Глава 10
Раскалённое небо
Абдельджаффара разбудил предсмертный крик за окном. Внизу, во дворе, кто-то сначала истерично завизжал, потом забулькал и затих. Ящер неподвижно лежал на кровати, наблюдая, как лучи восходящего солнца проникают в комнату сквозь вертикальные полосы из полупрозрачной ткани в его жёлтых занавесках, рисуют на противоположной от окна стене высокие оранжевые прямоугольники. Во дворе испугано запричитали пьяные голоса, через некоторое время подъехала труповозка. Её можно было определить по характерному свисту турбины. Очередного алкоголика прирезали, уже второго за неделю. Надо будет всё-таки пригрозить им пистолетом. Пусть убивают друг друга где угодно, но только не под его окнами.
Впрочем, нахлынувший гнев быстро отступил. Фар скосил глаза вправо, на рыжее шерстяное плечо прижавшейся головой к его чешуйчатой груди Алины Гейлер, благодушно вздохнул, затем посмотрел влево и вздохнул ещё благодушнее. Обнимая во сне его руку, другого его бока касалась обнаженной спиной Вика Гейлер. Она отличалась от сестры не только более коротко подстриженной бело-рыжей гривой. Её прикосновения были одновременно более сильными и нежными, чем у сестры, да и ночью она была на порядок активнее и развратнее. Видно эта девушка с грубым боевым характером сильно соскучилась по организму самца. Хотя самец, конечно же, был не тот, которого она по-настоящему хотела. Красавец-горец Армон был всё также неприступен, желание разгоралось в ней всё сильнее, поэтому сестре пришлось поделиться своим парнем, так сказать дать попользоваться своим зелёным фаллоимитатором. Сам Фар против подобной роли не возражал. В конце концов, и Алина-то была не более чем практически бесплатной заменой самочек по вызову, так что всё было честно. И очень даже приятно.
Прикрыв третье веко, и медленно закрывая другие два, Ящер начал проваливаться в приятный предутренний сон, прижимая к себе тёплых шерстяных колли. Но тут тишину этого замечательного утра принялся дробить мерзкий писк микромобильника капитана. Над столом, где лежал браслет и маленькая горошина наушника, появилось голографическое изображение оленьей головы. Девушки заворочались, Фар приподнялся на локтях, размышляя, какого чёрта могло понадобиться Нуаре в утро выходного дня. Через несколько секунд запищал микромобильник Алины. Теперь стало всё ясно — майор собирал свою опергруппу. Алина и Фар вскочили с постели, начали натягивать на себя свои чёрные шмотки. Вика развалилась на кровати, разочарованно протянула сонным голосом:
— Блииин… Чего ещё у вас там случилось? — Вставать ей явно не хотелось.
— Семнадцать, два ноля, три, — сказал её Ящер код замка входной двери. — Наберёшь, потом захлопнешь за собой.
Собака кивнула, завернула своё стройное тело в одеяло и заснула под топот сбегающих вниз по лестнице в подъезде коллег.
На мотоцикле с Алиной за спиной, Ящер ехал по пыльной дороге, объезжая торчащие из неё островки древнего асфальтового покрытия. Вдоль обочины стояли развалины одноэтажных коттеджиков. Когда-то давно город разросся до этих пределов, но потом отступил и теперь некогда уютный район зарос непобедимым борщевиком. Вскоре, отделённый от зарослей небольшим участком поля, показался врастающий в землю комплекс заброшенной автобазы из красного кирпича — указанная Этьеном точка сбора. Чёрный броневик ССБ был припаркован на отшибе за квадратной башней с обгрызенным верхом. У задней дверцы вооружались майор Нуаре и старшина Бао. Шинизавра перевели к бывшему коллеге по опергруппе на стажировку, ибо Мясо шёл на повышение и должен был вскоре получить офицерское звание. Ящер не знал, чья злая ирония, самого оленя или Толоконникова, сделала наставником невоздержанного рептилоида бывшего начальника, которого Чжун всегда недолюбливал. Рядом с эсэсбешниками были две небезызвестные Фару девушки. Увидев их, он сразу понял, что за срочное дело прервало его столь замечательный досуг.
Монашка неподвижно стояла спиной к стене, уперев в неё одну из ног в коричневых сапогах. Она была похожа на персонажа вестерна: юбка до колен, коричневая жилетка поверх бежевой блузки, красивое лицо спрятано за широкими полями опущенной шляпы. Ковбойский образ дополняла кобура с револьвером на одном бедре и большой нож в кожаных ножнах на другом. Тень незаметно выглядывала из-за угла, наблюдая за разноуровневым зданием бывшего корпуса администрации, над которым пылало летнее солнце. Её чёрная куртка с откинутым длинным капюшоном была одета поверх облегающего спортивного костюма, черного с серыми прямоугольниками. Припарковав мотоцикл, Фар пошёл к коллегам, украдкой кося взгляд на её округлую задницу и рельефные бёдра. В этом он был не одинок: олень и шинизавр, доставая оружие, тоже периодически выглядывали из-за броневика, сверкая сальными глазками.
Заметив подошедших капитана и колли, Нуаре подозвал к себе Монашку и включил голографический монитор в салоне броневика. Появилось очень тёмное изображение копошащихся существ. Они вытаскивали бесформенные предметы из сгоревшей элашки и разбирали остатки самого аппарата. Их действиями руководила фигура в чёрном плаще, в которой Фар признал наркоторговца Иблиса Шайтанова.
— Надо же, за старое взялись! — Голос Фара был полон сарказма.
— Инкриминируется ритуальное убийство. Сожжение трёх священников Церкви Совершенства, — наигранно сокрушённо покачал полированными рогами олень. — Их предупреждали. Приказ семьдесят два двенадцать от сегодняшнего числа: всех причастных лиц ликвидировать. С начальником Управления согласованно, исполнитель — лично, в составе закреплённой группы. Теперь докладывай!
Этьен ткнул шерстяным пальцем в Монашку, для которой и предназначался весь этот показной официоз. Чтобы было что Минотавру рассказать. Она произнесла:
— Их там семеро. Под утро «застопорились» и спят. Главный петух их напряженный, за ночь несколько раз выходил, поглядывал.
— Хорошо, — прервал её Нуаре и начал раздавать приказы. — Лейтенант! Ты у оружия машины. Выдвинешь чуть назад, будешь контролировать левый периметр, чтобы в поля не побежали. Ваша — правая сторона. — Это касалось Монашки. — Там одни окна. Мы трое идём через боковую дверь и рассредоточиваемся по коридору.
— Оружие? — уточнил Ящер.
— Топорики! — умоляюще воскликнул старшина Бао. — Мужики, давайте топорики! Пули экономить надо!
— Огнестрельное, — отрезал майор, не дав Мясу удовлетворить свою кровожадность. — У меня как раз не списанных два магазина.
Разочарованно замычав, Чжун принялся заряжать свой короткий автомат. Нуаре взял привычный «Абенд», Абдельджаффар — пистолет.
— Бонусы-то хорошие? — тихо спросил у оленя Фар.
— Соразмерные бонусы, — кивнул тот в ответ, копируя интонацию одного из персонажей гоголевского «Вия». — Твои командировочные покроет с лихвой.
Быстро просмотрев голограмму планировки здания, бойцы, не одевая масок, забежали в разрушающийся дверной проём. Алина развернула пулемёт на крыше броневика в сторону залитого светом утра зелёно-жёлтого поля, Монашка подпёрла собой стену у боковой двери, её подруга побрела к углу, приготовив своё трофейное телескопическое копьё, детали которого она покрасила в чёрный цвет для соответствия своему мрачному стилю.
Проникнув в коридор, эсэсбешники удивились царящей там чистоте. Хотя некоторые участки крыши обвалились, нигде не было видно ни мусора, ни валяющихся обломков. По красным кирпичным стенам были развешаны некие подобия дырявых коричневых гобеленов с отвратительными абстрактными узорами, в основном изображающих пламя и горящие города. В воздухе висела пыль, по всему зданию чувствовалась смесь запахов чего-то горелого и резкой вони химикалий. По правой стене, между гобеленами, было несколько ведущих вглубь строения проёмов. Чжун вошёл в первый, Нуаре в центральный, с остатками двойных дверей, Ящер двинулся дальше. В напряженной тишине за стенами слышались невнятные булькающие звуки и шарканье, вскоре они должны были натолкнуться на обитателей сего логовища. Первым это сделал руководитель группы.
Услышав вздохи и шаги, олень замер. Из бокового проёма коридора, по которому двигался Этьен, покачиваясь и держась за голову, вышла толстая женщина с покрашенными в красный цвет спутанными волосами. Она была практически голой, лишь прижимала к объёмным грудям какую-то коричневую тряпку. Грязные жировые складки на её руках и теле покрывал узор коричневой паутины, то ли нарисованный, то ли вытатуированный. Она исподлобья глянула на рогатую фигуру неподвижного майора, тихо захрипела. По её тройному подбородку тягучей струйкой потекла слюна. Миг спустя она подалась вперёд, безумно вытаращила глаза с красной сеткой воспалённых сосудов и, искривив рот с жёлтыми редкими зубами, издала хрипящий нечеловеческий крик. Даже через зелёное мерцание прицела, Нуаре выдел злобу, исказившую затрясшееся жирное лицо. Вопль прервала автоматная очередь. В её лоб успело вонзиться три пули, прежде чем она бесформенной тушей рухнула на пыльный пол.
По всему зданию заголосили и закопошились. И из комнат и коридоров начали вылезать существа не менее фантасмагоричные, чем первая убиенная сатанистка. Из того же проёма показался невысокий баран, тоже без какой либо одежды. Всё его тело покрывали чёрные грязные кудри, мутант источал отвратительный аромат немытого тела. Он мгновенно исчез из поля зрения, нырнув в одну из дверей так резво, что Нуаре не успел выстрелить. Майор осторожно пошёл туда, держа автомат на взводе, хотел шагнуть в комнату напротив, но тут же отпрыгнул. Ему навстречу откуда-то сбоку вылетела тяжёлая цепь. Она перегнулась через остатки дверного косяка и со звоном ударилась в стену. Гулко топнув большими копытами, рогатый маммолоид выскочил в коридор. Он намотал середину цепи на обе руки и, дико вращая глазами, начал наступать на Нуаре, ударяя двумя концами цепи по полу, то от правого, то от левого плеча. С каждым ударом он всё более разъярялся, начал трястись и неистово блеять. Оленю пришлось отойти от этой бешеной звенящей мельницы на несколько шагов, прикрываясь автоматом, а когда он снова вскинул его, баран снова исчез. Вертясь на месте, Нуаре услышал звук ломающегося кирпича. Заглянув внутрь комнаты, откуда он исходил, олень увидел дырку в стене возле пола. Сатанист пролез здесь, выбив своим крепким лбом несколько кирпичей. Этьен выскочил обратно в коридор, но было уже поздно — баран оказался за спиной майора и, появившись из ближайшего к двойным дверям проёма, пробежал через них к выходу, звеня своей цепью. В этот момент где-то в здании загрохотал автомат старшины Бао. Офицер раздосадовано выругался, но преследовать его не стал, понадеявшись на девушек. Вместо этого он продолжил обследовать комнату за комнатой, потихоньку подходя к лестнице на второй этаж.
Девушки не подвели. Услышав в коридоре звон металла и топот копыт, Монашка достала свой нож, быстро глянула в дверной проём, и замерла в прежней позе, прижав левую руку с оружием к груди. В миг, когда ослеплённый утренним светом кудрявый маммолоид пробегал мимо неё, она одним быстрым движением ударила его по шее. Так и не выпуская цепь из рук, баран пробежал ещё несколько шагов, разбрызгивая фонтаны крови из разрезанной артерии. Затем он обессилено рухнул на пожелтевшую сухую траву, изумлённо потрогал горло и затих. Монашка непринуждённо вытерла нож, убрала его и снова встала у двери, надвинув на лоб свою ковбойскую шляпу.
Войдя в вонючее помещение, видимо выполняющее роль кухни, Арафаилов застал там роющегося в большом ящике с кучей железяк грязного козла в красных штанах и чёрной жилетке, украшенной ржавыми шестерёнками. У маммолоида не было одного рога, на вид он был очень старый. Он извлёк из ящика некое подобие большого серпа, взял его ручку двумя руками в лохмотьях пожелтевшей шерсти. Он смотрел куда-то мимо Ящера широко посаженными глазами, затянутыми белёсыми бельмами и что-то нечленораздельно бормотал. Абдельджаффар сумел распознать лишь одно несколько раз повторяющееся слово: Магог, Магог, Магог. Загипнотизированный его невнятной мантрой, капитан было подумал, что маммолоид его не видит, но, стоило чуть опустить оружие, как голова мутанта, похожая на обтянутый жёлтой шерстью череп, медленно повернулась в его сторону. Старик рванулся вперёд, высоко подняв серп над головой. Шагнув козлу навстречу и повернувшись боком, Фар свободной от пистолета рукой схватил его за плечо и перекинул через бедро. Однорогий сбил копытами со стола раскатившееся со звоном кастрюли с остатками похлёбки и чего-то явно прокисшего. Фар свернул коленом на бок грязную бородатую морду, прижав к полу и, уперев прямоугольную коробку охладителя пистолета в грудь козлу, одним выстрелом остановил его сердце. Больше никого не встретив, Фар догнал на лестнице майора. Где-то в дальнем от них конце здания раздался хлопок гранаты, затем кто-то истошно завопил.
Это, как мог, веселился Чжун. Сначала он гонял по просторному помещению химической лаборатории мышь в больших потрескавшихся очках и черном балахоне, который был украшен пришитыми к нему лоскутами красной ткани, видимо, изображающей пламя. Увидев красно-бурую бугристую морду эсэсбешника, мышь взвизгнула и принялась петлять между столов с колбами и перегонными аппаратами, а шинизавр начал поливать её автоматным огнем. Во все стороны полетели осколки стекла, в воздух поднялась туча из наркотических порошков и сырья для их производства. Разбрызганные химикалии, смешиваясь, начинали кипеть, выделяя в воздух столь едкую дрянь, что у Бао защипало глаза. Мышь пропала где-то в глубине этой ядовитой тучи, Чжун, задержав дыхание, по стенке пробежал в сторону, где он последний раз её видел. Там был ещё один коридор, двери которого выходили в комнаты с заколоченными окнами. Услышав возню в одной из них, рептилоид заглянул внутрь.
Мышь оказалась там. Точнее наполовину там, так как она пыталась вылезти наружу через забитое окно и безнадёжно застряла. Между досок болтались её короткие ноги в складках балахона. А недалеко от входа сидел, прижавшись спиной к стене, ещё один сатанист в таком же чёрно-красном одеянии. Чжун подошёл, откинул его капюшон. Появилась лысая голова человека с маленьким лбом и большим округлым подбородком. Взгляд близко подёргивающихся глаз был стеклянным, блуждающим где-то за стенкой напротив. Лицо его непрестанно двигалось, меняя своё выражение. Поочерёдно сокращались мышцы на скулах, открывалась и кривилась прорезь маленького рта. Он производил неприятное впечатление психически больного, но вероятнее всего, просто получил передозировку производимым ими же «торпором».
Для Чжуна это был подарок судьбы. Он не стал стрелять, а довольно ухмыльнувшись, достал из подсумка на поясе экспериментальную гранату, в узких кругах именуемую «мясорубкой». Она представляла собой металлический шарик, слепленный из треугольных пластинок. При взрыве они разлетались по самым невообразимым траекториям, разрезая всё вокруг. Старшина нажал на кнопку запала, поставил шарик на пол в центре комнаты и неспешно вышел, спрятавшись за стенкой. Раздался хлопок, часть пластинок вылетела из двери и воткнулась в соседнюю стену. Мышь снаружи страшно завизжала. Рептилоид заглянул внутрь. Эффект был именно такой, какого он ожидал: голова сидящего у стены сектанта превратилась в месиво, ноги мыши дёргались кровавыми лоскутами.
Патрулирующая фасад здания Тень подошла к окну, из которого торчала конвульсивно бьющаяся беглянка в балахоне. С вытянутой серой морды слетели очки, мышь истошно голосила, выставив вверх загнутые острые резцы и скребла землю вокруг себя серыми лапками, стирая до крови подушечки пальцев и ломая когти. Внимательные глаза над чёрной маской несколько секунд с любопытством глядели на агонизирующую самку-маммолоида. Решив прекратить её мучения, черноволосая девушка сделала короткое движение рукой с телескопическим копьём. Блеснув в лучах немилосердно раскаляющего воздух солнца, заострённая трубка увязла в мышином черепе.
Остановившись на середине украшенного коричневыми треугольными полотнами лестничного пролёта, Нуаре жестом велел Фару остановиться и прислушался. Из просторного зала на втором этаже доносились слова молитвы, то ли на греческом, то ли на другом древнем языке. Читал их обладатель высокого птичьего голоса. Там же, судя по всему, находился источник запаха горелой органики, который на лестнице заметно усилился.
— «Тридцать третий — Архангелу!» — Нуаре тихо запросил Бао. — «Сколько у тебя?»
— «Двое» — ответил по радиосвязи Чжун, приписав мышь себе.
— «Одиннадцатая?»
— «Архангел, у меня по нулям» — ответила Алина после небольшой паузы. — «У девчонок… У девчонок тоже двое».
Майор повернулся к Ящеру, тот поднял чешуйчатый указательный палец. «И у меня» — шепнул ему олень, — «Там последний, заходим!» — скомандовал он, но Фар придержал его, указав на ещё одну дверь на втором этаже. Майор, похоже, забыл, как Квирин проучил его в кафешке с фейерверками, а вот Ящер тот конфуз запомнил. Этьен недоверчиво сморщился, но вовремя сообразил, что можно было обсчитаться. Не хватало кого-нибудь из безумных обитателей этого логова за спиной оставить.
— «Тридцать третий — периметр второго!» — скомандовал олень шинизавру и офицеры, подняв оружие, тихонечко пошли в зал, где зловеще бубнил Шайтанов.
В просторном зале с высоким потолком царил полумрак. Эсэсбешники разошлись по разным сторонам и начали медленно двигаться вдоль стен, целясь в неподвижную фигуру в чёрном балахоне на другом конце зала. Иблис явно знал об их присутствии. Он замолчал, но оставался неподвижен. Окна зала были наспех заложены кирпичами и завешены всё теми же гобеленами, через щели в них проникали тонкие солнечные лучи. Другим источником света был украшенный собранный из металлического хлама оскалившийся железной пастью очаг, над которым возвышалась большая корявая статуя, видимо изображающая тот самый Пылающий Хаос. Идол сатанистов был неким неумело слепленным из цемента мускулистым ящером с огромными шипами на плечах и длинными лапами с большими корявыми когтями. Половина головы чудовища с разверстой пастью представляла собой бесформенные комки, видимо изображая превращение божества в пламя. Справа и слева от идола на некотором расстоянии горели два ярких факела, освещая сложенные у стен пирамидки из обугленных костей. Приглядевшись, Абдельджаффар сделал вывод, что принадлежали они животным — слишком уж были мелкими. Подойдя ближе, он увидел в очаге источник горелой вони. Пламя пожирало очередную жертву, Фару показалось, что это была собака. Наконец, Шайтанов откинул свой капюшон, обнажив красную птичью голову с загнутым коричневым клювом, и произнёс:
— Я всегда был готов сгореть. Я искренне верю в чистоту такой смерти. А готовы ли вы?
Он повернулся к подошедшим офицерам, сбросив балахон, оставшись одних чёрных штанах и трёхпалых сапогах, шьющихся специально для птиц. Верхняя часть тела с широкой грудной клеткой, сплошь покрытая красными перьями, была обнажена. На голове попугая поднялся хохолок из больших красных перьев, он широко развёл в стороны свои красные руки. На оба длинных мизинца орнитоида были надеты тонкие острые пики, крепящиеся к запястью кожаными ремешками. На широком поясе на талии сверкали два серебристых серпа. В мерцании пламени эта пернатая версия дьявола выглядела действительно инфернально. Круглые глаза попугая, в которых отражался свет факелов, смотрели на приближающихся офицеров, как будто чего-то ожидая. И офицеры поняли чего, когда разглядели, что никакие это не факелы, а сопла нацелившихся в центр зала горелок огнемётов.
Бежать было бесполезно, прятаться — негде. Струи огня должны были крест-накрест прорезать полутьму зала, спалив всех троих. В том, что Иблис Шайтанов на это пойдёт, сомнений не было. Но ничего не происходило. И эсэсбешники и лидер сектантов напряженно замерли. И тут в зал вошёл Бао Чжун, волоча за шиворот чёрной кожанки спутницу жизни попугая, вытирающую кровь с разбитых губ.
А ведь ещё несколько мгновений назад Эсмер смотрела в дырку в стене за алтарём, готовясь повернуть вентили газовых баллонов спрятанного там оборудования очага. Её изуродованное лицо застыло в выражении суровой решимости, но на глазах наворачивались непрошенные слёзы. Сколь мудр и благороден был её возлюбленный! Принести себя в жертву, заодно даровав чистую смерть настигшим их недругам, как акт прощения и милосердия! Лишь бы суметь, пока пылает зал, вбежав в огонь, заключить его обугливающееся тело в последние объятья, дабы благодатное пламя сплавило их в единое целое! Увидев, как Иблис снимает балахон, она положила руки на вентили и в последний раз взглянула на любимого. Как прекрасно было его пернатое тело в отблесках камина! И вот: два испуганных дурачка, не заслуживших быть с ним рядом в столь торжественный миг!
А затем кто-то так нежно и незаметно запустил руку с большими пальцами в её чёрные кудрявые волосы, резко отдёрнул назад и воткнул в её зубы бугристый красный кулак, приведя в полубессознательное состояние.
Увидев свою побитую возлюбленную Эсмеральду, Шайтанов обезумел. Раскрыв клюв в беззвучном крике, он высоко подпрыгнул, растопырил руки и, сжав в воздухе кулаки, выставил в сторону мутантов в чёрной форме пики на мизинцах. Попугай, именуемый когда-то Вирром, бескрылой смертью завис в воздухе, перед тем как обрушиться на офицеров и проткнуть им шеи. Арафаилов и Нуаре отпрыгнули в стороны. Иблис в падении проскрёб пиками по полу, сделал выпад правой рукой в сторону наклонившегося Фара, затем попытался снизу поддеть на оба острия живот оленя. Тот широко расставил ноги, ударив попугая по рукам корпусом автомата и, мотнув в наклоне головой, вонзил кончик одного из своих ветвистых рогов под расширяющиеся к животу рёбра орнитоида. Шайтанов вскрикнул, в этот миг Бао, отшвырнув Эсмер к одному из гобеленов, ударил прикладом своего короткого автомата в низ спины, по торчащему позвоночнику птицы. Попугая выгнуло, Нуаре оттолкнул его от себя, что позволило отошедшему чуть в сторону Абдельджаффару прицелиться и дважды выстрелить. Первая пуля попала в шею, вторая в ухо. Иблис Шайтанов покачнулся и обмяк, распластавшись по полу.
Эсмер пришла в себя как раз в миг смерти любимого. Она поползла вперёд, к расползающейся под головой попугая лужей крови, но коренастая красноголовая рептилия снова отшвырнула её к стене. Она села под вышитыми на буром полотне горящими башнями, всхлипывая и утирая слёзы с ожогов на лице. Эсэсбешники опустили оружие и разошлись по залу, осматривая его на наличие новых сюрпризов. Арафаилов скучающе разглядывал статую, Нуаре, округляя большие оленьи губы и дуя на пламя, потушил горелки и указал Чжуну на девушку: мол, доделывай!
— Зачем было делать ему так больно, а? Вы всех их так убили? Магу, Гогу с Ткачихой, послушников? Какие же вы жестокие, а! — обвиняющим тоном произнесла Шайтанова.
— А сжигать заживо не жестко? — усмехнулся шинизавр, вставляя в автомат новую обойму.
— Мы священников не сжигали, это нас подставили, чтобы вас натравить! — Но по ледяным взглядам обернувшихся к ней мутантов, Эсмер поняла, что этот факт для них секрет Полишинеля.
— А детишки? А? — Видимо майор Нуаре даже в такой ситуации искал официальный повод.
— Вы не понимаете! Огонь это истинная жизнь, а не жалкое тепло, заключённое в грязную оболочку! Все мы состоим из пламени, но мы заперты в своих телах, и лишь Пылающий Хаос умеет скидывать с себя бренные одеяния и вновь облачаться в них! — проповедовала она с жаром.
— Почему он рептилоид, этот ваш…? — с улыбкой спросил Арафаилов, указав на статую.
— Остророгий видел его таким, да и неважно это! Огонь воплощается в разных обличиях! А детёнышам мы больно не делали, нет! — замотала головой Эсмер. — Они приобщались к Единому Жару опьянёнными, под препаратами. У меня не могло быть своих детей, и я любила их, как мать. Мы не причиняя страданий приобщили их к Чистоте, пока этот испорченный мир не извратил их, не заставил верить лишь в глупое собственное «Я»! — В голосе этой фанатки действительно чувствовалось любовь.
— А своих бы ты тоже сожгла? — прошипел Бао, наставляя на неё дуло автомата.
— Новорождёнными! — произнесла Эсмер, с вызовом глядя ему в глаза с выражением то ли истиной веры, то ли глубокого безумия.
Для старшины, как для любящего отца, это утверждение было достаточным поводом не желать ей лёгкой смерти. Опустив автомат, он всадил три пули под пояс её красных штанов, разворотив промежность. Офицеры спускались по залитой светом лестнице под её затихающие крики.
В коридоре Управления возле 37го кабинета бродил какой-то молодой лейтенантик ближневосточной наружности. Чёрные волосы худощавого человека были коротко подстрижены, на висках и затылке выбрит затейливый узор. Ни разу не стиранные чёрная жилетка и заправленные в берцы брюки были идеально отглажены. Он топтался возле двери, разглядывая развешанные по стенам маленькие голограммы разыскиваемых людей и мутантов. Когда Арафаилов подошел к кабинету, парень устремил в его сторону любопытно-выжидающий взгляд, Фар оценивающе прищурился и зашёл в кабинет, оставив лейтенанта снаружи. Мало ли кто тут ходит?
Внутри, несмотря на настежь открытые окна, царила страшная духота. За приунывшими на подоконнике фиалками раскаленная полуденная улица звучала симфонией городских звуков. Гудели автомобили, свистели низко пролетающие элашки, кто-то периодически что-то выкрикивал, рычал или мычал. По кабинету бродила обмахивающаяся бумагами Алина, развлекая сидящего у монитора Альтома. Толоконников не дал ему долго валяться на больничном, только вот от переломанного его пользы было пусть и ненамного, но всё-таки меньше, чем от здорового. Нетопырь, плечо и спина которого были заключены в серебристый бандаж, разглядывал голографические снимки перебитых утром сатанистов под весёлые комментарии лейтенанта Гейлер.
Абдельджаффар не понимал этого нездорового интереса своих коллег к голограммам убитых. Причём страдали этим не только ушан и колли, а большинство знакомых эсэсбешников Ящера. Казалось бы, особенности профессии, связанные с постоянным участием в вооруженных столкновениях, должны были пресытить кровью и смертью существ, отправляющих других в мир иной по десятку в месяц. Однако получалось наоборот. Наснимать трупы, а затем всем отделом их разглядывать и обсуждать считалось весьма хорошим тоном. Эсэсбешники хвастались перед друг другом, насколько кровавым и нетипичным получилось убийство, а те, кто в оном не участвовал, старались перещеголять коллег в остроте и циничности комментариев. Капитан Арафаилов, достаточно хладнокровный по отношению к чужой жизни, к чужой смерти в большинстве случаев относился ещё более безразлично. Но и товарищей не осуждал, а больше ёрничал на тему их нездоровых увлечений. Для него в этот миг матёрые вояки превращались в восторженных подростков, вопящих: «Зыырь! Кровищааа! Кишкиии!» Тем самым они старались сделать смерть чем-то понятным, весёлым и смешным, обесценивая этот столь трагичный для каждого индивидуума процесс. Так как подсознание каждого поневоле ставило себя на место жертвы и мысль, что и ты, такой сильный, красивый и классный неизбежно превратишься в такую же смесь из крови, внутренностей и дерьма, наполняла разум липким безотчётным страхом, который каждый по-своему старался загнать как можно глубже внутрь себя.
Нет, жизнелюбивый рептилоид, конечно же, тоже боялся умереть, и боялся сильно. Но, в отличие от других, он не считал этот страх чем-то постыдным. Он пропускал эту мысль через себя, позволял ей овладевать сознанием. Не встречая сопротивления, она теряла свою остроту, раз за разом повторяемая, становилась скучной. И на смену ей появлялась другая: «Ну да, когда-нибудь ты умрешь. Но сейчас-то ты ещё жив, так что не трать время на переживания о неизбежном, а иди и действуй!» И Фар шёл и действовал.
К чести Алины, снимки делала не она, а Монашка, в качестве отчётного материала для мстительного господина Желтко. Старый бык был очень педантичен в таких вещах и всегда требовал доказательств. А колли просто выклянчила их у неё, пользуясь случаем. Когда девушка пошла снимать, добросердечный Чжун счёл нужным предупредить, что зрелище там непотребно для леди, потому как он одной из убитых матку прострелил. «Наш человек!» — усмехнулась Монашка в ответ и в сопровождении Тени пошла внутрь. Потом Мясу рассказали о сексуальных и садистских наклонностях девчонок но, к удивлению офицеров, он не воспылал к ним отвращением, а мечтательно закатил большие жёлтые глаза и заулыбался. Похоже «романтичный» по-своему шинизавр нашёл себе новый объект сексуальных фантазий. Сейчас над столом перед Альтомом мерцала заваленная кровавыми ошмётками комната — результат его работы.
— Я даже не буду спрашивать, кто здесь побывал, — справедливо рассудил Мазур. — Ух, какая знойная красавица! — воскликнул он, долистав до трупа растёкшейся по полу толстухи. — Это портниха их?
— У них там полная автономия была. И Ткачиха, и повариха. Точнее повар, — поясняла колли и спросила у Фара. — Кстати, я не поняла, что за дурацкие там были Гога и Мага?
— Ты что! Это были Гог и Магог! Так в ветхозаветных преданиях назывались то ли народы, нападающие на Израиль перед концом света, то ли их предводители, — пояснил капитан. — Магог у них кашеварил, а Гог, это который баран, лабораторией заведовал. Вот так вот низко пало древнее зло в двадцать третьем веке!
С бараном, кстати, ещё одна забавная история получилась. Выйдя из логова сатанистов в свет летнего утра, старшина Бао заметил валяющееся на отшибе тело и долго пытался выяснить, кто же его чуть не упустил, подозрительно глядя на Арафаилова. Тот, в свою очередь, подозрительно поглядывал на Нуаре, а олень делал вид, что подозрительных взглядов не замечает и с серьёзным видом от них обоих отворачивался. Глаз да глаз нужен был за этим высокопоставленным раздолбаем, чьи карьерные успехи зиждились на грамотном руководстве внимательными исполнителями! Арафаилов и сам частенько получал по башке и прочим органам, и на роль няньки для майора совсем не подходил.
— А вот у этих здесь «любовь»! — Альтом ткнул в монитор длинной закорючкой, именуемой пальцем, растущей на серой коряге, именуемой его рукой. Голограмма воспроизводила сцену из «Ромео и Джульетты». На спине раскинувшего ноги в чёрных трёхпалых сапогах Шайтанова, навеки замерла чёрноволосая девушка, обнимая орнитоида. От её промежности за пределы голограммы тянулась кровавая полоса. Доползла всё-таки!
Фар выглянул в окно. На другой стороне улицы, на скамейке сидел молодой доберман, смутно знакомый. Белые спортивные шорты, серая футболка с иероглифами… Точно! В «Лабиринте» в баре! Приподняв синие стёкла солнцезащитных очков, он ковырялся в голографическом экране над браслетом. Ну, сидит и сидит, работать надо было.
— Долго намерены бездельничать? — Ящер выгнал Мазура из-за стола, и полез в электронные документы. — Ты для чего здесь трёшься, Альтом? Где отчёты по филиалам «12G»? — Затем капитан повернулся к Алине. — Ты забрала из Регистрации информацию по «орфу», по взломщику тому? И чего там за парень в коридоре трётся?
— Начальник! — просветил Алину ушан и упал целым боком на диванчик, предварительно открыв папку с отчётами. — Это дома он тебе лижет, а тут ты ему изволь!
— Товарищ капитан, все всё сделали, — успокоила Алина. И действительно, досье взломщика оказалось в той же папке. — А там, забыла сказать, стажёр наш пришёл. Ещё один. Нуаре просил тебя его встретить.
Арафаилов посмотрел на неё с укоризной и пошел звать лейтенанта. Ну, вот как не вежливо получилось! Парень его ждал, а Фар перед его носом дверь захлопнул! Встав у двери, стажёр вытянулся по стойке смирно, высоко подняв свой большой нос и отрапортовал, предварительно вглядевшись круглыми зелёными глазами в нашивку опершегося поясницей на стол Фара:
— Товарищ капитан, лейтенант Солтанов прибыл для прохождения стажировки на должности младшего оперативника. Приказом начальника Управления назначен в сводную группу майора Нуаре.
— Капитан Арафаилов, первый помощник старшего группы, — представился Ящер. — Это лейтенант Гейлер, аналитик группы, а там разлагается наш временно нетрудоспособный техник — сержант Мазур.
Ушан небрежно помахал рукой, колли подошла и поздоровалась:
— Алина.
— Хамид, — ответил стажёр, улыбнувшись.
— Хамид Солтанов, — размышлял Фар. — Ты откуда? Туркменистан? Если так, мы практически земляки.
— Нет, Персидский регион. Закончил Академию в Исфахане. Сюда переехал вместе с семьёй. У меня отец и дядя получили должности техников в Промзоне.
— Гастарбайтер, значит! — заключил Альтом. — Это хорошо, у нас самая толерантная опергруппа во всём Союзе. Самка, как видишь, работает наравне с самцами, капитан и ещё один наш товарищ — рептилоиды. Представители другой расы, не теплокровные…
— Да, — смеясь, поддержала Алина, — сам господин Мазур — инвалид. И это не из-за увечья, нет. Он у нас инвалид детства, головою слаб. Его мама-мышиха с ветки уронила, когда рожала.
— Не буду спорить, — оскалился острыми зубками нетопырь. — А начальник у нас так и вовсе гомосексуалист!
Стажёр изумлённо вылупился. Абдельджаффар собрал всю волю в кулак, чтобы сохранить каменное выражение лица, Алина отвернулась, беззвучно прыснув.
— Не веришь? Ну, вот смотри, сейчас зайдет, глянет на тебя. Ты парень спортивный, начнёт мышцы щупать. Это у него ритуал такой. Потом пригласит к себе. Вечерком. — Развод Мазура набирал обороты. Фар не стал его прекращать, наблюдая, хватит ли у парня соображалки на это не повестись. Пока не хватало.
— Мы все через это прошли, — вещал ушан испуганному персу. — Зато теперь, после всего, что нас связывает, готовы друг за друга глотки грызть. Мы больше чем группа, мы здесь все, так сказать, одна семья!
Стараясь не хихикать, Гейлер ушла к шкафу, сделав вид, что ей там что-то очень надо. Солтанов посмотрел на казавшегося серьёзным Фара. Взгляд его умолял опровергнуть то, что сказал нетопырь. Но Арафаилов сделал обратное:
— А что тут такого? Ты знаешь древнюю историю? Слышал про Фиванский Священный Отряд? Это была отборная гвардия древнегреческого города-государства Фивы. Она состояла из гомосексуальных пар. Взрослые воины брали на воспитание юношей, уча их воинскому искусству и вступая с ними в любовные связи. И в бою им долгое время не было равных, потому как каждый воин прикрывал своим плечом не просто товарища, а возлюбленного! Разбить их удалось только Александру Македонскому, который сам, по слухам, подобным отношениям был не чужд.
Тут, чуть не оттолкнув Хамида, в кабинет ворвался Чжун и, не обращая ни на кого внимания, начал рыться в бумагах, бубня: «Где я свой реферат просрал?» Схватив в охапку какие-то листы, он начал выходить обратно, когда его остановил вопрос Мазура.
— А вот Чжун, он тоже, кстати, стажёр, как и ты! Чжун, расскажи новичку о пристрастиях Нуаре!
— А? — повернул бугристую голову шинизавр. — А чего? Я когда раньше с ним работал, считал его напыщенным педиком. А теперь, узнав гораздо ближе, понял — вот такой мужик! — Мясо, улыбаясь, воздел вверх согнутый в локте кулак.
— Да, именно такой, — подтвердил Альтом.
— Так что жопу береги, — напутствовал Чжун и исчез в коридоре.
То ли понял он, как сейчас подшучивают над молодым, то ли само так получилось. Но эффект был налицо. Точнее на лице лейтенанта Солтанова, которое удивлённо вытянулось и помрачнело. И вскоре произошло то, ради чего всё затевалось.
В кабинет зашли рога Нуаре, а следом и сам олень, чёрная шерсть которого от пота блестела ещё сильнее. Выражение вытянутой морды было довольным, но грустным. Он отвёл в сторонку Арафаилова, сообщив:
— Лизесс в больнице, причем, теперь что-то серьёзное. У Камолина ещё на одного человека меньше.
— Кто остался: Вика и четверо клопов?
— Нет, у него ещё Меркушев. Хорёк хороший опер, но только не когда ему изменяет жена и он неделями пьёт. А сейчас именно так и происходит. Палач наехал на коммерсанта, тот его послал, после чего эти доморощенные взрывотехники половину торгового центра обрушили. Торгаши побежали к Желтко, Желтко — к Кировой, та — к Толоконникову. Камолин опять получил по татуированной макушке, так что видимо после воскресного совещания дело Палача отдадут нам. Только вот я не знаю, что делать. Я хотел Кама забрать к себе, тогда тебя надо будет убирать.
— Ну и ладно! — Ящер совсем не расстроился, ведь будучи не в группе можно будет взять себе очередную чушь и спокойно заниматься своими делами. — Делиться вам всё равно придётся, а у старлея уже наработок куча наверняка. Вот тебе, кстати, пополнение — лейтенант Солтанов, только из Академии, — указал Фар на Хамида.
В этот миг олень навис над парнем, улыбнулся, и со словами: «Молодой, спортивный. Нам такие нужны!», пощупал его за обнажённый бицепс. Бедный иранец отскочил вбок, ударившись о шкаф. Тут не выдержали все: Мазур восторженно захрипел, Алина расхохоталась в голос, даже у Фара сдержать смех не получилось. Науре на миг сморщился в недоумении, затем, поняв, что произошло, с улыбкой помотал головой.
— Ну, дурачьё! Чего они тебе наплели? Кто, этот вот? — Этьен указал на конвульсивно сгибающегося на диване Мазура, но Хамид ненароком глянул на Фара. — И ты туда же Арафаилов?
— Дедовщина! — усмехнулся Ящер. — Теперь хоть не я один от шуток ушастого пострадал!
— Ну, раз ты стал таким шутником, я его за тобой и закрепляю, — отомстил Науре. — Могу даже подсказать, каким первым делом его озадачить. Начальница пожарки. Пойдем лейтенант, поговорим там, где этих блаженных нет, — позвал он Хамида.
— А потом приходи сюда, я тебе пока материалы подготовлю, — добавил Фар и сел за стол. Точно ведь, майор Леаль давала запрос на поиск какого-то разбушевавшегося поджигателя! Для первого дела стажёру будет в самый раз. А Фар займётся вопросами посерьёзнее.
Когда Нуаре и всё ещё испуганно озирающийся Хамид вышли, капитан заметил на себе весёлые взгляды Мазура и Гейлер. Мол, шутили все, а получил ты один! Фар откинулся в кресле, сцепив за головой руки:
— Вот вы и добились своего! Вот и я от общения с вами дураком стал!
Его новым логовом был большой, наполовину ушедший в землю ржавый резервуар заброшенной заправочной станции. Весной он на треть наполнился водой, и всё лето она не уходила, прибывая с каждым новым дождём. Мутант приделал к внутренней стенке найденную неподалёку ржавую лестницу и соорудил под входным люком в крыше резервуара площадку, где хранил своё оборудование и канистры с едой. Существо происходило от медицинской пиявки, было обоеполым и называло себя Сифонофор. Точнее не называло, а писало на доске Лобанова-Шмидта это неудобоваримое для слуха слово, когда приходилось как-то представляться при общении. Так именовался первый прототип оружия, в живое подобие которого он себя превратил.
Сейчас он плавал в застоявшейся ржавой воде, пропитываясь влагой перед выходом в очередную жаркую ночь. Грязно-зелёная, с двумя идущими от макушки головы до окончания ног красно-оранжевыми полосами, спина аннелидоида совершала волнообразные движения. Червь периодически переворачивался вверх своим чёрным животом, вытягивал кольчатое тело и сжимал его в воде, разминаясь. Рядом еле шевелилось то, что недавно было одной из его рук. Хотя пиявки и не были способны к вегетативному размножению, оторванная в бою рука, содержащая в себе часть его нервной системы, продолжала подавать признаки жизни. Он принёс её в логово, она поначалу активно плавала, у неё начали исчезать два боковых пальца, а средний наоборот вытягиваться. Разорванное предплечье начало превращаться в присоску. Но постепенно активность конечности снижалась, несформировавшийся клон подыхал. Видимо, ускоренная эволюция не собиралась наделять его вид таким полезным свойством, по крайней мере, не в его поколении.
Сифонофор поднял над поверхностью свою узкую голову с пятью парами расположенных по кругу глазок, вытянул единственную теперь бескостную руку, уцепившись длинными кольчатыми пальцами за ступеньку лестницы. Тело червя вылезало из воды, постепенно расширяясь. Большие присоски, которыми заканчивались толстые короткие ноги, переступали по влажной стенке резервуара, аннелидоид втянул себя на площадку и встал под светом, падающим из люка. Он походил на ходячий вытянутый треугольник с торчащей из правого бока кольчатой рукой, и с отрастающим острым обрубком левой. Червь поднял одну из круглых багровых канистр с завинчивающейся крышкой, потряс, взял другую, наполненную. Похожая на капюшон присоска на головном конце тела раскрылась, обнажив три сходящихся к центру острые челюстные пластины. Сифонофор проткнул ими крышку и жадно присосался к канистре, за несколько сокращений своей вытянутой кольчатой головы перекачав в себя несколько литров крови, что там хранилась. Он был отдохнувшим и сытым, но не довольным. Его мучил совершенно другой голод, такой, который не утолить пищей.
Пиявка закрепила на себе пояс с парой небольших оранжевых баллонов на боку. От одного из них по боку мутанта шёл шланг к закреплённому кожаной сбруей посередине чёрной груди устройству. Оно было круглым, с торчащими в стороны короткими трубками, и напоминало шестиконечную снежинку. К редуктору другого была привинчена длинная гибкая трубка с кожаными ремнями. Она заканчивалась тонким обгорелым соплом небольшого огнемёта с устройством, похожим на затвор дробовика. Сифонофор затянул ремни вокруг колец на шее, так что трубка пролегала через центр его грязно-зелёной спины, а сопло торчало над головой, чуть выставленное вперёд. Немного открутив вентиль баллона, червь проверил оружие. Он сжал голову, в устройстве на голове что-то щелкнуло, а затем резко вытянулся вверх. Темноту внутри резервуара рассеяла короткая вспышка яркого оранжево-жёлтого пламени. К поверхности вяло подплыл недоразвитый клон, на миг с любопытством поднял головку и снова безвольно потонул. Сифонофор посмотрел наверх, в люк. Оранжевый свет, льющийся оттуда, становился всё краснее. Пора было вылезать! Сейчас начнётся!
Уцепившись вытянутой рукой за край люка, и резко сжав её, червь в один миг оказался на крышке ржавеющего среди кирпичных развалин резервуара. Вокруг не было ни души. Заправочная станция стояла на давно заброшенной дороге, ведущей к окраине города. Чуть поодаль, за тёмно-зелёными кустарниками и зарослями борщевика, возвышалась серая стена Промзоны с похожими на перевернутые зонтики грибов наблюдательными башнями. Сюда редко кто-либо забредал, а тех, кто имел несчастье сделать это, а тем более заинтересовавшихся плеском воды на старой заправке, ждала незавидная участь. Вампир Сифонофор пил не только консервированную кровь с мясного рынка.
Между тем начиналось! Пиявка присела, упёршись рукой в ржавый металл, вытянула голову в сторону запада. В глазках играли отблески кроваво-красного шара, погружающегося в Промзону между чёрных силуэтов башен. А над головой небо было затянуто ватным одеялом высоких тёмно-серых туч. Именно то, что нужно! Загорелась красно-оранжевая полоса между темной стеной и облаками, а потом начало раскаляться небо. Тучи стали красными, сияли всё ярче. Серые облачные глубины создавали причудливый узор, как будто холодные прожилки на неровной поверхности нагретого металла. Свисающие облачные лоскуты стали золотисто-жёлтыми, стали похожи на перевёрнутые языки пламени. Западный край неба слепил сиянием, пылал жаром. Червь всё сильнее вытягивал голову с присоской. Каждый раз, когда рассветы и закаты одаривали аннелидоида этим зрелище, ему казалось, что вот-вот небо загорится по настоящему, превратившись в один сплошной океан пламени. Он мечтал увидеть это, эту ни с чем несравнимую красоту. Эту мощь стихии, единственную вещь в жизни, которая порождала восхищение в его примитивном хищном разуме. Ещё немного, ещё чуть-чуть и полыхнёт!
Но, увы, этого не происходило. Ослепительное сияние исчезло, и раскалённое небо начало остывать. Облака над головой стали красно-розовыми, а затем все серели и серели, пока совсем не потухли. Вскоре они уплыли на север, а на западе в высотах бледной голубизны остались лишь розоватые разводы. Сифонофор разочаровано сжался, спрыгнул с резервуара и пошёл по тропинке в сторону города, оставляя в пыли большие круглые следы от присосок. Ничего, сегодня он снова сам создаст эту красоту. Струи его огнемёта пронзят очередную безжизненную коробку с копошащимися внутри тварями. Пламя с гулом будет бушевать внутри, создавая невероятные движущиеся узоры, и вырываться из окон подобно пылающим цветам. А Сифонофор затаится неподалёку и будет ждать. Он будет ждать тех, кто ненавидит эту красоту. Тех, кто боится огня, кто жаждет задушить его. И он сделает так, что все они сгорят дотла!
Хамид Солтанов вышел из оранжевой бронированной двери пожарной станции, протер глаза, ослеплённые утренним солнцем, и пешком направился к Управлению. Нормального разговора не получилось. Утро у огнеборцев выдалось напряжённым, даже здесь, в паре километров от места пожара, в воздухе висела серая дымка и пахло горькой гарью. Лейтенант услышал своё имя, обернулся. Его догонял неторопливо бегущий рептилоид, наполовину обнаженный, в серебристых спортивных штанах и беговых кроссовках. Молодой эсэсбешник не сразу узнал капитана Арафаилова, своего наставника. Бегун поравнялся с ним и пошёл рядом, на ходу попивая воду из овальной фляжки, снятой с пояса.
— Не поздновато для утренней пробежки? — поинтересовался стажёр.
— Я иногда позволяю себе приходить на работу, когда захочу, — усмехнулся капитан, вытирая стекающую с подбородка воду с зелёной чешуйчатой груди. — Решил вот проверить, как ты начал дело. Говорил с Потёмкиной?
— Нет, с её замом. Им не до меня, они там броневик закопченный отмывают, роботов сожженных разбирают. Начальница и половина машин на выезде до сих пор. Он, оказывается, на них стал нападать! Причём так хитро! Поджигает что-нибудь, ловушки им делает и исчезает в никуда.
— Ну, естественно! Если бы они сами могли его пристрелить, стала бы майор в ССБ запрос подавать?
— Я у них взял все данные по последним пожарам. Сейчас сяду изучать. У меня уже есть одна идея: а много ли в городе мест, где можно заправить огнемёт? — похвалился Солтанов.
— Молодец. Только обязательно химанализы просмотри и обрати внимание на вещество. Значительно сузишь круг, — посоветовал капитан. — Тебе бы транспорт, чтобы на пожарах побывать, самому посмотреть, что да как. Знаешь что, попроси старшину Бао, это который второй наш рептилоид, помочь договориться со старшим сержантом Тарлановым. Видел могучего лысого оперативника? Вот это он. За ним числится мотоцикл, которым он ни разу не воспользовался.
Они свернули на берёзовую аллею, идущую вдоль одной из центральных улиц. Сюда дым уже не доносило. Лейтенант с подозрением поглядывал на своего наставника. Изначально Арафаилов показался Хамиду весёлым молодым офицером, но потом он узнал про то, что он из столицы, про непонятную для многих деятельность. Если приглядеться, был в его жёлтых глазах с вертикальным зрачком какой-то нехороший блеск. Такой взгляд был, наверное, у древних энкеведешников — цепкий, ироничный и злой.
— А Бао, он тоже недавно работает?
— Да нет, он служит уже много лет, просто стажируется для получения офицерского звания. Ты в курсе про смешанную систему комплектования? — спросил Арафаилов.
— Это когда на половину офицерских должностей назначают выпускников Академии, а остальные отдают наиболее способным из сержантского состава.
— Да, и, как правило, ставят их в пары, чтобы теоретические знания сочетались с опытом работы на улицах. Сколько ругани из-за этого случается! Зато служба не превращается ни в бумагомарательный формализм, как было, когда одни «академики» работали, ни в полубандитскую группировку, когда оставляли одних уличных бойцов. Ты, скорее всего, именно с Бао работать и будешь. Ты в курсе, что идешь в Отдел Общественной Безопасности? Там конечно грязновато, маньяки, убийцы, но не так напряжённо как в Противодействии Терроризму, и нет мудрёных межкорпоративных игр, как в Государственном Контроле.
— Жалко, — расстроился Солтанов. — Я хотел как раз в ОПТ или опергруппу. А антитеррора здесь, почему-то вообще нет.
— Почему, есть! Я! — Рептилоид обнажил в улыбке короткие острые зубы. — ОПТ создаётся в крупных городах, на целый регион. А в опергруппу просто так не попасть! Туда грамотных боевиков берут, которые улицу топтали не один год. Да и не надо тебе туда. Их задача — месиво устраивать по приказу одного из отделов. Для этого не надо несколько лет учиться!
— Я вообще не думал, что после выпуска буду именно ССБ работать. Нас всё стращали, что должностей гораздо меньше чем выпускников. Хорошо, что эсэсбешное образование ценится у военных…
— Поэтому ты на последнем курсе в четыре разные организации заявки подавал? — прищурился капитан. — Чего ты так сморщился? Я все, что мне было нужно, про тебя выяснил. И про долги твоего дяди… И про мужа старшей сестры, которого ты чуть не убил, за то что он её чуть не покалечил… Из-за чего вы, собственно и переехали…
Арафаилов остановился и глядел исподлобья, ожидая реакции. Вот тебе и его деланная забота! Действительно, не так он был прост, этот столичный капитан, если сумел в засекреченное личное дело заглянуть. Лейтенант Солтанов подобрался, принял официальный вид.
— Я дал повод мне не доверять? — холодно произнёс он.
— Ты, наверное, уже знаешь, зачем я здесь и с какой корпорацией я бодаюсь. А тут появляешься ты. Слишком уж ты мне показался подозрительно простым, как три древних рубля.
— И Вы решили, что эта корпорация подослала человека, которого для этой цели пропихнула несколько лет назад в Академию на другом краю света? Не слишком ли сложно? — зло рассмеялся Хамид.
— Я ничего не решал. Я просто проверил и теперь точно знаю, что это не так. Так что наоборот — то, что я тебе об этом сказал, говорит о моём доверии.
— Я бы сам всё объяснил, если бы спросили.
— Да, пытаясь так преподнести детали своей биографии, чтобы выглядеть перед нами в лучшем свете. Я избавил тебя от необходимости притворяться лучше, чем ты есть.
Они двинулись дальше. Рептилоид увёл их на солнечную сторону улицы, чтобы понежить ультрафиолетом свой хладнокровный организм. Нахлынувшая на Хамида обида потихоньку исчезала. А чего он ожидал от капитана? Надо было думать, что эсэсбешники его уровня не в бирюльки здесь играют.
— А если бы выяснилось, что я шпион? Пристрелили бы меня? — поинтересовался лейтенант, почесав выстриженные на затылке узоры.
— Нет, зачем? Ты бы как обычно пришёл на работу, думая, что обводишь всех вокруг пальца, а потом незаметно для себя под каким-нибудь предлогом оказался в допросной. А корпоративная возня, там, где замешаны большие кредиты и большая власть, простой не может быть априори. Ты слышал про восточную секту убийц исмаилитов? Они остались в средневековой истории под именем «ассасинов». Так вот одной из их целей был европейский аристократ. Двое убийц переехали в город, где он жил и начали ходить в церковь, которую он посещал. Они молились, постились, раздавали пожертвования. На них все уже давно перестали обращать внимание, и спустя некоторое время один из них напал на цель во время молитвы. Его, конечно же, тут же поймали и убили. Пока в храме шла возня, второй исмаилит подкрался к вельможе, решившему, что опасность миновала, и доделал дело. Интересуйся историей! Она как база данных с множеством примеров, понимая которые, лучше понимаешь то, что происходит вокруг тебя. — Неожиданно капитан прервал лекцию. — Здесь я тебя покину. Про вещество не забудь!
Сверкнув своими серебристыми штанами, рептилоид быстро свернул в переулок, где его ожидало некое низкое существо в куртке горчичного цвета. Хамид не решился долго разглядывать таинственного незнакомца и пошел дальше к Управлению, до которого оставалось три квартала. Он недоумённо хлопал большими глазами, размышляя, что за дела такие в этом городе у этого пронырливого офицера? Потому как мог поклясться, что у мельком увиденного им мутанта-пса было две головы!
Мало кто знал, как на самом деле зовут Детонатора. Покупающие у него товары порой сильно удивлялись, что счёт, на который они должны были перевести кредиты, зарегистрирован на некоего Анатолия Трокина. Обитал сей торговец в небольшом полутёмном ангаре у ведущей из города трассы. Он не держал ни помощников, ни охраны, потому как его заведение было своеобразным отдельным постом городского рынка и находилось под покровительством госпожи Ю и её чешуйчатых друзей из Люджинг Ши. Внутри, помимо небольшого прилавка, стояли стеллажи, сплошь уставленные канистрами, баллонами, баклашками и другими различными ёмкостями. Стоял чудовищный аромат, который раньше наполнял любое помещение, так или иначе связанный с автотранспортом, а теперь, в век вечных электродвигателей и бесцветных экологически чистых смазок, был достаточной редкостью. Запахи древних автомобильных масел смешивались с парами бензина, керосина и прочих получаемых при перегонке нефти фракций. Детонатор занимался тем, что скупал остатки никому теперь не нужных горюче-смазочных материалов и горючих газов с разбросанных по Союзу нефтеперегонных заводиков и газовых станций. Он продавал их строителям и небогатым военным для производства дешёвой взрывчатки, либо же бандитам для аналогичных целей.
Был он не чужд и изобретательской деятельности. Например, в молодости начитавшись в сети о газовой смеси, мгновенно воспламеняющейся на открытом воздухе, он провёл ряд экспериментов по её созданию. Один из них стоил ему руки и практически половины черепа. Так что теперь он был счастливым обладателем отливающего медным блеском лба и макушки. Вместо одного глаза стоял дёшёвый киберпротез, по сути, большая круглая камера с чёрным зрачком объектива. Остатки второго он берёг — спрятал за узкой смотровой щёлью в налобной пластине. Киберпротез частенько переклинивало, а своим он мог хотя бы силуэты различать. К проблеме отсутствия руки этот пытливый ум тоже подошёл небанально. Из гидравлических цилиндров, металлических планок и шестерёнок собрал себе нечто наподобие маленького крана манипулятора. Все детали закрепленного на плече прибора он тоже покрасил в медный цвет, для гармонии с потёртой бурой курткой, в которой он работал. С помощью сменного набора крюков Детонатор подцеплял этой шестерёнчатой рукой тяжёлые канистры, и, согнув в локте, таскал их по складу. Правда, теперь у немолодого мускулистого мужика после таких нагрузок частенько болела спина. Поэтому бизнесмен-отшельник прочно сидел на обезболивающем.
Детонатор скучал за прилавком, когда заметил посетителя. Целая половина широкого лица скривилась в ухмылке.
— Гляжу я, ты теперь тоже в клубе одноруких бандитов! Чего случилось Сифон? Ой, извини, — Сифор? — так и не сумел поправиться он.
Сифонофор подошёл к прилавку, поставил на него пустую канистру из-под крови. Затем уселся на стоящем рядом стуле и сжал своё болотно-чёрное тело, превратившись в кольчатую сардельку. Утолщённая рука вытянулась в сторону лежащего на прилавке синего прямоугольника — предусмотрительно подготовленной хозяином доски Лобанова-Шмидта. Твёрдые щетинки на кончиках пальцев пиявки начали быстро вычерчивать исчезающие палочки и кружочки, компьютер превращал знаки этого примитивного алфавита в слова и понятия, которые возникали на голографическом экранчике слева от Детонатора. Мутант сообщал, что ему необходимо заправить баллон и что теперь он будет брать по одной емкости с едой.
— Понимаю, понимаю! — покивал медным лбом человек, похлопав себя по цилиндру искусственной руки. — Тебя, кстати, тут искали. Легавый заходил с узорчатой башкой. Знаешь, в чём дело? — Сифонофор отрицательно помотал головой. — Ну и ладно, я ему естественно ничего не сказал. Давай, развинчивайся.
Пока аннелидоид вставал и снимал с пояса пустой оранжевый баллончик, Детонатор лазил по полкам, с глухим лязгом двигая канистры. Наконец он приволок всё необходимое.
— За кровь можешь не платить, — сообщил он, пока Сифонофор прикручивал трубки. — У Ю к тебе небольшое задание, так, не в службу, а в дружбу. — Торговец облокотился о прилавок и заговорил тише, как будто в этом его бензиновом царстве кто-то мог подслушивать. — Цветочники под Минотавра легли. Ты мог бы в их павильон струйку ночью пустить, только аккуратно так, там рядом наши точки. Сделаешь? Я и не сомневался! Вот адресок.
Детонатор извлёк из потёртого кармана визитку, на обратной стороне которой улыбались девушка и молодая коровка, держащие в руках огромные букеты. «Мы дарим вам красоту» — гласил слоган фирмы. Что ж, под утро они увидят настоящую красоту. Красоту взвивающегося вверх пламени, красоту вихря гаснущих искр в клубах поднимающегося дыма.
— Только аккуратно! — ещё раз напомнил продавец, когда аннелидоид собирался выходить.
На миг Сифонофор испытал острое желание развернуться и разрядить в глубину ангара огнемёт. Когда прикосновения пламени достигнут всего, что здесь хранится, о, что это будет за пожар! Грохот взрывов будет слышен во всём городе, столб огня опалит бирюзу небес! Но нельзя. На этом всё кончится. Кончится газ, с помощью которого Сифонофор познаёт прекрасное. Поэтому снова придётся идти на компромисс, снова играть по их правилам.
Почему всегда так? Давай жги! Но немного. Разрушай! Но аккуратно, так чтобы не задеть ничего лишнего. Они все пытаются приручить огонь: запихнуть в печь, обложить камнями, обкопать, опахать. Когда хотят — разжигают, когда хотят — тушат. И не понимают что суть огня в его буйстве, бесконтрольности, неудержимости! Мерзавцы! Помогая пиявке, они лишь дразнили её. Они позволяли выплеснуть свои желания, но никогда червь не мог насладиться ими до конца. Сифонофор ненавидел их за это. Потому как голод, сжигающий его изнутри, с каждым днём разгорался всё сильнее.
Аннелидоид вышел из ангара, держа единственной рукой багровую канистру. Замер, вытянул вверх грязно-зелёную голову. Одна из пар глазок заметила движение в небе на фоне розово-сиреневых вечерних облаков. Пролетев над Сифонофором, объект на миг завис в воздухе, сверкнув бронзовым блеском, и спустился где-то неподалёку. У объекта были две руки, две ноги и голова. Червь уже видел это раньше, когда его пытался нанять человек в чёрном колпаке с красным топором на лбу. Он сулил большие доходы и угрожал разрубить его на части в случае отказа. После этого быстро убегал от огнемётной струи и спасся, лишь нырнув в канализационный люк. Видимо, теперь он искал случая отомстить. И ещё эсэсбешники вышли на охоту. Враги его множились, времени устроить главный поджог в своей жизни оставалось всё меньше.
Пылающее солнце висело прямо над головой. Пёс взломщик немилосердно потел, постоянно чесал свою шоколадного цвета шерсть. Глупая голова его брата, торчащая из плеча, тяжко вздыхала и пускала потоки слюней на карман горчичного цвета френча. Маммолоид никогда его не снимал. Во-первых, потому что он был специально скроен так, чтобы было удобно сосуществовать со своим сиамским близнецом. Во-вторых, карманы куртки были заполнены множеством воровских примочек, а сегодня они должны были понадобиться. Невысокий двухголовый уродец достал из серо-зелёных камуфляжных штанов большой платок, промокнул им свой лоб между торчащих ушей дворняги, вытер морду брата. За углом припарковался чёрный эсэсбешный мотоцикл. Капитан Арафаилов снял полимерную маску, подошёл к псу.
— Здорово, дорогой мой Орф.
— При чём здесь я и немецкий композитор? — удивился взломщик. Недоразвитая голова в это миг пролаяла: «Дурак, дурак!», видимо издеваясь над умственными способностями офицера.
— Фамилия Карла Орфа и Орф как мифическое чудовище, это омонимы. Голова знает, что такое омонимы? — съёрничал Абдельджаффар.
— Не обращайте внимания, он же этого. Того. — Объясняясь, взломщик заискивающе улыбался. — Орф, так Орф. Будем считать, что это моё конспиративное имя. Как сексота.
— Слово-то вспомнил! — удивился Фар. — Ты кому не скажи, а то подумают чего. Все же вокруг больные в массе своей. Ладно, давай, господин Секретный Сотрудник, к делу!
Да, местечко действительно было подозрительным. Между прямоугольных многоквартирных домов располагалась неблагоустроенная зелёная лужайка, заросшая лопухами и полынью. А посреди её, в окружении невысоких деревьев, стояла невысокая постройка, то ли трансформаторная станция, то ли водонапорная. Судя по ржавеющим воротам, и еле видимой колее, ведущей к ней от дороги, она казалась заброшенной. Однако на стенах домов справа и слева можно было заметить небольшие камеры наблюдения. Взломщик и капитан прогулялись по району, заглянули в соседние дворы. Пёс тыкал пальцем по сторонам, обращая внимание Фара на висящие тут и там выпуклые серые овалы. Да, многовато устройств слежения на квадратный метр! Немногим меньше, чем эсэсбешной наружки во всём остальном городе. А возле одного из домов, прямо посередине между подъездами, стояла полукруглая пристройка с серой дверью без ручек и замков. Над ней тоже, естественно, была камера.
Орф достал из кармана прибор, похожий на древний телевизионный пульт с экранчиком, поднёс к двери. Прибор запиликал.
— Тот же магнитный рисунок, что и у ключей, которые Вы мне показали, — констатировал он. — И у той будки тоже.
Арафаилов удовлетворённо кивнул. Они вернулись к ржавым воротам трансформаторной. Ящер засунул чешуйчатую руку в карман чёрной жилетки и извлёк связку магнитных ключей Себека. Пёс поочерёдно прикладывал металлические полоски к прибору, пока не нашёл нужный. Он хотел протянуть его рептилоиду, но тот лишь снял его со связки и отдал обратно. Взломщик вертел его в пальцах, недоверчиво глядя на офицера. «Не хочу, не хочу» — пролаяла глупая голова.
— У тебя вряд ли когда-нибудь будет самка. Братан твой напрямую говорит всё, что ты думаешь, ни одной бабе такое не понравится, — покачал головой Фар. — Ну чего замер, иди, открывай! Ты взломщик или где?
— Вы просили найти…
— Я просил открыть. — Желтые глаза капитана угрожающе сощурились.
— За этими дверями, — занервничавший пёс указал на будку, — ещё одни, посерьёзнее. Там, помимо магнитного замка, может быть скрытая охранная система. Ток, оружие спрятанное. Если я туда зайду, если вероятность, что не выйду.
— Во-первых, кредиты ты взял. — Ящер начал загибать когтистые пальцы. — Во-вторых, работу не доделал. А в-третьих, разговариваешь ты сейчас пусть с очень добрым, но офицером ССБ ЕС. Так что, если ты туда не зайдешь, я совершенно точно обоих вас пристрелю. Безо всяких вероятностей.
Орф начал потеть ещё сильнее, прямо таки взмок. Сиамский близнец повернулся в сторону Арафаилова и пролаял: «Мудак, мудак, мудак». «Заткнись, заткнись!» — прошипел и без того напуганный старший брат и хлопнул голову по чёрному носу.
— А мне наоборот нравится с тобой работать Орф. Ты говоришь правду в лицо, хочешь ты того или нет.
Фар одобрительно похлопал взломщика по горчичному рукаву френча и указал в сторону ржавых ворот. Со злобой и обидой в глазах, пёс принялся ковыряться в наружном замке. Фар на всякий случай отошёл за угол, к мотоциклу. Он уже готовился услышать хлопок взрыва или крик Орфа, так что вздрогнул от резкого звука в ухе. Это был писк микромобильника. Ящер включил голограмму над браслетом. Звонил стажёр.
— «Здравия желаю, товарищ капитан! Это Солтанов. Не отвлекаю?» — поинтересовался лейтенант.
— Не особо. — Фар при этом заглянул за угол. Двухголовый исчез за приоткрытой ржавой дверью и наверняка уже возился со второй.
— «Я по поводу поджигателя. Нашёл я точку, где он мог заправляться, но там мне ничего разузнать не удалось».
— Ну, естественно! Так тебе сразу и сказали! — покачал головой Ящер. — Подъедем вместе вечером, покажу тонкости ненавязчивого допроса.
— «У меня тут другая идея. Чего я собственно и звоню», — голос перса стал воодушевлённым. — «Я просмотрел все пожары за последние три месяца. Оказалось, поджигатель появился не вчера. Те же методы, та же смесь. Причём каждый раз как-то удачно всё получалось. Он сжигал какое-нибудь бесхозное строение, практически всегда обходилось без жертв. Я проверил адреса. Теперь на этих местах стоят новые магазинчики, новый стоматологический кабинет сроится. А недели две назад почему-то начал буянить, переключился на объекты автомобильного транспорта».
— Стоп. Магазины говоришь? — задумался Арафаилов. — Перешли-ка мне материалы, через несколько часов мы с тобой кое-куда съездим.
— «Я правильно подумал — бандиты? Минотавр?»
— Нет, нет, нет! Кое-кто гораздо их всех поумнее. И повесомее. Во всех смыслах. Ладно, давай позже!
Абдельджаффар отключился, когда увидел, что из ворот мнимой водонапорной пулей выскочил двухголовый взломщик. Капитан вышел ему навстречу. У разумной головы пса были выпучены глаза, в них блестела жадность. Он восторженно изрёк:
— Там!.. Блин!.. Блин!..
Но Ящер подозревал, что внутри, несмотря на заверения Орфа, были далеко не блины.
Стол в кабинете начальницы пожарной части был треугольным. Рассчитано это было на приём одновременно двух заместителей во время рабочих совещаний. Сама майор Леаль занимала место у окна, а посетители рассаживались справа и слева от острого конца. Сейчас там сидели капитан Арафаилов и лейтенант Солтанов. Слева от них блестели на полках наградные кубки и начищенные образцы древних касок, справа на голографическом экране, вместо заставки режима ожидания демонстрировалось развитие противопожарной службы с человеческих времен до сего дня. Объемные фотографии потихоньку превращались одна в другую. Сначала на них были усачи с баграми и топорами, затем появились выходящие из горящего здания сотрудники в брезентовых куртках и закопченных круглых очках, похожих на глаза амфибоида. Те превратились в группу людей в чёрных костюмах с множеством световозвращающих полос и нашивок на рукавах, потом пришел черед роботов: сначала маленьких, на гусеничном ходу и с операторами людьми, затем больших, двуногих, которыми управляли уже мутанты.
Потёмкина даже сидя заметно возвышалась над офицерами. И оттуда, с высоты гордо задранной панцирной головы, ниспосылала на эсэсбешников грозные взгляды, испепеляющие, как потоки лавы. Хамид по молодости своей не выдержал и опустил свои зелёные глаза, Фар таращился в ответ, специально раздражая самку броненосца презрительной полуулыбкой. Он только что высказал свои соображения относительно поджигателя и ждал реакции. Наконец майор заговорила:
— Какой же ты мерзкий, Арафаилов, — констатировала она. — Стоит кому-нибудь в городе нагадить в собственные штаны, так тут же из-за угла выглядывает твоё любопытное зелёное рыло. Тебе бы жить триста лет назад, да доносы писать на соседей. Карьеру бы в КГБ сделал!
Солтанов с одобрением посмотрел на Потёмкину. Оказывается, не он один про Арафаилова так думал!
— Мне сказали, что дело ведёт молодой лейтенант. Почему ты-то с ним сюда пришёл? — Развела Светлана Альбертовна огромные ручищи.
— Потому как я его наставник. А ещё потому, что без меня вы бы его немедленно затёрли во льдах, — ответил Абдельджаффар. — Из всей вашей тирады я делаю вывод: я оказался прав, так? Этот поджигатель аннелидоид долгое время работал на вас. К вам обращались хитрые бизнесмены, которые задёшево покупали у прежних владельцев какую-нибудь рухлядь. Вы помогали её благополучно сжечь и аккуратно потушить, за что владельцы недвижимости делились с вами страховкой и всех всё устраивало. Причём услугами вашей пиявки пользовался весь город. Я помню историю господина Эдберга про сожженный таксопарк. Господин Желтко буквально недавно его нанимал, чтобы с врагами разделаться. Только вот на вас он последнее время почему-то взъелся. Вот и скажите мне — почему?
Сложив руки, Потёмкина задумчиво стучала по одной из своих плечевых пластин чёрными когтями шерстяной руки. На морде читалось явное нежелание распространяться на эту тему. Эволюция пожарных на мониторе успела сделать круг, прежде чем она начала говорить.
— Вот там она жила, в бункере за задним двором части. Я предпочитаю думать о Сифонофор, как о ней. Оно обоеполое.
— Сифонофоры — это же колония медуз так? Например «португальский кораблик»! — недоуменно спросил Солтанов.
— А ещё название древнего устройства для выброса горючей смеси, называемой «греческий огонь». Трубка на носу корабля вроде как соединённая с кузнечными мехами. Им византийцы корабли врагов поджигали, — просветил его Арафаилов. — Имя вы придумали?
— Сама выбрала. Мы её стали в своё время часто замечать на пожарах. С любопытством тянула свою морду в сторону огня, любовалась. Потом поняли, что она сама и поджигает всякий мусор. Это у пиявки своего рода страсть, интерес: а что будет? А как оно разгорится? Я взяла её под свою опеку, помогала, обеспечивала, учила. Хороший руководитель не тот, кто ищет идеальных подчинённых, а тот, кто выделяет сильные стороны тех, кто у него под рукой и использует их с максимальной выгодой для дела.
— Даже отрицательные? — уточнил Хамид.
— Тем более их. У неё не было будущего. Её бы убили либо до того, как она успела кого-нибудь сжечь заживо, либо сразу после. А я дала ей возможность существовать в обществе, быть хоть как-то полезной ему. Думала, что когда поджог превратится в работу, её интерес к огню со временем исчезнет. Вот тут я и облажалась. Чем больше у неё становилось возможностей, тем сложнее ей стало себя сдерживать. Две недели назад она сорвалась, устроила нам охренеть какую сложную ночь. Я поняла, что всё, что теперь её только стрелять. И Сифонофор это поняла. И сама открыла на нас охоту.
— Пожарные разожгли огонь, который не в силах потушить. Ирония, однако, — усмехнулся Фар.
— А мне вот не до смеха, — оскалилась Потёмкина. — Мы каждую ночь выходим, как на войну! У меня сотрудники семьи за город поувозили, дома позапирали и в части живут! Если она кого-нибудь из моих бойцов спалит, я себе этого не прощу. Так что помогите. Искренне, ребята, прошу.
— Мы-то поможем. Только вот стоило до этого доводить? — спросил Ящер уже без улыбки.
— Да? Изумрудный ты мой! — Леаль встала из-за стола и подошла с Фару, нависнув над ним и объясняя на ухо очевидные для неё вещи. — А как ты думаешь, откуда это всё? Думаешь, я только карман свой набивала? Я когда взялась за службу, здесь была пропасть. Две машины, десять роботов! Кого у нас хорошо обеспечивают? Тех, кто помогает зарабатывать кредиты! Тех, кто сторожит тех, кто зарабатывает кредиты! А мы кому нужны? Зачем в нас средства вкладывать? В Промзоне свои системы пожаротушения, которые нас опередили на сто лет вперёд, а граждане, считают наши власти, сами себя должны защищать! Вот только интересно, как? У тебя может быть, в доме есть личный робот, или автоматическая установка, которая стоит половину твоей годовой зарплаты? — спросила майор у стажёра, который отрицательно покачал головой. — Вот видишь. А даже если бы и была, то у соседа не будет. И всё равно весь дом сгорит вместе со всеми вашими семьями! Никто же ни о чём не думает, пока вдруг, неожиданно, их не коснётся беда. Так что если вы моего раскаяния ждёте, то идите отсюда к чёртовой матери оба! — взревела броненосец. — А мы, проклятые взяточники, сами будем думать, как и свою жопу спасти, да ещё ваши из огня вытаскивать, теми средствами, что у нас есть!
Отгремев предупредительными выстрелами, Потёмкина села на место, скрестив руки на своём бледно-синем топике. Солтанов, привыкший к академической уставщине, впервые был покрыт матом на таком уровне. Потому нервничал, глядел то на дверь, то на наставника. На капитана гневная проповедь воздействия не произвела. Всё он прекрасно понимал. Даже самые лучшие существа этого мира могли сделать добро, только трансформировав в него какую-нибудь кучу дерьма. Другого строительного материала в объективной реальности вероятно не существовало. Поддразнивая броненосца, он добился того, чего хотел — она заговорила с ним искренне.
— Ой, вы думаете, мы по-другому живём? — успокоил её Арафаилов. — Я не упрекать вас в коррупции пришёл и не в долю проситься. Просто, если бы вы сразу рассказали всё, как есть, мы бы сразу и поняли, что червь объявил вендетту не лично вам и не вашим работникам, иначе просто ловил бы их по одному. Он хочет уничтожить службу, которая мешает ему сжигать этот город. И не надо бегать и по подворотням его искать. — Ящер ткнул зелёным когтистым пальцем в треугольный стол. — Достаточно дать ему то, что он хочет и посмотреть, что он будет с этим делать.
Сифонофор, присев на стопке бесхозных плит, любовался раскаляющимся небом. Бледно-голубой северо-восток был расчерчен полосами оранжевых облаков над пушистыми кронами растущих поодаль деревьев. Их сияние оттеняла спрятавшаяся за ними дымка, матово-серая вверху и бледно-оранжевая у горизонта. Узоры плыли, изгибались волнистыми линиями, светились всё ярче. Из оранжевых они становились золотистыми, слепящими. Небесное пламя висело над спящим городом переливающимся, расшитым золотыми нитями полотном! И вот, вверх, из-за деревьев и крыш, вывались рассеяные лучи! И небо начало гаснуть. Предвещая очередной удушливый день, поднялось белое солнце. Ветер сменился и теперь его сияние окутывали клубы дыма. И сегодня небо разгораться не желало.
Впрочем, не оно одно. Строения небольшой автобазы тоже занимались плохо. Сифонофор ещё раз прошёлся вдоль них, пуская струи пламени в окошки и приоткрытые двери. Плотный дым со сладковатым запахом горелой плоти шёл только из поста охранников на въезде у двойных зелёных ворот, за ним у забора полыхали три машины и элашка. Ряд полупустых складов еле-еле чадил, мастерская в дальнем конце прямоугольной территории не загорелась вовсе. Но и этого было достаточно — Сифонофор уже слышал вой сирены. Когда на утрамбованный песок автобазы въехал красный шестиколёсный броневик с маленькой поворачивающейся охлаждающей пушкой на крыше, аннелидоид скрылся за приоткрытой дверью одного из боксов мастерской.
Броневик остановился у дымящихся складов, развернул в сторону машин свою квадратную пушку. Расползлись в стороны задние дверцы, оттуда вышли три красных робота. Один из них вмонтированным в одну из рук диском принялся резать замок склада, два других, гудя пневмонасосами, пошли к сторожке. Желтоватые струи охлаждающего газа с шипением ударили в окна, мгновенно сбивая вырывающееся пламя. Роботы зашли внутрь, выходящий из сторожки дым стал серым и постепенно всё больше белел. Пушка на крыше развернулась в сторону горящей техники и начала выстреливать по ней синими шариками. Капсулы со сжиженным газом, созданные для мгновенного охлаждения тысячеградусного пламени, взрывались в огне, образовывая белое облако. Техника мгновенно потухла, земля вокруг неё покрылась белым колким инеем. Аннелидоид дождался, пока третий робот скроется в дыму склада и выскочил из своего укрытия.
Выбрасывая вперед кольчатые ноги с присосками, Сифонофор бежал к броневику. Нужно было успеть сжечь оператора и водителя до того, как они направят себе на помощь роботов. Промедление грозило встречей с металлическими клешнями вмонтированных в руки машин разжимов-кусачек. Вытянув на бегу грязно-зелёную голову, Сифонофор выпустил яркую струю в прорези лобовых стёкол броневика, закоптив морду машины, ослепив водителя. Пожарные успели его заметить, задние дверцы начали закрываться, но червь был уже около машины, вне зоны досягаемость пушки на крыше. Оббежав красный борт, пиявка замерла возле заднего отсека. А из сторожки, тяжело переступая, уже спешили на помощь роботы. Распрямив чёрную кольчатую грудь и изогнув голову назад наподобие вопросительного знака, червь поливал их огнём. В ответ они одновременно выпустили из тонких раструбов на прямоугольных головах струи охлаждающего газа, образовав перед собой завесу. Газовые пушки поначалу гасили раскалённую струю, но чем меньше было расстояние, тем хуже это получалось. Наконец, огненная волна достигла голов роботов, расплавляя сенсоры. Ослеплённые машины остановились, третий робот был ещё далеко. Не теряя ни мгновения, Сифонофор отскочил к борту броневика, упёрся в него присоской и, зацепившись рукой за поручень борта, одним движением поднял себя на крышу. Он знал, куда стрелять. Пушка начала разворачиваться в его сторону, но уже после того как тонкий огненный поток ударил в маленький вентиляционный люк.
В тот же миг распахнулась водительская дверца, и из кабины пулей вылетел инсектоид, а следом вырвалось пламя. Небольшая полосатая муха с оранжевыми и бирюзовыми шевронами на чёрных хитиновых лапах, с треском и громким зудом взмыла вверх на своих полупрозрачных крыльях. Червь изогнул голову в обратную сторону и выпустил вдогонку продолжительный огненный вихрь, взвившийся в бледно-голубом небе. Пожарный оказался быстрее. Превратившись в чёрную точку, он исчез из поля зрения. Оставшиеся без контроля роботы превратились в неподвижные статуи. Сифонофор проследил траекторию полёта мухи своими парными глазками и принялся делать то, что задумал.
Два чёрных эсэсбешных мотоцикла были припаркованы за углом одной из ближайших к автобазе пятиэтажек. Любезно уступленный Хамиду Тараном двухколёсный конь выглядел не так внушительно, как транспорт Фара. Не было ни раздвижных панелей, ни элегантных форм. Над передним колесом находился чёрный треугольный руль, из-под сиденья торчали детали мотора и приводы. Солтанов нетерпеливо ёрзал на нём, глядя на растекающиеся по утренней бирюзе чернила чёрного и серого дыма. Арафаилов, развалившийся на лавочке неподалёку, глянул на стажёра.
— Хочешь отлить — иди немедленно, — посоветовал он. — В бою это будет лишним раздражающим фактором. Знаешь, сколько людей и мутантов гибнет из-за этого в стычках?
Хамид отмахнулся, в это время над местом пожара взвился сужающийся книзу огненный столп. Фар вскочил с лавочки, через несколько секунд от автобазы с громким жужжанием прилетела красноглазая муха. Облетев дом с другой стороны в лучах восходящего солнца, инсектоид грузно приземлился рядом с эсэсбешниками. В ноздри офицеров ударил запах горелой органики, длинные волоски на толстых чёрных ногах мухи и нижней пары рук пожелтели и загнулись. Насекомое не сумело устоять на обожженных конечностях, пожарного мотнуло к стене дома, он сполз по ней, развалив полосатое серое пузо. Велев стажёру принести обезболивающее, Ящер кинулся на помощь, но муха лишь отмахнулась и начала доставать из кармана широкого пояса рамку портативного голографического монитора. В разложенной прямоугольной железяке появилось два изображения, одно из которых показывало лишь мерцающую полупрозрачную черноту.
— Какое из них для насекомых? — спросил взволнованно копающийся в аптечке мотоцикла лейтенант.
— Цилиндр с тремя серыми полосками! — ответил ему Фар и повернулся к пожарному. — Ты ради чего до последнего ждал? Меня Потёмкина за тебя затопчет!
— Мы, Креффи, не жалеем себя ради дела, — прогудела репродуктором муха.
— Креффи… Ты не родственник нашего снайпера?
— Он мой средний муж. Все представители нашего вида в городе мои родственники. Передняя камера сожжена, осталась сзади. — Не дав Фару времени для удивления, муха убрала одно из изображений из рамки и увеличила второе.
Фар впервые увидел поджигателя воочию. Но сильно не удивился — очень он уж был похож на перебитых недавно чёрных хирургов. Только сбруя с баллонами делала пиявку оригинальнее. За всю предыдущую жизнь капитан не встречал ни одного аннелидоида, а теперь готовился убить уже четвёртого за месяц.
Сгорбив кольчатую, украшенную двумя красно-оранжевыми полосами спину, мутант на голограмме достал из-под днища броневика тяжёлое запасное колесо и куда-то его покатил. В ответ на вопросительный кивок Фара, муха пояснила:
— Опустошает отсек с запасками.
— Он достаточно большой, чтобы туда забраться? — поинтересовался Ящер. — Да? Вот зачем ему броневик! И вот почему он поджигал автобазы, гаражи и сервисы! — Рептилоид повернулся к Солтанову, который в этот момент пытался вколоть инсектоиду обезболивающее и искал мягкие ткани в сочленениях хитиновых пластин. — Если даже возле сгоревшей машины найдут запаски, на них в суете не обратят внимания. Броневик оттащат в часть, вместе с пиявкой внутри. И в ту же ночь режимный объект с бесполезными пулемётами и бронированными воротами, которые только помешают спасаться, выгорит изнутри вместе со всеми, кто там будет.
— Он не настолько умён, — покачала красноглазой головой Креффи.
— Зато он настолько безумен, этот ваш ходячий огнемёт, — возразил Ящер.
Пиявка на голограмме укатила куда-то второе колесо и, сжав болотного цвета тело, начала залезать в отсек. Эсэсбешники дождались, пока она исчезнет из поля зрения камеры, и оседлав своих моторных скакунов, поехали к автобазе, предварительно велев мухе не вызывать другие машины для ликвидации пожара, пока они не скажут.
Оставив мотоциклы за воротами, держа наготове оружие, Фар и Хамид, прикрыв лица своими полимерными масками и плотно застегнув гермокапюшоны, подходили к красному броневику, держа на прицеле вытянутый овальный люк отсека для запасок под раздвижными задними дверями. Между тем, непотушенные строения потихоньку разгорались снова. В потерявших контроль роботах включилась автономная программа. Один из них вернулся в горящий склад, оттуда слышалось шипение его газовой пушки. Два других, головные и грудные отделы которых из красных стали чёрными, безуспешно пытались зайти в дымящуюся сторожку, тыкаясь в стену и сталкиваясь друг с другом возле дверного проёма. Ящер прицелился, знаком приказал стажёру подойти сбоку к люку, чтобы по команде сдвинуть его вбок. Жёлтое солнце поднималось всё выше, тень от складов всё дальше отползала по утрамбованной земле от пожарной машины. Сенсоры маски зафиксировали движение под днищем броневика, Фар мгновенно замер.
Черноголовые фигуры в чёрных же жилетках остановились слишком далеко, чтобы одним выстрелом сжечь их обоих. Но они уже почуяли ловушку, начали отходить друг от друга и Сифонофор решил действовать. Из-под днища броневика в сторону оперативников вылетел клубящийся огненный шар, от которого они едва успели отскочить. Червь выскочил из укрытия, в движении сжимая и вытягивая шею. Двор наискосок прорезала длинная полоса пламени, обжигающая голые руки разбегающихся в разные стороны эсэсбешников сопровождающим её тепловым потоком. Офицеры несколько раз выстрелили на бегу, пули летали вокруг Сифонофора со звуком звенящих струн. Парочка попала в цель, завязнув в плотной мускулатуре червя и не причинив особенного вреда. Обе прилетели с одной стороны. Первым делом Сифонофор решил разделаться с наиболее опасным из двоих.
Отпрянув от горячего чёрного дыма, вырывающегося из окна поста охраны, Абдельджаффар пригнулся и забежал за ряд обгорелой техники, скрываясь в идущем от неё паре. Аннелидоид забежал за броневик, прикрыв им спину от пуль Хамида. Ноги с присосками делали большие приставные шаги, червь боком прыгал вдоль машин и элашки, на ходу пуская раскалённые струи между их закопченными мокрыми корпусами. Большие оранжевые языки вырывались из белых клубов пара сразу за Фаром, но ряд кончался, а следующим ближайшим укрытием могли послужить лишь приоткрытые ворота мастерской. До них было метров тридцать и оставалось надеяться, что к утренним пробежкам капитан приучал себя не зря. Выпрямившись и глядя прямо перед собой, Ящер пулей рванулся вперёд. Присев и упершись в землю растопыренными кольчатыми пальцами, червь вытянулся в его сторону, пустив вдогонку огненный поток. Казалось, что чем быстрее бежал Фар, тем сильнее жгло его спину. Он влетел в полутьму мастерской, споткнулся о лежащие неподалёку от входа запасные колёса пожарной машины и кубарем покатился по бетонному полу, чуть не упав в яму. Боль от падения он не чувствовал, лишь приятную прохладу.
Впечатлительному иранцу казалось, что его убегающего наставника пытается поджарить дракон из европейских легенд. Выгнутая грязно-зелёная с полосами спина червя вполне могла сойти за змеиное тело, а венчающая её трубка огнемёта была очень похожа на гребень. Пока аннелидоид гонял Арафаилова, у лейтенанта появился неожиданный союзник — пожарный робот распознал в черве источник открытого горения и двигался к нему. Хамид отошёл так, чтобы идущая поодаль машина оказалась между ним и поджигателем. Перс быстро сообразил, как победить это чудовище — выходя из-за робота то справа, то слева, он начал делать редкие одиночные выстрелы, тщательно целясь в оранжевые баллоны на поясе пиявки. А тот в это время развернулся к ним и, волнообразно изгибая вытянутую грязно-зелёную шею, пустил в них расширяющуюся огненную лавину. Подобно бело-жёлтому клину, её разрубала струя огнетушащего газа.
Но вдруг поток огня ослабел и иссяк. Сифонофор понял, что один из баллонов полностью опустошён. Он быстрым движением перевёл в другое положение флажок одного из пары редукторов на поясе, кольчатые пальцы развинтили вентиль. Однако робот был уже прямо перед ним. Он занёс для выпада руку с разжимом-кусачками. Сифонофор однажды пропустил подобный манёвр, а терять сейчас вторую конечность было совершенно не к месту. Нырнув под инструмент, червь оказался сзади робота. Он оплёл вытянутыми гибкими пальцами серые пневмотрубки между грудным и поясничным отделами машины и смял их в один пучок. Сжавшись в плотный комок, Сифонофор, тело которого, по сути, представляло собой сплошной мышечный мешок, швырнул робота назад. Тот не упал, удержал равновесие, растопырив прямоугольники ручных отделов, но оказался задней стороной к червю. Яркое пламя ударило в низ грудного отсека, туда, где трубки соединялись с центральным пневмонасосом. В квадратном корпусе что-то лопнуло и зашипело, робот упал на землю, гудение его агрегатов постепенно заглохло. Оставшийся без защиты человек в чёрном пятился к складам.
Сифонофор понял, что проиграл тактическую часть боя и погиб, когда в спину ударило три пули подряд, причём одна пробила мышечные ткани и вошла во внутреннюю полость. Тело аннелидоида пронзила боль. Пять пар глазок позволяли видеть всё вокруг одновременно. Сифонофор оценил, как удачно встали человек и мутант — под таким углом, чтобы не перестрелять друг друга и ему не дать сжечь одного из них. Над их пистолетами мерцали жёлтые прямоугольники. Пиявка не знала, что это режим прицельной стрельбы, но догадывалась, чего они хотят. Червь встал боком к ним, сжавшись и закрыв баллоны согнутой рукой, в которую тут же вонзилась пуля.
Они думают, что поймали его и теперь запросто потушат, как какой-то жалкий костерок! Ни они, ни кто другой не понимали, что такое огонь. Бандиты видели в пламени жалкого слугу, пожарные — неразумного врага. Сектанты поклонялись огню, но сотворили из него себе глупого идола, так похожего на них самих. Огонь не был ни рабом, ни богом. Это был лишь процесс, но волшебный процесс, лучше любого другого позволяющий понять саму жизнь. Жизнь — есть угасание. А перед тем, яркая вспышка! Вытянув и загнув палец, Сифонофор повернул флажок второго редуктора.
Фигура червя, похожая на вытянутый треугольник с загнутым кончиком, распрямилась. Из похожего на снежинку прибора на чёрной груди начали с шипением вылезать тонкие огненные струи. Они становились всё сильнее, разрастались в различных направлениях, как будто лепестки распускающегося инфернального цветка. Пламя извивалось и клубилось, казалось, поджигатель был полностью им охвачен. Песчаную площадку автобазы омывали волны тепловой энергии. Жар был такой сильный, что офицеры, инстинктивно закрывая лица в масках ладонями, начали пятиться назад. И тут клубы огня начали закручиваться к центру, в голубое небо поднялся широкий пламенный вихрь. Фар на миг увидел чёрную закопченную фигуру каким-то чудом ещё живого червя. А в следующую секунду, обречённый поджигатель повернулся в сторону стоящего ближе к нему Хамида. Перед ним крутился смертельный гудящий смерч. У лейтенанта был лишь несколько секунд, чтобы спастись. Отпрыгнув назад, он упал на спину и выстрелил.
Сифонофор испытывал боль такую страшную, что мозг престал её чувствовать. Практически сразу высохли и престали видеть глаза, кожа, привыкшая к влажной среде, сморщилась и обугливалась. Но он стоял из последних сил, стараясь принести огню последнюю жертву, унести с собой одного из тех, кто прервал его упоение разрушительной красотой. Потом был хлопок. И его последние тлеющие ощущения навсегда угасли.
В момент взрыва Абдельджаффар упал на землю, закрыв чешуйчатыми руками голову. Разорванное в обгорелые лоскуты тело пиявки упало недалеко от него. Страх смерти, главная движущая сила любого живого существа, помог Солтанову сделать один безошибочный выстрел. Фар поднялся. Он весь был пыльный и грязный. Его чешуя, казалось, по-прежнему ощущала жар. Он подошёл к изуродованному трупу. Некоторые мышцы аннелидоида всё ещё конвульсивно сокращались, с мерзким хрустом покрывающей их бурой корки. Ящер опрометчиво глубоко вдохнул. Его качнуло от смеси мерзкого запаха, источаемого пиявкой, с едкими ароматами возносящегося к утреннему солнцу дыма. Хамид всё ещё лежал на спине, трясущимися руками продолжая целиться в то место, где несколько мгновений назад бушевало пламя. Поскальзываясь на выпавших из поджигателя органах, Ящер подошёл к нему, помог подняться и снять маску. Лицо Солтанова было бледным и покрытым холодным липким потом. Вытаращив свои большие глаза, он присел на корточки, обхватил руками узоры на выстриженном затылке и несколько раз глубоко и шумно вздохнул. Фар снял свой гермокапюшон, прицепил маску обратно на пояс, внимательно глядя на пережившего свой первый бой Хамида.
— Всё, давай, бери себя в руки, — велел он, похлопав молодого коллегу по плечу. — Сейчас пожарные подъедут, нечего им видеть смятение в наших доблестных рядах.
Лейтенант встал, тряхнул головой, резко выдохнул. Только теперь он почувствовал, что обжёг руки. Стараясь придать голосу как можно большую твёрдость, стажёр спросил:
— Всегда так?..
— Страшно-то? — не дал договорить ему Арафаилов. — Да. Каждый раз, когда идёшь в бой всегда боишься. Только со временем понимаешь, что как бы не боялся — всё равно идешь. Так на самом деле и должно быть. Я не буду тебе объяснять, как опасно поддаваться панике, ты это и сам понимаешь. Но ещё страшней полностью подавить собственный страх. Новички гибнут не так часто, старые заслуженные сотрудники — ещё реже. Основная масса потерь — это ещё молодые, но опытные бойцы, которые внушили себе, что всё уже видели и через всё прошли. Бесстрашие ослепляет, оно совершенно в нашей работе не нужно. А вот осознавать опасность, но продолжать идти ей навстречу — это настоящая храбрость и есть.
Через какое-то время пустынная автобаза ожила. Подъехало ещё два пожарных расчёта, роботы отправились дотушивать пламя и разбирать сгоревшие строения. Солтанова усадили на приступок белого медицинского броневика. Лисица в белом глянцевом халате, осторожно сняв с лейтенанта форменную жилетку, покрывала заживляющим ожоги спреем покрасневшую кожу его рук. Арафаилов с майором Леаль задумчиво стояли возле лежащих на утрамбованном песке обгорелых останков аннелидоида с утонувшим в пламени внутренним миром. В чёрных глазах броненосца можно было прочесть едва различимую жалость.
— Я никогда не смогу этого понять, — произнёс Абдельджаффар. — Как направляемое инстинктами примитивное существо, должное заботиться лишь о собственном выживании, могло заставить себя сделать этот самоубийственный шаг? Огненный смерч, в котором червь готов был сгореть заживо, предназначался не нам, а вашей части. Это существо знало, что не выживет, когда достигнет своей цели, но с непреодолимым упорством шло к ней. Так что же давало ему такую силу воли? Как можно жить во имя собственных чудовищных убеждений и умереть за бред существующий лишь в твоей голове?
— Это было не существо, — вздохнула брандмейстер. — Это был огонь, который я не удержала в руках. А с ним нельзя обращать небрежно. В особенности с тем, что горит в чужих душах. Каждый из живущих, каким бы примитивным и глупым он ни казался, стремиться к собственному пониманию тепла и света. А оно у всех разное и у некоторых принимает самые что ни на есть извращённые формы. Сифонофор с таким исступлением искала его, что была готова испепелить всё вокруг. — Уперев могучие шерстяные руки в пояс, броненосец устремила взор на пылающий в небе шар. — Есть такой древний миф о сыне бога солнца. Однажды он взялся управлять огненной колесницей своего отца, но не сумел её удержать…
— Я знаю, его звали Фаэтон, — уточнил Ящер. — Он так стремился к свету, что воспламенил полмира и сгорел сам.
Невысокая воробьиха в шароварах шафранового цвета и широкополой синей рубахе с узорами загнутых индийских огурцов, пересчитывала кассу своего магазинчика с предметами восточной экзотики. Среди прилавков с различными сортами китайского чая, курительных смесей и побрякушек с иероглифами суетились два её проворных птенца в таких же сине-шафрановых одёжках. Один подметал пол, другой протирал прилавки и украшающие уютное помещение статуэтки многоруких индийских богов и пузатых будд. Оторвавшись от маленькой голограммы над кассой, орнитоид мельком взглянула в окошко, и чуть было не вскрикнула от испуга. В большом окне, вместо вёсёлой суеты солнечной улицы она увидела тёмно-синее чудовище, прижавшееся к стеклу. Грузное тело существа прикрывал грязный коричневый плащ, внизу массивной головы с широко расставленными чёрными глазками, окружёнными кольцами запойных мешков, покачивался загнутый хобот. Фу, всего лишь какой-то неухоженный слон! Какое облегчение! Воробьиха вернулась к своим подсчётам, но замерший за окном мутант не уходил. В витрине стояла чёрная с позолотой статуэтка слоноголового индийского божества Ганеши. Маммолоид уставился в фигуру, воздевшую руки в танце, как будто загипнотизированный ей. Подождав какое-то время, взволнованная воробьиха решила позвать мужа.
Её супруг занимался татуировками и арендовал противоположную сторону первого этажа, так что семейные предприятия соприкасались подсобками. Воробей был занят с клиентом, пришлось немного подождать. Наконец, одетый в противоположность супруги в шафрановую рубашку и синие шаровары, он появился в магазинчике. Слон так никуда и не делся. Выглянув из двери, воробей вежливо поинтересовался, не может ли он чем помочь. Маммолоид медленно повернул в его сторону голову, прожёг маленького орнитоида злым взглядом, ответил «Да», затолкал его внутрь лавки и сам завалился следом.
Благоухания восточных ароматов перебила вонь давно не мытого тела. К ней прибавился аромат перегара, когда посетитель прохрипел, уставив на статую в витрине большой палец с грязным крошащимся ногтем:
— Что это за идол?
Всё это было не к добру, однако практикующая восточные эзотерические учения воробьиха старалась подавить в себе напряжение и отгонять тревожные мысли, дабы не позволить им материализоваться.
— Это Ганеша. Божество мудрости и благополучия.
— Ха, — усмехнулся слон, — Как можно почитать мудрость, ею не обладая? Ибо лишь глупцы ищут божество в камне и дереве!
С этими словами он поднял двумя пальцами курчавого Мартрейю из серой глины и бросил на пол. Грядущий Учитель человечества разлетелся на мелкие кусочки. Воробей безуспешно попытался выпроводить хама, толкнув его в грязный бок, испуганные птенцы спрятались за мать. Но воробьиха самообладания не теряла.
— Божественный абсолют не только в камнях и деревьях. Он во всем, что нас окружает и в каждом из нас. И эти статуэтки — не разные идолы. Это лишь различные представления о едином божестве тех, кто жил до нас. В них каждый из ваятелей стремился запечатлеть главное качество божественного — красоту. — Подозревая в слоне религиозного фанатика, птичка старалась, чтобы её речь была как можно боле примирительна.
— Бог не есть красота, но гнев! — покачал головой мутант. — Посмотри вокруг: разве все вокруг стремятся наслаждаться красотой? Нет, все стремятся убивать, лишь только мимолётный страх за жизнь свою коснётся их сердец. Ибо Бог есть ещё и страх!
— Только глупец отвечает на зло другим злом. Мудрый убеждён, что не существует никакого зла, а лишь укрепляющие сердце испытания, что ниспосылает Вселенная. И мудрый благодарит её за это!
— Новозаветная ересь, превратившая людей в расу слабаков! А ты? — спокойно произнёс он. — Ты в этом убеждена?
И вдруг слон своим хоботом схватил за шею несчастного воробья и оторвал его когтистые лапы от пола. Птенцы истошно зачирикали, воробьиха закричала вместе с ними. Маммолоид, повернув огромную голову, смёл хрипящим воробьём статуэтки с одной из витрин и с размаху грохнул его об пол. Шафрановый орнитоид пытался подняться, но не мог этого сделать. Слон шагал впёред, круша огромными кулачищами прилавки. К истошному птичьему крику добавился безумный перезвон падающих колокольчиков.
— Ты будешь отрицать существования зла, когда я уничтожу все плоды трудов твоих? — ревел он, превращая в обломки представителей индуистского пантеона. Хозяйка разрушаемого магазина пятилась к кассе, пряча за собой вопящих птенцов. По полу узорам на полу рассыпался ароматный чай и изысканные пряности.
— Ты будешь возносить хвалу Богу, когда я буду ломать шеи отпрыскам твоим?
Воробьиха уже не пятилась. В её чёрных глазках сверкала ненависть, желтоватый клюв был решительно сжат. Одной рукой она прикрывала коричневоголовых воробьят, в другой блестело трёхгранное лезвие ритуального кинжала Пхурба, направленное в сторону бушующего слона. Три лица на голове божества, украшающей рукоять оружия, искажала гримаса гнева. Слон остановился, довольно покачал большой грязной головой.
— Взгляни на руку свою, ибо ею движет истинный Бог, — произнес он и, тяжело ступая короткими толстыми ногами, пошёл к выходу, осторожно переступив воробья. В дверях он обернулся.
— Скажи им всем: скоро каждый познает, чего стоят фальшивые убеждения и ложные идолы, когда в любой миг может развернуться под ним алчущая пасть могилы!
Накинув на голову коричневый капюшон своего плаща, слон исчез в весёлом гомоне солнечной улицы, оставив разруху в торговом зале, смрад в воздухе и кое-что куда более мерзкое в душах воробьиной семьи.
