96

Двое мужчин кружили по квартире, словно хищники в клетке. Казалось, что молодой преследует старшего. Всякий раз, когда Ромен проходил мимо комнаты с вещами Эммы, его кулаки непроизвольно сжимались.

С трудом сдерживавший себя молодой человек буквально кипел от гнева, тем более что, пока он ждал доктора под дверью, у него было достаточно времени, чтобы придумать самые нелепые объяснения своему неожиданному открытию. Осыпаемый негодующими вопросами юного обвинителя, Тома не успевал ни нормально ответить, ни попытаться оправдаться. С самого начала их столкновения по меньшей мере пару раз доктор явственно ощущал, что Ромен еле сдерживается, чтобы не взять его за грудки и не прижать к стене.

Еще в самом начале Тома решил выложить все карты, но, когда он признался, что Эмма – его дочь, Ромен отказался верить. После такого количества лжи даже у самого правдивого признания не было никаких шансов. Чтобы ослабить паранойю Ромена, Тома достал фотографии, переданные Кишаном, показал их электронную переписку и даже рассказал о поездке на ярмарку.

Ромен был в шоке. Все, что с ним происходило в последние месяцы – в компании Эммы или в доме престарелых, – внезапно приобрело новый смысл. Каждое событие, каждый факт теперь виделись ему в совершенно ином свете и вызывали подозрения. Ромен сомневался во всем. Каждая фраза, каждое рукопожатие отныне являлись в его глазах колесиком в неожиданно обнаруженном чудовищном, идеально отлаженном механизме циничной манипуляции.

– Зачем вы сделали это со мной? – повторял молодой человек.

– Ты не был моей целью, Ромен. Когда я впервые тебя увидел, ты был лишь парнем той, с кем я мечтал встретиться. А потом я узнал тебя лучше.

– Вы заманили меня в эту квартиру, чтобы контролировать. Это была ловушка.

– Неправда. Я просто хотел приблизиться к Эмме с помощью тебя. Ты важен для нее.

– Как только подумаю обо всех ваших красивых речах, ваших советах… Тоже мне мудрец нашелся!

– Я всегда был искренним с тобой.

– А ваша встреча с Эммой? Что вы ей такого наплели, чтобы так ее впечатлить?

– Я не лгал ей. Как раз наоборот. Можешь прочитать тетради, ты увидишь, что я не делал ничего иного, кроме как попытался ее узнать, защитить и помочь.

– Плевать мне на ваши тетради! Эмма – не лабораторная крыса, чтобы ее изучать!

– Ромен, прошу тебя. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но…

– Нет, вы не понимаете! И вы еще имели наглость сказать мне, что никогда никого не обманывали! А я поверил!

Молодой человек отвернулся. Он подавил нечто похожее на рыдание. Когда он снова повернулся к доктору, в его взгляде читалась не только жесткость, но и грусть.

– Знаете, что больше всего меня убивает?

– Скажи.

– Я вам доверял! Я слушал вас. Слепо следовал за вами. Мне было понятно, почему Эмма так восхищается вами. Я даже иногда хотел, чтобы мой отец был на вас похож! Можете быть довольны, вы здорово меня облапошили. Меня от вас тошнит.

– Ромен, с той самой минуты, когда я узнал тебя по-настоящему, я делал для тебя все, что было в моих силах. Разве у тебя возникла хоть одна проблема из-за моих советов или действий?

– Ни одной, до тех пор, пока я не узнал, что был всего лишь марионеткой, помогавшей осуществлять ваши планы по сближению с дочерью.

– Ошибаешься. Эмма даже не знает, что я существую.

– Что ж, самое время ей узнать об этом. Наведем порядок в этом бардаке. Я ткну вас носом в вашу наглую ложь.

– Нет, прошу тебя! Не делай этого.

– Почему?

– Ты причинишь мне боль, но не это самое страшное. Эмма тоже будет страдать. Я тебе говорил, я уже не имею значения, но она… Подумай о том, что она считает отцом мужчину, фамилию которого носит. Ты разрушишь ее семью…

– Очередное вранье.

– Ромен, обещаю тебе, если ты оставишь все в тайне, я исчезну. Ты больше никогда обо мне не услышишь. Я уеду обратно в Индию или куда-нибудь еще, и делай что хочешь, но умоляю, ничего не говори Эмме. Я никогда ничего для нее не значил. Пусть так и будет.

Обессилевший Тома прислонился к стене и, словно защищаясь, закрыл лицо руками. Зажмурившись изо всех сил, он не хотел больше ни видеть, ни слышать, ни еще меньше – чувствовать. Он был так измучен, что отдал бы все на свете, лишь бы остановить время на несколько минут, чтобы перевести дыхание, понять, где север, а где юг, очнуться от этого кошмара. В чем еще он мог признаться Ромену?

Глухой стук заставил его открыть глаза и вернуться в реальность. Ромена в комнате уже не было. Доктор принялся молиться, чтобы звук, который он услышал, не был стуком закрывающейся наружной двери. Внезапно с улицы донесся шум мотора. Ромен уезжал. У Тома внутри все похолодело. Он бросился вслед за ним, но когда, запыхавшись, выбежал на улицу, машина молодого человека уже превратилась в далекий огонек.