Глава сорок вторая: Даниэла
Мне звонят из больницы на следующий день. Я провела там всю ночь, устала и вымоталась, но уходить все равно не соглашалась. В конце концов хирург сжалился и пустил меня, словно сиротку, переночевать на диван у него в кабинете. Надеялась увидеть Кая утром, но врач сказал, что он пустит меня только после всех врачебных процедур и все-таки спровадил меня домой со своим клятвенным заверением, что с моим большим плохим парнем ничего не случится.
Я успеваю сходить в душ и даже переодеться, когда на экране телефона появляется незнакомый номер. Девушка на том конце связи представляет медсестрой и говорит, что мои анализы уже готовы и мне нужно подъехать, чтобы забрать их. Я так вымотана, что не сразу понимаю, о каких анализах идет речь и когда, и кому я успела оставить свой номер телефона. Она терпеливо объясняет, что его записали под мою диктовку в карту вчера, когда я сдавала кровь на общий анализ.
— Меня это не интересует, - отвечаю я, придерживая телефон ухом, потому что одной рукой пытаюсь закрыть квартиру, а в другой держу сумку. – Это была просто формальность, я наблюдаюсь у своего лечащего врача и при необходимости могу сделать все анализы.
— Я подумала, что вы захотите знать, - мнется девчушка, явно чувствуя себя не в своей тарелке. – Вы сказали про бесплодие.
Жмурюсь, глотаю это поганое слово, с которым пообещала себе научиться жить. Нет смысла бегать за облаками-лошадками и верить в то, что чудеса случаются. Мой лимит чудес я исчерпала: бог дал Кая и сохранил ему жизнь, мне не нужно большего. В конце концов, мы можем…
— Вы беременны, - говорит девочка так, будто радуется за близкую родственницу. – Поздравляю.
И телефон с грохотом падает на бетонный пол площадки.
Всего два слова, но они врезаются в мое сердце огромными петардами, которые с грохотом взрываются и оглушают на добрых несколько секунд. Я приседаю, дрожащими руками подбираю телефон, молясь, чтобы он был цел. Экран светится, и девушка на том конце связи с тревогой говорит: «алло, алло?»
— Это… точно? - дрожащим голосом спрашиваю я. – Вас мой муж попросил? Скажите, не бойтесь, я все пойму – он умеет «убеждать».
— Никто меня не просил, - обижается девочка. – Это ваши анализы. Срок около двух недель.
Я сбивчиво бормочу извинения стучащими зубами, и мысли бросаются врассыпную. Потому что для меня это значит… все. Как будто на ладонь положили целую галактику и сказали: «это твое, маленькая мечтательница, за то, что не опускала руки».
Олег ни разу не дотрагивался до меня после аварии. Около месяца.
Значит…
Я растираю град счастливых слез и прикладываю мокрые руки к животу.
Придерживаюсь рукой за стенку, потому что от счастья за спиной выросли крылья, но ноги все равно подкашиваются, и в голову словно всунули калейдоскоп, и мир вокруг превращается в странные яркие абстракции, почему-то в цветах и ярких вспышках, похожих на бенгальские огни. И совершенно нерационально хочется, чтобы прямо сейчас, в эту самую секунду, начался токсикоз. Потому что так мой малыш проявляет свой характер. Теперь очевидно, что папин: такой же непокорной и бунтарский, и я совершенно уверена, что с этого дня, с этой минуты вся моя жизнь будет крутиться вокруг них: Кая, который растопил мое сердце, и нашего ребенка, которого дала нам судьба. Мы искушали ее слишком сильно, натворили столько глупостей и ошибок, но все равно получили наше большое маленькое чудо.
На улицу я выхожу прямо в ленивый мелкий снег. Запахиваю поплотнее пальто, но не спешу садиться в машину, потому что хочу надышаться этим воздухом. Сегодня новый день, какой-то невероятный, особенный, и даже через много лет, если меня разобьет маразм, и я забуду собственное имя, се равно буду помнить именно этот день и вкус этого снега на языке, который я выставила, словно девчонка, впервые увидевшая зиму.
— Даниэла? – слышу рядом вкрадчивый голос.
В нескольких шагах стоит женщина: в когда-то модном пальто, с ранней сединой в волосах. Не то, чтобы старая, скорее, разбитая тяготами жизни. У нее красивое лицо, но глаза глубоко похоронены в морщинах, а губы обветрились, потому что она их постоянно облизывает. И все время затравленно озирается.
— Мы знакомы? – У меня хорошая память на лица, я бы совершенно точно ее запомнила, если бы мы уже встречались.
— Уходите от него, пожалуйста, - бормочет она, перекладывая из руки в руку потрепанный клатч.
— Может, вы представитесь? – Мне не по себе от этого разговора, хоть он еще толком и не начался.
— Мы как-то случайно говорили с вами по телефону. Хотя, это тяжело назвать разговором. – Последнюю фразу она произносит с вымученной улыбкой. И не дает мне спросить, быстро тарахтит дальше: - Послушайте, ну зачем он вам? Чего вам не хватает? Вы молодая, красивая, у вас вся жизнь впереди.
Я никогда ее не видела. Ту женщину, которая звонила Олегу. Ту, которая бросила трубку, как только поняла, что ответил не он. Ту, что предупреждала о какой-то Кате, которая попала в реанимацию. Мне и в голову не приходило представлять, кто скрывается за загадочным экзотическим именем, но сейчас я ловлю себя на мысли, что подсознательно представляла ее другой: молодой, цепкой, как репейник. Понятия не имею, что за тяготы на нее свалились, но точно не хочу в них вникать. Если это прошлое Олега – или его настоящее, как знать – мне оно больше не интересно.
— Эльвира? – угадываю я.
От звука своего имени она вздрагивает, словно от пощечины. Начинает пятиться и теперь почти не смотрит на меня, только вертит головой в разные стороны. Она явно чего-то боится. Или кого-то, но этот человек точно не я.
— Эльвира, я угадала? – Иду к ней, но она пятится все дальше и дальше. Миролюбиво поднимаю руки ладонями вверх и показываю, что у меня нет ни телефона, ни другого гаджета, которым бы я могла заснять или записать нашу встречу. – Я могу чем-то помочь?
Есть же какая-то причина, почему она пришла именно сейчас, сама, хоть явно затравлена и боится даже собственной тени. И я думаю, что все из-за последних событий. И ее слова о том, чтобы я уходила от него – это наверняка об Олеге.
— Мы ведь можем просто поговорить, да? Садитесь в машину.
Она снова вздрагивает и энергично мотает головой.
— Я не должна была приходить. – Кусает губу и слизывает с нее налипший снег. Не очень приятное зрелище. – Я и так сильно рискую. Но вы должны от него уйти.
— Почему должна?
— У него обязательства перед другим человеком, - немного подумав над формулировкой, наконец отвечает Эльвира. – Он нужен своей дочери.
Конечно, он нужен своей дочери, потому что никто кроме Олега, не вытащит Олю из той ямы, в которую она сама себя посадила. Только причем тут я?
— Все очень сложно, – вдруг добавляет Эльвира и смотрит на меня так, будто во мне и только во мне сосредоточена причина ее несчастий, о которых я ни сном, ни духом. (371e)
— Послушайте. – Я пытаюсь сохранить тон ровным, но это очень сложно. Она пришла что-то мне сказать или выдвинуть ультиматум, но в итоге только напустила еще больше тумана. Если все дело в прессе, и скандал побудил личных демонов Олега вылезти наружу, то она не может не знать, что я не собираюсь держаться за мужа, напротив – делаю все, чтобы получить развод. – Если хотите что-то сказать – говорите. Вы же зачем-то меня нашли, хоть не припоминаю, чтобы называла свой адрес. Может быть, в моих силах помочь, но я не буду знать, как, пока вы не расскажите, в чем дело.
На секунду мне кажется, что Эльвира прислушалась к моим словам. В испуганном взгляде появляется проблеск осознанной мысли, и она даже рискует сделать шаг навстречу, но в эту секунду за нашими спинами раздается громкий, похожий на выстрел хлопок выхлопной трубы – и Эльвира подбирается, чтобы быстро, перескакивая через лужи подтаявшего снега, скрыться в домах. Я пытаюсь ее догнать, но с моим головокружением к тому времени, как забегаю за соседний дом, от незнакомки уже и след простыл. Перевожу дыхание и даже зову ее по имени, но совершенно ясно, что она не откликнется и не вернется. Возможно, я ее больше вообще не увижу.
В машине беру планшет и пытаюсь загуглить различные вариации: Олег и Эльвира, Олег Никольский и Эльфира, и даже добавляю Катю, хоть понятия не имею, кто она такая. Ничего. Даже самый большой поисковик не знает, кто эта женщина в жизни Олега и почему она просила меня от него уйти, хоть на ревность это было совершенно не похоже. На встречу к законной жене ни одна любовница не придет в старом пальто и без прически из салона. Улыбаюсь, чувствую противное послевкусие: я никогда не пыталась встретиться с бывшими своих мужчин, но если бы мне захотелось, я бы точно пришла во всеоружии, а не как затравленный лабораторный зверь.
