Это было как в замедленной съемке. Бутылка жигулевского пива местной пивоваренной компании выскользнула из руки Егора и, кувыркаясь в воздухе, постоянно выплескивая по дороге густую пену, пролетела мимо удивленного лица Антона. Он медленно проводил бутылку взглядом, потом посмотрел на товарища, рука которого сжимала теперь лишь пустоту, а затем с силой ударился о находящийся рядом поручень.

Свет померк в одно мгновение, и тут же темнота в газах сменилась черно-белыми звездочками, которые улетели вслед за находящимися в вагоне людьми. Крики падающих вокруг пассажиров метро, как казалось Антону, заглушали неправдоподобный металлический лязг и срежет, раздающийся в туннеле. Егор, пытаясь зацепиться за поручень рядом с Антоном, издал не то какой-то визг, не то крик, и, широко раскрыв от удивления глаза, улетел вперед, перемешиваясь там с живой массой людей.

Поручень, на котором повис Антон, скрипел в тон резко затормозившему поезду, а сам парень еле сдерживал стон, рвущийся из-за плотно сжатых губ. Перегнувшись через поручень, Антон держал у себя на спине, по меньшей мере, пять человек, которые по инерции давили вперед. Опора под ним начала прогибаться все сильнее, и в момент резкого толчка, когда поезд влетел в стену, поручень не выдержал, давящей на него массы. Антон успел с облегчением вдохнуть и в следующий момент с силой влетел в чью-то спину, костлявую, твердую и неприятно пахнущую. А затем на парня вновь надавили все те люди, что прижимал его до этого.

Свет в вагоне трепыхался, как бабочка в паутине, и у стороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что он на дискотеке, когда яркий белый свет моргает с невообразимой частотой, когда на долю секунды становится невообразимо ярко, а затем наступает полная темнота. И при этом промежуток времени между переключением настолько маленький, что человеческий взгляд воспринимает лишь рваную картинку, дерганную и неровную. Но сторонних наблюдателей здесь не было. Все люди, находившиеся в вагоне, под скрежет трущегося металла, постоянные всполохи искр за окнами и мигание света внутри, все присутствующие были увлечены неудержимым движением вперед навстречу поручням, локтям и спинам.

На ногах не устоял никто. В момент, когда вагон все же остановился, Антон был в сознании, придавленный от силы лишь двумя телами. Свет в вагоне моргал с меньшей частотой, чем до этого. Но его неровный ритм угрожал оборваться в любой момент. Где-то впереди раздавались взрывы и скрипы. Вагон и пространство за ним были наполнены стонами боли.

Антон ощутил, как кто-то над ним совершено бесцеремонно уперся рукой в затылок, от чего парень чуть не задохнулся, уткнувшись лицом во все туже дурно пахнущую спину. И, наверное, именно этот резкий мускусный запах окончательно привел его в чувство. Резко дернувшись, Антон скинул с себя так неудачно расположившегося мужчину. Вскочил на ноги, и тут же грохнулся обратно, поскользнувшись на чьем-то рукаве. Поднялся второй раз и, оглядевшись вокруг, в ужасе схватился за вывернутый поручень. В мерцающем свете и всполохах недалеких пожаров парень, спотыкаясь и ежесекундно падая на чье-нибудь тело, добрел до ближайшего сиденья, откинулся на уцелевшую спинку и замер так на несколько минут, приходя в себя.

Вокруг царил хаос. Тела валялись вперемежку. Кто-то стонал, постепенно приходя в себя и борясь с охватывающей тело болью, кто-то шевелился, пытаясь выбраться из под давящих сверху тел. Но большинство, не двигаясь, валялось в совершено неестественных позах. Руки заломлены, ноги вывернуты, головы вздернуты вверх, и глаза у некоторых смотрят невидящими взорами сквозь металл вагона, тела, лежащие вокруг, и, наверное, сквозь самую толщу земли, в недрах которой сейчас гибли сотни людей.

«Надо найти Егора». Почему-то в этом мигающем свете, и проникающем сквозь щели вагона едком запахе дыма, Антон не мог сосредоточиться в полной мере. Он не был морально готов к подобному происшествию. Он нуждался в помощи и поддержке.

«Найти Егора, а затем спасать всех остальных, и спасаться самим». Благородство еще не было выветрено из сознания молодого парня абсолютным безразличием большого города, где люди живут лишь для себя и человек человеку волк. Парень искренне верил и в добро и во зло, и ясно видел для себя, где проходит линия разграничения этих двух понятий. И поэтому, попав в ситуацию, где он может помочь другим, он считал себя обязанным сделать именно так. Ведь он же человек и гражданин! А люди, какими он не были бы зверьми в обычной жизни, обязаны помогать друг другу во время беды.

Определив для себя задачи и последовательность их решения, парень начал медленно пробираться среди валяющихся впереди бесчувственных тел. Стараясь не наступать на распростертых людей, он аккуратно переставлял ноги, находя пространство между плотно лежащими друг к дружке телами.

Шаг. Еще один. Вдруг чья-то рука сильно схватила его щиколотку. Да так, что Антон от неожиданности резко дернул ногу вверх. Хватка соскользнула, но рука тут же показалась вновь. Повинуясь внутреннему порыву, парень схватил руку и потянул на себя. Он никогда не думал, что человеческое тело может быть таким тяжелым. Вот вслед за предплечьем из кучи показалась голова. Это был мужчина средних лет с огромными, скорее всего от пережитого только что, темными глазами. Он даже ничего не сказал парню. Усевшись на скамейку, где недавно приходил в себя молодой человек, он обхватил руками свою голову, и, тихонько подвывая, начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Оставив его, Антон продолжил пробираться дальше.

Свет в вагоне моргал все реже. Все чаще разбросанные по полу тела погружались в полную темноту, подсвеченную снаружи не такими уж и далекими пожарами. И в эти мгновения, Антон беспомощно замирал на месте, боясь двигаться дальше, чтобы не наступить на кого-нибудь.

Вот свет вновь померк, и Антон замер, не двигаясь, и погрузился в какой-то нереальный мир. Ему казалось, что он один живой среди мертвых, что вокруг уже начавшие тлеть трупы, а через нос в легкие с каждым вдохом проникает их трупный яд. Парень даже остановил дыхание, пытаясь стряхнуть наваждение. Свет включился вновь и Антон, уже менее осторожничая, ринулся вперед к еще живым людям, вдыхая в себя все более усиливающийся запах гари. Он, примерно вспомнив, куда унесло его друга, принялся отодвигать лежащие тела. Некоторые начинали стонать от его прикосновений. От первой парочки таких тел Антон со страхом отшатнулся, но постепенно освоившись и успокоившись, он начал помогать подниматься этим людям.

Часть пришедших в себя пассажиров вместе со схватившим Антона за лодыжку уже орудовала возле двери, пытаясь открыть ее, что бы выбраться в туннель. Парень же все разбирал завал из бесчувственных тел. У очередного мужчины, и Антон с отвращением отдернул руку, на месте сгиба локтя сквозь отсыревший от крови рукав джинсовой куртки торчала белая на сломе кость. Переборов тошноту, вызванную видом чужой крови и торчащей кости, парень похлопал мужчину по лицу. Тот еле зашевелился и сквозь сковавшую губы сухость прохрипел: «Где я?».

Антон вкратце рассказал ему о происшедшем, помог, как и предыдущим, сесть на сиденье, а сам продолжил ковыряться среди тел, краем глаза наблюдая, как раненый мужчина, сначала с изумлением смотрел на торчащую из кровавой джинсы кость, а затем стянул с себя ремень и прямо поверх куртки затянул его выше места перелома. При этом орал он так, что несколько людей пришли в себя сами без помощи со стороны.

«Вот и нашел, сначала друга, а затем помог всем остальным». Парень разгребал людей, наблюдая, как вагон потихоньку пустеет. Как пришедшие в себя, кто по группе, а кто по одному, отправляются в путь по рельсам. Как некоторые, все же чувствовавшие на себе бремя общественного долга, принимаются помогать собратьям по несчастью, приводя их в чувства и оказывая первую медицинскую помощь.

И вот наконец-то, в уже весьма поредевшей куче находившихся без сознания людей Антон увидел знакомую ветровку с эмблемой «Найк». Парень поддернул бесчувственного товарища вверх, но придавившие его тела не позволили это сделать. Антону пришлось сначала отодвинуть какого-то грузного мужчину и весьма симпатичную девушку, которая тут же пришла в себя и, не разобравшись в чем дело, начала строить глазки парню, пока тот помогал ей подняться. Но когда она осознала где находится, то взгляд ее из кокетливого превратился в наполненный испугом взор ребенка, родители которого, увлекшись выбором шмоток, свернул за какой-нибудь стенд в модном бутике, а бедняга теперь стоит один посреди зала и не знает, что ему делать и куда бежать, а на губах уже готов сорваться жалобный крик вперемежку с надрывным рыданием.

Добравшись до Егора, Антон первым делом проверил его дыхание. Все в норме. Повреждений на теле товарища парень не увидел. И, немного приободрив самого себя, стал приводить друга в чувства. Как ни странно, пары ударов по щекам Егору было достаточно. Открыв сначала левый, а потом правый глаз, парень еще некоторое время молчал, осознавая, где он и что с ним. А после с ужасом посмотрел на одногруппника и выдал такой нелитературный набор слов, что Антон невольно поморщился. А люди, сидящие в другой части вагона, оставили свои дела и с удивлением воззрились на еще молодого парня, который ни как не мог за свою жизнь увидеть и уж тем более пережить все то, что он только что сказал.

— Эй! Эй! Ну, ты как? — Антон в упор смотрел в широко раскрытые глаза Егора. — Пришел в себя?

В ответ парень еще раз витиевато выругался. Покрутил головой, переводя взгляд, то на друга, то на сидящих поодаль сограждан. Задержался на тусклых всполохах в окне. Как стекла в вагоне не повыскакивали при таком торможении, было не понятно. Он посмотрел на лежащих на полу людей. Попытался встать, но с первого раза у него это не получилось. Тогда выждав несколько секунд, он вновь попытался подняться, при этом упершись всем телом на плечо друга.

— Твою же мать! — Егор явно был еще не в себе. — Это как же так? Ничего не помню.

Антон проводил друга до ближайшего сиденья, которое за недолгое время стало своеобразным перевалочным пунктом для приходящих в себя людей.

Из уже открытых створок дверей все сильнее доносился запах гари, а с неровными порывами ветра в вагон начали вползать струйки дыма, пока что молочно-белые, как туман, но становящиеся с каждой минутой все более густыми и темными.

— Антон, надо валить отсюда. — Егор поднялся с сиденья. — И сделать это надо, как можно скорее.

Сказав это, парень двинулся к выходу из вагона, людей в котором оставалось меньше трети от первоначального числа. Часть из которых продолжала валяться на полу, так и не прейдя в чувство, а другая часть уже спускалась в мерцающую темноту ого дымом туннеля.

— Так нельзя. — Антон стоял на месте.

— Что нельзя? — не понял Егор, обернувшись на товарища.

— Нельзя их бросить. — Антон окинул взглядом, лежащих без сознания людей. — А вдруг мы бы были на их месте. — помолчал мгновенье и добавил. — Да ты и был на их месте. И если бы не я, то до сих пор так и лежал бы, придавленный и задыхался бы там.

От нерешительности Антона, которая сковала его в самом начале поиска товарища, не осталось и следа. Он четко знал, что должен делать. Егор же, стоя полубоком к другу, опустил голову. Потом медленно повернулся и, зажато улыбаясь, сказал.

— Да, ты прав. Что-то мне по голове, видать, круто прилетело. — он двинулся к бесчувственным телам. — Ну, что? С кого начнем?

Антон похлопал товарища по плечу, мол, молодец, так правильно, так нужно, и уже вместе они начала помогать людям, пока едкий дым еще не совсем мешал это делать.

Как выяснилось, не всем пассажирам этого вагона повезло пережить поездку, ставшую последней и для поезда и для этих людей. У одной женщины шея была вывернута так неправдоподобно, что сначала показалось, будто эта голова не ее, а другого человека, лежащего рядом. Но когда тот заворочался, а синюшное лицо женщины при этом плавно закачалось от движения, Антона чуть не вырвало от осознания того, что она мертва. Так же была пара людей, головы которых были пробиты кусками поручней и сидений. Им помогать тоже уже не было нужды. Крови на полу вагона было не так уж и много. Как видимо большая ее часть впиталась в одежду пассажиров.

В конце концов, когда электрическое освещение оборвалось совсем, а от горького дыма заслезились глаза и кашель заставил судорожно сгибаться, парни решили, что больше им здесь делать нечего. На полу вагона остались лежать только мертвые тела. Антон с Егором еще какое-то время постояли возле них. В отблесках пляшущего где-то за вагоном пламени раны на мертвых видны не были. Они лежали как сломанные игрушки, а придать их телам более естественное положение парни не решились.

Освещая себе путь светом мобильных телефонов, парни аккуратно спустились из вагона. Там, где должна была быть голова состава, вовсю бушевало пламя, багровыми волнами накатывая на сводчатый потолок и плескаясь под ним образуя своеобразные приливы и отливы. Антону даже показалось, что он чувствует жар от огня, хотя до него было еще как минимум три вагона.

Задерживаться товарищи не стали. Вопросов по выбору дороги не возникло. Прочь от огня и дальше от дыма. Заглядывать в вагоны по пути они не решались, так как задержка в этом дыму грозила и им самим неминуемой гибелью. Правда иногда все же приходилось перелазить через помятые, ободранные и местами словно вспоротые огромным ножом темные вагоны, которые перекрывали туннель, прижимаясь к его стенам, то одним боком, то другим. В этих вагонах, царила примерно та же картина, что и в их собственном. Где-то на полу оставались лежать уже мертвые тела, а где-то люди старались помогать друг другу. Парням удалось привести в себя еще одного мужчину, который тут же с ревом бросился к распластанной на полу женщине, которая, к сожалению, была уже мертва. Стоя на коленях перед телом, мужчина прижимал к своему лицу ее руки, как будто пытался согреть их своим дыханием. Рев, вырвавшийся у него в первом порыве, затих. Теперь он беззвучно замер над телом. Антон осветил мужчину светом мобильника, и увидел, что лицо у того перекошено в приступе истерики, безмолвной и поэтому такой жуткой.

— Оставь его. Пойдем. — Егор дернул друга за рукав. — Он все равно останется с ней.

Антон и сам это прекрасно понимал. Он физически ощущал то безразличие к самому себе, что охватило сейчас мужчину, который, по-видимому, хотел сейчас лишь одного: умереть тут же рядом с той, что лежала на полу.

Парни отступили и пошли дальше, перебираясь через открытые двери пустых вагонов. Больше люди им не попадались, ни живые, ни мертвые. Удаляясь от головы состава все дальше, парни заметили, что вагоны тут пострадали меньше, чем идущие в составе первыми. Все реже встречались исковерканные и помятые. А последний вагон вообще стоял на рельсах, как будто бы он остановился на очередной станции и ждет, когда его заполнят всегда спешащие люди. Но, ни людей вокруг, ни света, указывающего им дорогу, не было. Темнота и оставшийся за спиной запах гари, который уже не вызывал приступов кашля, от которого парни страдали в своем вагоне.