— Моня. Моня. Да проснись же ты! — Анна просунула руку сквозь решетку обезьянка и настойчиво тормошила парня за плечо. — Давай, просыпался!

КПЗ или, как принято теперь говорить, ИВС, а, по сути, обыкновенная сварная клетка из стальной арматуры, где они находились, располагалось в одном из крыльев старой, построенной еще во времена Советов школы. И дирекция школы при таком соседстве была более спокойна за поведение учеников, всегда можно припугнуть нерадивых школьников близко располагающимися стражами порядка. Иногда же приходилось и не только пугать. И полиции было проще проводить воспитательные беседы с местными хулиганами, не надо было никуда выезжать, все рядом, все на виду. Да и школьникам проведение нередких открытых уроков с присутствием стражей порядка доставляло массу эмоций. Некоторые девочки откровенно засматривались на молодых и подтянутых блюстителей закона, одетых в строгую служебную форму. А парни, не все конечно, только их часть, мечтали тоже быть похожими или даже стать когда-нибудь одним из полицейских, пускай это желание в большей степени было вызвано лишь завистью относительно одноклассниц, не сводивших с людей в форме игривых взглядов. Другая же часть парней, в основном состоящая из ребят уже познакомившись с полицией, но не на открытых уроках, а при выполнении вторыми своих непосредственных служебных обязанностей, смотрела на полицейских с нескрываемым презрением, и слушала представителей закона лишь с целью выработки стратегии, дабы больше им не попадаться. Такой симбиоз двух государственных структур давал весьма неплохие результаты и не только по пропаганде законопослушного образа жизни, но и систематически помогал выявлять и предупреждать детскую преступность на районе.

Но детки детками, а служение закону это не только воспитательные беседы и лекции, но и повседневный труд сотрудников органов внутренних дел, в обязанности которых входит и поиск преступников, и раскрытие запутанных дел, а также не редкие случаи риска своей собственной жизнью.

Анна, выведенная из допросной, вновь была посажена в одну из стальных клеток, располагающихся слева от входа в отделение. В соседнем обезьяннике, имевшем с тем, в котором сидела Анна, общую стену, находились Моня и Бес. И пока девушку допрашивали, Моня успел заснуть, откинув голову на стальные прутья клетки, а Бес, как это с ним случилось и в вагоне метро, сидел неподвижно, уставившись в одну точку, и практически не моргал. Полицейские пытались его допрашивать, но он не реагировал ни на какие попытки привлечь свое внимание. И старший смены отдал распоряжение запросить для Беса медицинское освидетельствование, для выявления его адекватности.

— Моня, очнись, — шепотом говорила Анна и все трясла гопника за плечо.

И тот не открывая глаза, и не поднимая головы, что бы не привлекать к себе внимание сидящего на посту дежурного, процедил сквозь зубы:

— Ну, что там?

— Там срок, — девушка отвернулась от парня и прижалась спиной к прутьям решетки. Получилось так, что теперь она села с Моней спиной к спине. — Про продуктовый молчат, только про метро спрашивали. За что и как дрались и почему стреляли.

— А про деньги спрашивали? Пакет у них? — Моня перебил подругу, все так же цедя слова сквозь зубы и не обращая внимания на ее фразу про срок.

— Ты меня вообще слушал? — девушка чуть повисела голос, и теперь ее шепот казался шипением. — Срок! — медленно протянула она. — Реальный срок. За убийство тебе, а мне за пособничество. А этому овощу, — Анна повернула голову к зависшему Бесу. — Ему дурка, похоже, светит. И я считаю, что ему в этом случае повезет больше чем нам.

— Да и пускай. Деньги где? Они нужны и там тоже. И там даже больше чем здесь.

Анна печально улыбнулась, несколько раз провела рукой по растрепанным волосам, одновременно взбивая и разглаживая их.

— Я думаю, что пакета у них нет. И в ограблении нас не обвиняют, пока что.

— И где же тогда он? — парень перестал строить из себя спящего, выпрямился, подтянулись ближе к девушке, чтобы не пропустить ни одного ее слова, не переспрашивать после и принялся слушать.

— Я этот пакет, когда вы с Бесом пошли за теми двумя фраерами, сунула в сумку к спортсмену, там такая вонь от его кроссовок и шмоток, что менты туда не полезут. Я его туда поглубже засунула. Как предчувствие, что ли какое было, — Анна на время замолчала, печально вздохнув. — Так что он сорвал наш куш, пусть небольшой, но наш, — она еще раз печально вздохнула. — Хотя к чему он теперь?

Из коридора, располагающегося за дежурным, послышались чьи-то громкие шаги, а затем в проходе появился высокий человек, одетый в полицейскую форму с одной маленькой звездочкой на погонах.

— Младший лейтенант — мальчик молодой, — еле слышно пропел себе под нос Моня строки некогда популярного, а теперь, как принято говорить, ретро-хита уже прошлого тысячелетия.

— Что потанцевать хочешь, Ворхинов? — видимо слух у появившегося полицейского был куда как лучше, чем предполагал гопник. — Ты теперь не скоро будешь танцы отплясывать. Если только «Яблочко» в тюрьме, на концерте посвященном дню полиции.

— Это, начальник, пустой базар, — Моня цокнул языком, на мгновение, блеснув в царящем полумраке золотым зубом. — Зря ветер гоняешь, приговор еще не зачитан. Да и ты не прокурор.

— Я бы на твоем месте так не петушился. Еще успеешь, сам знаешь где, — тут уже младший лейтенант не удержался и, многозначительно улыбаясь, подмигнул гопнику. А затем, в одно мгновение, посерьезнев и даже помрачнев, опережая готовую сорваться с языка задержанного колкость, рявкнул так, что похоже даже Бес на секунду вышел из своего оцепенение.

— Ворхинов, спиной к решетке, руки наружу через ячейку!

Не послушаться Моня не мог, да что там говорить, он даже еле заметно подпрыгнул в тот момент, когда полицейский так неожиданно отдал свой приказ. И, не смея перечить служителю закона, молодой воришка и уже без пяти минут убийца, поднявшись спиной к решетке, заученным движением, молча, вытянул руки через нее. Глухой щелчок и кисти гопника оказались зажаты легкими, но очень прочными браслетами.

— Сержант Михеев, — это младший лейтенант уже обращался к дежурному. — Ключи от камеры.

И через некоторое время подталкиваемый в спину Моня плелся по коридору к одному из невзрачных кабинетов, в котором долго и нудно отвечал на вопросы, врал, выгораживая себя и подругу, и был даже готов все списать на товарища, но это было бы уже окровенено глупо, ведь были и другие свидетели.

— А ты знаешь, что за превышение самообороны и дачу ложных показаний тоже срок дают. Тем более, что другие участники тоже свидетельствуют о самообороне, только вот с их стороны. А на тебе неопровержимые тяжкие телесные, вполне вероятно, приведшие к гибели человека, плюс предыдущие задержания. Среди всех имеющихся претендентов на заключение, ты явный фаворит, — младший лейтенант закрыл лежащую перед собой папку и, внимательно посмотрев на Моню, спросил. — Ну что, чистосердечное? А?

— Да я и так только лишь от чистого сердца, — но наигранный протест несправедливо обвиненного лишь заставил дознавателя сильнее нахмуриться. Допрос не привел не к каким результатам и из-за этого младший лейтенант был заметно раздражен.

— Завтра в СИЗО переведем. Посмотрим, что ты там будешь говорить, — дознаватель собрался было встать, но потом на мгновение задержался и, как будто, что-то вспоминая, продолжил. — Ты, вообще, в курсе? — он серьезно посмотрел на Моню.

— В курсе чего? — парень ответил не менее серьезным взглядом.

— Шестьдесят три погибших на данный момент, и столько же стремящихся туда, сотни пострадавших. Убытков на сотни миллионов, как рублей, так и долларов, — младший лейтенант замолчал, давая гопнику время на переваривание этих чисел и следя за его реакцией, которая была более чем предсказуемая. Моня из серьезного стал каким-то бледно серым.

— Вы это на меня не повесите. Я не приделах.

— Следствие покажет.

Больше младший лейтенант не произнес ни слова, а Моня снова был возвращен в КПЗ или ИВС, где к тому времени стало на одного задержанного больше, который выглядел и пах так, будто он очень длинный срок провел на свиноферме, но не в качестве сотрудника, а в роли одной из свиней, которая жрала из той же лужи, в которую перед этим гадила. Анна отстранилась от смежной стенки двух камер, и по зеленному цвету ее лица было ясно, что приблизиться к своему парню она не спешит. Бесу же было вновь все равно. Как сидел до этого, так же располагался и теперь, не смотря на то, что вновь прибывшей бомж разместился в непосредственной близости от него.

— Это что, такой своеобразный элемент психологического давления? — обратился гопник к дежурному, на что тот ухмыльнулся, но не проронил ни слова в ответ.

Раздалось невнятное бормотание возле двери, там кто-то силился открыть ее снаружи, постоянно шаркая и ударяясь чем-то о стены, но дверь не подавалась. Немного приоткрывшись, она неожиданно срывалась и слегка хлопая, закрывалась вновь. Затем приоткрывалась опять и опять срывалась. Так повторилось несколько раз, прежде чем человек за ней наконец-то справился с доводящим механизмом, коим здесь служила обыкновенная пружина, и дверь широко распахнулась.

В отделение полиции, двигаясь вперед спиной, стало аккуратно протискиваться чье-то тело. Все присутствующие, за исключением Беса, с интересом наблюдали за никак не появляющимся визитером. Дежурный, видящий все, что происходит лучше всех остальных, его конторка находилась как раз напротив входной двери, слегка улыбаясь, периодически хихикал. Остальные же, забыв о вони, идущей от бомжа, пристально всматривались в дверной проем, находящийся по той же стене, к которой был пристроен обезьянник, и ждали, когда же и они смогут увидеть, что там происходит.

Сначала из проема появилась чья-то пятая точка, одетая в обыкновенные синие джинсы. За ней, все еще бормоча себе под нос, что-то недовольное, выдвинулась спина и ноги. Футболка на человеке была белого цвета с отпечатанным рисунком большого куска пиццы, усыпанного колбасной стружкой, и прикрытого круглыми кусками резаного помидора со стекающим с краев расплавленным сыром. А в последнюю очередь, в отделение протиснулась голова, одетая в кепку с длинным и широким козырьком, и руки, в которых человек держал несколько очень широких коробок с пиццей. Все еще тихо ругаясь, разносчик попытался развернуться, но начал делать это слишком рано, и коробки в его руках, зацепившись за дверную раму, чуть не упали на пол. Дежурный откровенно смеялся. А человек, выругавшись уже достаточно громко и внятно, все же развернулся к дежурному, и с облегчением опустил коробки с пиццей прямо на столешницу его конторки. Лица вошедшего видно не было, кепка съехала вперед, прикрывая его козырьком.

— Веселая пицца от веселого пиццерийщика! — раздался гнусавый и совсем не веселый голос. — Кто примет?

— Давай мне, — Моня не удержался, что бы не выдать хоть что-нибудь.

А дежурный, пунцовый от давящего его смеха, смотрел на разносчика пиццы влажными от выступивших слез глазами.

— Я, конечно, извиняюсь, — вновь прогнусавил человек. — Но почему вы смеетесь?

Тут уже хохотали все.

— Ну, ты же ведь веселый разносчик веселой пиццы от веселого пиццерийщика, — дежурный ржал не в силах сдержаться.

— И что? — раздражение в шипилявящем голосе разносчика придавало его речи еще больше смешных ноток. Нет, конечно, дефекты речи это не смешно, но в сложившейся ситуации, удержаться было не возможно. — Ну и что? Я вас спрашиваю! — продолжил человек. — Это дает вам право ржать надомной?

— Нет. Нет, — запротестовал дежурный. — Я ни в коем случае не над вами самим. Нет. Просто вы так долго и уверено протискивалось к нам, — сержант, весь красный от смеха вновь не удержался и закатился, а отсмеявшись, продолжил. — Вы так уверено пробирались к нам, что мне теперь уже даже стыдно вам сказать, что пиццу у нас в отделении никто не заказывал.

Дежурный вновь заржал и заключенные, вторя ему, тоже покатились со смеху. Бомж так же пытался смеяться, но у него выходило какое-то глухое бульканье, а от того, что его плечи колыхались от рвущегося из груди смеха, вонь в отделении усилилась еще больше, так что даже разносчик пиццы стал оглядываться по сторонам, в поисках источника этого неприятного запаха. И Моня мог бы поклясться, что в один из моментов под козырьком промелькнули знакомые ему черты. Но вот кто это, он пока не мог понять, но рефлекторно весь подобрался и, перестав смеяться, в ожидании следил за человеком, который, опустив голову вниз, полез к себе в набедренную сумку и, шелестя там бумажками, видимо, в поисках нужной накладной, растерянно проговорил.

— Ну как же, — а потом даже воскликнул. — А-А-А, да вот же она!

Он наконец-то нашел то, что искал, и, вытаскивая целый ворох чеков и накладных, неизвестно как поместившихся в его маленькую сумочку, разносчик пиццы быстрым движением перекинулся через конторку дежурного, а тот, не ожидая ничего подобного, не успел среагировать. Разносчик, резко ударив сержанта в лицо, прижал к его шее какой-то черный предмет. Раздался характерный для электрошокера треск, и бесчувственное тело дежурного отводилось на спинку его кресла.

Больше никто не смеялся. Человек в пицце-кепке обшарил стол перед дежурным, подобрал, висящие на гвоздике ключи и, не теряя больше ни секунды времени, кинулся к обезьяннику. Отперев двери, он с непониманием уставился на освобожденных.

— Что вылупились? Дергаем отсюда! — выпалил он нормальным голосом.

— Миха? — Моня наконец-то узнал недавнего разносчик пиццы.

— Миха, Миха, — подтвердил человек. — Дергаем от сюда. Живо! Дед, ни кому не скажешь? — это Миха уже обращался к бомжу.

— Не, — прохрипел тот, даже не двинувшись со своего места.

Больше говорить было не о чем. Забежав в клетку, Миха помог Моне поднять Беса, который к удивлению парней сразу поддался их порыву и двинулся вслед за ними, им оставалось лишь указывать дорогу. Анна уже стояла у двери, придерживая ее для товарищей. Четверка беглецов скрылась в дверном проеме, об который через мгновенье громко ударилась дверь.

Бомж подождал немного, но ничего больше не происходило. Дежурный так и сидел, откинувшись на своем кресле, а на шум из кабинетов ни кто не вышел. Дед не спеша вышел из камеры, подошел к конторке дежурного, взял все коробки с пиццей и вернулся в обезьянник, слегка прикрыв за собой решетчатую дверь. Затем он раскрыл коробки, сразу все, и стал не спеша, и постоянно хрипя, и похрюкивая от удовольствия, поглощать еще горячие пиццы, чередуя между собой куски из разных коробок.