У губернского секретаря Липницкого полгода назад скончалась тетушка, завещавшая любимому племяннику старый, но крепкий дом в Новгороде Великом. Липницкий тут же дом продал и начал потихоньку спускать тетушкино наследство. Он забросил службу, стал постоянным гостем различных увеселительных заведений, и скоро в некоторых из них его уже называли не иначе, как по имени-отчеству. Как-то кривая завела его в клуб на Ваське. После этого скорость, с которой таяло тетушкино наследство, возросла в разы. После Нового 1890 года у Липницкого от наследства ничего, кроме любви к вину, картам и женщинам, не осталось. Последнюю неделю играл на заемные средства. И вот – удача. Первый раз за месяц он возвращался из клуба с выигрышем, да с каким! Один купец, недавний член их компании, проиграл ему не только три катеньки, но и прекрасный портсигар с инкрустацией. Печалило только одно – на дне портсигара красовалась гравировка «Моте, на память о чудесных днях. К.».

«Завтра схожу к граверу, спрошу, можно ли убрать эту пошлую надпись, и если будет можно, то сразу же закажу что-нибудь эдакое – стану при дамах доставать, они прочтут и начнут мною восхищаться. Только что написать?..»

Грезы губернского секретаря были грубо прерваны двумя типами явно неинтеллигентной наружности, преградившими ему дорогу.

– Слышь, барин, закурить не найдется?

«Надо было брать извозчика», – подумал Липницкий, а вслух сказал:

– Простите, господа, я некурящий.

– Некурящий, говоришь? А может, ты просто жадный? Может, тебе просто жалко папироской угостить рабочего человека?

– И вовсе мне не жалко, были бы папиросы, непременно угостил бы, но, к сожалению, не имею. «И зачем я через проходные дворы поперся?»

– А если поищем да найдем?

«И не убегу я от них – один за спину зашел, а у этого кулачищи-то! Господи, за что ж мне такое наказание? Только чуть-чуть подфартило – и на тебе!»

– Господа, оставьте в покое человека.

Все трое обернулись на голос. Из подворотни вышел невысокий плотный господин.

– А это еще хто таков? – прищурился один из громил. – Шел бы ты, мил человек, отседа подобру-поздорову, а то ведь и у тебя можем папиросок поискать. – В руках у громилы блеснул нож.

– Раз вы слов хороших не понимаете, то буду говорить по-плохому. – Прохожий проворно выхватил из кармана внушительный револьвер. – Господа, имею честь представить – «Смит-Вессон», калибр – четверть вершка, шесть патронов, на вас хватит с лихвой. Стреляю я хорошо.

– Ходу! – крикнул один из налетчиков, и оба они с завидной быстротой скрылись в подворотнях.

Спасенный, преодолевая предательскую дрожь в коленях, подошел к спасителю:

– Я даже не знаю, как вас благодарить. Я ваш должник навеки! Разрешите представиться: губернский секретарь Липницкий Лавр Иванович, служу по почтово-телеграфному ведомству.

– Попов Леонид Константинович, купец второй гильдии.

– Очень, очень приятно! Леонид Константинович, прошу, нет, я решительно требую, мое спасение надобно отметить! Предлагаю в ресторацию. Естественно, я угощаю.

– Ну, против угощенья возражать у нас не принято.

– Тут рядом, на девятой линии, есть прекрасное место, «Белый медведь» называется. Кормят вкусно. – Липницкий хотел добавить, что и недорого, но вовремя прикусил язык. – Буквально два шага.

– В «медведя» так в «медведя», – сказал новый знакомый, делая ударение на последнем слоге.

После первых двух шкаликов водки случайные знакомые стали друзьями, а после еще двух – практически братьями. Лавр Иванович рассказал Леониду Константиновичу всю свою биографию, узнал, что Попов живет и торгует в Ярославле, в столице по коммерческим делам, в городе ни с кем не знаком, а потому скучает и очень не прочь покутить.

Говорили о вине, лошадях, в которых, если честно, Лавр был ни в зуб ногой, оружии, женщинах, картах.

– Кстати, а нет ли у вас желания раскинуть банчок? – спросил Липницкий.

– Отчего же-с, с удовольствием.

– Отлично! Давайте завтра встретимся часиков в восемь, скажем, в начале Большого проспекта, я вам покажу одно замечательное место, где можно в очень неплохих условиях и в очень хорошем обществе перекинуться в картишки.

– Давайте.

– Прекрасно. За это выпьем. – Лавр Иванович посмотрел на пустой графин: – Человек!

– Стать членом клуба удалось безо всякого труда. – Петровский развалился на стуле и пускал в потолок кольца сигарного дыма. – Липницкий меня отрекомендовал, затем какой-то Иван Иванович порасспрашивал о Ярославле. Хорошо, что я представился жителем родного города, мы даже нашли общих знакомых. Экзамен я выдержал успешно и тотчас же был допущен за зеленый стол. Игроков много, до трех десятков. Играют не на миллионы, но и не на мелочь. Выпивку и закуску подают по «дононовским» ценам, я думаю, что это тоже весомая статья дохода. Карты мне кажутся контрабандными, хотя не уверен, я в них не большой специалист. А взять с собой не решился, вдруг обыскивать бы стали на выходе. Помещение большое, комнат, наверное, из девяти-десяти. Входные двери дубовые, двойные, изнутри запираются на засов, как изба деревенская. У дверей всегда стоит лакей. В одной комнате – камин, он топится, я думаю, в том числе и на тот случай, если что-то сжечь срочно надо. Я стал уборную искать и зашел на кухню, черный ход с такими же крепкими дверями, тоже запирается на засов, и к нему тоже приставлен человек. И человека этого я узнал! Помните, в прошлом ноябре господин градоначальник посчитал, что мы плохо беглых ловим, и поручил полицмейстерам экзамен всей полиции устроить?

Сыскные надзиратели дружно закивали.

– Мы тогда всем сыскным портреты беглых изучали. В первый раз я на экзамене срезался и, чтобы службу не потерять, перед переэкзаменовкой всю ночь эти карточки разглядывал, мне эти морды бандитские потом целый месяц снились. Уж и ругался я тогда на начальство, а оказалось, что градоначальник-то как в воду глядел, экзамены эти пригодились! В общем, черный ход охраняет некто Бабкин Андрей Гаврилов, московский мещанин, вор-карманщик, который судился за кражу на сумму свыше трехсот рублей Санкт-Петербургским окружным судом, был приговорен к лишению прав и ссылке в Сибирь. Из ссылки бежал, в столице на нелегальном положении. Я взял у нашего фотографа его карточку. – Петровский достал из внутреннего кармана сюртука бумажный квадрат. – Вот, полюбуйтесь. Кличка у него примечательная: Бисмарк.

– Бисмарк? Действительно, что-то есть, – сказал Митя, внимательно разглядывая портрет. – А ты, Леня, молодец! Из играющих никто под приметы нашего предполагаемого убийцы не подпадает?

– Да там половина таких!

– Да-с. Ну, а денег много проиграл?

Вопрос был далеко не праздным – на поход в подпольный клуб сбрасывались всем небольшим коллективом.

– Я в выигрыше остался.

– Тем более молодец! Однако я был не прав, своими силами нам не справиться. Придется, господа, идти к Эдуарду Амброзиевичу. А то он может обидеться, что мы без спросу на его земле шерстим.

Чиновник для поручений Руткевич, руководивший сыском в том районе, в который входил Васильевский остров, узнав о возможности поживиться, сразу же выразил готовность помочь в розыске. Он выделил в помощь надзирателям двух прикомандированных к сыскному городовых и предоставил в их распоряжение возможность пользоваться явочной квартирой на Ваське. Алексеев засел на чердаке, окна которого выходили на черный ход дома, где располагался подпольный клуб, и стал ждать выхода Бисмарка. Ждать пришлось целую неделю. Наконец беглец выполз из своего укрытия. Ему дали отойти подальше от клуба и задержали. Алексеев приказал городовым отвезти Бисмарка на явку, а сам взял другого извозчика и поспешил в сыскную.