Глава 7
Античный детектив

Михаил Камолин вышел из душа, завернув вокруг пояса серое полотенце. Крупные капли, высыхая, стекали по поджарому татуированному торсу. Всюду валялись игрушки, которые офицер не хотел убирать. Можно было тешить себя надеждой, что мелкая как-нибудь заглянет. Что, конечно, было вряд ли — не успела она привыкнуть к возможному новому папе. На широком балконе, на одном из двух стульев у приделанного к стене откидного столика, сидел Гнолг. Возраст этого тропического жука перевалил за тридцатник, а он всё оставался в личиночной стадии. Его тело состояло из широких бугристых пластин, чёрных, с оранжевым кантом по краям. Передняя, треугольная, заканчивалась маленькой оранжевой головой, раза в два меньше человеческой. Гнолг напоминал скорее гусеницу, чем жука. Обычно инсектоиды проходят метаморфоз в возрасте, по человеческим меркам соответствующем юности. Спустя столько лет Камолин ожидал встретить его уже совсем другим, но лучший друг старшего лейтенанта нисколько не изменился со времени, когда офицер закончил региональную Академию ССБ и был отправлен в командировку в этот провинциальный городок. Может быть, для его вида это и было нормально, ведь Гнолг и сам не знал, к какому он принадлежит. Сложив на груди две пары оранжевых хитиновых рук, инсектоид следил за передвижениями Миши по квартире маленькими чёрными глазками.

— Ты пойло своё нашёл? — спросил офицер, заметив пустоту на столике.

— Не искал, — предсказуемо ответил Гнолг, и Камолину пришлось возвращаться в прихожую.

Для насекомых, не признающих обычный алкоголь, делали специальные напитки — крайне сладкие и сильно забродившие. Взяв из холодильника два жестяных бочонка, со специальными вмятинами для жавл по бокам, Михаил вышел из прохладной комнаты в приятную духоту летнего вечера. Плюхнувшись на стул, он как всегда с трудом, откупорил не предназначенную для человеческих пальцев крышку, хлебнул приторной гадости и почесал отрастающую рыжую щетину, погружаясь в мрачные раздумья.

Собственно небритость и была причиной сегодняшнего нагоняя от начальника на вечернем совещании. А точнее поводом. Каждый день Камолин выслушивал разнообразные упрёки, потому что дело его остановилось, как ледокол, затёртый во льдах Арктики. Ускользнув буквально сквозь пальцы в деле столичных рептилоидов, подземные бандиты больше не подавали признаков существования. Сам старлей, Мясо, выздоравливающая Вика и приписанные к их группе братья-клопы денно и нощно ползали по подземным коммуникациям, но находили лишь грязь, отходы и одиноких бестолковых бомжей, травящих байки про «подземный город крыс» и «тайное общество пауков». Форма вся провоняла, да и самому Мише казалось, что отмыться с каждым разом всё труднее.

А сегодня, на фоне утренних успехов Нуаре и Арафаилова, Камолин казался начальству сущим бездельником, вот и выслушивал профилактический разнос за неопрятный внешний вид. Самое интересное, от кого исходили претензии за небритость! От полковника Толоконникова, мутанта, у которого вместо лица поросшая серой шерстью волчья морда! Камолин поделился своим возмущением с Гнолгом, тот повернул в его сторону голову, промолчал. А чего он, собственно, скажет?

Нагретый вечерним солнцем воздух шелестел во дворе листвой узорно подстриженных берёз, снизу доносился весёлый гомон детёнышей самых разных видов, а бывалый офицер ССБ в компании своего молчаливого друга предавался жалости к себе. Не только в работе было дело — всё в жизни пошло как-то наперекосяк. Какие-то мелочи, упускаемые из виду, неверные шаги. Стоило оглянуться назад, заново оценить свои решения, и они казались настолько очевидно неправильными, что складывалось впечатление, будто жизнью Михаила живёт кто-то другой.

— Зря Залину выгнал, — пожаловался он Гнолгу, — могло что-то получится…

— Не могло. Эмоции, — отрезал жук.

— Для вас тараканов, все мы слишком вспыльчивые!

— Сам хотел…

— Во всём на вас походить-то? — закончил за него Миша. — Да потому что всё детство видел твою хитиновую рожу!

— Обиды? — безразлично спросил Гнолг.

— Да не на тебя… На себя больше. Просто ты здесь сидишь. А у вас действительно есть чему поучиться. Вы не сожалеете ни о чём, чтоб вы не сделали.

Камолин потёр свою татуированную макушку. Голову-то он брить не забывал, а то рисунок видно не будет.

— А смысл? — продолжил дискуссию инсектоид.

— Сожалеть-то? Ну как, если движешься к цели, а достигнуть её не можешь, значит, действия-то твои неправильны…

— Нет, — возразил Гнолг. — Цель.

Жук отвернул свою головёнку, давая своему розовокожему другу самому сделать выводы. Миша уставился на край одной из окаймлённых оранжевой полосой пластин. А действительно, чего он хочет добиться в жизни, в работе? Цель его была простой и понятной — будучи всю жизнь окружённый несправедливостью, создавать справедливость самому. Препятствием к этому являются не столько сами бандиты, сколько слабые администраторы, создающие благоприятную среду для появления разного рода сволочей. Такие, как тот же Толоконников. Сложные решения принимать боится, предложение закачать в подземелья газ отверг. «Лишний риск!» Зато все сразу бы повылезали, и искать бы никого не пришлось! Зато столичным засланцам задницу лижет, любой бред их поощряет!

А этот презерватив зелёный, Арафаилов? Камолин его поддерживал и как нормального мутанта, когда на него все косились, и как хорошего работника. А когда от Ящера могла понадобиться помощь в деле, тот провернул эту свою авантюру, в которой, чтобы поймать одного преступника отпустил пять. И Камолин поле этого виноват, что они на дно залегли? Разжаловали бы тогда уж сразу в сержанты, а шайку Палача пусть этот столичный умник с рогатым гомосеком ищут. Им после утреннего триумфа всё равно заняться нечем.

Сверхсладкая брага, не предназначенная для человеческого организма, ударила в голову. Вторая банка так и стояла нетронутой возле задумчиво качающегося на стуле тропического жука. Михаил поднялся и облокотился на подоконник, глядя в синее небо летнего вечера.

— Ты опять пить не будешь? — спросил он инсектоида.

— Ты допьёшь, — произнёс Гнолг.

— Допью. Может я потому и такой дурак стал, что постоянно за тобой допиваю. И что у тебя за привычка новая, говорить фразами в один-два слова? Странный ты стал.

— А был другой?

— Да нет вроде, такой же…

Но, обернувшись, Камолин обнаружил на месте своего странного друга пустоту. Вот ещё одна новая дурацкая привычка — уходить, когда взбрендит. Офицер потянулся. Снова появилась эта тупая боль вверху спины.

А половину суток назад, туманным утром этого дня, разозлённый предыдущими неудачами майор Нуаре восстанавливал свою репутацию безупречного оперативника. Дело о таинственных обнаглевших «хирургах», не постеснявшихся заживо вырезать печень у эсэсбешника, олень раскусил чертовски быстро. Наблюдая за его аналитической работой, Фар даже испытал некое подобие восхищения и перестал саркастически улыбаться при рассказах о прошлых победах маммолоида.

С помощью знакомых из Промзоны майор раздобыл две спутниковые карты города в момент предположительного совершения убийств, а также несколько раз пересмотрел записи уличных камер наблюдения. Основной зацепкой была идея мобильной лаборатории, позволяющей хранить извлечённые органы и инструменты. Фар, как и многие другие, сделал бы акцент на неприметность автомобиля или элашки. В этом-то он и ошибся. Такой подход предполагал бы наличие у медиков базы, причём с холодильным оборудованием. Такие-то объекты Ящер периодически безрезультатно осматривал. Нуаре предложил другой вариант — рефрижератор. И на обеих картах в паре кварталов от мест убийства как раз был припаркован не слишком приметный серый военный грузовик.

Машину практически сразу нашли и несколько дней следили за ней, пока она курсировала по городу. За это время из неё никто не вышел, за узкими тонированными стёклами разглядеть водителя не представлялось возможным. Наконец этот прямоугольный короб, с присоединенной подвижным гофрированным коридором поворачивающейся бронированной кабиной, остановился в достаточно безлюдном месте.

Лучи восходящего солнца не могли пробиться через густой утренний туман, лишь подкрашивая его в бледно-оранжевый цвет. Трое вооружённых оперативников медленно шагали от своего припаркованного поодаль чёрного броневика к приземистому серому силуэту автолаборатории сквозь приятного оттенка молоко. Справа потихоньку появлялась из матовой пустоты невысокая толстая труба заброшенной котельной. В практически абсолютной тишине было слышно, как гудят вентиляторы холодильных установок на крыше грузовика.

Если хирурги за ним наблюдали, то видели, как из тумана первой выплывала фигура в чёрной обтягивающей форме, верх которой представлял собой мерцающий зелёным голографический прицел в обрамлении ветвистых рогов. Старший группы целился в сторону возможной опасности своим любимым скорострельным автоматом с толстым цилиндрическим охладителем на стволе. В простонародье это оружие получила название «Абенд», сокращенно от немецкой фразы «добрый вечер». За время, которое нужно, чтобы это произнести, немецкая винтовка выпускала около пятнадцати пуль. Шерстяное лицо майора, как и остальных офицеров, закрывала чёрная полимерная маска. Внутренний интерфейс подсвечивал все попадающие в объектив внешних микрокамер ближайшие объекты светлым контуром, так что туман не был особенной помехой.

Чуть спереди и слева от него, бесшумной поступью двигался Абдельджаффар, держа наготове свой пистолет пулемёт. Замыкала их развёрнутый остриём назад боевой треугольник Алина, прижимающая к плечу короткую крупнокалиберную винтовку с широким цевьём, защищающем руки. Это оружие специально создавалось для пробивания панцирей таких мутантов, как инсектоиды и канцероиды. Оставшийся в броневике Мазур доложил, что просветить экранированный стенки грузовика рентгеном и тепловизором не представляется возможным и что стационарный пулемёт на крыше нацелен на кабину грузовика, на случай, если хирурги попытаются скрыться. Зная, как ушан стреляет, эсэсбешники сместились значительно правее.

Настороженные отсутствием признаков жизни, оперативники подошли к задним дверям грузовика. Никаких других входов в прямоугольный фургон обнаружить не удалось. Фар прилепил на замок в обрамлении серых пластин устройство для взлома. Алина обошла лабораторию, наблюдая за бортом, противоположным тому, что взял на прицел Альтом. Устройство подобрало код, узкая половинка двери медленно отъехала в сторону, правая широкая начала открываться, Этьен и Фар прицелились в сумрак внутри грузовика, из которого выкатилась и прошла по ногам волна холодного воздуха.

Их явно не ждали. Внутри началось какое-то движение. Интерфейс внутри маски не справлялся и не мог нормально высветить то, что с шелестом приближалось к выходу. Фару видел какой-то бесформенный комок удлиняющихся и укорачивающихся щупалец, движущийся между встроенным в обе стены оборудованием с мониторами и прикреплёнными на подвижных сочленениях инструментами. При приближении к выходу один комок распался на два и наконец, в тусклом свете туманного утра можно было рассмотреть двух мутантов. Они были без одежды, под прозрачной склизкой кожей бугрились комки зелёного цвета мышц. Удлинённые тонкие пальцы в серых медицинских перчатках держались за стенки, кольчатые шеи и острые головы угрожающе вытягивались в сторону незваных гостей. Это были черви, коренастые, широкоплечие и зелёные. Фар впервые видел аннелидоидов вживую.

Не похоже было, что черви собираются атаковать. Чувствуя себя хозяевами положения, оперативники сразу огонь открывать не стали. Оружия у аннелидоидов не было, правда один из них вытянул вбок зелёную кольчатую руку, так что она стала длиннее раза в полтора, и взял небольшой металлический шприц из ящика на стенке. Нуаре объявил об операции ССБ и предложил им сдаться, но было непонятно, понимают ли они его вообще. А между тем, в темноте за ними зашевелился кто-то ещё. К шуму вентиляторов прибавился тихое электрическое гудение. Ящер обратил внимание на два ряда продолговатых ламп вдоль стен автолаборатории.

В этот миг эсэсбешников ослепил яркий свет. Оба червя рванулись вперед мимо Ящера, которого ещё одна длинная зелёная рука затащила внутрь и прижала к полу. Науре открыл огонь по правому от него мутанту. Но тот, что был слева, проскочил мимо него, воткнув в его ногу шприц. Конечность начала неметь, олень развернулся, целясь в червей. Теперь он оказался межу ними и грузовиком. Один был изрешечён пулями, но по-прежнему стоял на толстых кольчатых ногах с тремя широко расставленными длинными пальцами. Черви приготовились к атаке, сжав в тугой комок свои зелёные тела с вполне гуманоидным строением мускулатуры. Расстрелянный вытянулся вперед в броске, но тут раздался грохот выстрела и металлический звон затвора, пуля Алины отбросила аннелидоида на несколько метров назад. Падая, Нуаре отрыл огонь по второму, тот упал и отполз за стоящие неподалёку у кирпичной стены котельной мусорные баки, волоча разрезанную пулями «Абенда» надвое ногу. Алина выстрелила ещё, простреленный червяк поспешил укрыться вместе со своим собратом.

Первый в это время высовывался из-за баков. Нуаре вернул себе устойчивое положение, сев на задницу и короткими очередями не давал червю высунуться. Сзади него из салона доносились звуки пистолетных выстрелов. Этьен дал колли команду подготовить гранату, тут Альтом доложил, что держит ползучую тварь на прицеле. Отползя от баков, майор приказал открыть огонь. Туман прорезала огненная линия пулемётной очереди, место, где укрывался червяк, превратилось в пыльное облако, из которого вылетали зелёные ошмётки и раскорёженное железо. Второй червь, прижавшись к земле и извиваясь, поспешил выползти из-за баков и ринулся прямо на Алину. Лейтенант выстрелила на опережение в острую голову, червь успел остановиться и сократиться, так что пуля взрыла землю прямо перед ним. Сменив направление движения, аннелидоид заполз под днище грузовика, спрятавшись за двумя парами задних колёс.

А внутри ещё один аннелидоид, более крупный, чем другие два, прижал к полу Арафаилова в узком проходе между вмонтированным оборудованием. Зелёный червь, чье тело было разделено в области поясницы глубокой поперечной бороздой, навис над Ящером, держа его одной кольчатой рукой, а второй конечностью пытался воткнуть в голову рептилоида присоединённый серебристыми трубками к какому-то прибору широкий блестящий скальпель. Из находящейся прямо перед глазами Фара головы выдвинулась болотного цвета трубка с ротовым аппаратом мутанта, Т-образные челюсти заскребли по маске, замазывая её слизью. Пытаться перебороть существо, представляющее собой сплошной комок мышц без костей, не представлялось возможным, поэтому Фар, одной рукой отводя от головы скальпель, стрелял аннелидоиду в грудь, но тот сокращал мышцы и мелкокалиберные пули вязли в них, не доставая органы.

Ящер начал звать на помощь, Нуаре развернулся, но сидя на земле, видел лишь зелёную спину червя. Когда Фар услышал это в коммуникаторе, он просунул колено под склизкий живот червя, сумел упереться в его расстрелянную грудь ногой и со всей силой пытался приподнять мутанта повыше. Вытягивая руки, червь не ослаблял хватку, скальпель опускался всё ниже, но голова чуть приподнялась, и этого оказалось достаточно, чтобы олень прицелился. Очередь разорвала треугольную голову на лоскуты, позволив Фару вылезти из-под аннелидоида и присоединиться к расстрелу. Довершила дело подоспевшая Алина, пригвоздив червя двумя пулями к дальней стенке салона, где тело ещё долгое время продолжало извиваться в конвульсиях.

Жизнь последнего «зелёного хирурга» прекратил хлопок брошенной Алиной гранаты. Червь выполз из своего укрытия в три разные стороны. Кусок руки и нижняя часть тела с одной ногой сами со временем перестали двигаться, голову с куском тела и рукой добила из своей «насекомобойки» всё та же Алина.

Вместе с аналитиками, айтишниками и труповозкой приехал сам Толоконников. Походил в рассеивающемся тумане среди зелёных ошмётков, довольно поухмылялся, и, пожав руки, уехал в сопровождении верного Аварова. Пустырь у котельной наводнили люди и мутанты в чёрных и серых формах. Внутри лаборатории нашли контейнеры с охлаждёнными и готовыми к транспортировке внутренними органами. Среди документов в электронном виде нашлись дипломы профессионального кардиолога и нейрохирурга на невыговариваемые имена. Кто из аннелидоидов был кто, осталось загадкой.

Но связи с Промзоной, на которую надеялся Фар, у червей не было. Изъятые органы они отправляли на другой конец Евразийского Союза, по нескольким адресам на различных побережьях Чёрного моря. Всё это напоминало Фару ситуацию, в которой атака похитителей органов на его будущего тогда друга была началом расследования, позволившего раскрыть в столице антигосударственную деятельность концерна крупных корпораций. Помимо отчёта начальника Управления, Ящер готовился отправить в столицу свой, с собственными соображениями по этому делу, напрямую Магомету Ибрагимовичу. Лишь один контакт был у них в городе — некий Кентавр, с которым они связывались в дни убийств и которому часто переводили деньги. В базе данных этот субъект значился как наемник средней руки, однако с репутацией профессионала, не провалившего ни одного заказа. Для неспособных к нормальной коммуникации червей, он был связью с окружающим миром, искал потенциальных жертв. Можно было поискать его, только вот зачем?

Альтом с Фаром стояли у дверей грузовика, когда оттуда вытаскивали труп чуть не убившего капитана червя. Ушан ковырялся в голографическом дисплее на наруче, выискивая в базе данных, к каким же видом они столкнулись. Наконец он изрёк:

— Задонский зелёный червь!

— Какой, какой? Задовский? — переспросил Фар, думая, что нетопырь какую-то шутку сюда ввернул.

— Задонский. Водился в районе реки Дон. Считался хорошей наживкой для рыбы. На такую тушу несколько лет рыбачить можно!

Ковыляя, сзади к ним подошёл майор, растирая медленно отходящую то паралича ногу. Ткнув пальцев в полосу на животе червя, пояснил:

— Видишь? Делиться собрался. Ещё бы немного и было бы два червя. Я не удивлюсь, если у всех троих окажется одинаковая ДНК.

— А им, этого, «Чпокен Штрассе» не надо что ли? — удивился Мазур, жестом изобразив, что именно он имел в виду под псевдонемецким термином.

— Нужно, хоть все аннелидоиды и гермафродиты. Вообще-то у этого вида такого способа размножения быть не должно. Но, похоже, ускоренная эволюция преподнесла им такой подарок. Получилось бы два брата: один вырос бы из головы, второй — из жопы.

— Вот теперь мы знаем, как ты появился на свет! — улыбнувшись, Фар похлопал Альтома по плечу. — А то все удивляются — почему он как задница себя ведёт.

Отвесив им в ответ порцию свежепридуманных гадостей, сержант пошёл делиться ими с Алиной. Нуаре нашёл информацию, что грузовик зарегистрирован в Причерноморье. Значит, точно там была какая-то база, и наверняка туда органы стекались со всей страны, раз эти залётные «медики» так далеко сюда забрались. Что ж, теперь на подобные грузовички с червячками по всему Союзу начнут обращать внимание. Возможно, сегодняшнее утро спасёт многих людей и мутантов от участи Люйя Вейшена. В общем, офицеры остались довольны результатами дела и друг другом. У майора это даже вылилось в странную для Абдельджаффара похвалу.

— Долго ты не давал червяку себя убить. У тебя хорошо развита мускулатура! — заявил Этьен, похлопав Фара по груди.

Ящер насторожился, и отметил для себя стараться не оставаться с оленем наедине. Не первый раз маммолоид акцентировал внимание на своей, либо чужой мускулатуре. Но как к начальнику и коллеге к Нуаре вопросов у Фара не было. На вечернем подведении итогов Толоконников с замами пели им обоим дифирамбы, а остальные, в особенности Федотин, неприязненно косились.

После сдачи отчётов для группы наступил период блаженного безделья. Нет, Арафаилов, конечно же, без дела не сидел, просто загружал себя делами своим любимым способом — бессистемно. Ибо свято верил, что «воля к системе есть недостаток честности». Так говорил почитаемый рептилоидом Фридрих Ницше. В первую очередь, он хотел помочь Камолину в деле Палача. Не так давно интересами разжалованного офицера пришлось пожертвовать, и теперь Фар пытался восстановить товарищеские отношения с этим человеком. Взяв на вооружение метод Нуаре, капитан раз за разом просматривал материалы дела. Какая-нибудь деталь, не замеченная старшим лейтенантом, могла помочь прогрессу в расследовании. А то как-то нехорошо получилось. Не то, чтобы Ящер стыдился, нет, он же заранее понимал, чем всё может кончится тогда. Просто глупо было терять одного из немногих в городе союзников.

Самой главной зацепкой был полученный от подземельных дурачков счёт, на который они ждали кредитов от Люджинг Ши. Естественно, он был подставной, их покровитель был далеко не дурак. Но, проследив историю трансферов, Фар нашёл закономерность: одним звеном в цепочке переводов всегда выступала одна и та же фирмочка — «Фотиа Финанс». Из трёх зарегистрированных сотрудников этой организации двое числились в других финансовых конторах, а досье третьего заканчивалось свидетельством о смерти. Через эту несуществующую фирму проходило сотни мелких переводов, основная масса средств в которых принадлежала промышленным предприятиям, входящих в один из крупнейших концернов в Промзоне. Появился новый вопрос: кто-то из «Солар Глобал» создал эту схему, чтобы незаметно финансировать Палача, или же кто-то таким образом крадёт их средства для вышеуказанной цели?

Естественно, не выпадали из поля зрения капитана и поиски Квирина. В обход хакеров из Информационного Отдела Фар под новым вымышленным именем общался на форумах его юных «римлян» и следил за всеми выходками этого самопровозглашённого бога. А они становились всё наглее и кровавее. Недавно он объявил, что искоренит коррупцию в аппарате мэра. За несколько дней были похищены четыре чиновника из городской администрации. Затем их головы поутру были найдены подвешенными на ветках сухого дерева на одной из центральных улиц. Ствол и ветки коряги «красноголовики» выкрасили в красный цвет, а днём в сети появилось обращение Эреба непосредственно к мэру, где весь этот кровавый перфоманс назывался «деревом Аз-Заккум», и подробно объяснялось, что так арабы назвали дерево в глубинах ада, чьи мерзкие, вечно гниющие плоды в виде голов бесов служили пищей грешникам. Видите ли, античной мифологии для обозначения своих акций Квирину стало мало, в арабскую полез! Правда, весь эффект был испорчен одной опечаткой. Последняя грозная фраза выглядела так: «Ты посеял мерзость вокруг себя — пожимай теперь плоды!» Ну а что, Артём Маркович старенький, глаза уже не те.

Однако цели своей он добился — бедный затюканный общественным резонансом мэр не только плоды свои начал пожимать, но и всё, что у него ещё пожималось. Он опубликовал полный финансовый отчёт, свой и приближённых. И вернул в городскую казну некие «неучтённые средства», суммой эту самую казну раза в полтора превышающие.

Ну и наконец, после больничных, похищений и прочего появилось время вернуться к таинственной связке магнитных ключей Себека. Здесь он решил зайти с другой стороны и искал в эсэсбешной базе данных заброшенные, либо кажущиеся таковыми, объекты в городе с подходящими замками. После работы он ехал к одному из них перед тренировкой и пробовал ключи. Пока результата не было.

В тот день, ближе к концу рабочего времени Абдельджаффар остался в кабинете один. Остальные, также неприкаянные члены их группы расползлись по разным углам Управления. Альтом внизу, в гараже, перебирал бренные останки своей модной элашки, Нуаре торчал в кулуарах, поближе к начальству, дабы успеть урвать дельце, которое ещё более его прославит. Алина снова заступила в Регистрацию, ведь там можно было втихаря поиграть в новую сетевую игру «Ecce Homo» или «Человечество», на которую она подсела.

Она даже дома у Фара её установила и, вылезая из постели после секса, не одеваясь, пялилась в голографический монитор, пытаясь выжить в людском обществе начала двадцать первого века. В игре предлагалось выбрать одну из тогда существующих стран и попытаться добиться успеха в правовом государстве, где никого нельзя безнаказанно убивать, а достичь чего-то можно было, только умело обходя громаду законов, один бестолковее другого. Получалось это только у самых искушенных игроков, Алина к их числу не относилась, но очень старалась и злилась в случае неудач. Ящер сделал целую серию «антиэротичных» снимков этой молодой обнажённой самки, сгорбившийся над световой клавиатурой и строящей разнообразные дикие гримасы милой мордочкой, упертой в голограмму.

И вот опять Фару на коммуникатор пришло радостное сообщение: «Я на взятках прокачала своего прокурора до 1бго уровня и купила себе яхту!» Он отвлёкся от копания в базе, потянулся, глядя на бледный полукруг луны, плывущий по бледно-синему предвечернему небу на фоне фиалок на подоконнике. В этот миг дверь в кабинет приоткрылась и внутрь заглянула большая коричневая голова инсектоида. Она принадлежала жуку-усачу, одному из самых распространенных видов мутантов, произошедших от насекомых. Правда именно эта массивная тёмно-коричневая, почти чёрная, голова с широкими жавлами, отличалась от других квадратным изображением лабиринта, выгравированном на хитиновом лбу между чёрных фасеточных глаз. Абдельджаффар занервничал, но быстро взял себя в руки, изгоняя из памяти образ сидящего в камере внизу розового канцероида. Тем временем, в кабинет вошёл весь оставшийся высокий мощный жук с длинными усами, спускающимися по спине вдоль надкрыльев с более светлым коричневым краем. Верхнюю пару покрытых броней рук он сложил на груди, нижнюю упёр в пояс и замер в дверях, по-видимому, озираясь. Благо для этого инсектоидам не надо было вертеть головой. Все детали хитинового панциря мутанта были покрыты резьбой в виде квадратного греческого орнамента. Сие любопытное создание произнесло бесцветным голосом из нейрорепродуктора:

— Я Мибаро.

— Я очень, очень рад. Чем могу? — сухо ответил Фар, ожидая продолжения речи.

— Я не уверен, туда ли мы попали…

Тут за спиной жука раздался нетерпеливый хриплый бас: «Да сюда! Я чего, не помню, какой она назвала?» Насекомое отступило в бок, давая проковылять к столу Фара старому мутанту-быку, опирающемуся на трость с квадратным набалдашником из малахита. Маммолоид был одет в модный костюм с отогнутым косым воротом на бежевом, под цвет шерсти на морде, пиджаке. Старик сел в кресло напротив капитана, разгладил длинную узкую седую бороду, свисающую с большого облезлого носа. Ярко блестели надетые на большие рога серебряные узорные наконечники.

— А я Денис Павлович. А то я смотрю представляться то у вас не этого, не того… — пробурчал визитёр, упер в Ящера большой указательный палец с рудиментарным копытом и злобно затараторил. — Эта старая тварь, эта облезлая рыночная змеюка охренела вконец! Это явно она! Белый Бык мой лучший боец, более того он лицо арены, моё лицо! Все знают, что владелец арены Минотавр — бык, и Белый Бык — соответственно бык! А урод этот прямо в раздевалку его пролез. Чудом спугнули. Он Жопу чуть не порешил!

— Архонт, да это не тот, — попытался остановить этот поток старческой брани инсектоид.

А Фар сидел и тихо охреневал, пытаясь сдержать смех и въехать в эту стремительно несущуюся на него чушь. Он смог выдавить из себя одно только слово:

— Кто?

— Кто? Как кто? Кентавр! Конь этот семипедальный! Если у него всё выйдет, ни о какой замене мной Министра речи уже не пойдёт. Это плевок, это удар по репутации! Так что если Галина Ильинична не хочет искать другого лояльного ей бизнесмена, надо этого наёмника задавить, и тех, кто его нанял, прижучить! Причём, чтобы все видели, что вы меня поддерживаете! Чтобы ни у кого сомнений не возникло, что Минотавр здесь в авторитете, а никакой не Палач и никто другой! Ну как поможешь майор? Семь, даже десять тысяч тебе лично перепадет.

— Архонт, это не майор. — Жук-то рассмотрел нашивку на жилетке Фара.

— Как? — удивился Минотавр. — Она сказала в 37ом майор там…

— Нет, всё в порядке, — заулыбался Арафаилов, — Я его помощник.

Вот картинка-то вырисовывалась! Перед ним сидел один из мелких криминальных авторитетов города, господин Желтко, владелец клуба «Лабиринт», где проводились бои местного дивизиона Свободного Турнира. А Галина Ильинична, обещавшая ему помочь занять место Эдберга, была начальницей Отдела Кадров в Управлении. Она ещё была у льва на похоронах. Оказывается, эта немолодая строгая женщина прикрывает все эти «авторитетные» задницы. А дорогой наш Нуаре у неё доверенное лицо для решения таких дел. Вот откуда кредиты на дизайнерские шмотки! Семь тысяч! Две месячные зарплаты! За то, чтобы какого-то наёмника грохнуть! Тем более что снова появилось знакомое имя. Деятельный парень этот Кентавр, быстро нашёл себе другую работёнку! А заодно дал рептилоиду повод сунуть свой зелёный нос в чужие дела. Стоило воспользоваться ситуацией и дальше покопаться в этом направлении, мало ли, что ещё раскопать получиться и какие рычаги давления обнаружить! Надо было притвориться введенным в курс дела.

Абдельджаффар пообещал быку и жуку всяческую помощь, убедил, что вдвоём или втроём их вмешательство будет весомее и долго выторговывал премиальные по шесть тысяч каждому. В конце концов, в отчёте в столицу о кредитах можно будет и не упоминать. Посетители ушли. Осталось дождаться Нуаре и поставить его в неловкое положение.

Этьен появился чуть позже и не один, а в обнимку с существом, половую принадлежность коего у Фара не сразу получилось определить. Майора нежно обнимало за талию что-то похожее на маммолоида-лошадь. Под натянутой на серую шерсть белой майкой бугрились мышцы побольше капитанских, при этом светло синие спортивные штаны были заправлены в женские кроссовки с розовыми вставками, удлинённую морду украшал ненавязчивый макияж, а грива была заплетена в несколько идущих друг за другом косичек. Всё-таки эта оказалась самка — из-под майки на плечах выглядывали лямки розового топика, утянувшего грудь. Но производила она скорее впечатление трансвестита. Альтом подлил масла в огонь, прислав сообщение: «Видел кобылку? Интересно, он её или она его?» И присовокупил голограммкой более хрупкой лошадки, одетой в трусики со страпоном. Подозрения, к которым изначально Арафаилов отнёсся со скептицизмом, всё крепчали.

Поприветствовав пассию начальника, Ящер решил бить в лоб и, как бы к слову, изложил суть наклюнувшегося дельца. Олень замер и начал вращать своими большими глазами навыкате. Сообразив, попросил подругу:

— Пушечка, подожди в элашке. Дело государственное, тебе это слышать не надо.

— Конечно милый, — произнесла она довольно нежным для её вида и облика голосом и ушла.

«Пушечка! А почему не Тушёночка?» — усмехнулся про себя Фар, а вслух спросил:

— Дайте угадаю — толкательница ядер?

— Нет, профессиональный военный — артиллерист. На тренировке вчера познакомились. Слушай, насчёт Минотавра. — Олень упёрся руками в стол, справа и слева над капитаном нависли острые ветви наполированных рогов. — Мы оба взрослые мутанты, так ведь? Ну, если не я на таких наживаться буду, так кто-то другой. Я оправдываться не собираюсь. Считаешь нужным…

— Нет, вы не поняли, — прервал его Ящер. — Я согласился, ну, от нашего лица. Вы, надеюсь, не против, что я в долю влез. — Надо было дать оленю почувствовать себя хозяином положения.

— Ааа, — облегчённо протянул француз и отпрянул. — Просто репутация-то у тебя… Я думал, что ты очень принципиальный в таких вопросах.

Сомневается. В принципе, правильно делает. Арафаилов решил показать Нуаре своё доверие.

— Я не за принципиальность, я за разум. Если вы о Шагдаре наслышаны, то там другая ситуация была. Если хоть какая-то, пусть небольшая угроза государству есть, то тут не до мелочных интересиков. А в остальном, я возможности подзаработать стараюсь не упускать.

— Это не вяжется с образом молодого столичного дарования, который ты создаёшь.

— В нашей профессии это только в плюс! — оскалил Ящер свои мелкие острые зубки.

Знал бы майор, что это «молодое дарование» в столичную Академию из деревни в пустыне попал благодаря сестре отца, служащей тогда начальницей Службы Обеспечения Главного Управления ССБ ЕС. Она почти всех родственников распихала по службам и корпорациям. И половина экзаменов сдавалась также через её знакомых. Нет, Фар не был занимающем чужое место чьим-то протеже. Работал он не жалея себя, отсутствием интеллекта не страдал и во многих полезных для профессии областях имел большие познания. Но не во всех. И, где старания не хватало, применял хитрость.

Нуаре согласился принять помощь Арафаилова (а будто бы у него был выбор), и капитан оказался вовлеченным в этот древнегреческий детектив. «Кто натравил Кентавра на Минотавра?» Можно было представить себя этаким античным Шерлоком Холмсом, сидящего в тоге и лавровом венке и воскуривающем благовония под звук кифары. Какие бы дела довелось вести! «Кто похитил Персефону?», «Кто ослепил Полифема?», «Кто украл Золотое Руно у царя Колхиды?»! Но потом мысли Ящера вернулись с его серое бытие и весь оставшийся вечер он раздумывал, на что потратить шесть тысяч кредитов.

Бои в клубе «Лабиринт» проводились три дня в неделю. В понедельник состязания были не смертельными, и в них мог поучаствовать любой желающий подзаработать кулаками денег. Среда была днём соревнований местных профессиональных бойцов, заработавших в своё время репутацию по понедельникам, но убивать также запрещалось. Спортсмены были разбиты на группы по стилям и весам и соревновались за право бросить вызов чемпиону в одной из дисциплин. Чтобы привлечь зрителей и любителей делать ставки, в битвы часто вносился элемент шоу, зачастую бойцы втягивались в долговременные противостояния, которые затем заканчивались кровавой бойней по субботам. Среда была своеобразным «днём вызовов». А вот в субботний вечер зрителей ждало самое интересное: вышеупомянутые выяснения отношений и смертельные отборочные бои в более высокий дивизион Евразийского Свободного Турнира.

Офицеров пригласили на дневное шоу в середине недели. К началу они не поехали, дабы произвести больший эффект на главном событии дня. Ближе к полудню Арафаилов хотел отзвониться в Службу Перемещения, придумав дурацкий повод отлучиться с рабочего места, но Нуаре его опередил. «Запиши меня и капитана на текучку и приглуши, с меня „можжевеловка“ с кивано» — сказал он диспетчеру и отправился в гараж за своим заделанным под древний «Харлей» боевым мотоциклом. Вот так вот. Помогающий бороться с коррупцией внутри службы спутниковый контроль, в который так верило столичное начальство Фара, здесь легко обходился элитной водкой на тропических фруктах.

Пара чёрных эсэсбешных мотоциклов подъехала к низкому квадратному зданию с зеленоватым круглым куполом раздвижной крыши, на металле которого играло выглядывающее из обрывков туч солнце. Бойцовский клуб по виду напоминал храм или мечеть. Бездельников в среду днём оказалось довольно много: сырой после дождя асфальт парковки весь был заставлен разноцветными автомобилями и элашками. Изнутри доносились восторженные крики толпы и усиленный динамиками рычащий голос ведущего.

Офицеры вошли в полутёмный холл через серебристые лучи сканера, раздался крякающий сигнал — прибор нашёл оружие, а с ним входить внутрь было запрещено. Охранники в коричневой форме с квадратными эмблемами на груди застыли в нерешительности, не рискуя связываться с эсэсбешниками. Тут к входу подошёл Мибаро, пригласительно махнув суставчатой лапой и велев своим сотрудникам не чинить офицерам препятствий. Нуаре заговорил с жуком, а Арафаилов тем временем огляделся.

Наполненный галдящими людьми и мутантами нижний этаж клуба был декорирован под древний лабиринт. От холла в две стороны вели узкие извилистые проходы, стены были интересно отделаны — они казались покрытыми сплошными зарослями мха, из которых торчали неяркие плазменные светильники в виде факелов. В полутьме сновали молодые мутантки в тогах с картридерами и сканерами для считывания кредитов на ставки. Некоторые посетители прикладывали к приборам карты, подносили глаза для считывания рисунка сетчатки, либо пальцы для анализа ДНК, смотря какая степень защиты была у их счёта. Полутьма была заполнена разномастной толпой любителей единоборств, среди которой Фар узнал двух братьев ихтиоидов, сыновей убитого им националиста. Сверкая латуневой чешуёй, они стояли рядом с монитором, на котором отражались курсы ставок на того или иного бойца. Те тоже узнали офицера и поприветствовали, высокий старший сухим кивком головы, младший более тепло. После череды напряжённых разъяснительных бесед, Ящер поручился за них в Отделе Государственного Контроля. Благодаря этому с них сняли слежку и вернули часть собственности. Не совсем пропащие оказались ребята.

Начальник охраны клуба ушёл по своим делам, майор позвал Фара и по винтовой лестнице они поднялись на второй этаж, на просторные трибуны арены. Зрители располагались на балконе вокруг ямы, в центре которой на восьмиугольном возвышении, по древнейшей гладиаторской традиции покрытым утрамбованным белым песком, состязались бойцы. Над головами загудели моторы, начал раздвигаться купол крыши, запуская внутрь яркие солнечные лучи и потоки свежего после дождя воздуха. Эсэсбешники подошли к ограждению, зрители почтительно расступались перед стражами правопорядка.

На самой арене в это время бились бойцы средней весовой категории. Первым был высокий и тонкий кузнечик. Часть зеленого панциря была покрашена грубыми мазками красной краски, на голове инсектоида была надета железная маска с множеством продольных прорезей. Он четырьмя короткими лапками он колотил по корпусу тощую летучую мышь, такую же бескрылую, как и Альтом, правда, совсем на него не похожую. Через бежевую шерсть обнажённого по пояс маммолоида проглядывали блестящие кибернетические импланты, которые не очень-то ему помогали. Не давая насекомому применять свои мощные ноги, нетопырь вцепился в голову противника своими длинными пальцами и тянул на себя, но пропустил короткий апперкот в челюсть. Этого оказалось достаточно, чтобы кузнечик отступил на полшага и зажал шею противника между мощным бедром и длинной голенью, стоя на другой ноге. Ушастая голова наклонилась вбок, мутант поспешил сдаться, подняв вверх руку, совершенно справедливо полагая, что для того, чтобы сломать его шею, насекомому достаточно небольшого напряжения мышц. «По-хрус-ти! По-хрус-ти!» — начала скандировать часть зрителей, призывая к добиванию, но инсектоид оказался великодушен. Отпустив шею соперника, он отвел ногу чуть в сторону и распрямил её, влепив в череп нетопыря мощный удар, от которого тот отлетел к раю восьмиугольника и упал тряпичной куклой, будучи в глубоком нокауте. Часть толпы разочарованно выдохнула, другая восторженно взревела, когда инсектоид поднял вверх зелёные лапы в победной стойке.

На залитый солнцем песок выкатился мутант — шарпей, нижняя часть его тела была встроена в тёмно-серую автоматическую инвалидную коляску. Крупное ожиревшее тело украшали кожаные шипастые ремни и наручи, чёрная плоская морда утонула в светло-бежевых складках. Его средство передвижения трансформировалось в подобие гироскутера, приподняв пса на уровень нормального роста. Зал заполнил его рычащий голос, раздающийся из динамиков по углам балкона:

— Ха, ха! Вот кто сразится в кровавом бою за право на участие в региональной лиге в субботу! Приветствуйте смертоносного Эль Крухидо!

«Хруст! Хруст! Хруст!» — начли скандировать фанаты кузнечика, переводя его прозвище на русский. Ведущий и победитель покинули арену, на песок вышли две стройные женщины, одна в коричневом костюме древней монашки, другая почти голая, лишь тонкие полоски чёрной кожи на бледном теле заменяли ей бельё. Короткие чёрные волосы красавицы были стянуты в пучок на затылке, нижнюю часть лица зачем-то закрывала треугольная чёрная маска. Под гром басов и визг электронной музыки девушки начали исполнять танец, во время которого, девушка в чёрном, под свист и восторги зрителей, раздевала изображающую смущение монашку.

— Вот тот инвалид, это доверенное лицо Минотавра и его незаменимый ведущий. — Пользуясь паузой, майор посвящал Фара в курс местных дел. — В широких кругах он известен как Жопа, и не спрашивай меня почему…

— И не буду, — улыбнулся Ящер. Вот про кого, оказывается, рассказывал бык! Фар грешным делом подумал, что «чуть жопу не порешил», есть местная фигура криминальной речи.

— Шарпей, между прочим, в прошлом зарекомендовал себя и как боец, и как администратор, — продолжил Этьен. — Ему здесь, на арене, сломали позвоночник. Бык его не бросил, сделал своим доверенным лицом. О чём ни разу не пожалел. А у девушек прозвища Монашка и Тень. У них не один десяток вариантов танца, в котором порядочную монашку совращает её развратная тень. Они, кстати действительно лесбиянки, по крайней мере, первая.

В клубе было все, что нужно толпе: и смерть, и секс. Люди, мутанты, животные — в жизни любого живого существа Эрос и Танатос оставались главными движущими силами. Как ни пытались в поздний период человеческой цивилизации приучить массы к мирным развлечениям, как ни пропагандировали на стадионах торжество спортивного духа, вне арен вся эта затея превращалась в лишний повод побить друг другу морды. А шедевры современного искусства всё равно не были так популярны, как порноактриссы. Идеологи объединённой цивилизации мутантов сняли всяческие табу, полагая, что перенасыщенность совокуплением и кровью снимет с этих вещей сладостный ореол «запретного плода». На данном этапе не особенно получалось.

— Никакой фантазии. Чего ещё ждать от феминисток, пытающихся угодить интересам самцов? — ядовито заметил Абдельджаффар.

— Не любишь феминисток? — с хитрым блеском в глазах спросил олень, беря у проходящей мимо официантки бокал с подноса.

— Нет. Все эти претензии на возвышенную роль материнства, принижение особей противоположного пола, как тупых производителей. Всё это ширма, за которой прячут свою неполноценность самки не умеющие добиваться внимания и не способные жить полноценной жизнью в обществе.

— Согласен, только не забывай, что общество у нас по большей части сексистское. За исключение членистоногих, правда. А мужской шовинизм гораздо большее зло. Убеди всех, что один пол лучше другого и автоматически исключишь из социальных взаимоотношений добрую половину населения. Более того создашь целую касту бесплатных игрушек для секса и домашних рабов. А виноваты самки всего лишь в несколько ином способе мышления. Мы же свято верим в эту нашу «логику»! Хотя десятки мыслителей и убеждают нас в том, что вселенная алогична. Просто женщины легче воспринимают тот факт и поэтому кажутся опасными. Согласен? — Фар кивнул в ответ. — Тогда почему же ты сам сексисит?

— Я? — опешил капитан. — Я сексисит?

— Да. Посмотрел на девушек, навесил им ярлыки бестолковых дурочек. Только вот если бы ты с ними встретился в тёмной подворотне без пистолета, вряд ли бы ушёл живым. Эти лесбиянки одни из лучших телохранителей в регионе. Их нанял Мибаро, они сопровождают Белого Быка на всех его выходах в свет. Они не просто там танцуют, — майор указал на арену рукой с бокалом, — они наблюдают за залом с позволяющей видеть всю толпу точки и в момент, когда этого никто не ждёт. За тобой в том числе. А ты и не догадываешься! Потому что они спрятались от тебя за придуманный самцами образ беззащитных шлюх, в который ты свято веришь! Это в тебе отголоски мышления, возникшего после длившегося несколько тысячелетий геноцида на половой почве. Стоит самке показать свою раскрепощённость и независимость в сексуальном плане, как она получает ярлык «проститутка».

Внутри Фар закипел от возмущения. Какой-то провинциальный полупедик обвиняет его в ханжестве и шовинизме! И не пошлешь, ведь начальник! Ящер привык себя видеть в роли существа, вещающего истины глупцам, а сейчас в этой роли этот франт с бокалом. Капитан злобно усмехнулся:

— Ну, так-то конечно, без половых различий жить было бы гораздо легче!

— Нет, — ответил олень. — Различия надо уважать, а скатываться в крайности. И фифа на каблуках, которые мешаю ей ходить, и вонючий, не следящий за собой «Мужик!» — оба для меня в одинаковой степени уродливы и тупы.

«Да, будь ваша воля, вы бы всех самцов сделали утончёнными, а самок мускулистыми» — подумал Арафаилов, вспомнив пассию майора. Хотя сам часами стоял перед зеркалом, отрывая посеревшие чешуйки, по четыре раза в день чистил пасть и почти всё свободное время не снимал спортивный костюм, работая то над одной, то над другой группой мышц. Не хотелось признавать, что этот лоснящийся олень просто продвинулся дальше в том же восприятии половой культуры, которое было и у самого Фара.

Между тем танец заканчивался, девушки были полностью раздеты, за исключением странной маски на лице Тени. Глядя на упругое смуглое тело Монашки, по красивой спине которой ниспадала длинная каштановая коса, на её маленькую грудь, Фар понял, почему упоминание о её ориентации вызвало в нём такую неприязнь. Её предпочтения означали, что каким бы привлекательным себя рептилоид не считал, он никогда не сможет быть объектом её внимания. Под рассуждениями о «глупости феминизма» прятались уязвлённое самолюбие и мужское собственничество.

Тем временем на арену снова выкатился Жопа и поднял толстые руки с обвислой шкурой, прося у зрителей тишины. Красавицы встали по обе стороны от него, оглядывая зал игривыми глазами. По крайней мере, так должно было всем казаться.

— Дорогие зрители, я представляю вам наших почётных гостей, давних друзей Дениса Павловича — сотрудников нашего доблестного ССБ! — произнёс шарпей, и осветители навели на полумрак трибуны, на которой стояли офицеры, лучи прожекторов.

Фар от неожиданности на секунду растерялся, завращал по сторонам жёлтыми глазами. Майор в полной мере наслаждался вниманием притихшей толпы — выпрямился, заулыбался и поднял в приветствии руку с бокалом. Несмотря на солнечный свет, фигура оленя в лучах софита буквально сияла. Блестели белизной большие квадратные зубы, переливалась гладкая чёрная шерсть, блики играли на отшлифованных кончиках ветвистых рогов. Ящер подумал, что сгорбленная фигура опёршегося о перила балкона невысокого зелёного рептилоида с испуганными глазками, должна была довольно нелепо смотреться на фоне подобного красавца. Но замысел был неплохой. Сконцентрировавшись, Арафаилов внимательно оглядывал толпу. Многие, сделав презрительные или испуганные мины, поспешили уйти вглубь балкона, другие наоборот, протискивались вперёд с любопытным взглядом. Кто-то даже приветственно замахал рукой. Кореец в белом деловом костюме с красным галстуком. Фар не сразу узнал господина Фогеля, заместителя директора «ЭйчТекс».

Но Фар выискивал взглядом других — тех, кто остался неподвижен, не зная как отреагировать на торжественное появление эсэсбешников, боящихся себя выдать своими действиями. Одной из таких замеревших фигур был высокий конь в чёрной кожаной куртке с прямоугольными вставками на рукавах и плечах, стоящий чуть правее офицеров. Грива маммолоида была коротко подстрижена и напоминала длинный жёсткий ирокез. Наёмник стоял, скрестив на груди руки с тремя пальцами на каждой, на покрытой бурой шерстью морде застыло выражение деланного безразличия.

— А теперь главное событие дня! — взревел ведущий, когда прожектора погасли. — Битва титанов, новый вызов нашему непобедимому чемпиону в тяжёлом весе! Не забывайте, господа и дамы делать ваши ставки!

Коммуникатор Нуаре запищал, он вывел на голографический дисплей наруча сообщение. Над его левым запястьем появились голубоватые полупрозрачные округлые символы. Специальный язык для коротких сообщений был создан из переделанных и упрощённых китайских иероглифов. В нём было около двенадцати тысяч символов. Фар знал не более пятисот и с трудом смог прочесть сообщение. Нуаре перевёл: «Фогель удивился, увидев нас вместе, передаёт привет». Значит, немолодой кореец тоже входит в «ближний круг» теневых воротил города! «На три часа от нас Кентавр собственной персоной» — тихо проговорил Фар. Посмотрев туда, Нуаре предал сообщение Мибаро. Между тем внизу заиграла музыка, древние индейские напевы.

— Дамы и господа! — продолжал Жопа, — Этот воин одержал тридцать одну победу, убив девятнадцать своих оппонентов! Встречайте — непобедимый Белыыыыый Быыыык!

Обнажённые девушки, грациозно покачивая соблазнительными бёдрами, пошли к правому выходу на арену, откуда в клубах белого дыма появлялся огромный рогатый мутант. Белая шерсть покрывала бугрящиеся мышцы груди и рук, мощный прямоугольный живот. Бычью голову украшал ниспадающий на спину венец из белых перьев, чресла прикрывал фартук из белой шерсти с коричневыми индейскими знаками. Для пущего эффекта белизны, даже большие глаза маммолоида закрывали белые линзы. Ящер отметил, что, в отличие от недавно навещавшего его коллеги из столицы, этот белый качок не был настоящим альбиносом. На теле можно было разглядеть контуры вытравленных коричневых пятен. Распутные красавицы взяли его под руки, и повели на арену, поглядывая в сторону, где стоял наёмник. Они, конечно же, тоже его заметили.

— Его соперник — претендент на выход в Региональную Лигу, представитель вида «Гоминиес Буфо Буфо», мастер борьбы, сломавший рёбра и руки одиннадцати своим противникам. Несокрушимый Вааалуууун! — представил ведущий оппонента чемпиона.

Под барабанные раскаты зажёгся свет второго выхода, посередине которого на полу лежала серая масса, действительно похожая на большой камень. Масса поднялась, выпрямилась и превратилась в серого амфибоида. Это оказался одетый в короткие серые шорты мутант-жаба, с покрытой большими бородавками кожей и овальной плоской головой, утопленной в шейные мышцы. Он начал принимать культуристские позы, пугая врага своими формами, потом широко расставил огромные руки и вперевалочку поднялся на арену. Девушки забрали у Быка венец и в сопровождении Жопы покинули арену. Бой начался.

Не обращая внимания на то, что происходило внизу. Нуаре следил за Кентавром. Оценив расстояние, он спросил Фара:

— В голову сможешь влепить?

— Под таким углом, только с режимом точного прицеливания.

Олень кивнул, Фар попытался незаметно достать пистолет и активировать функцию, блокирующую выстрел куда-либо, кроме выбранной цели, дабы не убить стоящих рядом. Над мушкой оружия появился зелёный прямоугольник голографического прицела, Фар нажал кнопку, он стал желтоватым. Но было поздно — наёмник заметил это и спрятался за толпу, пытаясь продвинуться к выходу. Бойцы на арене лупили друг друга мощными кулаками.

Эсэсбешники начали преследовать цель, чья голова маячила в полутьме перед ними. Нуаре знаком велел Ящеру взглянуть налево — на противоположной стороне балкона, бесцеремонно расталкивая гостей узорным панцирем, за Кентавром шёл Мибаро, на ходу отдавая распоряжения охране. Наёмник, по-видимому, заметил его и спустился вниз. Фар попутно старался отметить тех, кто заметил погоню и слишком пристально за ней наблюдает. Навстречу им попалась пара, поспешившая отвести взгляд и спрятать лица: девушка в такой же, как у Кентавра, куртке, одетой на красную блузку и высокий орнитоид, полностью завернувшийся в чёрный балахон. Из-под капюшона выглядывал покрытый красными перьями край головы, круглые злобные глаза и острый загнутый клюв попугая. Девушка тоже была странной — половину не слишком красивого лица закрывали длинные кудрявые чёрные волосы. Из-под них выглядывали то ли шрамы, то ли ожоги. Она держала своего странного парня за талию и при приближении офицеров прижалась к нему.

Спустившись вниз, Фар чуть было не потерял Кентавра из виду. Он уходил к входам в подсобные помещения через просторный бар, справедливо рассудив, что все основные входы перекрыты. Привстав с подушек у столика и отложив кальян, вытянув шею, эсэсбешников рассматривал высокий молодой мутант-доберман в серой майке с вертикальной полоской иероглифов на животе. А с другой стороны, у подсвеченного зелёным светом бара, к ним приглядывался седой джентльмен с тростью в бледно-сиреневом костюме-тройке. Тонкое морщинистое лицо под зачесанными назад волосами украшали аккуратные пышные усы и бакенбарды. Но самыми странными было его глаза — они были абсолютно чёрного цвета. Эта непонятная чернота буквально поглотила Ящера, он с трудом переключил внимание на спутницу субъекта — стройную, как будто резную змейку с чешуёй лимонного цвета в белом платьице и серебристых туфельках. Рядом сидел на стуле мужчина с седеющим затылком, одетый в серую куртку, один рукав которой состоял из трех разноцветных частей: синей у плеча, белой на локте и оранжевой у кисти. Он вполоборота смотрел на офицеров, отставив в сторону стакан с пивом.

Кентавр скрылся в тёмном коридоре, следом в темноте исчез узорный панцирь жука. Нуаре и Арафаилов отстали, расталкивая толпу. Клуб не зря назывался «Лабиринтом». Офицеры могли ориентироваться в узких тёмных коридорах только по едва слышимому впереди звуку шагов и шороху конечностей цепляющегося за стены жука. Они прошли вниз, оказавшись в технических помещениях за ареной. Взглянув влево через узкие окошки, можно было увидеть, как за спинами стопившегося по краям восьмиугольника персонала Белый Бык вбивает могучими копытами в песок неудачливую жабу. Вцепившись в пупырчатую шею, чемпион приподнял полубессознательного амфибоида и взревел. Толпа поддержала любимца дружным рёвом.

Одна из дверей в раздевалки была приоткрыта. Ящер на секунду заглянул туда и остановился как вкопанный. Под одной желтоватой лампочкой сидела на невысоком столике обнажённая Тень, широко расставив ноги в изящных военных ботинках. Она упёрлась руками за спиной в столик, приподняв острые груди с торчащими сосками. Зеленоватые глаза над треугольной маской похотливо смотрели вниз, где между её бёдрами расположилась раздетая Монашка. Она целовала аккуратные кубики на животе подруги, её губы спускались всё ниже и ниже. На секунду Фар забыл, что он собственно, здесь делает. Но тут Тень чуть повернула голову, в смотрящего в щель Ящера впился внимательный колючий взгляд. Она слега толкнула Монашку бедром, та кивнула, но не остановилась. Абдельджаффара вернул в чувство толчок в плечо и презрительная усмешка поравнявшегося с ним майора.

А между тем Кентавр уже почти дошёл до светлого прямоугольника выхода. Оборачиваясь назад, он не видел преследовавшего его инсектоида. Конь не заметил, что Мибаро полз в темноте под потолком. Полз он совершенно бесшумно, перестав издавать намеренный шелест хитиновых частей тела о стены, чтобы сбить жертву с толку. Жук обрушился на наёмника всей своей массой, но слегка промахнулся, что позволило коню быстро выбраться из-под него и ударить ногой в высоких сапогах в голову с выгравированным клеймом. Инсектоид быстро встал и атаковал мутанта. В узком коридоре у того было мало шансов выстоять против усача, а на улице за его спиной и того меньше. Но конь яростно атаковал Мибаро в голову, видимо, не осознавая, что таким образом блоки жука пробить не возможно. Мибаро напрягся, растопырил надкрылья, готовясь нанести смертельный удар в совершенно не защищаемый корпус Кентавра. Прямым ударом хитинового кулака жук, бывало, разрывал печень и селезёнку млекопитающих и других мягкотелых созданий. Но тут жук почувствовал мощный удар сзади в место между головным и грудным панцирем.

Услышав шум драки, офицеры побежали, но в конце длинного коридора у выхода нашли валяющегося на животе Мибаро. Он пытался встать, конечности неистово дёргались, бестолково хлопали большие прозрачные крылья, ударяясь о стены. Фар не так давно видел конвульсии умирающего насекомого и сразу понял, что дело плохо. Наступив на перекрывшую проход могучую тушу, олень побежал наружу, но заметил только отъезжающую от клуба серую машину. Ящер разглядел, как из круглой раны на задней части головы Мибаро толчками вытекает желтовато-бурая жидкость.

Мибаро умирал долго. Его отволокли в ближайшую подсобку, где тело жука ещё несколько часов подавало признаки жизни. Конечности всё медленнее сгибались и разгибались, из нейрорепродуктора доносился набор бессвязных фраз и нечленораздельных звуков. Шарпей с охранниками долго решали, что делать с телом. Признать, что наёмник убил начальника охраны, означало потерять престиж в глазах посетителей. Через какое-то время появилась огромная, раза в полтора больше покойного, коричневая самка жука-усача. Это оказалась то ли жена, то ли мать, Фар не понял. В общем, родственница. Боясь, и судя по её виду неспроста, её ярости по поводу смерти дорогого ей жука, Жопа со всей возможной деликатностью ввёл её в курс дела. И она решила вопрос со всем присущим насекомым хладнокровием: намекнула на страховые выплаты от руководства клуба и, удовлетворившись суммой, предложила вынести её любимого кого-то по частям и обставить гибель как несчастный случай дома. Весь остальной вечер охранники пилили своего бывшего шефа и утаскивали из клуба через разные выходы в пластиковых пакетах.

Поздно вечером, когда на город опустились бледно-синие летние сумерки, в кабинете владельца клуба состоялся экстренный военный совет. Офицеры прибыли в полутёмное просторное помещение, три стены которого были украшены полотнами чёрной и зелёной ткани. Четвёртая представляла собой выступающий в зал балкон из бронированного стекла. С той стороны оно казалось непроницаемо чёрным, но отсюда всю арену было видно как на ладони. Спиной к балкону, развернув кресло к массивному столу, восседал Денис Павлович. По периметру этого «логова Минотавра» были расставлены страшные позолоченные статуи. Фигуры людей, мужчин и женщин, замерших в страдальческих позах и безмолвно кричащих, были выполнены в странной манере — они как будто плавились и стекали. Абдельджаффару крайне неприятно было на них смотреть, они напоминали ему какую-то коллекцию жертв пожара. Перед столом стоял поверженный недавно амфибоид. Вся овальная голова была покрыта большими раздутыми гематомами, отчего серая жаба казалась ещё уродливее. Валун, словно заевший патефон, всё требовал и требовал реванша. Но вместо Минотавра с ним разговаривал казавшийся вездесущим пёс-инвалид. Развалив на коляске жирное тело, тот крыл Валуна матом:

— … Мудило ты помятое! Мы тебе дали шанс? Или честь воина задета, так давай, поставлю на субботу в «кашу»! Вас, таких, как раз поднакопилось.

— Да пожалуйста! — Валун не испугался боя пятерых неудачников до последнего выжившего.

— Да хрен тебе! Хочешь легко соскочить за счёт коэффициента? Или побыстрее сдохнув? Будешь по понедельникам выступать, пока я не решу…

— Мне по понедельникам вам вовек долги не отдать! — Амфибоид смешно «окал», будучи вероятно уроженцем края, где процветал древний нижегородский говор.

Но, ни требования, ни причитания не помогли и, получив очередную порцию мата, Валун был выставлен за дверь. Арафаилов понял, почему Белый Бык, боец, явно превосходящий уровнем местных спортсменов, всё ещё торчал в этой дыре. Он позволял контролировать ставки и загонять в долги других бойцов. Хочешь попасть в региональную лигу? Плати, а иначе попадёшь на сего жвачного титана и вылетишь. Это в лучшем случае. Эх, Минотавр! «Репутация моя, репутация»! Так бы и сказал, что иначе кредиты не в те карманы утекать будут.

Сам Желтко в разговоре не участвовал. Он сидел, вцепившись лапой в свою длинную бороду, и смотрел в одну точку посередине стола. Периодически тряс головой, оглядывался и снова уходил в себя. А тем временем в кабинет пришли остальные заинтересованные лица. Появились Тень и Монашка. Одетые. Первая распустила волосы в изящное каре, помимо ботинок и маски на ней появились черные, ушитые под её формы штаны с большими карманами и серая водолазка. Бельё она не признавала. Фар пытался игнорировать этот факт, но, не пялиться украдкой на торчащие сквозь ткань соски у него не получалось. Монашка оделась скромней и женственней: коричневая юбка ниже колена, бежевая блузка с широкими рукавами, утянутая корсетом с ремешками из коричневой, под цвет сапог, кожи. Она встала у стола, оглядывая собрание ехидным презрительным взглядом, резко контрастировавшим с колючим внимательным взором её подруги. Следом за ними пришёл их подопечный в белом спортивном костюме. Упал в одно из кресел, достал большой зелёный батончик из прессованного силоса и принялся жевать, безучастно глядя на остальных большими коровьими глазами, которые теперь, без белых линз казались добрыми и глупыми.

Наконец Минотавра отпустило, ступор сменился депрессией. «Чего ты тут разлаялся?», «За что я вам плачу?», «А вы куда смотрели?», «А ты чего тут жрёшь?» — всем присутствующим «сёстрам» досталось «по серьгам». Ума промолчать не хватило только у Белого Быка.

— Ты чего архонт? У меня четыре желудка, два опустеют — форму потеряю! — возмутился атлет.

Старый бык долго прожигал протеже свирепым взглядом, потом молча включил голографический монитор, и воспроизвёл видеописьмо, присланное ему самолично Кентавром. Над столом возникло мерцающее изображение коня со стриженым ирокезом на фоне какой-то подворотни. Кентавр улыбался широкой лошадиной улыбкой, бахвалился подвигом и угрожал репутацией неуловимого убийцы. «Обгадили подштанники и позвали „собак“? Тем позорнее будете выглядеть, когда я разделаю вашу говядину!». Тут разошёлся шарпей, начал кататься между офицерами и телохранительницами и на всех орать. Фар решил поставить этого конферансье на место:

— Слышишь ты! Жопу бы прикрыл!

Уважение к чёрной форме было залогом выживания Ящера, и любое его отсутствие он старался немедленно пресекать. Но сейчас гонор молодого офицера наткнулся на суровый нрав бывшего бойца. Шарпей угрожающе медленно покатился к Ящеру, рыча:

— Я сейчас твою рожу в жопу превращу!

Пришлось Нуаре поддержать светский тон беседы, достав пистолет.

— При всём уважении к вам, Денис Павлович, сейчас в этой Жопе появится несколько новых дырок, — слишком вежливо и тихо произнёс олень.

Поняв, что с эсэсбешниками лучше не связываться, инвалид начал обвинять девушек. Но Монашка, с насмешкой глядя на шарпея, парировала:

— А мы здесь причём? Наш клиент был в безопасности, мы сообщили об угрозе Мибаро, он и господа «легавые», уж простите за сленг, начали погоню. Мы сделали свою работу и позволили себе отдохнуть.

«Видел я, как вы отдыхали!» — подумал Фар. Он впервые видел вживую лесбийские ласки, и эта сцена никак не выходила у него из головы.

— Слишком уж самонадеян был ваш жук, — вслед за девушками, снимал с себя ответственность майор.

Жопа снова хотел разразиться бранью, но Минотавр его остановил, задумчиво оглядел свои мерзкие статуэтки и произнёс, кивнув в сторону своего чемпиона:

— Ладно. Олух-то наш жив здоров. Это самое главное. А Мибаро… Как у вас французов говорят: «а ля герн, ком а ля герн»! Так?

Майор как то неуверенно кивнул. Минотавр продолжил:

— Вопрос: как теперь этот наглый кусок навоза достать?

Денис Павлович ткнул тростью в зависшую над столом голограмму Кентавра. Положив руку Абдельджаффару на плечо, Нуаре ответил:

— Всем вместе. На этот раз. Не так тут всё сложно, как кажется. Просто покумекать надо!

Кумекать начали прямо с утра на работе. Нуаре и Арафаилов закрылись в кабинете, вывели на голографические мониторы над рабочими столами пачки личных дел и принялись их перебирать. Фару с трудом удавалось сохранять природное хладнокровие — майор, видимо считая, что разница в звании обязывает, постоянно одёргивал и учил своего помощника. Методы аналитической работы у офицеров были совершенно разные. Арафаилов надеялся на так называемый «человеческий» фактор, на ошибки и проколы преступников. Он искал в любом деле несуразности и несоответствия. Внимательность при таком подходе давала мгновенные результаты. Нуаре раскритиковал метод Ящера. С точки зрения майора, так мыслить бесполезно, если в другом углу интеллектуального ринга находиться не дурак. Сам он предпочитал долгую и кропотливую работу по исключению версий и подозреваемых. Достигнув к полудню подобия консенсуса, офицеры оставили на рассмотрение дела тех персонажей, что заинтересовали их обоих.

Общая картина получалась следующей: никто из сферы влияния Минотавра от гибели Белого Быка ничего не выигрывал. Администратор рынка, мадам Ю, в чьи кредиты старик хотел запустить копыта, заказчиком быть не могла. Старая ящерица всю жизнь платила Люджинг Ши, а те всегда защищали своих собратьев по виду, даже самых, с их точки зрения ничтожных. Так что если бы она действительно восприняла претензии быка всерьёз, то к нему подослали бы не Кентавра, а какую-нибудь Гидру, Горгону или другого чешуйчатого. И дело обошлось бы без пустых угроз. Остальные «бизнесмены» были надёжно вплетены в кредитные махинации Минотавра с помощью ставок. И Белый Бык был в этой системе главным источником дохода для всех.

Офицеры решили зайти с другого конца: кто от развала бизнеса Желтко ничего не терял? Первым попался Фогель. Его Нуаре отмёл сразу. Он уже выяснил, зачем в клуб пришёл его знакомый. Оказалось, кореец зачастил в «Лабиринт», чтобы найти себе нового телохранителя для одного, как он выразился, «крайне благотворительного дела». Вчера, собственно, он его нашёл — Эль Крухидо неожиданно завязал со спортивной карьерой. Но капитан был уверен, что дело не только в этом — зачем одному «другу» начальницы отдела кадров губить бизнес другого?

Фару не понравились пялившиеся на него персонажи из бара. В первую очередь доберман. В досье этого столичного коммерсанта средней руки, приезжавшего в родной городок отдохнуть, не было информации о личной жизни. Совсем. Это напомнило Ящеру историю с Шагдаром. Но со всеми этими мифологическими чудовищами у него не было никакой связи.

Далее, Фар вспомнил про элегантного старика с абсолютно чёрными глазами. Появившийся над столом его более молодой голографический портрет выглядел ещё более устрашающе. Это оказался гостивший в городе представитель фирмы по производству роботов «Кёрёш Кинематик», господин Сагн. Информации об этом уроженце Карпат оказалось крайне мало, а про тайну его глаз и вовсе не было сказано ни слова. Участником событий сей джентльмен в сиреневом костюме быть не мог — он приехал в город всего пару дней назад. Да и вряд ли Минотавру было, что с ним делить. Господин Сагн вращался в куда более высоких сферах бизнеса.

Ящер предположил, что венгр здесь для заключения сделки с одной из организаций Промзоны, а свободное время проводит, развлекаясь с сопровождавшей его змейкой модельной внешности. За это Фар получил от майора и похвалу, и очередной упрёк в тупости и сексизме. Изящный рептилоид оказалась пресс-секретарём одной из крупнейших компаний, работающих в сфере безопасности «12G», входящий в подозреваемый Ящером концерн «Солар Глобал». Они специализировались на сканерах, воротах и встроенном вооружении. А мужик в серой куртке у бара был не так давно принятым на работу инженером этой компании и, вероятно, сопровождал змею, не сильную в технических подробностях. Так что встреча носила чисто деловой характер.

Пришла очередь странной пары, красного пугая в чёрном балахоне и мрачной девушки с изуродованным лицом. Эти персонажи попадались Арафаилову, когда он изучал мелкий криминалитет города. Это были сатанисты. Орнитоид Вирр Гордеев в двадцать четыре года уверовал в некий Пылающий Хаос и стал именовать себя Иблис Шайтанов. Нашёл себе супругу, психически нестабильную девушку Эсмер. Сия нервная мадам в юности сожгла сама себе половину лица, так что быстро приняла веру нового кавалера и вдвоём они спалили заживо во имя своего идола двух детёнышей. А потом перерезали пытавшиеся отомстить мерзавцам семьи. В тот момент чета Шайтановых получила предупреждение от ССБ, что за следующий труп, а тем более жертву, их объявят серийными убийцами и ликвидируют. Сатанисты приутихли, занялись более «мирной» деятельностью — начали торговать наркотой. Продавали «торпор», таблетки вызывающие оцепенение и погружение в глубины своего сознания. Самым болезненным для человека или мутанта было возвращение в бренный мир, оно часто сопровождалось депрессиями и суицидами. Клуб был одной из их точек, судя по вчерашнему состоянию Минотавра, сам Желтко был одним из их постоянных клиентов. Или не только клиентом?

В задумчивости держа себя за один из рогов, майор долго рылся в отчётах и нашёл, что искал. Минотавр не просто пользовался их услугами, он направлял их деятельность, заставлял снижать цену в обмен на покровительство. Сатанисты были для быка ещё одним источником дохода и потихоньку «Лабиринт» становился местом, где «торпор» было всего выгоднее покупать. И вроде бы чету Шайтановых такая ситуация устраивала. Но тут, как правильно предположил Фар, нужно было учитывать их веру в «хаос». Минотавр поставил их в рамки, диктовал условия, пусть и выгодные. И от смерти чемпиона они вроде бы ничего не приобретали, но и не теряли. Единственные из всех завсегдатаев клуба. Вот где было любимое Ящером несоответствие! Тут к рассуждению подключился Нуаре: Минотавр лишится главного источника дохода и, учитывая зависимость деда, (а она со временем лишь увеличится), наркотики станут главным ресурсом клуба. И потихоньку сатанисты начнут диктовать свои условия и расширять свой бизнес за счёт разваливающегося дела быка, травя своей дурью криминалитет «средней руки», сея священный для них хаос.

Все линии рассуждений сошлись в одну точку! Минотавр не подозревал, какую змею пригрел у себя на груди, думая, что собирает с неё яд для продажи! Оставалось найти подтверждение выводам, схватив за гриву наёмника. Эту сторону дела офицеры решили разобрать вечером, и Абдельджаффар был приглашён к оленю домой. Уставший от дня интеллектуального труда, Фар забыл, что зарёкся принимать от майора подобные приглашения.

После интенсивной вечерней тренировки, Абдельджаффар поднимался по лестнице не слишком чистого серого подъезда в одной из невысоких квадратных многоэтажек, на ходу попивая восстанавливающий коктейль. Заглядывающий в узкие прямоугольные окна лучи вечернего солнца плясали на серебристой ткани его спортивных штанов. Нуаре жил на четвёртом этаже этого некрасивого жилища. Входная дверь в его апартаменты сильно отличалась от остальных. Она была обтянута дорогой чёрной (ну а какой же ещё) кожей. Фар поправил свою серую майку, позвонил, заметив краем глаза, как в углах площадки под потолком зашевелились спрятанные стволы оружия. Массивный чёрный прямоугольник приветливо распахнулся, внутри, в полумраке, возвышалась рогатая фигура майора. Силуэт приветливо махнул рукой, приглашая в дальнюю комнату, единственную освещённую в доме. Ящер осторожно зашёл в необычный для летнего вечера полумрак, прошел вслед за оленем мимо нескольких закрытых дверей. Сзади запищал и защёлкал автоматический замок.

Пройдя через тёмный коридор, Фар попал в небольшое помещение с плотно занавешенными шторами. Четыре полукруглых светильника на потолке издавали приглушённый желтый свет. Всё остальное убранство комнаты, включая облик её владельца, заставил Фара в нерешительности замереть у порога. На мягком диване у столика, над которым мерцал голубоватый голографический монитор, и стояла бутылка красного вина с двумя бокалами, развалился полуобнаженный олень, закинув одна на другую ноги в шёлковых бежевых штанах. Они блестели вместе с чёрной шерстью на могучей груди и мускулистых руках мутанта. Этьен как-то уж слишком, с точки зрения Фара, приветливо улыбался. Но самые страшные подозрения Арафаилова возбудили голографические обои за ветвями рогов старшего товарища. На трёх стенах были изображены большие фигуры сражающихся древнегреческих воинов. Помимо оружия, на атлетических телах были лишь шлемы, да и сама битва выглядела довольно странно: воины как-то слишком тесно прижимались друг к другу, многие были изображены с большими напряженными членами. Впервые в своей жизни хладнокровный рептилоид и жестокий эсэсбешник испытывал подобие ступора. Он готовился в своей жизни ко многому — террористам, пыткам, дракам. Но что делать, если за тебя пытается склеить старший по званию, Фара не учили.

По своему истолковав ошалелый взгляд Ящера, Нуаре прокомментировал, кивнув в сторону штор:

— Что темновато? Я люблю отгородиться от всего этого шумного и яркого мира, так мне лучше думается. Тебе в душ не надо? А то сходи, я пока нам вина налью…

Мысли Абдельджаффара судорожно метались. Надо было что-то делать, пока ситуация не закончилась скандалом. В данный момент ругаться с начальником было совсем не к месту, да, к тому же по Управлению поползут новые слухи, что ещё больше затруднит работу. Действовать, действовать! Быстро уйти, сославшись… Собственно на что? Или решить вопрос раз и навсегда? Выбрав сочетание вежливости и решительности, Фар грозно нахмурился и спросил:

— Скажите честно майор — Вы гей? Потому что я нет.

Выражение морды Нуаре, не перестающего наливать вино, сначала стало напряжённым. Затем он стал всё шире и шире улыбаться, оглядел свою комнату и задал ответный вопрос:

— Ну что, всё-таки мои настенные писюны? А я всё думал, что тебя окончательно выбьет из колеи профессиональной вежливости. Я заметил, что ты с каждым днём всё сильнее косишься! Нет, капитан, я бы сказал совсем нет. Слишком ты высокого мнения о себе, если подумал, что способен меня привлечь!

Сказать, что Фару стало неловко, это не сказать ничего. Таким дураком он ещё себя не чувствовал никогда. Он начал выдавливать из себя какие-то извинения, майор отмахнулся.

— Да ладно, я примерно представляю твой ход мыслей. У тебя в голове куча стереотипов и ты искренне не понимаешь, зачем тогда всё это. — Олень указал на собственное тело и обои. — Присядь, я тебе расскажу.

Ящер положил сумку в угол и сел на краешек дивана. Нуаре воздел бокал и начал повествование. По-видимому, разговоры о своей персоне были у него одним из любимых дел.

— Я, капитан, очень люблю женщин. Это идёт от моего воспитания. Мои родители, два маммолоида-оленя познакомились из-за обоюдной любви к французской культуре. Понимали они её, правда, совершенно по-разному. Отец, огромный испещренный шрамами воин с обломанными рогами, взял себе имя Этьен Ла Гир, в честь одного из древних рыцарей — сподвижника Жанны Д'Арк. Знаешь такую? А мать была увлечена французской литературой, даже выучила язык.

— Так Вы не француз? — удивился Фар.

— Я родом с Хабаровского края. Я по-французски знаю несколько фраз. — Объяснил майор, после чего продолжил. — Так вот, он читал ей стихи, у них появился я, но отец, как и положено истинному рыцарю, в нежном капкане домашнего уюта жить не мог и благополучно от нас свалил. Впечатлительная, разочарованная в противоположном поле матушка, боясь нового удара судьбы, решила сделать идеального мужчину из оленёнка, оказавшегося у неё под рукой. Она переименовала меня из Жерома в Этьена Ла Гира младшего и начала воспитывать усовершенствованную копию отца. Всё детство учила, как следить за собой, но при этом бить и подавлять авторитетом сверстников, всю юность, как нравится девушкам и, ревнуя меня к каждой из них, красиво от них уходить. Потом запихнула в Академию. Я уже тогда сообразил, что ей нужно — вышагивать в старости под руку с принадлежавшим только ей красивым и могучим сыном-офицером. Вот тут-то я и послал её и её французскую культуру. Уехал в другой город, сменил фамилию на Нуаре, под цвет шерсти. Долго продолжались звонки и истерики, но, на моё счастье к ней вернулся этот воинственный дурак. Совсем без рогов и весь в киберпротезах. Ей стало кого холить и лелеять и она от меня благополучно отстала. Но её воспитание стало моим образом жизни. Для меня понравится новой самке своего рода спорт. Не просто затащить в постель, а очаровать, увлечь собой. Причем гораздо интереснее пробовать свои способности на самых разных типажах. Полюбуйся на мою коллекцию!

Олень убрал с экрана папки с делами и вывел набор эротических голограмм, заснятых в этой самой комнате. Количество сменяющих друг друга самок самых разных видов превышало количество романов самого Фара раз в пять. Тут были и мускулистые спортсменки, наподобие последней лошадки; утончённые модели; неформальные орнитоиды в разноцветных перьях и пирсинге; улыбающиеся человеческие девушки; уже не юные, но шикарные самки в дорогом белье. Любовницы Нуаре представляли собой огромную палитру многообразия женской красоты. Фара даже начала подъедать зависть.

— И обои с писюнами, это тоже часть стратегии обольщения. — Олень нажал пару кнопок на дисплее и картинки на стенах начали меняться, превращаясь то в тропическое побережье, то в викторианскую спальню, и снова в сцену битвы. — Василину, артиллеристку мою, греки например, очень возбуждают.

— Теперь-то я понял. Но почему тогда слухи все эти?

— А зависть. Да тупость. Ты же понимаешь, сколько у нас разнообразного быдла работает. Ты бы у нашего ушастого дурака спросил про меня. Я ему давно всё объяснил. У него присущего тебе такта нет. Он меня при первой встрече спросил: «А Вы, месье, случаем, не ля педерастье?».

Вот, оказывается, что! А ведь подколы Альтома были одной из причин возросшей подозрительности Ящера! Воспользовавшись паузой в разговоре, Фар отправил ушану сообщение: «Мы тут говорим по душам с Нуаре. Ты не мышь, ты козлина!». В ответ пришло изображение улыбающейся морды нетопыря — самый мерзкий на свете смайлик.

— Так что вот, капитан. — Майор нацедил себе ещё один стакан и протянул второй расслабившемуся Фару. — Все твои страхи необоснованны. Я тебе, кстати, могу сказать, кто у нас в Управлении действительно геи. Многие из них самые активные сплетники.

— Спасибо, но не надо, — покачал головой Ящер.

— И почему это так волнует? Ну, был бы я голубым, чтобы изменилось? Давай уже на «ты», Абдельджаффар. Пить на брудершафт тебе предлагать не буду, чтобы ты с воплями за дверь не убежал. Как я уже говорил, всё зависит от воспитания. И по тебе видно, что вырос ты в провинции, причём в глубокой. Наверняка в маленьком консервативном обществе, далёким от различных социальных бурь. Теперь ты понимаешь, что живешь в огромном разнообразном мире, многое отринул, но вот эти твои шовинизм и гомофобия — это отголоски влияния того окружения. Чем так плох гомосексуализм?

— Да всем! — ответил Фар, обиженный, что олень так легко попал в точку с его прошлым. — Двое самцов занимающихся сексом это как минимум не эстетично. Это противоестественно, такие отношения не ведут к продолжению рода, нет обмена генами, улучшающего вид, геи не способствуют выживанию вида и цивилизации в целом.

— Да? А женщины?

— Что женщины? Тоже не способствуют… — не заметил подвоха довольный своей логикой Ящер.

— Однако в эстетические рамки секс между двумя самками для тебя укладывается. Я видел твой взгляд в приоткрытую дверь подсобки. Про природу ты не прав — среди животных гомосексуализм довольно распространён. А насчёт потомства: у тебя каждый секс заканчивается детенышем? Нет же! Тебя гонит инстинкт, ты удовлетворяешь свои потребности с тем, кто тебе наиболее привлекателен.

— Но рано или поздно у меня будет потомство, если раньше не помру. — Арафаилов придумал, порцию какого яда отвесить этому умнику. — А у тебя, с твоим образом жизни они будут, товарищ майор?

— Называй уже меня Этьен, — ответил тот и в очередной раз удивил рептилоида, — А у меня их уже шестеро, в трех регионах ЕС. Один, правда в детстве умер, другая в юности в драке погибла, но остальные четверо живы и здоровы. И я не думаю, что ими ограничится. Выбранный мной образ жизни не значит, что я о будущем не думаю. Просто я не пытаюсь играть в порядочного отца, я им не являюсь. Но если самка хочет от меня ребёнка — в чём проблема? Они знают, что я участвовать в воспитании не буду. Я им кредитами помогаю, моя мать в них души не чает, часто ездит к ним, читает им произведения своего любимого Ромена Гари.

— Взрослые дети… — протянул Ящер. — Сколько же тебе лет?

— Сорок семь. Вот кстати, очевидный плюс слежения за своим организмом.

«Удивление» было главным словом вечера для капитана Арафаилова. Модельного вида майор был почти в два раза старше его, буквально годился в отцы. Этот факт поменял отношение Фара к майору и к тому, что он говорит. Уважение к старшим было одним из тех «провинциальных», с точки зрения оленя, качеств рептилоида.

— А знаешь, почему ты на самом деле не любишь геев? — продолжил нравоучения олень, пользуясь тем, что Фар заткнулся. — Опять же из-за своего сексизма. Для тебя самец, удовлетворяющий другого самца, добровольно уподобляется самке, существу, более низкому, с точки зрения мужской цивилизации и тем самым предаёт свой «могучий и вонючий» пол, сводит результаты многовекового принижения женщины на «нет». Я, как воспитанный самкой, вижу корни этого предрассудка. Ты не так давно учил двух ихтиоидов. Что расовые различия есть инструмент сегрегации. Разделяй и властвуй. Ты это понимаешь, а вот то, что разделение по ориентации такой же инструмент, ты не видишь. Заостряя внимание на этих, совершенно неважных для цивилизации различиях, пользуясь такими, как ты, общество легко взорвать. Я тут не хочу тебе проповедовать разврат, для меня самого любые гомосексуалисты, самцы и самки, непонятны и смешны. Отношения между полами позволяют испытать и множество граней физического удовольствия, и огромную гамму эмоций, а они себя в этом ограничивают! Но это их выбор, также как я себя ограничиваю в их понимании. Историческая правда в том, что процент гомосексуалистов в обществе практически не менялся веками. Натуралов всегда было, есть и будет больше. И гомосексуалисты, кстати, вполне могут иметь детей от тех, кто выбрал образ жизни, примерно как у меня, либо воспитывать чьих-то чужих. Так что будущее цивилизации при этом тоже не особенно страдает.

— Этот процент можно искусственно поднять, чтобы рождаемость подточить.

— Можно. Более того, так уже делали глупой пропагандой. Но виноваты здесь не меньшинства, а те, кому это выгодно. Для противодействия им у нас целый отдел существует. Вот ещё одна причина, почему подобное твоему мнение опасно. Если не принять гомосексуализм как факт, а всячески его презирать и подавлять, он становится сладеньким запретным плодом, эквивалентом некоей «свободы». Ты меня понимаешь, как силовик силовика?

Эту сторону вопроса Арафаилов прекрасно понимал. Возможно, свое мнение стоило и пересмотреть. Но не так вот сразу.

— Почему мы вообще говорим про это, а не о деле? — спросил уставший от нотаций Ящер.

— А потому, что у меня есть бутылка вина, но не с кем её выпить, — сообщил Этьен, наливая себе новый бокал. — А ты, капитан, очень уж напоминаешь меня в молодости. Тоже ощущение, что ты самый умный. Которое, как ты заметил, с годами меня не покинуло. То же стремление к всестороннему развитию, и физическому, и интеллектуальному. И хочу быстрее донести до тебя истины, на осознание которых у меня ушло достаточно много времени, дабы сэкономить твоё. А насчёт дела, я примерно всё понял, просто хотел поделиться. Во-первых, убийц было двое, иначе в спину Мибаро ударить было невозможно…

— Верно, — подхватил Фар. — Во-вторых: кто мог пройти в клуб с оружием и провести туда Кентавра? Либо тот, кто там работает…

— Либо тот, кто досконально знает, как действует система охраны. — Майор довольно улыбнулся.

— А в-третьих: ох уж эти неуловимые наёмники с запоминающимися пафосными именами! Убивать они умеют, но с фантазией туго и прозвища порой такие прозрачные. Кто такой, в сущности, кентавр? Это лошадь с человеческой головой!

Довольный Абдельджаффар от протянутого бокала отказался, чокнувшись с покачавшим головой майором фляжкой со своим коктейлем. Не стоило портить вредными привычками момент маленького интеллектуального триумфа.

Дуэль матёрых оперативников и неуловимых убийц подходила к развязке. Вечер субботы стал ключевым временем в планах противоборствующих сторон. Охотники нацелили на жертву свои луки, кентавр приготовил для броска своё копьё. Вопрос был в том, кто промахнётся первым.

Клуб «Лабиринт» был заполнен до отказа. Зрители ожидали главного события недели, заряжаясь в барах и делая ставки. Тёмно-серое вечернее небо хлестало по зелёному металлическому куполу тугими струями дождя. Гремела музыка, на сцене в калейдоскопе салатовых лучей танцевали полуобнаженные Монашка и Тень. Денис Павлович, в сопровождении капитана и майора обходил заведение, злобно стуча тростью по полу. На старом быке был новый костюм с вышитыми на пиджаке серебристыми шлемами греческих гоплитов. Минотавр был зол. Несмотря на то, что информацию о причастности сатанистов эсэсбешники решили пока не распространять, те затаились, видимо понимая, что оперативники могли взять след. Так что Желтко остался без дозы и поэтому весь мир казался старику мрачным.

Добавляли негатива некоторые бизнесмены, останавливающие Дениса Павловича и спрашивающие, правда ли то, что некий наёмник убил начальника охраны. Одни интересовались с искренним участием, другие — с плохо скрываемым злорадством. И тем и другим Минотавр отвечал дежурной фразой: «Потерпите, скоро всё узнаете…». И отойдя, добавлял: «…суки!».

Набрав код на панели резервной двери кладовки, в клуб проник человек. Стряхнув воду в коротких чёрных волос, через которые на затылке уже пробивалась полоска седины, он снял чёрную кожаную куртку, с прямоугольными вставками на рукавах, также отряхнул от капель и вывернул. Вот так вот — по подворотне таскалась неприметная фигура в чёрном, а в клубе через пару минут появится яркий завсегдатай и займёт своё привычное место у бара. Кентавр расправил серые полы и развернул трёхцветный, сине-бело-оранжевый рукав. С его знаниями о системах безопасности (а именно они и позволяли делать работу, оставаясь неуловимым), устроиться на работу в «12G» было довольно легко. Месяц было можно спокойно изучать место работы жертвы, дожидаясь удобного момента, когда напарник-конь, уже третий в этой роли за его карьеру, начнёт свои провокации. Незаметно выбравшись в бар в месте, где нет ни одной камеры, Кентавр растворился в толпе. Между тем, шоу начиналось.

Минотавр и его эскорт из офицеров вышли к краю балкона, на самое почётное место. Сбоку от Фара пристроилась здоровенная жучиха, родственница Мибаро. Ящер как-то не сразу её заметил и в первую секунду его окатила волна свежеприобретённого панического страха перед крупными членистоногими. Между тем, на арене стихла музыка и полностью погас свет. В луче единственного прожектора появился шарпей в сопровождении Белого Быка.

— Как уже многие из вас знают, наш коллектив постигла беда, — скорбно прохрипел Жопа. — Вечером в среду, погиб наш начальник охраны, верный товарищ, а для некоторых… — пёс делано всхлипнул, — и хороший друг. Погиб наш Мибаро.

В зале наступила тишина, нарушаемая негромкими удивлёнными возгласами. Фару понравился метод Минотавра. Как пресечь слухи? Частично подтвердить, но направить их в нужное русло. Что и дела Жопа, возвысив голос:

— Но погиб он как истинный воин! Во время пожара в их маленьком загородном доме, он вытащил из огня три свои и четыре личинки сестры! — Свет озарил стоящую рядом с Ящером жучиху, которая согласно закивала. — Он вернулся внутрь за своим арсеналом, но взрыв боеприпасов разорвал его на десяток кусков!

«Даже с количеством не обманули!» — усмехнулся про себя Фар. Вероятно «страховка» Минотавра позволяла дорогой сестрёнке без сожалений спалить дачу. Интересно, хоть кто-нибудь удивится, что жук хранил рядом со своими детьми некие «боеприпасы»? Но зрителям было не до этого: по залу пронесся вопль разочарования, когда шарпей объявил, что Белый Бык, «не в силах унять горе» и сегодня сражаться не будет. А сам вышеуказанный воин снял с себя свой индейский венец из белых перьев, возложил на рогатую голову венец из чёрных и скорбно устремил очи в землю. Помолчав несколько секунд, дав толпе проникнуться разочарованием, профессиональный конферансье воскликнул:

— Вместо его боя главным событием дня будет… — В зале вспыхнул красный свет и заиграл тяжёлый металл. — … Кровавааая кааашааааа!

Зал неистовствовал, предвкушая море крови и самые высокие соотношения ставок. Над выходом на арену появилась огромное голографическое изображение Мибаро. Все смерти сегодня будут посвящены его памяти.

Минотавр демонстративно громко пригасил офицеров в свой кабинет, сославшись, что оттуда будет лучше видно. Убедившись, что все стоящие вокруг его услышали, Арафаилов и Нуаре поднялись наверх, но свернули в дальний коридор и поспешили спуститься в подворотню. Тонированное бронестекло не позволит наблюдателю разглядеть, что в офисе Желтко офицеров не будет, а между тем самое интересное должно было начаться именно снаружи.

Три неярких жёлтых фонаря в подворотне за клубом выхватывали из тёмно-серой мглы участки мокрых коричневых стен, к которым они были прикреплены. Потоки дождя шелестели по грязному асфальту, серо-синим мусорным бакам и тёмной паутине отгораживающей этот переулок от других металлической сетки. Шумная вечерняя улица в просвете между клубом и прилегающим зданием сияла синим и желтым неоновым светом. Возле одного из технических выходов стоял Валун, наслаждаясь приятным ощущением сырости на бугристой жабьей коже. Он смотрел наверх, туда, где свет города окрашивал низкие тучи в грязно-жёлтый цвет, подставив дождю овальное лицо с широкой беззубой пастью.

Это была воистину его погода! Это было добрым знаком. Намокшая склизкая кожа амфибоида позволит вырваться из любого захвата. А из одежды на бойце были лишь серые борцовские шорты, да серые же армейские ботинки. Да дело было не только в этом. Он, как и любая амфибия, в такую погоду чувствовал себя максимально комфортно, а значит, был максимально собран, сконцентрирован. Это ему понадобиться, ведь сегодняшняя короткая летняя ночь должна стать для Валуна поистине судьбоносной. Ему был брошен вызов, и он принял его. Не только вызов в прямом смысле этого слова, но настоящий жизненный Вызов, который нужно было принять уже давно.

Пусть Валун был не слишком умным, но зато достаточно сильным и крайне целеустремлённым. Эти подлецы во главе со старой коровой думали, что он не заметил, как попал в их сети и что сделать он больше уже ничего не сможет. Но унижение от проигрыша и от перспектив будущего, которое они для него уготовили, уничтожили окончательно его инстинкт самосохранения. Он придумал, как им ответит — лишит их чемпиона, этого напыщенного белого дурака. Не имея возможности связаться с ним, Валун распускал про него сплетни в бойцовских кругах и всячески поносил при любом удобном случае. Знал, что рано или поздно это жвачное получится спровоцировать и так оно и случилось. Сам позвонил. Предложил встретиться один на один, без зрителей и ставок. Назначил время и место.

Амфибоид не строил иллюзий относительно своей дальнейшей судьбы. Если Валун убьет чемпиона, Минотавр спустит с него его жабью шкуру, а Бык миндальничать не станет, он растопчет его не задумываясь. Так и так конец. Но чего он терял? Никому не нужный приезжий дурак по уши в долгах. Это шанс уйти с честью! Он сломает рога этому театралу в перьях и пускай Желтко потом делает с ним, что захочет. Нужные персоны знают, что произойдёт сегодня, пока орущее стадо зрителей будет смотреть глупое шоу и всё равно поползут слухи. Все со временем узнают, кто ушёл настоящим чемпионом! Валун стоял здесь, под струями последнего для себя дождя, чувствуя такую мощь, какой не ощущал никогда в жизни. Мощь абсолютно свободного существа, которому уже больше нечего терять.

Судя по тому, что гремящая музыка сменилась восторженными воплями множества голосов, было уже одиннадцать, и вот-вот должен был появиться его оппонент. Валун поигрывал мышцами, разминая их перед боем, и не замечал, как чуть сзади него, за сеткой, крадётся чёрный силуэт с вытянутой мордой. В руке у незваного гостя поблескивал пистолет-пулемёт.

Наконец открылась ржавеющая дверь, в мокрую подворотню заскочил косой прямоугольник желтого света с рогатой тенью посередине. Не поднимая утопленную в гору шейных мышц голову, Валун устремил туда испепеляющий взор своих круглых оранжевых глаз с продольной полоской зрачка. Но тут же удивлённо выпучил их. Из клуба вышел совсем не тот, кого он ожидал увидеть. В следующую секунду тишина подворотни, нарушаемая лишь шелестом дождя, превратилась в грохочущий хаос.

Мозг амфибоида обрабатывал возникающие образы, даже не пытаясь связывать воедино. Чёрный силуэт с ветвистыми рогами в прямоугольнике света. Зелёный квадрат голографического прицела и разорвавшая полумрак струя белого огня, летящая в Валуна. Амфибоид метнулся в одну сторону, в другую. Треск пулемёта за спиной. Заглушаемые стрельбой потоки трёхэтажного мата. Свист пули прямо возле виска, горячий сноп искр. Слепящий свет справа, рёв мотора. Валун упал на грязный мокрый асфальт, пытаясь вжаться в него как можно сильнее, слиться с ним в одно целое. Но дурацкая мимикрия, придуманная для эффектного появления на арене, не работала. Он всё равно оставался слишком большим, слишком объёмным. Об этом напоминали бьющие в спину струи дождя. Валун вздрагивал от каждой капли, не понимая, вода это или пуля. Жгло всю правую сторону тела: бок, плечо и, намного сильнее, бедро. Бесстрашный борец, ломающий своих противников, впервые попал в гущу уличного боя и мгновенно забыл, что собрался сегодня героически погибать. Он пополз вперёд, скользя по грязным лужам. Впереди появились дымящиеся прямоугольники бескамерного колеса с чёрным бронированным диском. Он вцепился в горячую резину, как утопающий в спасательный круг. Вокруг едко воняло порохом, над головой свистели пули и гулко грохотал автомат.

Для Нуаре всё началось крайне неудачно. Он дождался сигнала Арафаилова и, когда тот сообщил, что заметил цель, выскочил в подворотню. Но там, почти на самой линии огня оказалась эта дурацкая жаба, которая ещё и запрыгала в разные стороны, когда майор атаковал. И без этого мельтешения голографический прицел автомата не мог поймать цель из-за дождя и сетки на переднем фоне. Чёрная кожанка напарника Кентавра слилась с полутьмой, лишь бежевые штаны оставались ориентиром его местоположения. Драгоценные секунды, выигранные эффектом неожиданности, были потеряны. На Этьена обрушился шквал ответного огня. Какая уж там обездвиживающая стрельба по коленям! Выпустив несколько очередей в дождливую пустоту, майор укрылся за ржавой дверью с облупленной краской.

— Уйди на хер, болотный придурок! — ревел он на незадачливого бойца, который догадался упасть мордой вниз.

Но для коня Сенна, напарника Кентавра, амфибоид стал ещё большей помехой. Он прекрасно владел своими двумя пистолетами-пулемётами, голографический прицел ему нужен не был и сетка не мешала. А вот снующая направо и налево мускулистая туша — очень. «Чёртова…, склизкая…, херня!» — каждое нажатие на курок сопровождалось бранью. Пули крошили кирпич вокруг двери, из которой вышел легавый. Тут убийцу на миг ослепил свет и в переулок влетел чёрный броневик эсэсбешников. Мельком взглянув на пулемёт на крыше, Сенн понял, что спектакль пора заканчивать.

Альтом резко затормозил, машина перегородила переулок по диагонали. Нуаре рванулся вперёд, спрятавшись за скошенным капотом броневика. Из этой позиции огонь было вести гораздо удобнее. Убийца укрылся за широкой вентиляционной трубой, майор пустил очередь в место, где миг назад была видна конская голова с ирокезом. Автоматные пули проткнули скрученные полосы металла. Из броневика выскочил вооружённый пистолетом удод Глеб и, тряся хохолком на бестолковой голове, занял боевую позицию с другой стороны машины. Чёрный форменный плащ, висящий на его тощей фигуре, как на вешалке, мигом намок. Следом вылез также облачённый нетопырь, держа наготове портативный лазерный резак, похожий на короткий автомат с широкой подковой на конце. Конь перебежал за мусорный бак, чуть не попав под пули меткого орнитоида, а затем нырнул из-за бака в узкий проход между строениями, углы которых тут же обгрызли автоматные очереди.

Мазуру не надо было говорить, что делать дальше. Он включил резак. Внутри подковы появились розовые перекрещенные лазерные лучи. Нетопырь подскочил к сетке, двумя ловкими движениями снизу вверх разрезал её и трубы, к которым она крепилась, сделав настолько широкий проход, чтобы майор пролез, не зацепивший своими шикарными рогами. Удод выскочил из-за машины и в изумлении замер, увидев прижавшегося к переднему колесу мускулистого амфибоида. На его боку виднелись глубокие желтовато-розовые царапины от пуль, в серых шортах была дырка на бедре. Ткнув в жабью голову пистолетом, он спросил у Нуаре:

— А этого чего? А этот кто?

— Убери ты его нахер отсюда! — отмахнулся олень, ныряя в прорезанный Альтомом проход, обрамлённый не успевшими остыть каплями раскалённого металла.

Так ничего и не поняв, удод вопросительно махнул клювом в сторону ушана. Тот пожал плечами, и Глеб решил перестраховаться.

— Именем Союза! — провозгласил он. — Вы задерживаетесь… — Глеб путал слова, ведь это было первое и единственное его задержание преступника.

— Чего? Не понимаю… — Валун поднял голову и уставился выпученными глазами на старшину.

— Чего ты не понимаешь, в машину быстро, пока в башке дырок не навертели! — зашипел Альтом и вцепился длинными когтистыми пальцами в плечо бойца.

Несмотря на то, что Валун в два раза превосходил весом нетопыря, а Глебушку и в три, он повиновался, лишь успев спросить перед тем, как захлопнулась бронированная дверь:

— За что хоть меня?

— Я откуда знаю? За мои двести кредитов! — буркнул удод, оставляя Валуна наедине с темнотой отсека для подозреваемых.

— И за мои двести! — добавил Альтом, не посчитав нужным сообщать, что сам выпросил у Арафаилова пятьсот «за конфиденциальность».

Копыта Сенна гулко стучали по грязному асфальту. Сзади узкий проход заполнял собой силуэт преследовавшего его оленя. В несущейся тёмной фигуре с ветвистыми рогами было нечто демоническое. По кирпичной стене, намного опережая майора, в сторону коня скользили тени от его рогов, подобные чёрным призрачным щупальцам. Где-то на уровне живота убийцы со звуком порванной струны пролетали пули. Сенн периодически резко разворачивался и выпускал в преследователя очередь. Потоки дождя, попадая на блестящий корпус пистолета-пулемёта, тут же превращались в струйки пара. По крайней мере, выстрелы замедли погоню, заставляя догоняющего прижиматься то к правой, то к левой стене. После каждой очереди Сенн отрывался от Нуаре на несколько шагов. До изгиба переулка оставалось всего ничего, осталось пробежать под небольшим балкончиком. На миг коню показалось, что на балконе мелькнула чёрная блестящая тень… И тут голень пронзила острая боль. Пуля вошла сзади, где заканчивающаяся круглым копытом нога не была защищена окрашенным в чёрный поножем с приклёпанными полосками металла. Теряя равновесие, и по инерции падая, Сенн сгруппировался и развернулся, выпустив две длинных очереди вверх по балкону и назад по оленю. Ударившись спиной об асфальт, конь попытался встать, но две пули в живот положили его обратно. Сенн уронил в лужу вытянутую конскую морду и застонал, не сколько от боли, сколько от досады. А ведь казалось, путь отступления был продуман от и до!

Блестящей тенью, замеченной убийцей, оказался Арафаилов в намокшем форменном плаще. Быстро спрыгнув с балкончика вниз, Ящер выбил ногой пистолет из руки коня. Можно было и не стараться — тот уже умирал. Лежа на боку Сенн прижимал край кожанки к простреленному животу. По бежевым штанам расползалось красное пятно, рядом на асфальте вытекающая кровь смешивалась с водой. Лошадиные глаза медленно закрывались.

— Кто вас нанял? Кто? — Фар схватил коня за жёсткий ирокез, встряхнул.

— Конь в пальто, — с трудом ухмыльнулся Сенн и безвольно уронил голову.

— Дурацкие у тебя последние слова, — констатировал капитан.

Конь попытался что-то ответить, лошадиные губы зашевелились, но уже беззвучно. Подбежал Нуаре, с болтающемся на лямке поперёк груди автоматом, разочарованно взмахнул руками. Фар хотел напомнить об их плане, но не успел открыть рот, как Этьен сам себя раскритиковал:

— Режим прицельной стрельбы, жёлтый экран… Забыл я!

Вот уже не первый раз так получалось. Майор был хорошим детективом, неплохим тактиком, но, как дело доходило до непосредственного боевого столкновения, вдруг становился косоруким и тупоумным. Фар взял на заметку эту особенность своего нового старшего товарища. На связь вышел Альтом, произнёс что-то с точки зрения офицеров невнятное.

— Какого второго брать? Некого тут брать! — Ответил майор, взглянув на остывающее тело Сенна. — Валите отсюда, пока Служба Перемещения броневика не хватилась! — И, убрав руку от микромобильника в ухе, повернулся к Ящеру. — Второго, я надеюсь, без нас прекрасно возьмут.

А сам Кентавр в момент столкновения оперативников с его напарником сидел на коричневом кожаном диване, опоясывающем стенку полукруглой ниши. В центре полукруга стоял похожий на инопланетное чудовище круглый узорный кальян, с множеством отходящих от него зелёных щупалец-трубок. В клубах ароматного дыма слабеньких наркотиков под светом единственного неяркого светильника сидела группа расслабляющейся молодёжи в ярких одеждах. Кто-то беседовал, ожидая интересующего их боя, кто-то ковырялся в голографических мониторчиках микромобильника, синеющих и зеленеющих над запястьями. Этим же занимался и вальяжно развалившийся киллер. Только он не переписывался, не смотрел трансляции боёв, а переключал виды камер охраны, к которым подключился. В момент начала заварушки в подворотне, Кентавр встал и пошел к неохраняемому входу в технические помещения, попутно следя за передвижениями Белого Быка.

В голубом мерцании появилась фигура бойца, заходящего в гримёрку. Убийца, стараясь двигаться по тёмным коридорам, обогнул кухню, попутно оторвав от стены широкую метровую трубку, приделанной к трубе водопровода и похожей на неё. Взяв из кармана на поясе металлический прямоугольник, он на ходу присоединил его к трубке, та тихонько загудела. Двигаясь дальше, он на миг свернул к лестнице на второй этаж, вынул одну их перил, оказавшейся полой внутри, вставил внутрь трубки в руке. Межу тем Бык, быстро переодевшись в свой белый костюм, вышел из комнаты, где Кентавр планировал его застать. Киллер пролистал мерцающие изображения над запястьем, на миг задержался на трансляции стрельбы. Сенн сделал всё правильно, обе «собаки» воевали с ним под дождём, а вроде даже и три. На следующем изображении чемпион куда-то шёл по длинному коридору, изредка озираясь, а потом скрылся из вида. Куда его понесло? А, ну конечно! У кучи размокших коробок от продуктов и выпивки в небольшом внутреннем дворике припаркована его много раз битая белая спортивная машина! Рискованно. Можно было попасться на глаза работникам кухни. А можно было и не попасться. У гримёрки Кентавр взял третью деталь своего оружия — спрятанную в проводах длинную тонкую трубку с испещрёнными зазубринами краями. Один из её концов был испачкан в жёлто-бурой засохшей крови Мибаро. Киллер вставил её в другие две, собрав своё телескопическое копьё. При нажатии на пластинку магнитное поле выбрасывало трубки вперёд или назад со скоростью пули, при этом, не давая рассыпаться на части. Тот огромный жук может и успел почуять приближение Кентавра, но не сообразил, что смертельный удар может быть нанесён сзади с расстояния трёх метров.

Догнать жертву в коридоре убийца уже не успевал. Приготовив оружие для выпада, Кентавр подходил к приоткрытой двери в дождливую темноту, за которой крупные капли барабанили по козырьку над входом. Отведя руку назад, он тремя быстрыми шагами выскочил на улицу, в потоки воды, омывающие потресканный белый корпус автомобиля. Кентавр сделал выпад наподобие фехтовального, трубки в руке вылетели одна из другой, пробив аккуратную дырку в тонированном стекле, как раз там, где должна была находиться голова Белого Быка. Только вот её там не оказалось. Миг понадобился, чтобы развернуться и поднять сложившееся копьё в трехцветной правой руке над головой, а левую выставить перед собой, как прицел.

От серой стены у двери отделились два изящных силуэта — коричневый и чёрный. Кентавр сразу узнал стриптизёрш и удивился. Оказывается, не он один ломал здесь комедию. Судя по сосредоточенным на оружии взглядам и плавным, но уверенным движениям обходящих его с двух сторон девушек, танцы для них были отнюдь не основным занятием. Дождь намочил седеющие волосы и серую куртку, капли заливали глаза, но убийца, не меняя позы, медленно поворачивался, прицеливаясь то в одну, то в другую. Какая же из них была опаснее: ядовито улыбающаяся шатенка в элегантном коричневом пальто с широким капюшоном и сапогах, или же вторая, в короткой чёрной кожанке? Явно вторая. Её одежда больше подходила для боя — армейские ботинки, небольшие бойцовские перчатки на руках. Между маской и надвинутым на самый лоб длинным капюшоном, сужающийся конец которого состоял из нескольких полос кожи и напоминал хвост скорпиона, сверкал сосредоточенный взгляд. В полной тишине девушки занимали позиции для атаки.

Кентавр ударил первым. Стоя лицом к Тени, он сделал неожиданный выпад копьём назад по диагонали. Зазубренная трубка чуть было не пронзила Монашке селезёнку, та успела повернуться боком. Обратным движением руки, киллер атаковал Тень. Доля секунды понадобилась оружию, чтобы собраться и разложиться с обратной стороны. Но девушка лишь создала видимость контратаки, понимая, что на расстоянии такое оружие чудовищно опасно. Монашка сделала такой же вывод и, отойдя к стене, достала револьвер. Продолжая оставаться к ней спиной, заметивший ствол Кентавр взял копье двумя руками и начал отступать, ударяя по Монашке то от правого бока, то от левого. Воспользовавшись этим, Тень сократила расстояние, но тем навредила подруге — убийца держал позицию ровно между ними, так что Тень оставалась на линии огня. Пригнувшись и сделав несколько выпадов по её ногам, Кентавр завлёк Монашку в ловушку. Ожидая прямого удара, та шагнула вперед, выстрелив. Но убийца в развороте сшиб её с ног боковым ударом разложенного копья. Монашка плюхнулась боком на мокрый асфальт, успев ещё раз выстрелить, киллер отогнал атакующую ногами Тень выпадом в лицо и, раскрутив в руках свою трубку, влепил по локтю Монашки сверху концом копья. Её крик боли был первым звуком с начала боя. Тень бездумно бросилась вперёд, Кентавр отпрыгнул и в воздухе сделал сокрушительный выпад в область её шеи, от которого она смогла уйти чудом, прогнувшись назад почти до земли.

Эта неудача стала для убийцы роковой. Приземлившись, он оказался рядом с валяющейся Монашкой, которая приподнявшись на неповреждённой руке, выбросила вперёд ногу, носком сапога угодив ему сзади под колено. Это заставило его дёрнуться вправо, и следующий выпад ушел в бок, от Тени, которая порвала дистанцию и влепила в нос Кентавру короткий апперкот слева. В следующий миг, девушка в чёрной кожанке захватила его сине-бело-оранжевую руку, а свою ногу завязала вокруг его ноги и повалила в грязную лужу. Бой перешёл в партер. Отпустив бесполезное копьё, Кентавр потихоньку вытаскивал скользкий мокрый рукав из её захвата, нанося другой рукой удары ей в скулу. Она в ответ частыми «молотами» дробила ему висок, но поняв, что долго его удары терпеть не сможет, завела вторую руку ему за шею, выставив вперед его голову, и спряталась за его спину, надеясь на сообразительность подруги. Та не подвела — вскочив на четвереньки, грязная и злая девушка в падении впечатала колено в его переносицу. Для Кентавра окружающий его мокрый мир превратился во вспышку боли.

Засунув руки в карманы намокшего плаща, Фар осматривал место побоища. Сзади неторопливо и величественно, всем своим видом выражая презрение затихающему дождю, приближался майор. Встав чуть сзади Ящера, он упер руки в бока и ухмыльнулся. Как он и предполагал, наёмницам никакой помощи не потребовалось.

Потерев ушибленный локоть, Монашка достала из кармана запачканного пальто большой бежевый платок и начала вытирать им измазанный в крови загнутый нож с узорной деревянной рукояткой. Рядом её подруга вертела в руках трофей — телескопическое копье. Изящными движениями она раскладывала его и взмахивала, разбивая крупные капли. Свой длинный капюшон Тень откинула назад, из-под чёрной маски был виден край красной гематомы у глаза. Когда Арафаилов понял, что наёмницы сделали с валяющемся перед машиной Кентавром, ему стало немного не по себе. Неуловимый убийца лежал на боку спиной к оперативникам, сжавшись в позу эмбриона и держа руки между бедёр. Он хрипло постанывал и трясся.

Скомкав и выбросив испачканный платок, Монашка подошла к офицерам, весело доложила:

— А мы уже всё сделали за вас! Вы правильно предположили — сатанисты.

— Как-то быстро ты его разговорила, — засомневался олень.

— А чего тут сложного? Как напугать мужика? Пообещать отрезать яйца. Как напугать мужика до смерти? Начать это делать! — Сию короткую лекцию мнимая стриптизёрша сопровождала невинной девичьей улыбкой.

В дверях появился Белый Бык. Подошёл к машине, начал с удивлением ковыряться большим белым пальцем с рудиментарным копытцем в дырке на стекле его спорткара, как будто не веря в реальность её наличия. Коровья морда омрачилась печалью, видимо он считал, что подобный дефект испортил всю красоту его побитой колымаги. Спортсмен то ли не соображал, что стоящие здесь люди и мутанты спасли его от верной смерти, толи не подавал виду. У него хватило ума пожаловаться, что истекающий кровью убийца мешает ему выехать. Обведя телохранительниц и эсэсбешников взглядом и поняв, что никто помогать ему не будет, он аккуратно, чтобы не запачкать свой белый костюм, поднял оскоплённого убийцу на руки, отнёс к коробкам и выбросил в размокшую кучу, распугав обитающих там крыс. Крови под машину натекло много. Видимо, Монашка проявила в своём роде милосердие, попутно перерезав артерию на бедре. В роли кастрата убийце оставалось жить несколько минут.

Спортсмен погрузился в автомобиль. Монашка отдала офицерам снятый с руки Кентавра микромобильник, спросила, не нужна ли помощь со вторым и, получив отрицательный ответ, окликнула Тень. Та сложила свою новую игрушку, обе телохранительницы уселись на заднее сиденье и уехали вместе с клиентом.

Профессионализм Фара уступил мужской солидарности. Он сам и убивал и пытал других, но такого рода жестокость на ум рептилоиду не приходила. Но виду он не подал, задавив неприязнь от ситуации своим обычным цинизмом. Нуаре, видимо, испытывал схожие эмоции. А может и более неприятные, ему, гипертрофированному самцу ой как страшно должно было представлять себя на месте Кентавра. Когда машина покинула подворотню, он сменил свою горделивую позу и поёжился.

— Никак замёрз? — издевательски поинтересовался Ящер.

— Довольно мерзкая мадмуазель, — произнёс олень.

— Нельзя быть таким шовинистом, товарищ майор, — ухмыльнулся Фар.

— Какой же ты злопамятный, а! — Этьен покачал головой и скомандовал: — Давай за мной! Нас уже работодатель заждался.

Арафаилов и Нуаре поспешили уйти внутрь клуба, оставив Кентавра в одиночестве умирать в шелестящей тишине дождливой летней ночи.

Зайдя в кабинет Минотавра, офицеры выдержали эффектную паузу. Они расселись в кресла, замочив их дождевой водой, потребовали напитков и полотенца для протирки чешуйчатой головы и шерстяной морды. А только потом сообщили о ликвидации убийц.

Старый бык принял эту весть с воодушевлением. Он вскочил, захохотал, тряся бородой и начал по микромобильнику вызывать персонал. В чёрно-зелёный кабинет начали забегать сотрудники в коричневой униформе, получать распоряжения и убегать их выполнять. Денис Павлович ходил вдоль стола, сверкая вышитыми воинами на пиджаке, и разговаривал одновременно сразу со всеми:

— Молодцы мужики, молодцы!.. Так и поступим: пред «кашей» объявим, что Мибаро отомщён… Так! Срочно голофотки наделать, пока труповозки не приехали! И на большом экране показать!.. А вам сейчас, немедленно всё переведут!.. По шесть тысяч каждому! Элеонора глухая ты коряга, это я тебе! Какой счёт? Я давал тебе счета, ищи!.. Да, Жопа пусть перед боем расскажет, как всё было. И про отрезанные яйца обязательно!.. Жопа, слышал? Что девушки? А нет, девушек раскрывать не надо! Скажи, что это… эта… это сестра Мибаро ему оторвала, вот! Думаю поверят.

Абдельджаффар его не слушал, он сцепил свои зелёные пальцы перед собой и задумчиво рассматривал отвратительные статуэтки, периодически переводя взгляд на развалившегося в кресле напротив Нуаре. Интересно, действительно ли олень стал ему доверять? Достаточно ли было этого маленького приключения, чтобы попасть в этот существующий в Управлении тайный клуб. То, что крот в Управлении был это факт. И то, что он был связан с командой Палача и террористами Квирина, тоже сомнений не вызывало. Хороший старый метод: отвлечённость от основного дела позволила новым ясным взглядом увидеть целостную картину. В голове рептилоида построилась логическая конструкция наподобие трёхсторонней пирамиды. Двумя углами были вышеупомянутые Палач и Квирин. От них тянулись линии к «своему человеку», или не очень человеку в ССБ. И им вполне могла быть Галина Ильинична. Начальница Отдела Кадров, должность достаточно неприметная, хоть и высшая руководящая. Детали важных операций, подбор сотрудников для их выполнения — всё это она могла контролировать. Плюс заинтересованность в криминальной жизни города. Убрать деятельного Эдберга, который наверняка ей доверял, и пытаться заменить его бестолковым Минотавром, чтобы Палача и сотоварищей не пришибли в первый миг их появления. Ликвидировать слишком таинственного и много знающего Себека, позволив развернуться Квирину, с которым она много лет проработала бок о бок и могла знать о его революционных настроениях и даже подталкивать к оным. Вот таков был предполагаемый третий элемент. Да, в некоторых местах теория была притянута за уши, но слишком уж было всё логично, чтобы игнорировать подобные подозрения. Галина Ильинична появлялась на периферии всех последних событий в городе, только вот случайно ли или нет?

Этьен Нуаре был ключом к контакту с ней. Самого мажора подозревать не было оснований. Самки и вечные доказательства собственной мужественности — довольно ограниченная сфера интересов для потенциального сепаратиста. В войну в модных шмотках не пощеголяешь, да и самок коллекционировать не получится. Скорее всего, олень был лишь инструментом. И была возможность, что работая с кадровичкой, он тоже что-то давно подозревает. И, если подозрения подтвердятся, он может стать ценным помощником. Дружбу с ним стоило ценить и укреплять.

Вернувшись в Управление, офицеры до середины ночи ковырялись в данных микромобильника Кентавра. Тут всё было на месте: и сатанисты, и червяки, и куча других трупов по всему региону. Майора особенно возмутила ловушка, в которой погиб Профессор. Для оленя использовать женщину в качестве приманки казалось святотатством.

Потом настало время делёжки перечисленных кредитов. Отправив обещанные дивиденды Глебу и Альтому, Арафаилов осторожно спросил, с кем ещё здесь принято делиться в таких случаях.

— А как у вас это происходит? — спросил в ответ Нуаре.

— По цепочке вверх. Начальники отделов, замы, начальник.

— С нас достаточно будет по тысяче работодателю и… — Олень указал чёрным шерстяным пальцем вверх.

Договорились, что Этьен отошлёт кредиты Галине Ильиничне, а Абдельджаффар — Толоконникову. Старый волк тут же позвонил и взволнованно спросил:

— Это чего?

— Это от меня и Нуаре, за помощь населению.

После объяснения Фара волк заулыбался зубастой пастью.

— А, Кирова работёнку подкинула? Обживаешься, как я посмотрю! Благодарствую. Много поубивали-то?

Вот так. А в столице не благодарили. И про жертвы не интересовались. Все возможные шаги по креплению дружеских и доверительных взаимоотношений на сегодня были сделаны, Нуаре уехал домой, а Ящер остался в полутёмном кабинете с колокольчиками в горшках на окнах. На овальный стол с кучей бумаг лился бледно-жёлтый свет ночной улицы. Фар смотрел на светящиеся прямоугольники окон офисных зданий через дорогу. Из головы не выходила воображаемая пирамида.

Подняв все отчёты Камолина, пересмотрев материалы своих дел, Фар не сомневался в существовании ещё одной силы, к которой тянулись нити от всех трёх участников конфликта. Верхушка пирамиды — некто из Промзоны. И не просто из Промзоны, а из могучего концерна «Солар Глобал». Шут — результат их экспериментов; права на технологии «ЭйчТекс», которыми так умело воспользовался Квирин, принадлежат им; «Кёреш Кинематик», так удачно раскидывающие по городу грузовики с нужными Палачу деталями, — их партнёр. Не говоря уже про счёт бандитов. Только вот как к ним подобраться? Как превратить отчёт по «Фотиа Финанс» в доказательство их виновности? Эх, Себек! Был бы ты сейчас жив! Или хотя бы записочку с адресом приложил к связке магнитных ключей.

Размышления зашли в тупик за недостатком данных. Арафаилов запретил себе заполнять белые пятна в своей теории, чтобы фантазия не выдала желаемое за действительное. В конце концов, интересные выдались последние несколько дней! Абдельджаффар прилёг отдохнуть на серый кожаный диванчик в углу кабинета и незаметно для себя провалился в сон. Он видел себя сидящим в белой тоге с салатовой каймой на высокой скале на берегу бирюзового Эгейского моря. За спиной на фоне голубого неба возвышались руины акрополя. Чешуйчатую голову венчал лавровый венок, в острых зубах дымилась длинная трубка. А рядом музы на невидимых лирах наигрывали мелодию из старого-старого двухмерного фильма о великом детективе Шерлоке Холмсе.