слишком много на него повесила и заставила переживать. Он избегал встречаться со мной взглядом.

Мы начали играть всерьез. Напряженность рассеялась, но не до конца – как вечно висящие туманы в Обане.

После игры Мез пошел поливать грибы, и я присоединилась к нему. Мне он всегда нравился – может быть, даже больше, чем Кейт.

Мез и Кейт все еще были влюбленными, смеялись над каждой шуткой друг друга, никогда не подкалывали один другого на людях. Через пару недель после нашего с Беном разрыва мы ходили в китайский ресторан. Пока выбирали между тостом с креветками и уткой по-пекински, Мез наклонился и чмокнул Кейт в плечо. Я просто застыла, таращась на влажный след на коже. Мне было неловко быть свидетельницей такого порыва. В то же время я бесстыдно хотела того, что было у них. И это, в частности, влекло меня к Джеку.

– Ого! – восхитилась я. – Не видела грибов с момента посадки.

Они действительно выглядели очень впечатляюще. Мез выращивал их в гараже, который постоянно расширял.

Освещение было тусклым. Грибы росли в шесть рядов, друг на друге, как многоярусные кровати. Белые шляпки торчали из земли выпученными глазами, ножки – они потемнее – почти не были видны в полумраке. Они росли на использованной кофейной гуще – «утилизация с улучшением», называл это Мез. Потом их продавали как подарки «вырасти сам».

– Мои детки. Жаль, что их обязательно надо все время поливать, чертовски тяжелая работа. Кейт мне говорила, что ты умеешь обращаться со шприцами?

– Я? Да, конечно.

Он мне подал шприц, который я подарила сестре пару лет назад – чтобы добавлять в пирог лимонный сок. Без иглы, но так совсем настоящий. Трубка с черными делениями, синий наконечник.

Я наполнила его водой из-под крана, потом подняла вверх, слегка постучала и нажала на поршень, выгоняя пузырек воздуха.

– Надо же. Прямо как в «На игле», – сказал Мез.

– Нужно вытеснить воздух, – буркнула я. Потом подошла к грибнице и ввела воду в четырех местах вокруг гриба. – Если так делать, то вода в почву лучше проникнет.

Мез смотрел на меня так, как когда-то люди на мои медицинские навыки: я зашивала дыру на пальто идеальным прерывистым швом, потому что накануне точно так накладывала швы на чью-то поврежденную руку. Спрашивала у Кейт, распространяется ли боль в плече и сопровождается ли тошнотой. Осматривала у кого-нибудь на вечеринке родинку, определяя, нет ли неправильности краев. Не пользуясь справочником, называла для мамы точные дозы лекарства.

– Ты прям хипстер, – сказала я, протягивая руку и ощупывая особенно длинный гриб, шляпка которого торчала в проходе. Он был шелковистый и теплый, в помещении пахло грунтом и сыростью.

– Я знаю, – улыбнулся Мез. – Планирую потом начать варить крафтовое пиво.

– И поставить улей в саду?

– Возможно, – он включил красную лампу. – А ты вообще как, в порядке? Решила просто поразвлечься с поливкой?

Он взял металлический бак и пустил в него струйкой воду. Она зажурчала тихо и приятно, будто ручеек.

– Я… – начав говорить, я остановилась и посмотрела на Меза. Он выключил воду, обернулся ко мне. – С Джеком так…

Дальше я не продолжила. Скажи еще слово – и все это станет реальным. Я не могла. Но и не надо было.

– Понимаю, – кивнул Мез, – это видно.

– Я его не знаю. А его ребенок… ведь он уже есть.

– Я рад, что ты про это заговорила. Ты ему доверяешь?

Я поморщилась. Ну, зачем так сразу?

– Не знаю, – ответила я. – А что?

– Я спросил только потому, что у меня доверия к нему нет.

– А… – протянула я, ничего другого не могла сказать.

Слезы, страх и печаль толклись у меня в горле, прорастая и увеличиваясь, как окружающие нас грибы, множились, заполняли пространство. Одри считала, что я неуравновешенная – даже сумасшедшая. Воображаю себе всякое. Но Мез поддерживал мои сомнения. Кто же из них прав? Я думала об этом в полумраке гаража. Одри более разумна, не так легко увлекается.

– И почему же? – спросила я.

Мез ничего не ответил, но едва слышно вздохнул. Подошел ближе и положил холодную руку мне на плечо.

– Почему? – повторила я вопрос.

Не могла удержаться из-за выражения жалости на его лице и этих слов. Тревога сидела где-то у меня внутри, рядом с Уолли. На меня, грохоча, надвигались перемены, и все события этой осени, казалось, произошли в один миг. Роман, беременность. Будто моя жизнь стала немым черно-белым фильмом, который проматывают с удвоенной скоростью.

– Я бы не стал говорить, если бы ты сама не сказала. Но я видел, как он на кого-то орал.

– Да? Когда?

– На той неделе. На мосту Миллениум, он сидел в «Старбаксе» неподалеку. Вылетел оттуда разъяренный.

– А на кого он орал?

– На какого-то мужика.

– Отчего ты его не окликнул?

– Он был далеко от меня. Я его видел через два окна. И на ходу не слишком хорошо его рассмотрел. Но это было очень странно.

– Какого числа это было? Я его спрошу.

– Вот даты не помню, – засмеялся он и сменил тон, за что я ему была благодарна. – На прошлой неделе где-то. Он же сам должен знать? Как часто Джек на кого-нибудь орет?

Дверь гаража приоткрылась, и в свете из коридора мелькнули светлые волосы Кейт.

– У вас все нормально? – спросил она, приоткрывая дверь шире. – Вы уже целый век тут торчите.

– Просвещаю ее насчет Джека, – ответил Мез, отворачиваясь и заливая воду в очередной желоб.

– А! Обо всем произошедшем? – спросила Кейт, показав большим пальцем себе за плечо. На пальце блеснуло кованое серебряное кольцо.

Дверь тихо закрылась, и мы снова оказались в темноте.

– Не знаю, – с трудом ответила я на вопрос Меза.

– Я рассказывал, что видел на мосту, – пояснил он Кейт.

– Я о другом подумала. – Кейт подвинулась ближе и положила руку на плечо мужа.

Я приподняла брови:

– О другом?

– У нас же пунктик, – улыбнулась Кейт. – Что-то есть, но я не знаю, что.

– Пунктик? – переспросила я. – Господи, не допусти, чтобы боевой луч пунктика Кейт нацелился на Джека, прошу тебя! Он не Броуди из сериала «Родина», он не нацелен на разрушение.

– Боевой луч? – переспросила она, хмурясь. Я ее обидела.

– Ну, ты же… ну, сама понимаешь. Когда у тебя что-нибудь становится пунктиком…

Кейт не стала отвечать:

– Посмотри его телефон.

– В смысле?

– Посмотри, что он с ним делает.

– Да ладно…

У меня живот сводило при мысли о конфликте с Джеком. Из-за Уолли. Из-за того, что так критично, так важно, чтобы все мы ладили.

Я вспомнила случай, когда потребовала его телефон.

Он тогда лежал на диване экраном вниз, и Джек мне его передал, отчего сразу наступило облегчение. Но что, если он открыл сообщения Фейсбука специально для меня, чтобы показать мне только их. А настоящего доступа к его телефону у меня никогда не было.

– Только действуй осторожно, – предостерег Мез, – не торопясь. В конце концов, ты же его едва знаешь.

С этим спорить не приходилось.

Затем мы стали смотреть кино.

Я сидела рядом с Джеком, он придвинулся ко мне ближе, наши ноги соприкасались, он обнимал меня за плечи. Джек всегда сидел так рядом со мной. И все время подрагивал коленом. Казалось, от него исходит нервная энергия, но не волной, а мелкими брызгами, пропитывающими все вокруг. В сексистские моменты фильма он вздыхал.

Кино шло уже час, когда загудел его телефон. Он лежал экраном вниз на рыжем диване Кейт. Джек взял его и что-то набрал. Комната была освещена лишь телевизором и телефоном, и поэтому все отвлеклись.

Я чуть повернула голову в его сторону, и Джек тут же наклонил телефон к себе, прикрыл от меня. Едва заметное движение, но очевидное.

Я нахмурилась, и он отложил телефон.

Когда кино кончилось, Джек потянулся, а Кейт включила большой свет.

– Мы, пожалуй, пойдем, – сказала я, глянув на часы.

– Надо отлить, – сказал он мне тихо. – Слишком много лимонада, меня распирает.

Я не смогла сдержать смех.

– Дикарь!

Он сделал два шага от меня, потом остановился, будто наткнулся на порог, на стену, на невидимое силовое поле.

– Кстати, – произнес он деланно-небрежно, оборачиваясь. Я услышала это лишь потому, что ждала его, иначе бы не заметила.

Протянув левую руку, он обернулся, наклонился к подлокотнику дивана, будто бы забыл там что-то ценное. Может, так и было? Взяв телефон, он сунул его в задний карман джинсов и исчез за дверью. Я видела прямоугольный выпирающий контур телефона. Вытащить бы его тихонько…

Когда я подняла глаза, Мез смотрел на меня с другой стороны комнаты, приподняв брови. Выражения глаз его я не видела. Кейт все еще стояла возле выключателя, задумчиво глядя на нас обоих. Друг на друга они не смотрели. Оба смотрели на меня.

Честно говоря, не мысль о его телефоне заставила меня снова забить его имя в поиске. Другие мелочи, незначительная ерунда. Странная встреча в кафе, что он на кого-то наорал. Если есть что-то действительно ужасное, Гугл мне скажет: если эта его вспыльчивость когда-нибудь доводила до серьезной беды.

Конечно, я его уже гуглила, в самом начале, но тогда это был интерес, а не паранойя. Ничего не нашла, но ведь я и не прошлась по всем ссылкам. Может, не достаточно внимательно подошла к делу?

Как только мы вернулись, я пошла в ванную, решительно настроенная так и поступить. Даже не сняла пальто.

И там, прислонившись к его идеально чистой раковине, ввела его имя.

Джек Росс.

Первые результаты были знакомы: спонсорская страница, сообщающая, что в прошлом году он жертвовал в общество борьбы с болезнью Паркинсона, участие в благотворительном забеге. Я улыбнулась: он терпеть не мог бегать. «Какой смысл? – говорил он. – Прибегаешь туда, откуда выбежал». Но в благотворительном забеге участвовал.

Я посмотрела на фотографию. Маленькая, размытая. Человек не был похож на Джека. Я сделала скриншот, потом увеличила фотографию. Что-то было в ней неправильное. Осанка не его. Да, я сейчас гуглила его имя, обсуждала с родными и копалась в его биографии. Но тело Джека я знала лучше всех. Руки он держал не так, всегда стоял, чуть вывернув их тыльной стороной вперед. А человек на фотографии держал руки ровно по швам.

Я покачала головой. Наверное, ошиблась.

Просмотрела остальные ссылки. Статьи и снова статьи. В основном для местных туристических сайтов, одна для «Гардиан». Несколько для «Сити лайтс». Романтическое эссе, как Джек встретил в Ньюкасле меня, ее он мне отправил по почте.

И ничего больше.