XLII
Элизабет разбудил пронзительный крик петуха. Она протерла глаза. От печи приятно тянуло жаром; первые солнечные лучи падали в окна, пробиваясь сквозь густой табачный дым.
Девушка поспешно спрятала в сумку свои записи, как будто кто-то мог их прочесть. Затем встала, закутавшись в одеяло, подошла к окну и открыла его. Прохладный утренний воздух ворвался в комнату, разогнал дым.
Элизабет обернулась и увидела Иоганна: он спал, свесив голову с лавки, и тихо похрапывал. Должно быть, она что-то пропустила накануне.
Возможно, оно и к лучшему.
Пруссак сумел добраться до лестницы и лежал поперек ступеней. Судя по топоту на втором этаже, Йозефа тоже проснулась.
Элизабет улыбнулась, она даже не думала сердиться. Иоганну сегодня и без того придется несладко; кроме того, дед всегда говорил, что мужчине время от времени необходимо выпить. Лучше всего – дома, чтобы он не наворотил глупостей.
Она вышла во двор и подобрала четыре яйца из-под насеста рядом с домом. Подставила лицо солнцу, наслаждаясь слабым, но уже ощутимым теплом. Зима, которой, казалось, конца не было, понемногу отступала.
Все обернется к лучшему.
И, как накануне, словно в насмешку над ее надеждами, в шее вспыхнула боль…
Ощущение тепла растворилось, Элизабет поспешила вернуться в дом.
* * *
Йозефа разбудила мужа, вылив ему на лицо кружку холодной воды.
– Просыпайся, милый! – пропела она. – Кто так пьет, тому и поработать не грех.
Пруссак фыркнул и встряхнулся, как промокший пес.
– Лучше прибей меня! – простонал он жалобно, но все-таки медленно поднялся.
Элизабет потрясла Листа за плечо.
– Иоганн, вставай.
Тот заворочался, но продолжал спать. Пруссак, пошатываясь, подошел к столу.
– Предоставь это мне; я знаю, как его поднять, – он подмигнул ей.
Элизабет нерешительно отступила.
– Ладно, если он останется жив.
Пруссак ухмыльнулся и в ту же секунду скривил лицо.
– Будь проклят шнапс, даже улыбаться больно…
Он взял бутыль с травяной водкой, склонился над Иоганном и раскрыл ему рот.
– Чем окончился день предыдущий, с того должен начаться день следующий. Это я усвоил от нашего квартирмейстера в Италии.
С этими словами он влил шнапс Иоганну в рот.
Сначала ничего не происходило. Потом Лист распахнул глаза, закашлялся, вскочил и пулей вылетел из комнаты.
Звуки, которые доносились со двора, были красноречивее любых слов. Элизабет бросила на Пруссака хмурый взгляд.
– Что? – Хайнц пожал плечами. – Он ведь пока жив.
* * *
Когда друзья немного ожили, все собрались за накрытым столом. Завтрак состоял из хлеба с салом, супа и разбавленного вина. Йозефа и Элизабет с аппетитом принялись за еду, Иоганн с Хайнцем попытались себя заставить поесть.
«Все, – думал Лист, с усилием разжевывая кусок пересохшего хлеба. – Одного такого вечера для Вены будет достаточно. В следующий раз – в Зибенбюргене».
После еды Пруссак откинулся на скамье и раскурил трубку.
– Вы должны понимать, что с этими документами на борт попасть не так просто.
– Почему? – спросила Элизабет.
– Потому что любой капитан будет тщательно проверять их, ведь он несет ответственность за груз и пассажиров. Ваши проблемы станут его проблемами.
– Поэтому я и хотел прежде переговорить с тобой, – ответил Иоганн. Он понемногу приходил в себя и мог более или менее ясно рассуждать. – Ты знаешь кого-нибудь, у кого есть собственное судно? Какого-нибудь торговца, которого не сильно заботят документы…
– Хайнц знает кучу народу. Уверена, среди них найдется такой, кто вам поможет, – пообещала Йозефа.
– Твоими бы устами, женщина… – проворчал Пруссак. – Но я посмотрю, что тут можно сделать. Скумекаем что-нибудь.
Йозефа потрепала его по щеке.
– Вот и я о том же!
– И без тебя голова гудит…
Женщина закатила глаза и повернулась к Элизабет.
– Мужчины… Сначала пьют как лошади, а потом жалуются как дети.
