52. Бес и мент
Очутившись на другой стороне провала, Бес и полковник оглянулись назад. Анна сидела рядом с Михой. Сидела освещенная ярким пятном, маленький островок света в кромешной темноте.
— Бес, — Леонид Васильевич тронул парня за плечо. — Я так понимаю, что зовут тебя Коля?
— Да, Леонид.
— Вот и славно. Скажи мне, Коль, чего нам надо ожидать там, когда дойдем?
Гопник сглотнул, образовавшийся в горле комок.
— Меня, скорее всего, ждет помутнение. А из опыта парней и Анны, — Парень поджал губы, подбирая слова. — Тоска. Смертный страх и ужас. Апатия и паника одновременно. Чувство безысходности и неотвратимость смерти.
— Весело, — сделал невеселый вывод полковник.
— Ага. Обхохочешься.
— А вырваться как можно?
— Не знаю, — отрицательно покачал головой Бес. — Но меня на протяжении всего пути ни разу не забрало. А там, наверно, должно. Демон вроде бы так сказал.
— Да уж. Перспектив никаких.
— Пойдем, Лень. Время.
Они двинулись вперед. Справа от них так и тянулась теряющаяся в непроглядной тьме стена. А слева уходила вдаль зеркальная гладь озера. Пещера, вместившая его, была просто гигантской, необъятной и не постижимой по своим размерам. Небольшой туман клубился возле берега. Вода была неподвижна. Кромка суши пуста. Берег не широкой линией убегал вдаль.
— Невообразимо, — проговорил Бес. — Так глубоко под землей и такие просторы. А если все что на поверхности рухнет вниз?
— Столько веков держалось, а теперь рухнет? Не. Будет еще стоять столько же.
Общаться в полубеге было тяжело, хоть за время странствий тела и обвыклись с постоянными нагрузками. Мозоли либо сошли, либо ороговели, сделав кожу не чувствительной к натиранию. Легкие дышали глубоко и чисто. Дорога шла вперед, а озеро все росло и росло.
— Стой, — полковник резко замер, указывая на воду в нескольких метрах от берега.
На том месте, куда указал палец Леонида Васильевича, небольшими волнами плавно расходились ровные круги. Бес замер. Огляделся. Вновь уставился на воду. Поверхность успокаивалась.
— Может газы со дна? — предположил Гопник.
— Может и газы, — согласился Леонид Васильевич. — Но я не встречал бульки, лопающиеся беззвучно.
Бес понял, где в его рассуждениях была ошибка. Не мог газовый пузырь лопнуть тихо. А значит, это был не газ.
— Тут кто-то водится. И не боится выглянуть на воздух. Рыба тоже бы плеснулась громко.
— Вот-вот, — Леонид Васильевич обводил прибрежную линию лучом фонаря. — Ты это, Коль, по сторонам поглядывай, ага.
— Не вопрос.
Сколько они так бежали, сказать было трудно. Наручные часы остались у Анны, а сотовые сдохли уже давно.
— Может, отдохнем, — через некоторое время предложил полковник.
— Давай.
Не отворачиваясь от воды, парни уселись спиной к шершавой и слегка теплой стене. Тишина стояла полная. Оставшегося далеко позади провала со сливающимися в него тонами воды слышно не было. И если к тишине, царившей в коридорах, парни привыкли, то здесь тишина была другая. Она была объемной, не глухой, а гулкой, отвечающей на каждое слово долгим эхом.
Дыхание у парней успокоилось, и тишина обволокла их, сделав частью себя. Есть не стали, лишь попили воды.
— Я вздремну, — сонным голосом сказал полковник. — Покарауль немного. Потом я.
Бес согласился. Когда полковник засопел, парень чтобы не тратить заряд батареек, выключил фонарики. Теперь тишина делила добычу с темнотой. Парень сидел на камне, прислонившись спиной к стене, а чувства его говорили, что он парит в воздухе. Пространство не ощущалось, время тоже.
Раздался всплеск. Тихий и близкий. В полной тишине этот всплеск взорвался в голове парня звуковой гранатой. Рука было дернулась зажечь свет, но сдержав себя, парень решил мгновенье повременить. Прошла пара секунд, еще. Тишина. И вдруг совсем близко зашуршали камни. Ждать и гадать времени не было. Бес включил фонарик, сжимая другой рукой нож. И обомлел.
На берегу, в паре метров от него стояла мама. Его родная мама. В домашнем махровом халате с выцветшими цветами. Короткие седые волосы были аккуратно убраны назад. Руки, слегка соприкасаясь пальцами, теребили пуговицу халата. Взгляд был уставший, но искрений и чистый.
Когда свет коснулся ее, она будто ослепленная подалась назад и на мгновенье отвернулась. Бес потряс головой. Мама осталась на месте. Отведя свет в сторону, чтобы не слепить ее, парень всматривался в полутемный силуэт.
— Мама? — чуть приподнявшись от стены, со страхом и недоверием спросил парень.
Она стояла перед ним такая же, как и всегда, как дома, в его еще беззаботном детстве.
— Коленька. Сынок, — улыбнувшись, ответила женщина.
— Как откуда ты здесь? — парень уже стоял на ногах. — Ты же не можешь здесь быть.
В голове у парня образовалось что-то тяжелое. Слезы набухли на глазах, какая-то горечь прожгла сердце. Он так захотел домой в детство, так захотел обнять маму, но ее не могло тут быть. Это мираж. Бес еще раз потрусил головой.
— А ты откуда здесь? — вопросом на вопрос ответила мама.
— Я сам сюда пришел, — задумавшись, ответил парень. Горечь по утраченному спокойствию начала свивать в его душе колючее гнездо. Он сделал шаг вперед.
— Вот и я пришла к тебе, — ласково проговорила мама. — Ты устал. Ты долго шел и многое вынес. Друг твой уснул, и ты тоже можешь отдохнуть, а я провожу тебя.
Уснул. Бес взглянул на свои руки, фонарь ярким лучом рассек пространство вокруг. Парень посмотрел на спящего полковника. Тот еле слышно дышал.
— Я тоже сплю? — недоверчиво предположил парень. Ну да, ведь это же логично, что мамы не может тут быть, значит это сон.
Фонарь качнулся в руке парня, и свет вновь уперся в маму, та опять отшатнулась. Спохватившись, что снова ослепил ее, парень отвел свет в сторону.
— Коленька, — женщина протянула руку к парню. — Пойдем со мной.
Бес сделал еще шаг вперед. Хотел было спросить, куда они пойдут, но тут за плечом мамы, он увидел их старый деревенский домик, появившийся прямо из темноты на небольшом островке. Их домик со светлым окошком. Там обязательно его ждет бабушка. Готовит его любимые оладья. А к ним малиновое варенье и слегка сладкий компот.
Дома уже давно не было, его снесли, очищая территорию под городские застройки. Бабушки не было тоже. Но если они есть здесь, то значит это точно сон. Сон.
Парень уверено сделал шаг вперед. Рука коснулась маминой ладони, и слезы сковавшие лицо до этого, выплеснулись наружу.
— Не плачь. Не надо. Все будет хорошо.
Мама привлекла сына к себе, обняла его. Выдернула из его руки фонарик и отбросила недалеко в воду. Тот с тихим всплеском ушел под воду, еле-еле освещая темное дно. Парень уткнулся лицом в мамино плечо. Вдохнул ее запах, навечно родной, запомнившейся ему с юных лет.
— Мамочка, прости меня, пожалуйста, — он хотел сказать что-то далекое, из детства, что обычно говорят нашкодившие дети. Что он больше так не будет. А что не будет? Да то, что вся жизнь его не такая, как должна была быть, как хотела мама, да, как и он сам себе представлял, лежа в своей детской кроватке. Слезы задушили его, не позволив сказать ни слова. — Мамочка, прости.
— Я знаю, — тихо ответила женщина. — Пойдем.
Она потянула его к краю берега. Вода коснулась ног. Всплеснулась небольшими волнами. Мама отчего-то вошла в воду беззвучно. Та вроде бы даже как расступилась перед ней, образуя воздушный кокон.
Домик на острове манил теплым огоньком в окне. А вон и бабушкин силуэт у старой печки.
Вода, поднимаясь выше, обволокла ноги парня. Поднялась к животу. Фонарь в воде погас. Но Бесу это не мешало. Он видел маму, видел островок с домиком. Он знал, куда надо идти.
Мама шла впереди, держа парня за руку, вела его сквозь темноту, сквозь одиночество и грязь этого мира к спокойствию и свету.
Бес все ревел. Всматриваясь в окно приближающегося домика, он все больше погружался в воспоминания детства. Его ушибы, ссадины. Как мама умудрялась сделать так, что от простого дуновения или поцелуя боль уходила. Вот и сейчас, все тело, уставшее и измученное, воспринимало ее прикосновение как панацею, как единственное и необходимое лекарство способное залечить раны и ссадины и остудить горящую чадным пламенем душу.
— Мама, — лишь бормотал парень.
Домик приблизился еще ближе. На крыльце появилась бабушка. В своем стареньком засаленном передничке, в котором всегда крутилась у печки. Она тоже вытянула вперед руки, встречая единственного внука. Бабушка, ее песни на ночь, такие тихие и мелодичные, нежные и добрые. Они звучали как легкое журчание воды, раскачивали на волнах и погружали в сладкие детские сны.
Тело Беса и впрямь качнулось на воде, дошедшей парню до груди. Ничего. До островка оставалось уже совсем ничего. Доплывет. Тем более мама рядом.
Сзади раздался всплеск, далекий чужой. Непонятный шорох или шум коснулся сознания парня. Этот шум мешал. Отвлекал от продвижения вперед. Да и мамино прикосновение от этого шума изменилось, сделавшись жестким, и плавное мановение превратилось в дерганые рывки. Островок с домиком и стоящей на крыльце бабушкой отодвинулся дальше. Почему? Не понял парень.
— Мама? — он посмотрел на идущую впереди женщину.
Женщина уже скрылась под водой. На поверхности различалась лишь прядь седых взлохмаченных волос.
Сзади кто-то схватил за плечи и резко дернул. Рука выскользнула из маминой ладони. Бес потянулся было вперед, что бы самому ухватить маму за руку, но пальцы лишь ухватили что-то склизкое, вязкое, с противным холодком просачивающиеся сквозь пальцы. Сзади дернули еще сильнее.
Да кто там? Бес в ярости оглянулся. А в темной воде, дошедшей ему уже до лица, барахтался мент. Он пытался поддернуть к себе Беса и в тоже время сам отчего-то отбивался, скидывал с себя что-то прозрачное, похожее на студент, но в далеком свете единственного фонаря, оставшегося на суши, различить что-то больше, парень не мог. Второй фонарь с залитыми батарейками лежал где-то у берега.
Запястья вновь коснулась рука мамы и тут же обожгла острой болью. Бес обернулся, ни островка, ни домика не было. Темнота. А там, где была мама, колышется какая-то масса. Парень вскинул руку. Хватка ослабла. На запястье в свете далекого фонаря различалась какая-то слизь или какие-то слизняки.
В голове, будто что-то взорвалось.
Уже и вторую руку, и тело обвивали горячие прикосновения. Бес оглянулся на полковника, тот, видимо тоже испытывая боль и, отбиваясь от слизких гадов, все же продолжал тянуть Беса к берегу.
Ожег на шее заставил гопника рвануться к суше. Счищая скованными слизью руками эту же слизь с горла, груди, он со всей силы подтолкнул полковника к берегу, отчего сам подался назад. И обжигающая гадость снова обвилась вокруг него. Парень заорал, как, наверное, орал и мент. Рывками сдирая с себя слизняков, теряя рассудок от боли, он двинулся на далекий огонек. Голова была уже над водой, но что-то скользкое облепило ее, обжигая щеки, пытаясь заползти в глаза и рот. Вот впереди вновь появился полковник, он схватил Беса за руки поволок на берег. Боль нестерпимо жгла все тело.
Прибрежный камень зашуршали под ногами, и тело мокрое и воспламененное рухнуло на него. Свет фонаря бил прямо в лицо, которое нестерпимо жгло. Глазам было больно, но кожу жжение неожиданно отпустило. Липкая скользкая мерзость от света сползла на камень, пытаясь скрыться в темноте. Бес схватил фонарик и стал светит себе на руки. Прозрачная слизь растаявшим студнем засочилась вниз.
Прейдя в себя и более или менее очистившись от липкой гадости, Бес посмотрел на полковника, тот ужом извивался на камнях. Слизь покрывала его целиком. Мент кривился, пытался содрать ее с себя, но все было бесполезно. Руки соскальзывали, ни за что не цепляясь.
Бес направил свет на полковника и через мгновенье, слизь сползла и с него. Тяжело дыша, красный как рак, полковник, еще брыкаясь, отскочил подальше на берег. Посмотрел на Беса, тот понимая, что мент оклемался, опустил свет вниз, а затем перевел его на воду. В нескольких метрах от берега бугрилась огромная студенистая масса. Парень навел свет фонаря на нее и та, будто ей стало больно, ушла под воду, стремительно и плавно.
— Это что за хрень? — Бес перевел фонарь на полковника.
— Это тебя надо спросить. Ты за ней как привязанный плелся. И где твой фонарь?
Фонаря не было. Утонул. А мама? Парень потряс головой. Привиделось? Или эта гадость навеяла?
— Блин. Как же горит, — Леонид Васильевич протянул руку к Бесу. Тот, понимая, что от него просит полковник, протянул фонарь.
Леонид Васильевич сбросил с себя одежду. Просветил сначала себя целиком, а за тем и вещи.
— Ты дом видел? — повторяя действия полковника, спросил Бес.
— Какой дом? — не понял тот.
Парень махнул рукой, понимая, что полковник ничего не видел.
— Неважно.
— Коль. А чего ты так отчаянно в воду-то брел? Демон твой что ли начал работать?
— Нет, — гопник закончил освещать свою одежду. — Демон подчиняет себе. Ты видишь этот мир, но не можешь, да и не хочешь ничего делать. И он управляет и твоим телом и твоим сознанием. А это, — парень передернул плечами. — Это был обман. Жесткий, циничный обман.
— А почему циничный? — не понял полковник.
— Я думал, что это сон, — парень замолчал. — Там мама была. Звала меня к дому. Так спокойно было. Чисто. Бабушка тоже. А оказалось все обман.
— Мать жива-то еще? — спросил Леонид Васильевич.
— Слава богу. Но давно уже не был у нее. Как она? — сам себя спросил Бес. Обида и злость на самого себя проникли в душу, засосало где-то между ребер. — Вот я мудак.
— Эй, — окликнул его полковник. — Ты в норме?
Бес оглянулся. Слезы стекали двумя струйками по красному обожженному лицу.
— Да говорю: мудак я, — может из-за видения и чувства утраченного спокойствия и теплоты, парню захотелось высказаться. — Всю жизнь просрал. С самого ее начала.
— Коль, — полковник не хотел мешать парню, но все же прервал его, указывая на воду. Парень посмотрел на то место, не наводя прямого луча. Над водой опять слегка возвышалась студенистая масса. — Пойдем-ка дальше.
Гопник, не переводя свет фонаря на огромного слизняки, подобрал из-под ног камень какой поувесистей и со всего размаху запустил его в мерзкого гада. Камень попал точно в выпуклость. Слегка завис, соприкоснулся со слизью и исчез под водой вместе с выпирающей массой.
— Пойдем. Вещи и так высохнут. Тепло вроде.
Парни побежали дальше. Время вновь зашаркало вылетающими из-под ног камнями. А долго ли так бежать не знал никто. Слизняк больше не появлялся, но ручаться, что его нет поблизости парни бы не стали.
— Все, — полковник тяжело дыша, опустился на камни. — Привал.
Бес остановился рядом. Посмотрел на воду. Та была неподвижна. Сел рядом. Он тоже устал. Тоже тяжело дышал и хотел спать. Полковник в прошлый раз хоть немного поспал, а он нет.
— Лень, — парень побрел к стене. — Я спать. Не могу больше. С ног валюсь.
— Ok, — отдышавшись, бросил Леонид Васильевич. — Давай, я после.
Гопник прислонился к стене. Потом вовсе сполз на камни и через мгновенье вырубился. Дыхание успокоилось.
Леонид Васильевич осмотрел воду и кромку берега. Мерзкий слизняк или слизняки, парни так и не поняли: было ли это одно существо или несколько, не появлялся. Полковник посмотрел на спящего Беса. Подумал было сесть рядом, но затем решил пройтись немного вперед, посмотреть что впереди.
Расстояние луча не позволило полковнику уйти далеко. Но кое-что он все же увидел. И их решение отдохнуть до этого места показалось Леониду Васильевичу более чем удачной идеей. Стена, у которой сейчас спал Бес через каких-то сто метров резко уходила влево к воде, берег при этом на сколько хватала зрения у полковника исчезал полностью. А что было дальше оставалось загадкой. И как двигаться дальше тоже было не понятно. Вплавь? Из-за гадости в воде — нереально. Ползти по стене? Невыполнимо.
Леонид Васильевич вернулся к мирно похрапывающему гопнику. Присел рядом с ним. Вновь осмотрел берег. Ничего. Тишина. Выключил фонарик и стал слушать. Пытаясь не пропустить тот единственный сигнал о приближении врага. Он понял, что гадость, живущая в озере, не переносит света, поэтому фонарик был в руке, а палец лежал на кнопке выключателя.
Секунды бежали в никуда. Таяли в темноте, терялись в подземном озере. Они не сливались в минуты, а те не отсчитывали часы. Тут не было времени. Оно не ощущалось. Или полковник разучился его чувствовать, ориентируясь в повседневной жизни по наручным часам, по сотовому, постоянному отсчету на экране рабочего компьютера и голосу в радиоприемник автомобиля. Там наверху время было везде. Здесь нет.
Леонид Васильевич вспомнил об оставленных ими Михе и Анне. Жив ли парень? Не вернулся ли Моня? Сам себе усмехнулся, хотя делать это в темноте и фактически в одиночестве было глупо. Но мимика, как и любое движение здесь, были необходимы. Были нужны, чтобы не потеряется в темном мире. Чтобы не стать лишь мыслью в черноте подземелья.
Миха. Бес. Анна. Полковник думал об этой компании. О своем отношении к ним. Террористы? Нет, конечно. Дураки и неудачники. Леонид Васильевич вспомнил о своем намерении упечь их за решетку, о своей вере, что это правильно. Сейчас он так не думал. Конечно, в тюрьму они попадут. Но вешать на них что-то выше их заслуг, Леонид Васильевич уже не хотел. Да и Миха этот выкарабкается ли? Возможно, нет. Моня? Дурка, однозначно. Анна и Бес? Ну что же тут поделаешь? Тюрьма.
Он их жалел? Да нет. И не сочувствовал. Скорее, и это для самого полковника стало откровением, он стал их понимать. Их мир, их жизнь. А он сам? Слишком зажрался в своем мире. Здесь было иначе. Тело некогда мягкое, стало жестким. Редкая и вредная еда стала желаемой необходимостью, а не пресытившимся разнообразием. Вода? Вода была рядом. Но помыться в ней, не говоря о том, что бы попить, было не возможно. Темнота смыла знаки различия между ментом и гопником.
Полковник вновь улыбнулся. Он хотел им помочь. Так же, как Анна хотела помочь ему в самом начале их спуска. Он переживал за Миху, почти как за друга. За друга? Задумался Леонид Васильевич. А у него ведь не было друзей. Работа, коллеги, жена. И все. А друзей не было. Ни хороших, ни плохих, ни каких. Но рядом спящий гопник ведь тоже не друг. Не друг. Но сейчас он зависел от полковника и полковник зависел от него. Это взаимовыручка.
А их Демон? Инопланетянин? Леонид Васильевич представил, что же их ждет впереди. Ведь цель должна была быть уже совсем рядом. Он вспомнил карту на золотой двери. Спуск. Река. Озеро. И фигура в центре круга. Озеро вот оно. Значит и фигура скоро появиться. Хоть вся история, происходящая с ним, и попахивала бредом, но отречься от увиденного, полковник не мог. И интерес, проснувшийся в нем в той комнате со звездами, он лишь усиливался.
А Лиза? Бегемотик? Да нет. Он любит ее. Хоть и говорил себе в начале, что это только карьера. Карьера? Жрать себя и себе подобных ради лишней звездочки и более плотного кошелька. Ломать нервы и здоровье. Приклоняться перед старшими по званию и мстить своим подчиненным, воспитывая в них ненависть и злобу. Да, это карьера.
Леонид Васильевич почувствовал, как от мыслей голова начала тяжелеть. Сон начал медленно обволакивает сознание.
Он включил фонарик. Ничего. Посидел еще немного, борясь со сном.
— Коль, — полковник потрусил гопника за плечо. — Давай на смену.
Тот раскрыл глаза.
— Сколько я спал?
— Да хер его знает. Давай покарауль немного и дальше двинемся.
Парень сел на камень, потер лицо, разгоняя кровь.
— Как тут? Тихо? — гопник взял из рук полковника фонарик.
— Как в гробу. Давай. Разбудишь потом.
— Ok.
Теперь настала очередь Беса вслушиваться в темноту, думать о сделанном и мечтать о будущем. Он с тоской вспомнил своего демона. Вспомнил то состояние, когда в собственном теле сидишь как в этой пещере. Так же темно и пусто. Потрусил головой, отгоняя дурные мысли. Полковник уже тихо сопел.
Раздался чей-то голос. Далекий, неразборчивый. Бес включил фонарь. Никого. Вода спокойная, без движения. Берег пуст. Выключил свет. Голос раздался вновь. Несколько голосов. Они что-то обсуждали. О чем-то спорили. Парень вновь зажег свет и вновь ничего не увидел.
Неужто снова мерещится? Бес похлопал себя по щекам. Тишина. А затем снова голоса. И никого вокруг.
— Чертова гадость, — тихо выругался парень. — Что уже и из-под воды дотягиваешься?
Голоса усилились.
— Ну, давай выходи, — бросил парень черной воде. — Сам я к тебе не пойду. Я даже свет выключу, чтобы ты не скромничала.
Фонарик погас. И парень стал прислушиваться к голосам, к возможному шороху на камнях, к всплеску в воде.
