Книга: Превышение полномочий
Назад: Часть вторая
Дальше: Глава 2

Глава 1

Красов догнал Кунцевича на Львином мостике:
– Постойте, Мечислав Николаевич, постойте! – Бывший сослуживец перевел дух. – Вы куда теперь?
– Домой, куда ж еще.
– Позвольте, я вас провожу?
– Провожайте, коль вам охота, – пожал плечами Кунцевич, – авось недалече.
С минуту шли молча. Потом Красов взял его за рукав и сказал извиняющимся тоном:
– Мечислав Николаевич, я не хотел…
– О чем вы, Алексей Иванович? Вы здесь совершенно ни при чем. Все я…
Опять помолчали.
– Деньги-то у вас есть?
– Есть. У нас с сестрой траты небольшие, поэтому от жалованья рублей десять-пятнадцать, почитай, каждый месяц оставалось, так что рублей сто я скопил.
– Прекрасно! На первое время хватит, а найти место я вам помогу. Вы что умеете?
– Бухгалтерию знаю.
– Бухгалтерию? Есть тут одна вакансия… Хотя нет, это не для вас, если вы там начнете трудиться, то обратной дороги в полицию у вас не будет.
Кунцевич остановился и развернулся лицом к Красову:
– Какая полиция, Алексей Иванович? Меня уволили без прошения. Я лично видел резолюцию градоначальника: «Впредь не принимать!»
– Не переживайте, Грессер отходчив, я думаю, месяца через два-три можно будет попытаться изменить приказ, так что перспективы вернуться на государеву службу у вас есть.
– Вы и вправду так думаете? – В голосе у Кунцевича засквозила надежда.
– Уверен. Но сейчас надобно позаботиться о сегодняшнем дне. Кроме бухгалтерии еще чего можете?
– Да не учился я особо ничему, не до учебы мне было, – паршивое настроение тянуло поплакаться. – Я же старший ребенок в семье. Мать умерла, когда мне еще и семи не было. Отец был военный врач и жалованье получал отнюдь не министерское. А кроме меня у него еще трое детей было, мал мала меньше. Поэтому гувернеров не держали-с. Мне только четыре класса гимназии и удалось окончить. Потом батюшка в отставку вышел по болезни, и пенсию ему положили аж четыреста рублей в год! Представляете, как нам впятером на нее жилось? Правда, отец вскоре умер и нас к себе дядюшка забрал. Жить стало полегче – oncle  служил в Могилеве губернским казначеем, ну и меня к себе пристроил, вот у него-то я бухгалтерию и изучил. А более ничего не умею. Да! Пишу красиво и грамотно, языки знаю.
– Какие?
– Французский, немецкий – в пределах гимназического курса, на польском и английском изъясняюсь, как на русском.
– Вы знаете английский? – Красов заулыбался. – Откуда?
– Бабушка научила.
– Так это же просто замечательно! У меня есть одна знакомая вдовушка, имеющая отпрыска десяти лет. Она англоманка и сына непременно английскому выучить хочет. В гимназии-то английский не преподают, а домашнего учителя она никак найти не может. Гувернеров французов – полно, а англичан мало, и они такую цену ломят, что моей знакомой не по карману. Я уж не знаю, зачем ей сдался этот английский, где ее сынок будет на нем разговаривать? Но она уперлась, подавай ей учителя английского, подавай, и все! Я ей вас рекомендую. Думаю, рублей десять она вам положит.
– Маловато, конечно, но мне сейчас выбирать не приходится. С моим формуляром меня теперь и на частную службу не возьмут.
– Ну это на первое время, потом что-нибудь получше найдем. Завтра приходите ко мне часика в три, я скажу, берет вас вдовушка или нет. Только если возьмет, чур, видов на нее никаких не иметь!

 

Вдова оказалась милой женщиной, а ее сынок – послушным ребенком. Три раза в неделю Кунцевич занимался с мальчиком от одиннадцати утра до часу пополудни. Язык давался ученику легко, вдова ставила это целиком в заслугу педагогу и через месяц обучения повысила ему жалованье до 15 рублей. Нередко после занятий учитель, ученик и его мама вместе пили чай. Жила вдова в миленькой двухкомнатной квартирке на Гороховой улице. Несколько раз Кунцевич заставал у нее Красова. В присутствии Алексея Ивановича вдова расцветала, учитель заметил, что в этот день и платье на ней было понаряднее, и угощений к чаю больше.
Но вдовьих денег на жизнь не хватало, да и сбережения подходили к концу. Мечислав Николаевич попытался найти других учеников, но желающих воспользоваться услугами учителя непопулярного языка, да к тому же без образования и рекомендаций, не находилось.
Зимой, когда деньги, а с ними надежды почти совсем закончились, его пригласил Вощинин. Кунцевич написал еще один слезный рапорт, и через несколько дней прочитал в «Ведомостях» о том, что теперь считается уволенным по прошению. Через месяц ему удалось получить место помощника бухгалтера в правлении «Бакинского нефтяного общества», контора которого располагалась на Галерной.

 

Настроение у Мечислава Николаевича было самое прекрасное. Во-первых, годовой баланс сошелся, бухгалтерия вздохнула с облегчением, ночевки на рабочем месте прекратились, хозяин выплатил всем премию и отпустил на вакацию с Рождества до Нового года. Во-вторых, он познакомился с одной барышней, хоть и крестьянского сословия, но очень миленькой и неглупенькой. Барышня окончила земскую учительскую школу, преподавала в Благовещенском двухклассном училище и, несмотря на молодость, имела свое мнение о многих вещах. Они уже были в театре, ужинали в ресторане, а завтра условились пойти в Юсуповский сад, посмотреть на соревнования по катанию на коньках. Сегодня, когда Кунцевич обнял ее в парадной и попытался поцеловать, Сашенька сопротивлялась больше для виду и назвала проказником.
Насвистывая увертюру из «Цыганского барона», погруженный в свои приятные мысли, он свернул с Конногвардейского переулка на Ново-Исаакиевскую. Погода была под стать настроению – тихий, безветренный вечер, приятный морозец. До дома оставалось каких-то пятьдесят саженей. «Сейчас прикажу чаю, напьюсь, лягу в постель с книжкой, скажу, чтобы завтра не будили, пока сам не встану. Эх, до чего же хорошо жить на свете!» В увертюру влезли какие-то посторонние звуки. Они делались все громче и громче, наконец музыка из головы совсем улетучилась и там осталась только трель полицейского свистка. Кунцевич очнулся.
По противоположной панели, навстречу, бежал детина в коротком рыжем полушубке и валяных сапогах. Отставая саженей на десять-пятнадцать, за ним гнался Леня Петровский, одной рукой придерживая котелок, в другой держа револьвер. Стрелять, впрочем, Петровский не торопился.
«Как назло, ни одного дворника не видно! Ближайший городовой на площади, прибежит не скоро. Эх, не догонит Ленька злодея со своей комплекцией!» То, что детина в полушубке именно злодей, Кунцевич ни секунды не сомневался – Петровский за хорошим человеком гоняться бы не стал.
Не ускоряя шага и не меняя походки, Мечислав Николаевич пересек улицу, подгадав так, чтобы оказаться на противоположной стороне прямо перед детиной. Кунцевич остановился, даже подался чуть-чуть назад, давая понять убегавшему, что он для него препятствием не является, но когда тот поравнялся с ним, выставил вперед правую ногу. Беглец споткнулся и грохнулся на обледенелый булыжник мостовой. Помощник бухгалтера бросился на него и прижал ко льду. Через несколько секунд подоспел запыхавшийся Петровский, доставая из кармана пальто веревку. С трудом, преодолевая бешеное сопротивление, они связали руки детинушки за спиной и сели на него сверху, тяжело дыша. Петровский достал портсигар, раскрыл и протянул Кунцевичу.
– Леня, я же не курю. Забыл?
– Забыл, Мечислав. Спасибо тебе, а то я за этим гадом вторую неделю бегаю, Вощинин сказал, что если я его до Нового года не поймаю, то буду бессменно дежурить по сыскной до морковкина заговенья. Спасибо большое.
– Да не за что. Как там у вас дела?
– Да все так же. Они убегают, а мы догоняем. У тебя как?
– А у меня все хорошо. Я не бегаю – целыми днями сижу в тепле и сухости, обедаю вовремя, жалованье получаю исправно.
– Молодец.
Они помолчали. Издалека послышался топот нескольких пар подкованных сапог городовых, из соседней подворотни, имитируя бег, приближался дворник.
– Как ребята?
– Работают. Красова чиновником для поручений назначили, вместо Федора Васильевича. Но он молодец, не загордился. Мы его, конечно, на «вы» стали называть, но это на людях, а один на один тыкаем друг другу, как прежде.
Городовых подбежало сразу трое.
Петровский встал и показал свою полицейскую карточку.
– Давайте, ребята, его в участок, дежурному скажите, Петровский из сыскного задержал, а я сей момент подойду. Руки ни в коем случае не развязывайте, и без меня не обыскивайте, надо все как следует оформить, с понятыми, сдается мне, найду я при нем кой-чего интересного. И держите глаз востро, больно резвый субчик! Смотрите не упустите!
Городовые потащили упиравшегося и матерящегося злодея.
– А пойдем ко мне, Леня? – предложил Кунцевич. – У меня коньячок отменный припрятан, хозяйку попрошу – стол накроет.
– Спасибо, Мечислав, но в другой раз. Мне этого гада еще надо оформить да потолковать. За ним много чего, а разговаривать он с нашим братом не охоч. Но мне есть чем его прижать. Так что еще раз спасибо, с Рождеством прошедшим, с Новым годом наступающим, всего тебе от души самого хорошего. Эй! – крикнул он недалеко отошедшим городовым. – Погодите! Я с вами.
Кунцевич долго смотрел вслед Петровскому. Настроение почему-то испортилось.

 

– Мечислав Николаевич, хоть убейте меня, а я вас не понимаю! – Начальник сыскного отделения ходил по кабинету, заложив руки за спину. – Я прекрасно помню наш разговор трехлетней давности. Из него я сделал вывод, что в сыскную вы пожелали поступить, руководствуясь исключительно меркантильными соображениями. Сейчас вы получаете жалованья почти в два раза больше, чем получали у меня. Зарекомендовали вы себя на новой службе исключительно с положительной стороны. Вы не обессудьте, я осторожным образом вас проверил, все-таки сыскной командую, а не… – Вощинин никак не мог подобрать организацию, где проверять служащих перед поступлением не требовалось, – мммм, дворниками. Гхм. Хотя мы их тоже проверяем. Так вот. Член правления «Бакинского нефтяного общества» Кириллов – мой однокашник. Ради вас специально давеча с ним встречался. Грешным делом, подумал, уж не учинили вы какой растраты. Но Александр Иванович меня заверил, что вы честнейший сотрудник, да и растратить что-либо вам должность не позволяет. Поэтому потрудитесь, милостивый государь, все-таки мне объяснить, что вас сподвигло просить вновь принять вас на службу, все прелести коей вам известны не понаслышке, а то я вас не понимаю, решительно не понимаю!
«Я и сам себя не понимаю», хотел сказать Кунцевич. Но не сказал. Он начал лепетать что-то о преимуществах государственной службы, о чинах и пенсиях, о перспективах, о желании стать статским генералом. Не будешь же объяснять Вощинину, что эти полтора года он просто маялся без сыска. Маялся, как борзая, которую не берут на охоту. Да и бухгалтерия – не его призвание. А тут увидел Петровского, задержал городушника , и понял: все – не могу, хочу обратно в сыскную. Желание было столь огромным, что от мысли, что Вощинин может не взять, похолодело внутри.
Начальник сыскной полиции глядел на Кунцевича и молчал, молчал более минуты. Затем сказал:
– Вы же знаете, что раньше я служил по почтовому ведомству? И нынешнюю свою должность получил не без протекции. А знаете, какую я цель преследовал, переходя на это место? Чин очередной хотел получить – статского советника. Почтовая моя должность мне этот чин получить не позволяла. Думал, получу большую звезду в петлицу – и обратно, к своим почтово-телеграфным делам. А сейчас… Сейчас позовут всей почтой Империи командовать, вот вам Крест Святой – не пойду. А знаете, что иной раз на докладах градоначальника выслушивать приходится? Избави Бог вам знать! Да и с подчиненными кручусь, как с малыми детьми. Один напьется и в трактире подерется, другой купца какого данью обложит, как баскак. Вот, дружок ваш, Петровский, знаете, что на днях учудил? Избил на Невском проститутку! Среди бела дня, в присутствии многочисленной публики! Хорошо, что она с ним в связи состоит и поэтому претензий никаких не имеет, иначе пришлось бы увольнять дурака. Эх, пишите прошение, возьму я вас обратно!
– Я уже написал. – Помощник бухгалтера достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист, развернул и протянул Вощинину.
30 января 1892 года Кунцевич приступил к исполнению обязанностей полицейского надзирателя. Он был счастлив.
Назад: Часть вторая
Дальше: Глава 2