Глава одиннадцатая: Кай

«Прекрати сосать свой чертов палец, Принцесса!»

Мне кажется, поток моих мыслей даже очевиднее заметной выпуклости на шортах. Хорошо, что я догадался надеть под них трусы, а то бы лопнули на хрен. Моя Принцесса так энергично сосет большой палец, так туго обхватывает его губами, что мое самообладание вот-вот с треском рванет. И самое мерзкое то, что мне не хватает силы воли не смотреть. А пока смотрю – все время представляя на месте пальца свой член. Какой у нее рот? Теплый, тугой, жадный? Будет ли она против, если я зайду до самой задней стенки горла? А может, ее тошнит от минета?

Чтобы не жгло, смачиваю ватный диск хлоргексидином, промокаю порез несколько раз, а потом перематываю пластырем.

— Откуда это? – Дани прихватывает цепочку с двумя жетонами, которые болтаются у меня на шее.

— Мои, - пожимаю плечами.

— Ты служил? Разве в нашей армии…

— Наемник, - говорю коротко. – Три года. Частная охранная фирма, а по факту – головорезы.

— Расскажешь?

— Поверь, тебе не понравится.

О чем ей рассказать? О том, что война по телеку и война в реальности – это две разных войны?

— Ох, лук!

Даниэла срывается с места и несется к плите. А я так и остаюсь сидеть на полу, любуясь ее ножками. Они такие гладкие, тонкие. Аристократически-бледные. И у нее просто восхитительная задница. Хочется подойти сзади, сжать ее за бедренные косточки и притянуть к себе, потереться хотя бы через одежду.

— Обещал помогать, а сам бездельничаешь, - без укора говорит она, изящным взмахом отводя за ухо волосы.

— У меня здесь охуенный вид, Принцесса.

— Прекрати материться.

— Неа. Кстати, почему «Даниэла»?

Она отрезает маленький кусочек от стейка, поворачивается и, глядя мне в глаза, обдувает его прямо на вилке. Снова эти губы трубочкой: напряженные, упругие. Да она, блядь, просто издевается.

— Потому что, - Даниэла наклоняется и дает мне мясо на пробу, - потомственная литовская княжна.

Породистая, как я и думал.

— Родилась с серебряной ложкой во рту? – зачем-то спрашиваю я, хоть мне глубоко плевать на ее благосостояние и откуда оно взялось.

Ее «порода» была бы видна, даже если бы Принцесса ходила в рваных джинсах и растянутом свитере из сэконд-хэнда. Есть два типа женщины: одни даже в дорогих шмотках остаются хабалками, а другие и в застиранных шмотках – королевы. Даниэла – такая.

— Имеешь что-то против серебряных ложек? – интересуется она, отворачиваясь. Жаль, что не могу видеть ее лицо, не могу прочитать, задел ли ее мой вопрос.

— Просто так спросил. – Пожимаю плечами и морщусь от боли, которая простреливает через все ребра.

И в памяти невольно всплывает ее вчерашний вопрос в лоб. Даниэла знает, что тех долбоебов подослал ее муж. Может быть, поэтому и приехала? Типа, сгладить острые углы или как там называется это вечное женское: «Все имеют право на ошибку!» Я был уверен, что она не придет. Но все равно забил холодильник продуктами, с которыми, если бы Принцесса не появилась, просто не знал бы, что делать. Но она приехала. Переступила порог моей квартиры с видом немного смущенной, но все же королевы, и теперь так забавно вертит передо мной задницей, что впору послать все на хуй, посадить ее на стол и отодрать так, как, я уверен, у нее никогда не было с этим стариком.

С любой другой девочкой я бы так и поступил. Нет, я уже так поступал, миллион раз. А с ней не могу. Хочу так, что сперма в уши стучит, но просто не могу с ней так, как с другими. И это что-то на уровне подсознания, потому что после того, как она вошла, я уже мысленно трахнул ее в каждом углу своей квартиры. И дело совсем не в том, что Принцесса – чужая жена. Когда меня это останавливало? И меня точно не ебет собственный немощный брак. Просто мазохизм какой-то: смотреть на то, как она готовит для меня поздний ужин на моей кухне– и добровольно держать себя в руках.

— Кстати, вкусно, - поздно вспоминаю о мясе, которое получил на пробу. Хотя, конечно, из ее рук я бы сожрал и дохлятину.

— Ну раз вкусно – накрывай на стол, - она улыбается одними уголками губ, но глаза все такие же серьезные.

Выбешивает, что даже здесь, со мной, за закрытой от всего мира дверью, в своей хорошенькой головке Даниэла наверняка перебирает сотни вариантов вразумительной лжи для мужа о том, где была так долго и почему не брала трубку. А может, у них свободные отношения? Ну, типа, взаимовыгодный брак: она нужна ему для статуса, он ей… Как ни пытаюсь, так и не могу придумать, зачем тридцатилетней красотке почти пятидесятилетний сморчок. Еще и редкостный пидор, как выяснилось. И если я не уйду прямо сейчас, то обязательно спрошу. И не исключено, что услышу в ответ хренотень о Большой и Светлой любви. Женщины загадочные существа, и то, что Даниэла пришла ко мне, ровным счетом ничего не значит. Возможно, просто хочет потрахаться с молодым кобелем. И впервые за двадцать четыре года моей долбаной жизни я не хочу быть парнем для секса, от которого свалят к мужу, чтобы и дальше корчить добропорядочную жену.

У меня «однушка», но комната большая и я давно «разделил» ее на условные сектора. Кровать – целая взлетно-посадочная полоса, удобная и новая. Потому что выспаться удается редко, но если уж получается – могу дрыхнуть до обеда. Специально для этого и жалюзи, чтобы закрыться от мира наглухо и устроить себе ночь длиною в двадцать четыре часа.

Пока Даниэла заканчивает с ужином, вытягиваю кофейный столик поближе к дивану, достаю салфетки и врубаю музыку. В музыке я консерватор: люблю отечественный рок, блюю от рэпа и попсы. Под настроение люблю послушать джаз. Но для сегодняшнего вечера у меня инструментальная музыка: скрипки, фортепиано, оркестр[1].

Даниэла приходит следом, неся в руках две полные тарелки. Запах от них такой, что у меня почти натурально текут слюнки. Не могу удержаться и, несмотря на осуждающий взгляд Принцессы, ворую поджаренный на гриле баклажан. Язык обдает сладко-горьким вкусом, и приходится часто дышать открытым ртом, чтобы остудить проклятый овощ.

— Вот почему нельзя торопиться, - говорит Даниэла. – Принеси корзинку с булочками, забыла ее.

Я прикусываю язык, чтобы не брякнуть, что и так стоически воздерживаюсь от нее весь вечер, поэтому заслужил право оторваться хотя бы на еде. И еще раз думаю о том, что в шортах все мои мысли просто потрохами наружу.

— Чем ты занимаешься? – спрашивает Принцесса, когда мы садимся друг напротив друга – она на диван, я – в кресло – и принимаемся за ужин.

— Много чем. Сейчас работаю в автомастерской у дяди.

Бля, как же херово это звучит. Она – успешная женщина, а я здоровый лоб, который до сих пор в поиске своего призвания. Наверное, в ее глазах именно так и выгляжу: пацан, без перспектив и планов на будущее.

— Мой отец любил сам ремонтировать машину, - улыбаясь своим воспоминаниям, говорит Даниэла. – У нас была старенькая «волга». Огромная, неповоротливая и очень шумная.

— Любил? – переспрашиваю я, задерживая у рта вилку с куском стейка.

— Мои родители умерли. Сначала мама, потом папа. Уже давно, так что не извиняйся.

Может быть и давно, но ей до сих пор больно: уголки губ опадают, хоть Принцесса старается поддержать улыбку. Не хочет обременять меня неловкостью.

— Мои тоже, - говорю, кажется, совсем невпопад. – Разбились на машине.

Я нарочно умалчиваю о том, что тогда мне было четырнадцать, я сидел на заднем сиденье и только чудом остался жив. И несколько часов, которые спасатели разрезали сплющенную почти в блин машину, был внутри вместе с трупами своих родителей. С которыми так жестко поругался, что до сих пор иногда вижу во сне намертво застывшие с укором глаза матери.

Мы говорим о всякой ерунде, хотя «мы» здесь очень с натяжкой, потому что я скорее благодарный слушатель. Даниэла рассказывает о путешествиях, о странах, в которых побывала, об их обычаях и традициях. У нее неиссякаемый поток забавных историй, которые, похоже, с ней приключаются на каждом шагу. Я вижу, что ей до чертиков неловко, и болтовня – единственный способ как-то разбавить напряжение. Но она действительно жутко забавная, особенно ее мимика: яркая, настоящая, обжигающая, как солнечный зайчик. Что-то в ней совершенно не поддается логике, идет вразрез со всем, что я знаю о женщинах. По всей логике должна вести себя, как сучка, корчить из себя хозяйку мира и Богиню, а вместо этого рассказывает, как однажды проспала и выскочила из отеля в тапочках, и как потом купила грошовые босоножки в первом же обувном магазине, и до сих пор бережет их в коробке из-под туфель от Джимми Чу.

Она не из тех женщин, которые станцуют чечетку каблуками на мужских яйцах. Она та, рядом с которой хочется стать Королем.

[1]Тут играет мелодия James Newton Howard - Rue's Farewell (можно послушать у меня на странице в ВК, в записи от 29.06.2018