33

– Поздравляю, Полковник. Насколько я понял, вы попали в десятку.

Месье Ланзак гордо продемонстрировал насквозь простреленную консервную банку.

– Со мной такого не случалось как минимум два месяца! Да еще с расстояния в двадцать метров!

– Браво!

– Эта маленькая вылазка на распродажу явно пошла мне на пользу. Не до такой степени, конечно, как нашему Жан-Мишелю. Непонятно, как его теперь успокоить…

– Месье Ланзак, могу я задать вам вопрос деликатного свойства, пока мы одни? Прошу вас ответить со всей откровенностью.

– Мне нечего скрывать, док. Нет, я никогда не занимался сексом втроем.

Тома чуть не задохнулся от смеха под лукавым взглядом Франсиса. Взяв себя в руки, доктор спросил:

– Мой вопрос касается голосов, о которых рассказывает Франсуаза. Вы их когда-нибудь слышали?

– Никогда. И не доверяйте ее россказням. Она славная женщина, но я помню, как через некоторое время после приезда сюда она устроила нам истерику, якобы увидев в саду зомби. Она кричала, что мимо ее окна прошел зеленый человек с вытянутыми вперед руками.

– И что это было?

– Парень из службы озеленения. Он вытянул руки вперед, потому что толкал свою газонокосилку! К тому же он весь был покрыт скошенной травой, поэтому, должен признать, выглядел своеобразно.

Мужчины дружно расхохотались, но на этот раз первым посерьезнел Франсис.

– Знаете, док, – сказал он, сменив тему, – я долго размышлял над тем, что вы придумали, чтобы сохранить вещи своей дочери, и я вас понимаю. Если бы у меня был ребенок, думаю, я сделал бы то же самое.

– У меня нет ребенка, месье Ланзак. Я его просто сделал – и все. Почувствуйте разницу. В ней и заключается моя трагедия.

– Ваша совестливость весьма похвальна. Но вы действительно считаете, что заслужили звание худшего в мире отца? Вы уверены, что все люди, имеющие детей, ими занимаются? В чем вы себя вините? За какую такую ошибку вынесли себе приговор? Теперь, когда я знаю о вашей дочери, я лучше вас понимаю. Вас гложет чувство вины, и мне вас жаль. Позвольте мне рассказать вам кое-что: когда я работал инструктором по стрельбе, я повидал немало самых разных молодых людей. Из самых разных уголков Франции, из всех социальных слоев. Поднабравшись опыта, я начал разбираться, кого из них близкие поддерживали, а кто был предоставлен сам себе, кто был чист душой, а кто прогнил насквозь. Многие качества зависят от природы, и тут уж ничего не попишешь, но от нас дети тоже кое-что получают. Не только от своих родителей, но от всех тех, кто встречается им на пути, кто закаляет их или делает слабее. Однажды мне попался необычный новобранец. Парень прекрасно влился в коллектив, был хорошим товарищем. Хоть у него и не было особых способностей, все компенсировали готовность и желание трудиться. Меня удивляло, что он никогда не ходил в увольнительные. Он не бросался к грузовикам, отвозившим солдат на вокзал в пятницу вечером. В выходные он предпочитал оставаться один в казарме, а не возвращаться домой, как его товарищи. Я догадывался, что у него какие-то проблемы, но особо не вникал. Я был молодым сержантом и говорил себе, что меня это не касается. Несколько недель спустя он все-таки уехал домой и больше не вернулся. В понедельник утром он не явился на поверку. Его отец выстрелил в него из своего охотничьего ружья. Я до сих пор корю себя за свое равнодушие и буду корить до конца своих дней.

Франсис взволнованно добавил:

– Доктор, нам зачтется то, что мы делали осознанно. Грех – закрывать глаза, прятать голову в песок. Вы ничего не сделали для своей дочери, потому что не знали о ней. Она жива, вы тоже. История еще не окончена. Но не пытайтесь вернуть прошлое. Я разговаривал с ней, док, я наблюдал за ней. Эта малышка росла в любви, и я уверен, она хорошая девочка.

У Тома перехватило дыхание. Он прошептал:

– Вы видели ее вблизи дольше, чем я за всю жизнь.

– Не терзайтесь угрызениями совести, док. Никогда. Они – ржавчина для сердца.

– У вас у самого они есть.

– У меня их тонны. Но в моем возрасте это не столь важно. Мое ржавое сердце уже мало что волнует.

– Я в этом не уверен.

Полковник протянул свое ружье Тома.

– По-прежнему не хотите попробовать?

– Нет, спасибо. Выстрелите за меня, у вас это лучше получится.

– Тогда хватит на сегодня. Остановлюсь на своем маленьком достижении. Так я смогу еще несколько дней считать себя не полностью конченым человеком.