Глава 5
Странная рыбалка

Крэ никогда не изучал тактику. Более того, если его спросить, вряд ли мог ответить, что это такое. Рождение последней личинкой в выводке на далёком тихоокеанском коралловом рифе совсем не способствовало образованию. Более того, и родители-то его были на ранних стадиях мутации. Антропоморфизм и огромные для «альфеус рандалли» размеры уже присутствовали, а вот разум со второй сигнальной системой ещё не появился. Поэтому выводок из семи оставшихся в живых особей был первым счастливым обладателем этого свойства, которое Гёте называл «отблеском божественного света». Но, сей бесценный дар бесполезен, если нет рядом тех, кто может научить, как его использовать. И гигантские тёмно-розовые креветки, прирождённые хищники, применяли его только для чуть более изощрённых способов убийства добычи. А потом прошла личиночная стадия, канцероиды начали осознавать себя как индивидуумы и, несмотря на то, что на рифе они были вершиной пищевой цепи, несмотря на обилие пищи, началась конкуренция внутри группы. Каждый из них от природы был наделён оружием, которое они поспешили обратить против друг друга. Однажды, при делёжке добычи они скинули в воду старшего, наиболее крупного брата. Они яростно щёлкали своими боевыми клешнями, долбили его звуковыми ударами, пока не начал трескаться панцирь и в воде не начало расплываться мутное коричневое облако его крови и внутренностей. Но и тогда они не остановились. На дно рифа погрузился бесформенный ком розовой скорлупы. И в тот день Крэ, самая молодая и небольшая особь, сделал для себя первые разумные выводы. Он понимал, что шансов на выживание у него куда меньше, чем у остальных.

В первую очередь, он начал наблюдать. Самым важным выводом, было то, что вне водной среды звуковой удар применить нельзя. Вторым, что кроме объема пищи, его братьев и сестёр практически ничего не интересует. Третьим, что они боятся покидать пределы рифа, с его лабиринтами ходов и пещер в разноцветных кораллах. Для начала он начал уплывать всё дальше и дальше от логова. Исследовав соседние острова, на одном из них он нашёл полузатопленную военную базу. На другом был причал, куда периодически приплывал рыбацкий корабль. Крэ впервые столкнулся с другими разумными видами и очень испугался, когда при попытке приблизиться одно из существ издало грохот и что-то больно ударило его в панцирь и отбросило назад. С такого расстояния никакой звуковой удар не мог бы его достать, и это удивило канцероида. Он стал чаще плавать к тому острову и наблюдать за рыбаками. Он увидел, что они не просто использую окружающий их мир, а преобразуют его под свои нужды. И благодаря этому они втроём добывали столько пищи, сколько их выводок не съел бы и за год. А в своих руках, похожих на три его остальные слабые клешни, они носили оружие гораздо более мощное, чем его природное.

Одна из таких экспедиций спасла ему жизнь. Во время затяжного шторма рыба ушла на глубину и его родичи убили их самую слабую сестру. Ей оторвали конечности и медленно сожрали заживо. Если бы Крэ был на рифе, эта участь постигла бы его. Но он был у рыбаков. После долгого периода наблюдений он преодолел свой страх и вышел к ним с тремя огромными рыбинами в руках, копируя их дружеские, как ему казалось, жесты. Сначала они целились в него своим железным оружием, но потом позволили подойти. Он пытался общаться с ними и наблюдал за их деятельностью. И потихоньку контакт налаживался. Он каждый раз носил им добычу, они смеялись и приглашали его на корабль. Посмотрев, как они сетью ловят рыбу, он взял у них небольшой её обрывок. Вернувшись на риф, он подкараулил одного из своих старших родственников в пещере, замотал его клешни и, подобравшись сбоку, разломал ему голову, пока тот судорожно пытался вырваться.

Помимо контактов с рыбаками, он оттачивал свой звуковой удар. Крэ чувствовал движение воды внутри клешни и понимал, что устройство каналов и пазух ограничивает силу потока. Он тренировался на старой базе, камушками и найденными железяками подтачивая себе клешню. К тому же, он пробовал применять его и в атмосфере, тренируя внутреннюю мускулатуру, но пока ничего кроме громкого щёлканья не получалось. Зато получилось взять у своих новых знакомых моток лески, нанизать на нёё загнутых железок и запихнуть всё это в крупную вкусную рыбину. Демонстративно устроившись возле одного из проголодавшихся старших братьев, он начал с аппетитом жевать ей хвост. Естественно, сородич отнял у него добычу и жадно сожрал. Крэ не стал смотреть, как он разрывает себе жавлы, пытаясь достать его самодельные крючки, и вырывает леску вместе с кусочками пищеварительной системы. Умирал тот канцероид долго и мучительно.

Однажды он принёс им не рыбу, а ящик с продолговатыми предметами, вроде тех, что они засовывали в своё железное оружие. Они очень обрадовались. Они пытались выяснить, где он это взял. После плавания на старую базу и погрузки остальных ящиков они предлагали ему своё оружие, а он указал на набор тонких длинных инструментов. С их помощью, он довёл модификацию своей клешни до конца. В воде удар был такой силы, что крошил скалы, да и в воздушной среде щёлканье сменилось мощным грохотом. По возвращении на риф, последние оставшиеся в живых брат с сестрой напали на него. Они боялись его, после того, что он сделал с другими. И совершенно справедливо. В неглубоком омуте они окружили Крэ и плавали вокруг него, глуша звуковыми ударами. Он того места на поверхности лазурного моря под полуденным тропическим небом расходились круги и летели брызги. А он в ответ нанёс свой. Такой силы, что грудной панцирь его брата раскололся напополам. Пока его тело в коричневой мути опускалось на дно, сестра отплыла к рифу и выбралась на поверхность, где, как она знала, звуковой удар бессилен и она могла рассчитывать на превосходство в размерах и физической силе. Крэ не торопясь выбрался следом. Два огромных канцероида стояли по колено в воде напротив друг друга, розовые мокрые панцири с коричневыми разводами блестели на ярком солнце. Две пары верхних конечностей были угрожающе разведены в стороны, чёрные глаза на коротких стебельках чуть сзади остроносой головы внимательно следили за противником. Она не поняла, что случилось, когда звуковой удар сбил её с ног и клешня её самого младшего и слабого брата, проломив головной отдел, вонзилась в её бледно-оранжевый мозг.

Проведя несколько дней в одиночестве на рифе, Крэ понял, что добытое превосходство ничего не значит. И что его возможности выходят далеко за пределы этого места. Он поплыл к рыбакам и попросил увезти его отсюда. Крэ никогда не изучал тактику. Тем не менее, успешно применял на практике её основы. Этому его научила сама жизнь.

«Даже мотоцикл у него тёмно-зелёный. Педант, ети его» — отметил про себя Абдельджаффар. Инсектоид — сверчок, такого же цвета, вышел из подвала старого бетонного строения и оглядел переулок. Небольшая утопленная в грудной панцирь круглая голова повернулась в сторону, где припарковался Фар, но мутант сделал вид, что не заметил скучающего у мотоцикла эсэсбешника на другой стороне дороги. Странный тип этот гражданин Нахтзангер и не только из-за выбранной им фамилии. В отчёты он попал давно и регулярно в них появлялся год за годом как мелкий наркоторговец. Как и у многих инсектоидов, его бизнес развивался довольно успешно.

Фар часто размышлял над этим несоответствием. Как представители вида мутантов, ничего не смыслящие в пороках, становятся барыгами, сутенёрами и прочими разновидностями продавцов греха? Ведь на их организмы не воздействуют ни алкоголь, ни наркотические вещества. У них суровый матриархат и секс ими используется только для размножения, а межвидовые связи они и вовсе презирают. Сколько любителей разнообразных извращений поплатились откусанной головой за попытки подкатить к какой-нибудь членистоногой самке. Это же биомашины, холодные и расчётливые! Вероятно, в том то и был секрет их успеха на криминальных поприщах. Не имея подобных слабостей, они изучили слабости других видов и используют их против них самих. Специалисты по выживанию, инсектоиды делают всё, чтобы другие виды разрушали себя. Это многие понимали и ненавидели их. Были деятели, которые предлагали всех инсектоидов истребить. Но до этого не дошло, а всё по той причине, что и в геноциде более жестокие от природы насекомые наверняка окажутся талантливее других. Собственно, Иркутск отлично это продемонстрировал.

Была правда и другая группа членистоногих. Те, кто свои таланты употреблял на пользу общества. И не только представители сферы искусства, не понимающие красоты, но просчитавшие, что значит красота для других. Были и хирурги с твёрдой хитиновой рукой, военные, не знающие страха, руководители на десять ходов вперёд продумывающие свои решения. За таких представителей вида инсектоидов ценили, а их, можно сказать «духовную» чистоту ставили в пример. Но Нахтзангер к этой группе не принадлежал. Под присмотром покойного Эдберга он продавал «колбасу». Галлюциноген, при отходняке от которого, у теплокровных начинались судороги, как при эпилепсии. Ящер читал, что невероятно красивые видения стоили подобного «расколбаса», но пробовать как-то не захотел. Сверчок не наращивал обороты своего бизнеса, но и не сбавлял. ССБ до него дела не было, но тут он начал появляться в подземных тоннелях, где вела поисковые работы группа Камолина. Раз его там встретили, другой. Оправдывался, что тайники там делал, только вот на кой ему тайники? Столько лет в открытую торговал. Камолину понравилась версия, что, после криминального передела, его прижали конкуренты и он перестал обращать на него внимание. Ну, тайники, так тайники! А вот Фар, любитель цепляться за мелкие несоответствия, решил копнуть. Всех возможных конкурентов поубивали. И ни кто иные, а искомая Камолиным бригада Палачей, точнее Палача. Толоконников отмахнулся: «Они всех сейчас убивают, подминают под себя город. Найдёте аннелидоида, найдёте их!» Выучил, видите ли, термин. Ну и рыбачьте на своего червя! Ящер предпочёл другой вид наживки.

Нахтзангер сел, а сказать точнее лёг на свой мотоцикл. Все шесть конечностей идеально разместились в специальных выемках в пластиковом корпусе, лишь развёрнутые назад ноги сверка торчали коленями верх. В целом могло показаться, что насекомое и машина стали одним целым. Оценив стиль конструкции, Фар завёл своего прокаченного боевого коня. Предоставлялась отличная возможность проверить встроенные Альтомом приборы. Подстроив новую голографическую карту над рулём под вечернее освещение, Ящер не торопясь тронулся с места. На голубоватой голограмме появились две точки и линия кратчайшего маршрута для преследования. Сверчок не догадался проверить транспорт на наличие жучков. Ещё не понял, какие враги у его новых друзей.

Чёрный мотоцикл офицера катился по оживлённой улице, погружённой в уютную неторопливость позднего вечера. Два цвета было вокруг: сумеречный синевато-серый, создаваемый большими тенями многоэтажек, и ярко-розовый, от пробивающегося в промежутки между ними заходящего солнца. Ящер озирался по сторонам, периодически глядя на карту. Поток транспорта был неплотным, офицер плавно петлял между блестящих машин, из окон многих гремела музыка самых разных стилей и направлений. Над головой промелькивали тени элашек, на миг заслоняющие уличные лампы, встроенные в дома высоко над дорогой. По тротуарам за низкими стриженными квадратными кустарниками гуляли люди и мутанты с детьми и детёнышами.

Тут Фар поймал себя на мысли, что семью разодетых в синие шаровары и оранжевые индийские рубахи воробьёв с четырьмя воробьятами он уже видел. Да и по улице этой он только что проезжал. Сверчок ездил по кварталу кругами. Фар думал, что заметив слежку, инсектоид помчится в какое-нибудь безопасное место, но тот решил поступить по-другому и начал тянуть время. Надо было как-то его подстегнуть к активным действиям. Перестав смотреть на карту, Фар выехал на ту же улицу, куда повернул Нахтзангер, и сел ему на хвост. Сверчок занервничал, но недостаточно. Не разрывая дистанции, он ехал впереди Фара, оборачиваясь и периодически прикладывая руку к голове. По-видимому, получал указания по коммуникатору. А потом вдруг резко накрутил ручку газа. Фар специально не стал надевать маску, чтобы инсектоид смог описать преследователя. Испугались, сволочи! Наживка поплыла к цели. Фар увеличил скорость и включил противную крякающую сирену.

Улицы исчезли, превратившись в мельтешение серого и розового, а впереди петляло по дороге продолговатое тёмно-зелёное пятно. Вот поэтому Фар и предпочитал мотоцикл. Погоня, скорость, холодный аналитический ум просчитывает каждое движение рук на руле. Любая ошибка — катастрофа и обузданный инстинкт самосохранения делает разум острым, как лезвие. Не склонный к восторгам Абдельджаффар сейчас испытывал подобие его. Но Нахтзангер тактику не сменил. Он продолжал кружить по кварталу, выписывая по улицам фигуру из трёх соединённых вместе квадратов. Ящер не отставал, закладывая мотоцикл на поворотах почти горизонтально к асфальту. И ту мотоцикл сверчка совершил полный разворот и, набирая скорость, помчался на стремительно приближающегося эсэсбешника. На долю секунды Фар был ошарашен. Ему приказали убить их обоих что ли? Смертник недоделанный, и откуда фанатизм такой? Жаль было упускать такую наживку, но так бесславно пасть капитан Арафаилов не желал. Он затормозил и нажал кнопку на панели. Из корпуса выдвинулся недавно вмонтированный промышленный лазер, но, за секунду до выстрела, из-под мотоцикла сверчка вылетела струя серого дыма, и он подпрыгнул над ударившим в асфальт красным лучом. Как в замедленной съёмке, Фар наблюдал, как над его головой пролетает мотоцикл с привставшим над рулём инсектоидом. Помогая полёту, Нахтзангер развернул свои прозрачные крылья с сетью тёмных прожилок. Он приземлился за спиной у Фара и, с трудом выровнявшись, стал стремительно удаляться. Ящер сделал вид, пытается его преследовать, но отстал и остановился, ухмыляясь. Эффектно! А самое главное, то, что надо! Он теперь думает, что оторвался от погони. Только вот точка на голографическом экране никуда не делась.

Сверчок уехал на окраину города и остановил мотоцикл у развалин старого здания, от которого остался лишь лабиринт без крыши. Фар подождал, когда инсектоид войдет внутрь и подъехал поближе. Среди остатков стен из грязного белого кирпича росли кустарники и деревья. Солнце уже село, на фоне темнеющего неба сооружение казалось как будто погрызенным. Идеальное место, чтобы спрятать вход в ту часть коммуникаций, где прячется бригада Палача. Рука потянулась к коммуникатору. Рано! Надо найти вход, занять позицию снаружи, а потом уже вызвать Камолина. Точно врагом станет, и так уже косо смотрит. Очень возмущался, что Арафаилов своё дело забросил, а в его лезет. Достав пистолет, а в другую руку взяв топорик, офицер осторожно зашёл внутрь, стараясь не наступать на кучи мусора, валяющиеся внутри развалин. Впереди был слышен шорох ветвей, трущихся об хитиновый панцирь при движении Нахтзангера. Где-то в середине лабиринта он затих. Вот там-то должен был быть и вход. Раздвигая ветви, Фар вошел в узкий дверной проём. Но увидел лишь кучу мусора и три кирпичных стены. Это была небольшая квадратная комната. В этот миг Ящер кожаным зелёным затылком почувствовал какое-то движение воздуха.

Пригнуться! Рефлексы среагировали быстрее разума. Это же такой же чёртов кузнечик, а в драке с ему подобными главное, чего нужно было опасаться, это ударов ногами. Тёмно-зёлёная хитиновая лапа просвистела над головой Арафаилова, будто выброшенная пружиной. Удар должен был проломить ему затылок, либо раскрошить челюсть, если бы он успел обернуться. Фар несколько раз выстрелил, пули прошли под инсектоидом, тот схватил предплечье правой руки Фара одной из своих левых рук, другой пытаясь вырвать пистолет. Левой рукой с топориком Ящер колол сверчка в живот, туда, где у других видов находится печень, но прорубить подвижные пластины закруглённое лезвие не могло. Лишь оставляло небольшие проколы, из которых сочилась жёлтая кровь Нахтзангера. Сверчок развернул их, оказавшись в проходе. Упёршись ногой в стену, он отпрыгнул назад, помогая себе крыльями, и вырвал пистолет из рук Ящера. Офицер пролетел вперед в комнатку, упал на кучу мусора, быстро вскочил. Закрыв крыльями бледно-голубое небо, сверчок подлетел над ним, стреляя сверху из пистолета Фара, но тот быстро забежал под него, схватил за ногу и всей своей массой рванул вниз. Задев стену и кусты, насекомое грохнулось в проход, пистолет отлетел в сторону. Фар стоял над оглушённым Нахтзангером, когда его что-то невидимое толкнуло в грудь и отбросило к дальней стене комнаты.

Вслед за встающим сверчком в узкий проход между стен протискивался тёмно-розовый панцирь в коричневых разводах. Под боевой клешнёй, вместо короткой руки, торчал обрубок. Ящер переводил взгляд с одного мутанта на другого. Недоделанный рыбак! Можно было представить, как некий невидимый рыболовный крючок протыкает ему самому щёку. А точнее вонзается прямо в задницу. Один на окраине города против двух членистоногих с бесполезным топориком в руке. События, правда, приняли несколько иной оборот.

— Где ты был? Я почти справился сам, — прогудел репродуктор Нахтзангера.

— А вот где, — ответил Крэ и, схватив насекомое двумя левыми руками, прижал его к стене, приставив снизу к голове клешню. Раздался грохот, тёмно-зелёная оторванная голова сверчка взлетела в вечернее небо вместе с брызгами жёлтой крови и мелкими обломками кирпичной стены. Мутант швырнул в Фара конвульсивно дёргающееся тело и оттопырил подвижный палец на клешне для нового удара. Мавр сделал своё дело. Вот такая ирония: жил себе мутант, полагал себя хитрым криминальным деятелем. А оказался простой наживкой.

Абдельджаффар помнил, как драться с Крэ. Главное дистанция, иначе звуковой удар и смерть. Рептилоид наносил удары с правой стороны, уворачиваясь от тяжёлой клешни, старался попасть топориком в чёрный глаз сбоку. Левыми руками канцероид бил Ящера по плечу и поставленному блоку. Рядом в агонии молотило воздух ногами обезглавленное тело Нахтзангера, а попасть под эти удары было тоже очень опасно. И, отвлёкшись на это, Фар пропустил удар в печень, согнулся, позволив Крэ схватить себя за руку и плечо. Тяжёлая клешня тыльной стороной опустилась обездвиженному офицеру на голову. От второго удара он попытался закрыться рукой, почувствовав в ней адскую боль, как будто его били железным молотом. И тут его парализовал страх. Истерический, животный страх смерти. Он вдруг ясно осознал, что эти сумерки — это последнее, что он видит в жизни. Его медленно и неумолимо убивало существо, более физически сильное, чем он сам и ничего он сделать с этим уже не мог. Перестав чувствовать руку, он колотил по панцирю ракообразного ногами, а Крэ нанёс третий удар, четвёртый. Острая розовая голова на фоне серых стен и тёмных кустов расплывалась и исчезала. Последние силы угасающего сознания направлялись на то, чтобы не обоссаться в штаны.

Чёрный броневик ССБ был спрятан между двумя грузовичками на парковке посреди пятиэтажек. Позади зеленел берёзовый сквер, так что увидеть машину можно было только спереди. Был риск, что Палач пройдёт этим маршрутом, но куда уж без риска. Портативная камера на углу дома была направлена на припаркованную неподалёку зелёную фуру с логотипом венгерской фирмы «Кёрёш Кинематик», одного из крупнейших производителей деталёй для роботов. Сколько трудов стоило уговорить водителя задержаться в городе ещё на несколько дней, но судя по тому, что последним местом нападения были склады с деталями, в фуре должно было находиться то, что нужно бандитам. Внутри броневика царил полумрак, освещённый лишь зеленоватой голограммой вида с камеры. Растворяясь в нем из-за своей чёрной формы, там скучала группа капитана Камолина, усиленная двумя оперативниками рептилоидами. Один из них, происходящий от вида крокодиловый шинизавр, распаковывал толстыми бурыми пальцами замотанный в целлофан кусок сырого мяса и с аппетитом запихнул его в свою массивную, красно-бурую, покрытую россыпью тупых шипов, голову. Салон наполнился чавкающими звуками. Одна из близняшек-колли, Вика, с укоризной посмотрела на него. Прожевав, рептилоид хрипло возмутился:

— Чего? Я обед никогда не пропускаю.

— Ты ничего не пропускаешь, — растянув в ухмылке жёлтую пасть с синим языком внутри, пробасил его чешуйчатый напарник. — Ни обед, ни полдник, ни ланч, ни «файв о клок». Тяжелее увидеть тебя, когда ты не жрёшь.

— Это когда я только что пожрал. Какие же вы все сцинки противные! Не можешь ты без комментариев.

— Надо же! Вид мой выучил! На девятом году знакомства.

— Ну, это ты у нас всех знаешь. Как, например, будет зваться мутант, произошедший от медузы?

— Сцифозоид. А мутантка сцивозоидка, а то спросишь сейчас глупость…

— Ох, как же слушать интересно вас, — с сарказмом вздохнул засыпающий после ночи в засаде Камолин. — Два брата — хер да лопата!

— Только вот кто из них кто, а? — Лизесс толкнула локтём мрачную Викторию. — Чжун на хер вполне потянет: толстый, красный, и в пупырышках. А вот Люй на лопату не похож, разве что длинный.

— У него язык как лопата, — поддержал шутку шинизавр. — Большая синяя лопата! Вика, чего ты надутая-то? Не выспалась?

— За Ящера этого переживает, — шепотом сообщила Чжуну краснопёрка.

— Ты меня с сестрой не путай, — отрезала колли. — Это Алинка там вся в соплях сидит. Не спорю, интересный парень был. Только чего уж за него переживать-то? Отпереживались уж.

— Ну, это ещё неизвестно, — сказал Камолин.

— Куда уж известнее! С проломленной головой не живут. — Старший сержант Вейшен Люй в таких вопросах был скептиком. — Зато благодаря ему канцероида взяли. И потом «Стимфалийских птиц» он хорошо провернул, своими неординарными решениями.

— Да, и вот куда привели они его, — возразил капитан. — А от канцероида толку нет, в него хоть свинец заливай — молчать будет. Это тварь ещё та! Слушать надо было, что ему говорят, нашему Ящеру…

— Почему к нему этот «Ящер» прилип? Я тоже рептилоид, а меня Мясом обозвали. А всё благодаря вон тому, жёлтому. — Чжун указал на товарища, распаковывая очередной кусок говядины.

— Ты ещё спроси за что! — засмеялся Люй. — Меня благодаря тебе, идиоту, поначалу Качелями называли!

— А это ещё почему? Я ни разу не слышала, — удивилась Лизесс. — Ты же вроде как Профессор.

— Когда мы сода перевелись, он все говорил, что у меня язык синий, потому что я в детстве на морозе качели лизнул! Кстати, о лизнул. Кто мне её снял-то?

— Кого? — спросила Вика.

— Да элитную проститутку ему тут кто-то оплатил, — пояснил жующий Чжун. — Он на меня валит, но у меня на такую денег нет. А если бы и были, то на тебя бы я их тратить явно не стал.

— Мы откуда знаем, кто тебе шлюх снимает, — презрительно ухмыльнулась краснопёрка.

— Она сказала, друг какой-то мой ей кредиты перевёл. Классная такая: скандинавка, полненькая, с татуировкой белой сирени на бедре! Жаль, на всю ночь у неё не получилось остаться. Взрыв этот чёртов в автобусе.

— Это когда мы тебя в подворотню какую-то приехали забирать? — спросил капитан.

— Да. Райончик там не очень. Зато девушка классная. Мне вообще последнее время везёт!

Виктория вдруг начала напяливать бронежилет и доставать свою снайперскую винтовку. Все удивлёно посмотрели на неё. «Болтаете? Вот и болтайте дальше!» — злобно буркнула она и показала на голограмму, передающую изображение с камеры. В замке дверей в грузовой отсек фуры ковырялись два человека, один в серой куртке с капюшоном, на голове другого был красный колпак.

Палач озирался по сторонам и поглядывал наверх, где высоко над крышами висело в небе коричневое пятно. Валет прикладывал к электронному замку одну карту за другой из своей колоды, пытаясь подобрать нужный ключ. Глядя на Германова, одетого как всегда в одну разгрузку на голый торс и обвязанного своим красным поясом с топором он недовольно бубнил:

— Разоделся, как Конан-варвар. Человеческой одежды нет у нас. Солнце светит, а он в колпаке своём красном. Окна, мать их, вокруг. Могли бы ночью пойти, пока спят все. Воры хреновы! Осталось закричать: смотрите — воруем! Мы воруем!

— В обед тоже нет никого! Все на кухнях, обедают. И «собаки» в том числе, — огрызнулся Палач. — Хорош выделываться! На меня работаешь, есть у нас Крэ или нет! И потом, я топор взял.

— Ну, это очень успокаивает! А этот… — Валет заткнулся, увидев, что за топор взял Германов. У него за спиной болтался дробовик с приделанным к нему внизу широким лезвием алебарды. Слава яйцам! Видать, надо было видеть смерть брата, чтобы начать терять склонность к дешёвым эффектам. Правда, так думал человек, все свои воровские примочки маскирующий под игральные карты.

Двери открылись, Палач полез в заставленный коробками полумрак искать пневмонасосы. Он успел схватить только один из них, когда в динамике микромобильника зазвучал сигнал тревоги. Выпрыгнув из фуры, Германов увидел, как из-за угла дома на него бегут эсэсбешники. Впереди неслись два мускулистых рептилоида, в чёрных штанах и чёрных же, с красной эмблемой ССБ на груди, брониках на голые чешуйчатые тела. Первый был высокий, белёсый, с желтыми полосами на руках и шее. Он был вооружен пистолетами-пулемётами в каждой руке, а второй, коренастый, красный с коричневым, с большой шипастой головой, размахивал коротким широким автоматом. За ними, размахивая пистолетом и крича, бежал старый знакомый — лысый татуированный офицер, а у угла дома в листве кустарника мелькнула рыжая грива и длинный ствол винтовки. Снайпер! Вскинув дробовик, Палач выстрелил сначала по кустам, потом в ноги бегущим. Дробь не долетела, чуть покрошив листву, но снайпер испугался и начал менять позицию. Второй выстрел тоже никого не задел — оперативники попрятались за машины. В фуру над головами бандитов ударила автоматная очередь. Валет пули дожидаться не стал — пытаясь удержать тяжёлую коробку на вытянутых руках, пригибаясь, он побежал в переулок. Палач последовал его примеру. Случайные прохожие шарахались в стороны, совсем не желая попасть под шальную пулю. Из окон пятиэтажек, наоборот, высовывались движимые глупым любопытством мутанты и люди.

Забежав за угол, Германов прижался к стене и сделал несколько выстрелов в сторону легавых. Отражение солнца в тонированных стёклах автомобиля разбилось на тысячи осколков, когда волна дроби ударила в борт, за которым прятался один из рептилоидов. Второй в этот момент сделал короткую перебежку и был уже где-то в изумрудном кустарнике на другой стороны угла. Высовываться совсем не хотелось, Палач потерял из виду снайпера и татуированного, а пулю в красный колпак получить было бы крайне нежелательно. Стоило действительно задуматься о целесообразности выбранного имиджа. Валет, матерясь, всучил напарнику коробку, распаковал новую колоду и побежал по переулку, втыкая карты в стены, справа и слева. Германов бросился вдогонку. Дробовик болтался на ремне вдоль ноги, рискуя воткнуться приделанной алебардой в икру. В переулок вбежали оперативники, но тут начали срабатывать карты, взрываясь с яркой вспышкой одна за другой. Прицелиться у преследователей не получалось.

Мелкие жестяные осколки от световых гранат впились Профессору в щёку. Несколько раз выстрелив наугад, он подождал, пока вспышки закончатся, и побежал дальше. Камолин и Мясо еле за ним поспевали.

«Тридцать первый, они в крайний подъезд заскочили» — доложила Вика, оббегающая дом с другой стороны.

«Понял тридцать вторая, жди нас, не заходи! Тридцать — М! Слышала информацию?» — спросил капитан. Лизесс всё поняла и, пока остальные подбежали к подъезду, возле него уже стоял их броневик. Ствол пулемёта на крыше был нацелен на вход, громкоговоритель голосом девушки-ихтиоида требовал запереться в своих квартирах из-за проведения спецоперации. Эсэсбешники спрятались за транспортом, отдышались.

— Что у них там, хата? — удивился Чжун, перезаряжая автомат. — Мы же её разнесём, дураки они?

— Вход в подвал, — решил Камолин, — А оттуда в подземелья.

— Они же, суки, сейчас свалят! — воскликнул Люй и, вскинув свои пистолеты-пулемёты, побежал в подъезд, видимо полностью уверенный в своём абсолютном везении. Остановить его капитан не успевал. Оставалось бежать за ним с остальными. Вбежав в полумрак с освещённой ярким солнцем улицы, Профессор ринулся вниз по лестнице, но услышал топот наверху. Оперативники вчетвером побежали наверх, чуть не налетев на испуганную пару из седеющего человека в чёрной кожаной куртке с заклёпками и серой мутантки кошки, с головы которой свисали разноцветные пряди длинной шерсти. Сверху раздался грохот. Акустика подъезда сделала звук выстрела из дробовика оглушающим. Эсэсбешники инстинктивно пригнулись, потом побежали дальше мимо разноцветных бронированных дверей квартир. Вход на крышу был открыт, рядом валялся отстреленный замок. Оперативники замерли у вертикальной лестницы, целясь в прямоугольный люк, в котором было видно только бледно-голубое небо. По команде капитана Вика выставила в люк ствол винтовки, дробь ударила в крышу и на головы полетели ошмётки рубероида и бетонная крошка. «Улетят они, что ли!» — ухмыльнулся Мясо и хотел бросить на крышу пару наступательных гранат, но Камолин его остановил, велев взять дымовые.

Сняв куртку, Валет ещё раз проверил все крепления разгрузки с петлёй на спине. Да ну к херам такие планы! Палить входы в коммуникации не стоило, но это! И потом надо было попробовать в спокойной обстановке сначала! Озвучивать свои сомнения он не стал, так как теперь другого выхода не было. Выстрелив по пытавшимся высунуться «собакам», Палач вновь начал нажимать кнопки на портативном пульте, когда из проёма люка вылетели один за другим два чёрных шарика. Один Валет успел пнуть с крыши, где-то на уровне пятого этажа он зашипел и упал вниз в струе дыма. Второй закрутился, разбрасывая серую муть, недалеко от Палача.

— Сейчас полезут! — сообщил тот и побежал к краю крыши. Схватив коробку, Валет поспешил за ним. В это момент из люка вылезли рептилоиды. Но тут что-то большое и тяжёлое обрушилось на них сверху. В клубах дыма оба ящера разглядели только большие бронзовые когти, схватившие их за оружие и вырвавшие стволы из их рук. Затем что-то раскидало их в разные стороны. Чжун ударился об антенну и запутался в проводах, а вот Люй чуть не свалился с раскалённой битумной крыши, он удержался, упёршись ногой в так кстати подвернувшийся козырёк балкона. Быстро поднявшись на ноги, он выпустил очередь в разворачивающегося в клубах дыма бронзового робота, декорированного под хищную птицу. Вика забиралась на лестницу, когда не неё свалился упавший сверху капитан, который чуть не получил по рукам захлопнутой роботом крышкой люка. Люй, подбегая к машине, выпустил ещё одну очередь по грудному отделу робота, но тот пригнулся, часть мелкокалиберных пуль с искрами отрикошетила от ястребиной головы. Палач заметил, что люк снова открылся. Надо было уходить. По его команде робот подлетел, быстро согнулись красные пневмотрубки, удар когтистой рукой пришёлся по пулемёту Профессора. Оружия тот не выронил, но отведенная в сторону рука позволила роботу нанести удар ногой в грудь рептилоида. Бронежилет погасил силу удара, Люй снова упал. Ястреб подлетел к бандитам, Валет закинул коробку в сетку, прикреплённую к грудному отделу робота, хотел было перекреститься, но не успел. Машина в бронзовых перьях схватила их за петли на разгрузках, и слетела с крыши. Подбежав к краю, Камолин увидел, как за углом дома скрывается летящий робот, волочащий двух болтающихся как тряпичные куклы бандитов, один из которых истошно орал и матерился. Прикрыв рукой глаза от яркого солнца, офицер попытался рассмотреть, куда они полетели, но видел лишь белые кучевые облака.

Сзади него рептилии ругали друг друга на втором официальном языке Евразийского Союза, на китайском. Виктория сидела на краю люка и растирала потянутую при падении на неё Камолина руку. Оглядев эту сцену позора, капитан подошёл к вылезающему из проводов Мясу.

— Никуда не улетят, говоришь? — прошипел он. — Старшина Бао, кто вам дал команду открыть огонь?

— Ой, вот только давай не надо, а? — презрительно ответил тот. — Мы сколько лет в опергруппе, нам не надо говорить когда, чего…

— Ты в моей группе сейчас! Меня, если что, за все твои действия спросят! Ты серьёзно думал про гранаты-то. Многоквартирный дом это, соображаешь? И нахрена стрелять было вообще? Чего мы с их трупами делать будем?

— Ну, кто-нибудь один живой остался бы. Наверное. — Рептилоид почесал толстыми коричневыми пальцами массивный красный затылок.

— Так, давай, не ругайся, — положив жёлтую руку капитану на плечо, успокоительно сказал подошедший Профессор. — Отделались коробкой и синяками, а второй раз подобное Палач не выкинет, мы за небом будем посматривать. А Чжуна у нас не просто так Мясом зовут. После него всегда кругом мясо одно.

Между тем, у той пары, что так не вовремя выходила из подъезда, не задался весь оставшийся день. Мало того, что сначала чуть не пристрелили бандиты и не затоптали преследующие их стражи порядка. Так ещё в кафе, где они решили пообедать, произошёл конфликт из-за столиков. Здоровый подвыпивший лось-дальнобойщик обозвал спутницу мужчины «драной кошкой», годы мало изменили характер старой хулиганки, поэтому и её мужу пришлось вспомнить молодость. Он достал из карманов кожанки кастеты и сломал мерзавцу его большой нос, пока его достопочтенная супруга висела на рогах мутанта, пытаясь выцарапать тому глаза. Завалить его было нелегко даже вдвоём, а по окончании побоища пришлось заплатить за сломанный стол и залитый кровью пол. Видела бы их приёмная дочь и внуки! Да ещё её любимая серая джинсовая рубашка оказалась испачкана!

В довершение ко всему, не успели они дойти до театра, где намеревались завершить вечер долгожданного общего выходного, начался ливень. Пришлось бежать до двойных дверей спрятавшегося между стеклянных офисных коробок ветхого здания по большим лужам, в которых тяжёлые капли рисовали круги по отражению синевато-серого плачущего неба. Разноцветные пряди на голове кошки превратились в разноцветные сосульки. Промокшая и злая, она сидела в полутёмном зале, злобно взирая на сцену, а рядом пытался пригладить растрепавшиеся седые волосы её муж, с большим фингалом на пол-лица. Целый ряд перед ними занимали изысканные орнитоиды-голубки в узорных платьях, которые периодически озирались, что-то тихо ворковали друг другу и гулко хихикали. К счастью не они одни здесь были такими хреновыми театралами: клуши переключились на обсуждение низкого мужика в каких-то зелёных лохмотьях, коротких штанах и промокшем шутовском колпаке. Он неторопливо шёл к сцене у стены, потом, заметив их внимание, помахал всему их ряду неприличным жестом, вызвав волну бестолкового возмущения, и, мерзко захрюкав, юркнул за кулисы. На сцене, на фоне голограммы фантастического бального зала, два парня в серебристых фраках вальсировали с двумя инсектоидами-бабочками с крыльями лимонного цвета. На тёмные пушистые тела мутантов были напялены блестящие платья, жуткие волосатые морды со свёрнутыми хоботками вместо ртов закрывали пластиковые маски, изображающие милых девушек. Юноши периодически подкидывали этих «балерин», те начинали кружиться под потолком, рассыпая медленно падающие на зрителей золотистые в свете ламп чешуйки. Утончённая публика охала и ахала.

Когда Юлька по прозвищу Электричка, худая, коротко постриженная женщина в фиолетовом комбинезоне со следами оторванных нашивок, вошла в свою аппаратную над сценой, там её дожидался Шут. Освободив для неё вращающееся кресло на колёсиках у пульта, он прохрипел:

— Повезло тебе — работа в сфере искусства. Хоть и электриком.

— Это искусство? — усмехнулась она, дохнув на Шута перегаром. — Это некоторые по лёгкому кредиты рубят! Вон те летуны — самец и самка. И все вот эти кульбиты их это их, лимонниц, брачный танец. Он у них в генах заложен. Так что ничего они не репетируют, там, движения не изобретают. Нашли двух педиков себе в партнёры, те два «па» разучили. Они и вправду, кстати, педики. И получается уникальный театр «Гонептерикс»! Такой вот семейный подряд!

— Порадовалась бы за других. Они тебе тоже просто так платят. Переключать голограммы и дурак может! И потом народ в массе туп. Они не способны понимать суть действия, им важно, как это для них выглядит и удовлетворяет ли их мелочным интересикам. Некоторые даже сути своих просьб понимать не способны. Не говоря уж про искусство. Вот, кстати, документы на квартиру. — Шут вынул из внутреннего кармана свёрнутые в трубочку листы.

Юлька потянулась к бумагам. На помятом от пьянок лице с корявенькой фиолетовой татуировкой молнии, разветвляющейся от виска на щёку, появилась робкая улыбка.

— Получилось? — тихо спросила она и забубнила. — Чертов братец, недоделанный революционер, хоть что-то от мудака осталось…

— Давай к делу. — Отдав было ей документы, Шут отдёрнул руку, помахав бумагами перед носом.

— А чего к делу. Я его ещё в школе знала. Дурной был по характеру, но нормальный пёс, в принципе, высокий, шерсть чёрная, так и лоснилась. А ещё у него фишка такая была, да и сейчас в принципе есть — он в разговоре очень вежливый всегда, манерный. Потом он пить стал много. Я тоже, как бы, пью, но я хоть работаю! А этот бухал, да всё в криминал лез, к Министру хотел пойти. Да только они наваляли ему, он год потом хромал. А потом, отца его убили. Он вообще в бутылку влез. Друга нашёл себе слона. Ходили как два бомжа, в дранине, пьяные, грязные. А потом встретила его и охренела — череп собачий на голове, жилетка из костей сшитая. Это, говорит, отец мой, это в память о нём…

— А потом, что было? А потом? — передразнивал её Шут.

— А потом он в гаражах начал порядки наводить. Сервис крышевать стал. Чужой кто в гаражи сунется — палицей в голову. Слон, тот вообще псих. Он одного по все рядам гонял и насмерть забил. Руками, ногами топтал и ревел дурниной громче, чем тот, кого убивал. Тварь свою нашли где-то. Он же безмозглый, их паук-то! Недоразвитый! Их бояться весь дом стал, но он своих не трогал. Наоборот, обращайся, говорит если что. И вот, когда меня из водоканала уволили, до того, как Серёга меня в своё дело взял, я как-то с ним выпивала. Мы за домом сидели, а тут они подошли. Слон в капюшоне своём замотался, рядом стоял, вонял. Мне кредиты-то нужны были, я возьми, сдуру и спроси: не знаешь, кому карты нужны. Думала, связи у него там. Генка череп этот свой на затылке поправил, смотрит на меня своими глазами чёрными. Спросил, чего за карты. Со мной, говорю, один работал. Всю подземку излазил, карт куча у него. Ищет, кому продать, кто поможет — в долю возьмёт. А червяк, он же какой — сам говорить с чужими не любит. Да и поймёт не каждый. «И чего», — спрашивает, — «много денег?». Я объяснила, что помещения там бесхозные, под склады подойдут. Он головой покачал, говорит: «Да нет, кому это надо?». Только червяка нашего синего больше никто с тех пор не видел.

Всё было понятно. Шут усмехнувшись, отдал ей бумаги и встал сзади кресла, когда она начала читать. Сами, значит, решили подзаработать, а аннелидоида давно грохнули. Юлька, недоумевая, вертела бумаги в руке и, повернувшись к Шуту, воскликнула:

— Это чё? Это же сценарий?

Вместо ответа он схватил её за затылок и, когда она попыталась вырваться, толкнул стул в предварительно открытый им электрощит. Она не успела ни вскрикнуть, ни понять, что сейчас умрёт. Выпивающую, неустроенную в личной жизни, потерявшую всё, что они с братом заработали, Юльку по прозвищу Электричка убила энергия, к которой она работала всю трудовую карьеру. А что? Шут любил злую иронию. Юлька повелась на глупое обещание вернуть отнятую государством квартиру. Бестолковая женщина, которую всю её жизнь деятельный брат вытягивал из алкогольного болота легко поверила в подобную халяву. Сказала бы спасибо, что Шут не любит пытать людей, а ищет более весёлые способы добычи информации. Такая уж у Юльки была судьба. Все-то её обманывали. А всё потому, что она не понимала сути своих действий.

В этот момент в актовом зале посередине спектакля погас свет. Темнота наполнилась возмущенным воркованием голубок. Затем гулко рассмеялся мужчина и раздался злобный женский крик: «Да ети-же вашу мать!».

Чуть позже убийца возвращался в подземное убежище их банды по узкому тёмному тоннелю, опираясь рукой на покрошившуюся кирпичную кладку. Он издалека услышал голоса своих подельников, они о чём-то спорили. Только вот как-то странно разговаривал их так называемый «босс». Шут придумал себе несколько догадок, одна смешнее другой, и вошёл в освещённую единственной лампой в решётке комнатушку, издавая свой фирменный поросячий смех. Валет и измазанный в машинном масле Палач стояли у столика с оружием, картёжник показывал на замершего у больших ржавых труб Ястреба:

— Не рассчитана у него на это программа! Посмотри сам иди, как он этот проход заделал! Там Крэ пролез бы! Сам иди, стой там и управляй им, подождёт твоё чудовище это! — Валет кивнул в сторону соседней комнатки.

— Нет у наф теперь никакого Крэ! Фами фправляться долвны! А кода я вфё там доделаю, никакой Крэ и нувен не будет! А ты фули рвоф? — злобно прошепелявил Германов Шуту.

— Ты чего это? Налетел всё-таки хавалом на топорищи свои? — указав на валяющийся на столе дробовик, спросил тот вместо ответа.

— Это он в полёте язык прикусил, — усмехнулся Валет. — Летим, я ору, а сам думаю: вот какой у нас старший-то стойкий! Молчит, сощурился только как-то странно, под маской-то не видать!

— Нашёл я карты, — сообщил Шут.

— Форофо, вавтра добудем, — довольно покивал Германов. — До вофтосьных тоннелей долевем и ваодно пофмотрим, докуда пуфтоты идут…

— Я в пустоты чё-то не хочу лезть. Кто-то же поисковиков прирезал! — запротестовал шулер. — Вот восточные — это тема!

— Собаки почти весь центр облазили, рано или поздно и про восток узнают. Всего-то ты боишься! Ты у нас не Валет, а какая-то Дама! Хэ, Хэ! — Вот и картёжник получил свою порцию глупого юмора. Валет со злостью глянул на измазанное в пудре рыло. Их с Шутом взаимоотношения странно колебались от какого-то странного взаимопонимания, до обычной неприязни. Снова прожевав злобу и не желая ввязываться в заведомо проигранный обмен колкостями с психопатом, шулер попытался сменить тему разговора, спросив у Германова, много ли ему осталось доделать.

— Профеффор хорофый найти, — ответил тот. — И топор.

— Пропади ты со своим топором! — обречённо выдохнул Валет и пошёл спать.

Сэр Баскервиль проснулся солнечным утром, примяв послюнявленной лапой торчащие клоки чёрной шерсти. Сер Баскервиль позавтракал контрафактной тушёнкой «Смоленская радость». Он подозревал, что в неё добавляют мясо дохлых мутантов-коров, но ему было всё равно. Он бы съел и собаку, несмотря на то, что сам был высокой костлявой антропоморфной собакой. Сер Баскервиль надел коричневые штаны по колено, жилетку из рёбер, напялил собачий череп на голову, прикрепил к поясу самодельную булаву с покрытым вмятинами свинцовым шаром. Обуви мутант не признавал. Такой вот странный был сэр Баскервиль мутантской современности! Выйдя из дому, на площадке между этажами он встретился со своим товарищем. Слон, наверное, снова встал до рассвета, а может и вовсе не ложился спать. У Проповедника вообще не было распорядка дня как такового. Спал он, когда хотел и где хотел. Сегодня он мог и не стоять под дверью с флягой сивухи, однако стоял. Сэр Баскервиль распорядок ценил. Он выпил лишь один стакан. Таков он был, его распорядок: стакан с утра, стакан в обед, два вечером. Сэр Баскервиль не хотел же спиться, в конце концов! Потом он обошёл свои владения. В трёх рядах низких гаражей за небольшим болотцем было всё спокойно. Слон где-то отстал и исчез. Сэр Баскервиль проверил своих подопечных. Коричневые инсектоиды-муравьи, в количестве шести голов, исправно трудились в своём автосервисе. Их искалеченная матка внимательно следила за работой с высоты своего кресла-каталки на гусеничном ходу. Сэр Баскервиль пришёл в свой «офис», коим являлся большой заброшенный гараж с вечно открытыми покосившимися ржавыми воротами. Офис располагался отдельно от других боксов на окраине болотца, перед ним была ровная круглая песчаная площадка, со следами разворачивающихся там автомобилей. Под потолком большим ребристым светло-коричневым шаром висел спящий Летун. Валяющийся у самого входа труп Троглодита сегодня вонял ещё сильнее. Сэр Баскервиль не знал, почему так называли его бывшего собутыльника, низкого серо-зелёного круглоголового рептилоида. Правда теперь голова его была не совсем круглой, а с глубокой вмятиной от палицы посередине. Надо бы велеть Летуну убрать Троглодита, надоело через него преступать, а с другой стороны — пусть лежит. Пусть все знают, что нельзя… А чего, собственно, нельзя? Сэр Баскервиль почесал голову под шапкой-черепом. Пусть просто видят и боятся! Вскоре к сэру Баскервилю прибыли посетители.

Из открытых ворот тащило трупной вонью так, что Палач с товарищами почувствовали её, стоя на другом конце площадки. Из гаража вышел высокий тощий мутант-пёс в костяной жилетке и, уперев руки в бока, вопросительно кивнул головой. Германов толкнул в бок Шута, говори, мол.

— Вон, дурак пусть скажет, — кивнув головой в сторону Валета, сказал тот.

— Ты у нас дурак, ты и говори, — огрызнулся картёжник, но, по нахмурившимся глазам под красной маской, понял, что вести базар придётся ему.

— Чем могу, уважаемые? — спросил пёс, подойдя чуть ближе.

— Ты Гена? — поинтересовался Валет.

— Я не Гена, а сэр Геннадий Баскервиль, — гордо изрёк маммолоид.

— Соболезную, — хрюкнул Шут. Мутант оставил его реплику без внимания.

— А ты знаешь, кто мы? — спросил Валет и объявил после вопросительного кивка. — Мы новая власть в городе!

— Ааа! — пасть пса растянулась в ухмылке, обнажив недостаток доброй половины зубов. — А я так сразу-то и не понял! Категорически прошу простить. Только вот незадачка одна: приходили до вас джентльмены, тоже называли себя новой властью. Только вот в чём дело…

— Я вот этой самой палицей, — похлопал сэр Баскервиль себя по боку, — гнал их до самого их крутого джипа. А потом ещё долбил по задней двери, когда они нас спешно покидали. А выглядели они посолиднее вас.

— Крутой ты, как четыре вместе сваренных яйца!

— А ты-то чего молчишь, а Палач? Или думал, не признаю, коль ты анфас свой красным колпаком закрыл. — Взяв в руки свою свинцовую дубинку, сэр Баскервиль кивнул в сторону гниющего Троглодита. — Один тоже вон молчал. Стакан выпил, и молчит сидит. Я его спрашиваю: «Чего молчишь?». Он в ответ: «Да так, задумался». Я ему: «Чего-то много думаешь, умный, что ли, слишком». Он: «Да какой я умный? Такой же дурак!». Я ему: «Какой? Это я, по-твоему, дурак?». Он подрывается: «Да чё ты начал, а?». Я в ответ: «Ах, я начал? Я начну сейчас!». Он два удара ещё стоял, а на третий уже конечно стоять не мог.

— Слушай, напугал. Вот это история! — Шут пригнулся и начал подходить к псу поближе. — Оно может так и не заметно, но я вот прямо сейчас в штаны насрал.

— Не с того мы начали разговор, — констатировал Валет доставая из-за пояса пистолет. Палач взял в руки свой дробовик с лезвием. Дело шло к избиению этого несчастного «дворянина». Он тоже это понял, поднял дубинку над головой и сказал:

— Действительно, беседа не клеится. Только вот пошатнутся стены Иерихона от рёва трубного!

Бригада Германова недоумённо переглянулась, пытаясь уловить смысл последней реплики, но тут, со стороны идущей вдоль болотца дороги, действительно раздался трубный рёв. Шлёпая по грязи, оттуда быстро приближалась какая-то большая бесформенная фигура. Это был мутант-слон с тёмной синеватой кожей, покрытой редкими торчащими в разные стороны чёрными волосинками. Тело прикрывала лишь грязная набедренная повязка. Он перепрыгнул через большую лужу, разорванный надвое коричневый плащ с откинутым капюшоном развевался за ним, как два кожаных крыла. Грузно приземлившись между собакой и бандитами, слон грозно расставил руки, воздел к небу огромную голову неправильной формы и, кружась на месте и обводя всех присутствующих безумным взглядом глубоко посаженых глаз, громко заорал:

— Да пошатнутся стены Иерихона от рёва трубного! И пожнёте бурю от посеянного ветра, тщетно замыкающие двери вы, досель смотрящие в окна!

В довершении ко всему этому безумию, за бандитами, откуда из пустоты утреннего голубого неба, упал здоровый коричневый тощий арахнид и стал медленно подниматься во весь рост, упираясь в землю непропорционально длинными тонкими изломанными в суставах лапами. Мутант был похож на растопыренную корягу: длинное и тонкое тело с овальной головогрудью, верхние свисающие над двумя парами чёрных глаз четыре конечности в полтора раза длиннее четырёх нижних. Откуда он свалился было непонятно, ибо рядом не было ни одного строения выше гаражей. Валет водил пистолетом от одного мутанта к другому, Палач целился в голову слона, Шут начал отступать. Вмиг они оказались в окружении. Угрожающе понизив голос, сэр Баскервиль предупредил:

— Подумай ещё раз, Палач, зачем ты сюда пришёл.

— Ва картами, я внаю, фто они у тебя, — грозно прошепелявил он в ответ. Был у него ещё один козырь и, похоже, слон тоже его заметил. Он замолк, долго смотрел в небо, а затем подошёл к псу.

— Смерть с небес поразит глупцов, — тихо сказал он Геннадию, затем повернулся к бандитам, примирительно подняв короткие толстые руки. — Пируют нечестивцы, узрев сражение праведников!

— Ну, как ты, наверное, понял, — сказал сэр Баскервиль, — Просто так я тебе их не отдам. Стволами вам особо никого не напугать. Мой друг Проповедник не особо здоров психически, мой подопечный Летун не имеет нашего с вами разума и с одного выстрела вам ни того не другого не угомонить. Так что, джентльмены, жду конструктивных предложений.

— Ты денег хочеф? — спросил Палач.

— Германов, а откуда у тебя деньги? Это ты меня не знаешь, но я-то тебя отлично помню. Ты по зиме краденые машины в наш автосервис пригонял, а теперь, вдруг, «власть».

— А откуда у нас всё? Откуда у нас связи? Почему нас легавые ищут? А конкуренты исчезают, как тот же Министра сынок? — ответил за Палача Валет.

— Я подумаю. И при следующей встрече, джентльмены, скажу, сколько для вас эти карты будут стоить.

Посетители ушли, сэр Баскервиль и товарищи ушли в свой пропахший разложением офис. Летун заполз обратно под потолок, досыпать. Проповедник начал рыться в груде пустых бутылок. А вдруг чего осталось в одной? Снова чуть не споткнувшись о труп при входе, пёс спросил у своего сумасшедшего друга:

— Ну, а ты чего думаешь?

— Смрад смертельный — знамение для жизнелюбивого, — изрёк слон.

— Да я не про это! Стоит с ними о картах говорить?

— До них приходили гордецы со страхом в глазах. Я предрёк им гибель мира их, ибо мир, что зиждется на страхе — есть колосс на ногах глиняных. Ныне приходили дураки. Но в их глазах я страха не узрел.

Сэр Баскервиль задумался. Действительно, очень уж они были самоуверенны. И потом, розыск, смерть Министра, его сына, Себека. Всё это было удивительно. Сэр Баскервиль сделал определённые выводы.

Свой единственный выходной старшина Бао проводил с семьёй на заднем дворе своего низкого частного дома с плоской крышей. Маленькие дочери валялись на лужайке, пытаясь греть на солнце свои красно-коричневые чешуйчатые организмы. Они вертелись и недовольно бормотали из-за того, что небо начало потихоньку затягивать серой пеленой облаков. Жена сидела на крыльце перед голографическим зеркалом и обрабатывала шрамики, оставшиеся после удаления бугристых наростов на массивной голове. Чжуна смешили её попытки следовать за модой. Хоть наждаком по себе пройдись, а всё равно не будешь гладкая и грациозная, как модели-змеи. Такие уж они, шинизавры, получились — мясистые и бугристые. Хотя, на змеек-то он периодически поглядывал. Больше его раздражало, что все эти модные течения коснулись и его. Поэтому, вместо того, чтобы уплетать свою любимую сырую говядину, он жарил её для дражайшей супруги и дочек на специально для этой цели купленной дорогущей печке. Люй потом обсмеёт. Скажет: «Чего, чего ты делал? Барбекю? А чего так — последние зубы перестали жевать?». Тем более что процесс шёл тяжело: первую партию он превратил в чёрные головешки, за второй он уже смотрел, но всё рано передержал. А потому что нечего тут! Нашли повара! Срочный вызов с работы он воспринял со странной смесью раздражения и облегчения. Он побежал в дом, надевать спецодежду и брать свой автомат. Он уже шёл к приехавшей за ним машине, когда на крыльцо вышла жена и, шутливо ругаясь, крикнула вслед:

— Удобно как, на работу вызвали! А мясо кто будет жарить?

— Сейчас я там нажарю, мяса-то! — улыбнувшись своей широкой пастью и тряся автоматом ответил он, после чего захлопнул чёрную дверцу броневика.

Внутри уже сидели Лизесс, Люй и капитан. Чжун с удивлением заметил в конце салона двух сложенных чёрных эсэсбешных роботов. Использовать на улицах робототехнику стражи порядка не любили. Военную боевую программу использовать было нельзя, так как машины могли начать стрелять по своим или гражданским. Попытки разработать специальную прошивку для ССБ успехом не увенчались. Роботы наоборот принимали преступников за мирных жителей. Так что обычно машины с блестящими чёрными корпусами пребывали на складе на случай проведения полномасштабного боя на улицах города.

Услышав последнюю реплику Мяса, Камолин счёл нужным предупредить, кивнув на автомат:

— Ты вот сразу эти мысли брось. Они мне живыми нужны, по крайней мере, сам Палач. Так что бей, конечности ломай, что хочешь делай, но только без летального исхода.

— Ну вот, теперь это просто испорченный выходной, — вздохнул Бао.

— Ничего, я тоже с Гнолгом пиво сидел пил. Вика вообще была за городом, хорошо элашку отправили.

— Он же таракан! Они разве пиво пьют? — удивилась краснопёрка.

— Это вы про кого? — не понял Чжун.

— Да Гнолг, мой друг детства. И потом, он не таракан. И у него свои там напитки, пиво пил я, — пояснил Камолин.

— У вас лучший друг инсектоид? Тогда понятно, откуда всё это. — Вейшен показал на татуировки капитана.

— Можно сказать и так. — Броневик выехал из частного сектора на трассу, Камолин начал небольшой брифинг. — К делу: пришло сообщение из автосервиса на окраине. Сказали, что разыскиваемые лица пришли разбираться с их хозяевами. Те тянут время, ждут нас. Местность там открытая, робота там не спрячешь. Плюс Вика, плюс элашка. В этот раз должны взять. Да уж, если обосрёмся — нас в понедельник во все дыры попользуют. Тем более, после того, как эти с Квирином облажались. Вы не слышали ещё?

Ихтиоид хихикнула, рептилоиды вопросительно переглянулись. Ухмыльнувшись, Камолин рассказал о вчерашних событиях:

— К ночи появляется сообщение от Римлянина: «Не пройдёт и часа, я покажу вам бессилие властей». Наши отслеживаю сигнал — летнее кафе. Прилетают туда, рассредоточиваются среди столиков. Тут — хлопки, взрывы, по углам кафешки загораются фейерверки. Красные такие фонтаны из искр. А наши орут, в пустоту стреляют. Ну конечно быстро себя в руки взяли, всё обшарили. А там камеры везде. И потом на всех ресурсах голограммы этого позорища — элитная боевая группа ССБ с испуганными рожами матерятся и бегают. И комментарий: «Вместо красных искр могла бы быть красная кровь. Несчастные стражи, кто убережёт вас самих?». Конфуз вышел страшный. Толоконников собрал экстренное совещание, где рвал и метал. Французик прямо там получил под свой разработанный чёрный шерстяной зад.

— Нуаре всё-таки сняли? — рассмеялся Чжун. — Давно пора — олень, он и есть олень.

— Сколько злорадства-то! — удивился Люй. — Как всех волнуют чужие половые предпочтения!

— Да дело не в этом, — отмахнулся шинизавр. — Задолбали понты его. А то всё — лучшие показатели, лучшие показатели! И кто теперь старший по Квирину?

— Сам Федотин, — ответил капитан. — Он сейчас начнёт рвать задницу, доказывать. Ему же все тыкают, что он бывший Эрэбовский зам. Поймать свихнувшегося начальника для него дело принципа.

У одинокой старой пятиэтажки дорога кончилась, броневик тяжело запрыгал по ухабам. Камолин по коммуникатору начал давать указания снайперу и пилоту элашки. Мясо приготовился к драке, с сожалением посмотрев на отставленный в угол автомат.

Сэр Баскервиль первый услышал звук моторов и, выглянув из-за гаражей, разглядел чёрное пятно в погрустневшем сером небе. Он шепнул ценные указания Летуну, паук переполз через низкую крышу и исчез с другой стороны. Потом сказал Палачу: «Это не по вашу ли душу?». Тот и так уже всё знал. Украденный у Квирина Ястреб для этой цели и разрабатывался. На маленьком мониторе портативного пульта в руках Германова светилась красноватая картинка эсэсбешной процессии. Из-за элашки робота пришлось посадить на крышу пятиэтажки за болотцем. Палач ощутил всю прелесть их невыгодной диспозиции. Сервис представлял собой два крайних в ряду гаража с надстроенным вторым этажом, в конце образованного боксами коридора с цветными железными дверями. Пытаться убежать на пустырь было идиотизмом. Договорились ети-же мать насчёт карт! Зато новую маску на стрелку одел — чёрную с красным вышитым топором вдоль всего лица! Валет запаниковал и начал метаться из стороны в сторону, Шут, прищурившись, саркастически засмеялся. Пёс взял инициативу в свои руки и, подтянув под подбородком ремень своей каски-черепа, затолкал бригаду Палача вместе со слоном в сервис. Затем завел туда муравьёв, велев отключить рубильник в электрощитовой, а сам вместе с их маткой пошёл встречать ССБ. «Скажу, что они ошиблись, а вы пока прячьтесь» — сообщил он выглянувшему из-за машины Палачу.

Чёрная округлая элашка с турбинами по бокам пролетела над гаражами и низко зависла над сервисом, поднимая вихри пыли. Камолин закупорил броневиком въезд в ряд, внутри осталась управляющая роботами Лизесс. Вика со своей винтовкой расположилась на рубероидной крыше неподалёку, внимательно следя за небом. Бело-рыжая грива волос была стянута в хвостик за ушами. Карие глаза внимательно наблюдали за серым горизонтом. Два чёрных с синеватыми пневмотрубками робота, со встроенными в правые руки шокерами, вошли в ряд. Короткие вращающиеся пулемёты в головах активированы не были, также как и бронебойные винтовки в другой руке. Следом двигался Камолин, рептилоиды прикрывали сзади. Навстречу вышли маммолоид-пёс с поднятыми вверх руками и толстая коричневая муравьиная матка без нескольких конечностей на кресле каталке.

— Это я вас вызывал! — сообщил обвешанный костями мутант. — Они там внутри. Пришли процент от бизнеса требовать. Наш босс там пытается их отвлечь. Зульфия вот подтвердит. Да Зульфия?

Инсектоид утвердительно кивнула изуродованной головой без одного глаза и уса. Эсэсбешники обошли их и рассредоточились. Роботы и рептилоиды с двух сторон окружили ворота автосервиса. Внутри было темновато. Камолин вглядывался в силуэты техники и подъёмников, пёс подошел сзади и сообщил:

— Со светом беда какая-то. Муравьи должны сейчас поправить. Кстати, сколько нам вознаграждения положено?

— Чего? — злобно спросил офицер. — Вознаграждение положено если ты бы ты мне их в кабинет приволок. Я бы тебе и красную жилетку со значком добровольца выписал. А тут ты всё самим предлагаешь сделать. Где они там?

— Там офис за дальней стенкой, там они.

Прячущийся вместе со слоном за большой овальной машиной Палач тихо спросил у сумасшедшего:

— Это чего он делает, а?

— Не понял ещё? Продать нас пытается, — прохрипел сидящий неподалёку от них в смотровой яме Шут.

Палач схватил слона за хобот и упер ему под подбородок лезвие своего топора-дробовика. Повернув к нему воняющее потом и перегаром огромное рыло, Проповедник тихо рассмеялся:

— Маловерный! Будь терпелив и познаешь замысел его!

При этом слон воздел к потолку толстый палец. Палач не совсем понял, чей замысел, Гены или Господа он должен был понять. Роботы углубились внутрь, двигаясь с двух сторон от ямы, рептилоиды загородили выход.

В коммуникаторе Вики было слышно переговоры Лизесс и Капитана. Сканеры роботов засекали тепло и движение, но это были суетящиеся у электрического щита муравьи. «Небо-2 движение сзади!» — услышала она обращение к себе и резко повернулась, присев на колено и взведя винтовку. Что-то быстро исчезло за краем крыши, какие-то длинные движущиеся палки. «Небо-1, видишь его?» — запросила она элашку, пилот что-то закричал в рацию, но Вика и так уже всё поняла. Обернувшись, она успела заметить как по крыше, перебирая длинными изогнутыми конечностями, на неё несётся страшный тощий арахнид. Схватив её за руки, он вместе с ней подпрыгнул над гаражами. Передние лапы распрямились со скоростью пружины, паук прямо в воздухе оттолкнул собаку от себя, та с криком упала в кусты за гаражами с высоты метров десяти над землёй. Приземлившись и сделав второй прыжок, Летун оказался на кабине элашки. Ошарашенный пилот увидел перед собой большие, сочащиеся слюной жавлы и восемь круглых чёрных глаз. Мутант заполз под днище аппарата и, засовывая свои длинные лапы внутрь корпуса, мимо вращающихся деталей, начал рвать масляные и охладительные трубки. Элашку начало задирать вверх, турбина со скрежетом заревела. Пока пилот пытался выровнять аппарат, паук спрыгнул на землю и скрылся за гаражами.

А в это время у сервиса Гена с размаху попытался зарядить дубиной в затылок Камолину, тот увернулся, но пропустил удар свинцовым набалдашником в живот. Он упал набок, откатился от удара палицей по земле и достал пистолет. Гена поспешил скрыться внутри автосервиса. Там тоже была свалка. Когда роботы приблизились, из их с Палачом укрытия вылетел слон, протаранил одного из роботов, отчего тот оказался под подъёмником с корпусом чинящейся машины. Дёрнув за рычаг, слон обрушил её на робота. В это время второй перепрыгнул через яму. Затрещал шокер, контакты вонзились в толстую грязную кожу. Завёрнутая в плащ туша отлетела в угол. Но, тут же, Проповедник начал подниматься, трясясь и крича дурным голосом: «Да постигнет грешников глас трубный!». Из сервиса в панике выбегали муравьи, мешая рептилоидам продвинуться вперед. Мимо Чжуна внутрь пробежал пёс, толкнув его плечом. Тот попытался его схватить, но налетел на муравья, а потом и вовсе свалился, долбанувшись о бетонный пол большой головой. Это Шут, пробежав вперёд по яме, схватил его оттуда за ногу. Люй возвращался назад. Увидев лежащего Камолина, но тоже получил удар под колено, но, правда, не упал, а вскользь ударил ботинком в лицо Шута. Тот чуть дёрнул вперед ногу жёлтого рептилоида, потом схватил старшину Вейшена за броник и уронил вместе с собой на дно ямы. В этот миг слон, выставив вперед хобот и трубя, подбежал ко второму роботу и начал колотить его по головному отделу двумя лапами сверху, за что получил второй удар шокером. После этого машина замерла, как и вторая, почти выбравшаяся из-под подъёмника. Валет и Палач пытались добить ногами старшину Бао, получалось это у них плохо, он приподнялся, зарядил своими кулачищами одному в селезёнку, другому в печень. А тут ещё сэр Баскервиль, подбежал сзади к Палачу и зачем-то оттащил его вглубь сервиса.

Заведя ошарашенного Германова в подсобку с дверью наружу, пёс спросил:

— Боевой режим у роботов включить можешь? Быстро думай!

Палач утвердительно кивнул, маммолоид открыл дверь. Они вдвоём обежали гаражи с другой стороны, и подошли к броневику ССБ. «Там охрана!» — запротестовал человек, но мутант лишь отмахнулся. У раскрытых задних дверей стоял паук. Н растопырил лапы при виде Палача, но сэр Баскервиль провёл слева направо рукой и произнёс: «Тихо Летун, свои». Приклеенная желтоватой паутиной головой к дверце, на земле дёргалась краснопёрка, пачкая в пыли свои форменные мини-юбку и сапоги. Палач запрыгнул внутрь, не сразу нашёл пульт и, нажав несколько кнопок, спустил роботов с цепи. Он хотел вернуться назад, но пёс остановил его, сказав, что их догонят, и повел его и паука в сторону болотца.

А между тем над сервисом летала наполовину неуправляемая элашка. Пилот пытался как-то её посадить. Выбежавшие муравьи подняли над собой свою матку вместе с гусеничным креслом и спешно понесли её подальше от побоища. Заметив обездвиженные механизмы, слон пробежал мимо роботов и схватил сидящего на Шуте и колотящего его сцинка хоботом за шею. Шут, с разбитым носом, вылез из-под рептилоида, выпрыгнул из ямы и начал спасаться бегством в глубину сервиса. Ибо вход преграждал поднявшийся и стреляющий по ним Камолин, видимо от злости забывший о собственном приказе. На пути Шуту попался шатающийся от удара в висок Валет, которого тот толкнул обратно в старшину Бао, со словами: «Мы не забудем твой подвиг». Но слон хоботом швырнул в Мясо напарника, положил Валета на плечо и скрылся от пуль капитана в прежнем укрытии за машиной. Там уже сидел вытирающий кровяные сопли Шут. Рептилоиды поднялись и, глядя на капитана, тоже взяли в руки оружие. Дверь в подсобку, где скрылся Баскервиль, хорошо простреливалась. Эсэсбешники чувствовали себя хозяевами положения.

— Именем Евразийского Союза! — провозгласил Камолин. — Вы арестованы по обвинению в содействии терроризму. При добровольном сотрудничестве высшая мера пресечения может быть изменена на тюремное заключение до выяснения обстоятельств.

— Остерегись гордец, — предупредил слон. — Ибо погубит тебя поклонение истуканам твоим!

Роботы снова зашевелились, вышли на середину сервиса. Но, к удивлению эсэсбешников повернулись к ним. Профессор первый понял, в чём дело, и начал отступать. Мясо смотрел тот на него, то на роботов, однако последовал примеру друга. Последним сообразил Камолин. Он понял, что включилась боевая программа, когда в головных отделах машин начали раскручиваться короткоствольные пулемёты, а из левых рук выдвигаться короткие стволы бронебойных винтовок. Роботы приготовились к уничтожению любой живой силы с оружием, которое было только в руках у сотрудников. Взвалив на плечо Валета, и схватив в охапку Шута, Проповедник скрылся в подсобке. Роботы начали поливать пространство сервиса мелкокалиберными пулемётными пулями, оперативники успели выскочить наружу. Только вот укрыться было негде: железные воротины машины могли успешно пробить из винтовки, а добежать до броневика времени не было. Профессор взял инициативу в свои руки — жестом показав коллегам отвлечь роботов, он спрятался за углом. Чёрные корпуса машин показались из ворот, Мясо выстрелил из пистолета в ноги роботам. Те повернулись в сторону атаки, выставив руки с винтовками, но тут Люй выбежал из-за укрытия, стреляя с обеих рук сразу по нижней части грудных отделов роботов. Пули пробили часть пневмотрубок и насосы, во все стороны полилось масло, и механизмы замерли, наполовину повернув голову. Несколько секунд они крошили очередями кусок кирпичной стены перед ними, грохнуло несколько винтовочных выстрелов, пули ударились в чёрную спецмашину, пролетев над головами Камолина и Бао, или воткнулись в бежевую землю у их ног. Вот за это в ССБ и не любили роботов: их легко было взять под контроль и легко вывести из строя.

В гаражах затихали звуки выстрелов, когда шлёпаюших по болоту Гену, Летуна и Палача догнал слон, волочащий двух других бандитов. Паук подошёл к валяющейся у кустиков большой старой покрышке от древнего грузовика, засунул внутрь свои бледно-коричневые конечности, а затем исчез. Палач с удивлением обнаружил внутри широкую горловину глубокого колодца с рядом ржавых скоб, ведущих в пустоту, по зелёным заплесневелым стенкам стекали струйки болотной воды.

— Осторожнее, здесь скользко, — улыбаясь кривозубой пастью, вежливо предупредил пёс и сделал пригласительный жест.

— У меня робот ещё, — кивнул в сторону пятиэтажки Германов.

— Который убить нас должен был? Потом заберёшь. Не переживай, хотели бы мы вас грохнуть, давно бы это сделали.

Понимая, что другого способа убраться отсюда, не попав под пули легавых, нет и дав роботу команду улетать подальше, Палач полез внутрь, следом начал спускаться сэр Баскервиль. Тут же подбежавший Проповедник чуть ли не запихнул в дыру Шута, осторожно спустил Валета. Тот с трудом перебирал конечностями. Последним с трудом протиснулся в колодец сам слон, толстой рукой поправив покрышку и задвинув тяжёлый ржавый люк, над которым сомкнулась грязная вода.

Оперативники тем временем обшаривали сервис, капитан вызывал подкрепление. Приехали ещё две группы, и весь остальной вечер был занят перетряхиванием гаражей и соседней пятиэтажки, потом начались допросы бестолковых муравьев и местных жителей. С трудом отлепили от броневика бьющуюся в истерике Лизесс. Вику, переломанную после падения, нашли в кустах неподалёку. Итог операции был следующий: раненый сотрудник, повреждённая элашка, уничтоженные роботы и провалившиеся сквозь землю бандиты. Мрачный Камолин подозревал, что он, наверное, уже в лучшем случае старший лейтенант.

А бандиты, будучи действительно глубоко под землёй, вышли к развилке тоннелей — отделанной старым сырым кирпичом комнате. Слон и пёс положили рядом свои цилиндрические, светящиеся голубоватым светом химические фонари, сами присели отдохнуть. Проповедник накинул на голову свой капюшон и вроде как задремал. Палач и товарищи смогли, наконец, отдышаться. Летун повис под потолком. Пришедший в себя Валет со словами: «Ах подвиг, сука!», схватил за горло Шута. В этот раз побитый клоун увернуться не успел, пришлось остальным оттаскивать картёжника. Палач снял с лица маску и гневно спросил у убийцы:

— Это чё там было, а?

— Да у него нокаут, бредит он. — В этот момент Валет плюхнулся на землю и его стошнило.

— Черепно-мозговая, — вздохнул Германов. — В больницу тебя надо придумать как отправить.

— Так это восточные тоннели? — спросил он уже у Баскервиля.

— Они самые. Показываем, так сказать товар лицом.

— Ты мне карты покажи.

— Да нет уже давно никаких карт. Мы их давно сожгли. Зато есть кое-кто, кто тоннели наизусть знает.

— В проводники ко мне хочешь? И сколько тебе за это платить?

— А столько же, сколько тебе платят! — сказал Гена Баскервиль, вставая. — Я хочу с тобой работать, на тех же что и ты.

— Ты мозги все пропил, что ли? Я всем плачу, я потихоньку беру этот город!

— Ой, Германов, перестань! У меня на ложь, если позволишь, нюх. У вас есть серьёзные покровители, которым там, наверху, нужна каша. — Пёс воздел вверх два пальца. — И мы вам, джентльмены, продемонстрировали, как мы имеем легавых. Мы долбанутые, они не будут знать, чего ожидать от нас!

— Оковы разума делают слабыми, — сонно изрёк слон.

— Вот, вот! — продолжил Гена. — Посмотри на моего друга. Два удара током и ничего, спит сидит! Твоих вытащил! Где ты ещё такого найдешь?

— Что не убивает, делает могущественнее тебя, — сказал слон и захрапел.

— А Летун? — пёс указал на потолок. — Та рыбина ещё неделю спать не будет! А я видишь как всё разрулил!

— Ты сам всё это и спланировал!

— Я? Я? — оскорбился сэр Баскервиль. — Это чистая импровизация! Я вам все карты раскрыл! Я всё потерял! Сервис, муравьишки теперь без меня пропадут! Короче думай. Я предлагаю твоё дело живой силой поддержать. Сэр Баскервиль с компаньонами к вашим услугам.

И он приподнял заменяющий ему шляпу собачий череп. Палач оглядывал освещённую голубоватым светом комнатку с четырьмя тёмными проёмами тоннелей. А чего, собственно, он терял? Теперь, не считая робота, их осталось только трое. Из восемнадцати ребят. Ему чего сказали? Набирай удобных для себя помощников. Эти конечно, сволочи и психи, ну так такие и нужны. Был один долбанутый канцероид, станет три долбанутых. Он спросил:

— И чего, ты наизусть всю подземку запомнил?

— А кто сказал, что я говорил про себя? Мы лишь искали ему покупателей.

От стены отделилась какая-то низкая фигура и вышла на свет фонарика. Существо не имело одежды, человекоподобное тело с длинными ногами и руками состояло из множества поперечных колец. Аннелидоид вытянулся и протянул руку для приветствия. Длинные мягкие пальцы заканчивались тонкими кончиками. В химическом свете и без того синее тело мутанта казалось ещё синее. Из плеч выдвинулась тонкая голова с треугольными челюстями и маленькими серыми глазками вокруг них. Сэр Баскервиль счёл нужным представить его:

— Хозяин местных так сказать, красот. Зовут его… Даже не знаю… Мы зовём его просто Червяк. Или Синий.

— Вот так вот! — захрюкал Шут, вытерев с лица смесь крови и грима. — Оказывается, червяк выудил нас на пса! Хэ, Хэ!

Абдельджаффар смотрел на струи дождя, стекающие с больших зелёных листьев сирени за окном его больничной палаты. Кустарник заслонял всё окно на первом этаже, поэтому за эти несколько дней Ящер выучил узор листвы наизусть. Созерцание зелени умиротворяло, вытаскивало из плена тягостных мыслей, подкреплённых болями в голове. Зрелище в маленьком мирке палаты отнюдь не было однообразным. То игра теней, от пробивающегося через заросли лучей полуденного солнца, то шелест капель, как в этот пасмурный вечер. Но, стоило уйти в себя, снова перед глазами были розовые движущиеся жавлы мутанта. Снова накатывало это ощущение. Наверное, офицер впервые по-настоящему почувствовал, что неизбежно умрёт. Он мог описать, какой будет его будущая смерть, всего одним словом — неумолимой. Наступит миг, когда весь его логичный и упорядоченный мир обрушится в пустоту. Эта мысль несколько раз в день пронзала, словно нож, заставляя на миг задерживать дыхание. Но он не прогонял её, а наоборот, снова и снова возвращался к ней, пока та не становилась чем-то банальным. Тогда он чувствовал себя древним японским самураем, чей кодекс «Бусидо» велел каждое утро просыпаться с мыслью: «Сегодня я умру». И когда эта мысль перестанет страшить, то тогда должно было наступить просветление, и воин начинал чувствовать жизнь в каждом её ускользающем миге. Но вот незадача — просветившись, Фар погружался в водоворот житейских мыслей, который уносил его всё дальше от этой «мудрости», чтобы в какой-то миг снова оставить один на один с животным страхом.

Наступило время посещений, и его одиночество нарушила пара больших серых ушей, протиснувшихся в дверь. Следом появился и сам сержант Мазур. Первым делом он пошутил над салатовой сетчатой пижамой Абдельджаффара. Такой уж в госпитале был порядок, для каждого вида свой цвет. Маммолоиды щеголяли в розовом, ихтиоиды уныло бродили по коридорам в голубом, и так далее. А всё для того, чтобы некоторые не особо умные медсёстры не перепутали, кому какие давать медикаменты, ибо прецеденты были. Затем, выпучив свои чёрные глазёнки, Альтом начал в ядовитых выражениях описывать последние события в Управлении, применяя в описании коллег самые нелестные эпитеты. Всё это Фар уже знал из сводок. Вдоволь посмеявшись над собственными шутками, нетопырь резюмировал:

— Так что нам, получается, меньше всех досталось.

— Ха! — усмехнулся Ящер. — Тебе-то череп не ломали! Сидишь неделю в кабинете и сплетни собираешь. А я порой думаю, как мозги под пластиной почесать. Месяц ещё с ней ходить.

— Да ладно! При Вашей регенерации, за неделю всё затянет! И потом, кто-то виноват! Возомнили себя супергероем. Вам надо плащ с надписью «Детектив Зелёная Чешуя». Если бы не я…

— Кстати да! Я уши то тебе ещё за это оборву. Кто тебя просил делать мой мотоцикл доступным для местного спутника?

— Если бы я это не сделал, не узнал бы, что Вы по городу мечетесь как безумный. И не побежал бы к Камолину со словами: «Спасите, помогите, мой начальник недоброе задумал!». И так повезло, что успели.

Он был, конечно же, прав. И, делая вид, что ругает Альтома, Фар был безмерно ему благодарен. Из этого нужно было делать выводы. Самоуверенность стала его слабостью. Его враги быстро это поняли. В результате, появился ещё и этот страх. Который теперь будет мешать в работе, подавлять волю. Хотя, с другой стороны, и его можно использовать во благо. Познав на себе его природу, Ящер понял, как это чувство воздействует на других. В конце, концов, любую слабость можно превратить в силу. Всё зависит от точки зрения. Фар последнее время часто вспоминал фразу Ницше: «Кажущийся мир — есть единственный». Ну и про то, что не убивает, тоже.

Но все эти мысли Фар оставил на потом, Потому как Мазур сообщил, что в коридоре сидит ещё один посетитель:

— Мы вдвоём приехали, но врач у тебя строгий, сразу двоих не пустил.

— Не наговаривай на дрозда, его операция мне жизнь спасла. Даму, кстати, мог и вперед пустить.

— Вот Вы какой, друга на бабу! — Альтом театрально обиделся. — Ей всё равно ещё к сестре заходить. И потом, пусть там посидит, погрустит. Она думает, что вы здесь лежите как овощ и общаться можете, только водя пальцем по доске Лобанова-Шмидта. Она по пути так разоткровенничалась, а я так умею слушать. Спорим, я перевей её трахну? Собачка, конечно, к Вам пришла, но пока вас выпишут… А тут рядом чуткий внимательный друг.

— Ну конечно! — засмеялся Фар. — Вали давай и зови Алину.

Младшая, на целых шесть минуту, из близняшек-колли принесла в качестве угощения жареных кузнечиков. Терпеть их Фар не мог, но сделал вид, что они ему понравились. Вид выздоравливающего капитана её обрадовал, она принялась рассказывать, как она переживала за него и сестру, которой до выздоровления было ещё далеко. Фар улыбался в ответ, разглядывал её карие глаза, выпрямленные рыжие с белым волосы, отметил, как чёрная форменная футболка подчёркивает упругую грудь. Возможно, близость смерти подстегнула его инстинкты. Она была рядом, она хотела стать ещё ближе. Какая-то мораль и какие-то скрытые мотивы, останавливающие капитана раньше, сейчас казались смешными. Когда она уходила, Фар обещал позвонить.

На город опустилась ночь, через оконные шторы проникали разноцветные блики от фонарей и вывесок. Люй лежал на шёлковом белье её кровати и наслаждался красотой её обнаженного тела. Интересно, кто же снова сделал ему такой подарок? Всё-таки Чжун, который отпирается только из вежливости? Или сестра, давно попрекающая его одиночеством? Сцинк не мог оторвать от проститутки взгляд. Плавные округлые формы, белая кожа, светлые волосы, выстриженные виски. И, как вишенка на торте, — татуировка цветущей белой сирени на внутренней стороне бедра. Она была похожа на его бывшую жену, но, в то же время, и являлась её полной противоположностью. Супруга тоже не была худой, но коротко стригла свои чёрные волосы, а татуировки, покрывающие половину тела, изображали паутину. Может поэтому эта девушка была так притягательна для него. В ней он как будто встретил светлую версию женщины, которую когда-то любил. Его бывшая была эгоистична и ревнива, она не видела вокруг никого и ничего кроме себя. Именно поэтому развалился их брак, а вовсе не потому, что, как считает Чжун и подобные ему ханжи, из межвидовых связей не выходит ничего хорошего.

В проститутке стервозности не было ни грамма. Конечно, Люй понимал, что это связано с хорошей оплатой. Но так приятно было потешить себя подобной иллюзией. Она гладила его по бледной с жёлтыми полосами чешуе на груди и расспрашивала о жизни. Он с удовольствием рассказывал о себе:

— Вот так и получилось, что, когда ребята узнали, что у меня высшее медицинское образование, меня и прозвали Профессор.

— Специалист по классификации видов и видовых болезней. Интересная профессия! Но почему же тогда Служба Безопасности, а не карьера биоинжинера? — прозвучал в полумраке её тихий голосок с европейским акцентом.

— Потому что ещё на практике я понял, что не так уж важно вылечить кого-то в больнице, если на выходе оттуда его тут же убьют. И что общество тоже поражают болезни, с которыми нужно бороться. Когда я начал работать, я получил шанс изменить мир к лучшему здесь и сейчас, а не в далёком и светлом. Слушай, теперь моя очередь задавать вопросы: так кто же всё-таки тебя мне подарил?

— Меня просили не говорить тебе…

— А и не надо. Достаточно намекнуть, я ведь всё-таки сотрудник ССБ.

— Ну, — игриво улыбаясь, поднялась она на локтях. — Тебе это будет кое-чего стоить. Пока ты отдыхаешь, есть у тебя один орган. Синенький такой.

— Всем моим самкам нравится мой язык, — улыбнулся он в ответ.

— Тогда я возьму ещё коктейль, а ты пока подумай: у кого из твоих знакомых есть копыта, хвост и грива? — сказала она, удаляясь в небольшую кухню.

Действительно, было над чем задуматься. Лошадь? Но у него не было знакомых маммолоидов-лошадей? Копыта, хвост и грива… Что-то даже в шее кольнуло от удивления. Тут из кухни раздался глухой звук, как будто что-то мягкое упало на пол. Люй хотел подняться и посмотреть, но тут осознал, что не может пошевелиться. Язык тоже онемел, попытки окрикнуть девушку ничем не увенчались. Да и вообще, ни один звук рептилоид выдавить из себя не мог. Его сбросили с кровати и перевернули, перед ним оказался тёмный потолок с разноцветными отсветами. Над ним склонились два странных существа, третье подошло со стороны кухни, посмотрело и ушло обратно. Что-то на миг осветило комнату зеленоватым светом, Вейшен почувствовал какое-то странное тупое ощущение в животе. Раздались хлюпающие звуки. Существа держали в руках тёмный окровавленный комок, рептилоид с вялым удивлением понял, что это его собственная печень. Тёмный мир поплыл перед его глазами. Старшина Вейшен Люй понял, что умирает. Наркотик притупил его эмоции, так что особого расстройства по этому поводу он не почувствовал. Ну что же, рано или поздно это должно было произойти. Это была недолгая, но достаточно интересная жизнь. Кстати, он был одним из немногих, кто мог точно сказать, как называются вид убивающих его существ.