Глава 24

Думаю, никто не удивится, узнав, что я не услышала будильник и проснулась в десять. Натянув халат, я прибежала в столовую и увидела Кису, которая складывала пазл.

– Красивая картинка, – машинально похвалила я, кидаясь к кофемашине.

– Узнаешь, кто это? – спросила девочка.

Роза Леопольдовна начала корчить гримасы, я не поняла, что мне таким образом хочет сообщить няня, и ответила:

– Конечно, судя по морде, это лошадь, – и, забыв про кофе, ринулась в ванную.

В офис я ворвалась через час и с порога заявила:

– Проспала. Простите.

– Со всеми бывает, – милостиво заметил Филипп.

– Он сам пять минут назад прискакал, – наябедничал эксперт Марк.

Фил нахмурился и быстро заговорил:

– Варвара Стеклова написала заявление об увольнении по собственному желанию. Бумагу местное начальство подписало, и усе. Более о Стекловой ничего нигде нет. Я сравнил даты. Деталь: заява на имя директора составлена через несколько дней после того, как Афанасия поместили в лесную школу с романтическим названием «Розовая Луна». Может, это ничего не значит, простое совпадение. А может, интересное что-то. Говоришь, у парня случился приступ эпилепсии?

– Да, – подтвердила я.

– Странно, – пробурчал Фил, – падучая ведь не кардиология?

– Нет, – усмехнулся Марк Семенович, – это хроническое неврологическое заболевание, внезапные судорожные припадки. Почему ты спросил?

– «Розовая Луна» принимала только ребят, у которых проблемы с сердцем, – пояснил Филипп, – заведение существует до сих пор. Только сейчас это частный реабилитационный центр. Месторасположение прежнее, тихое Подмосковье, сосновый лес. Нынче там восстанавливают деток после тяжелых курсов лечения. На сайте есть история санатория. Его организовали аж в середине двадцатых годов прошлого века для малышей из голодных областей России. Построили дом на сорок человек. Руководил всем врач Платон Трофимович Розанов. Потом, в пятидесятых, вожжи правления перехватил Трофим Платонович с той же фамилией. Ныне центр принадлежит Ксении Трофимовне Розановой.

– Семейное предприятие, – подвел итог Марк, – хорошо, когда врачи из династии. Хотя знания от отца к сыну не передаются, но мне кажется, что…

– Почему мальчик с эпилепсией очутился в месте, где лечат сердце? – перебил эксперта Костин. – Фил, можешь проверить по документам, как долго он там находился?

– Это за пять минут не сделаешь, – заметил Марк.

– Три года, – быстро ответил компьютерщик.

– Ты экстрасенс? – изумился эксперт. – Поцеловал монитор и получил информацию?

Филипп улыбнулся.

– Хвалите меня чаще и больше. Я падок на лесть.

– Я тоже, – кивнул Марк, – всем сладкое по вкусу.

– Лампа с вами в компании, – добавила я.

– Хорошо, когда тебя считают всемогущим, – продолжал Филипп, – но я просто раньше изучал биографию Афанасия и помню, что аттестат ему выдавали в лесной школе. Он там три года провел с диагнозом ревмокардит.

– Долго, однако, – отметил Марк.

Филипп поелозил мышкой по коврику.

– Они и сейчас берут ребят с таким недугом. Но максимальное пребывание шесть месяцев.

– Наверное, нынче медикаменты мощнее, – предположила я, – Афанасия лечили раньше.

– Не в семнадцатом же веке, – возразил Марк, – ревмокардит неприятная болезнь, лечится он антибиотиками, нестероидными препаратами. Очень часто лекарства принимают в течение десяти лет после того, как вы вылечились и не заполучили порока сердца. Но несколько лет в лесной школе детей с таким диагнозом не держат. Пару месяцев максимум. Три года – это очень странно. Наверное, дело обстояло так: жил он дома, а дистанционно обучался в лесной школе. Там учителя на детей не наседают, жаль им больных. Родители решили подростку жизнь облегчить. До того, как захворать, он на тройках ехал.

– Мы с вами не заметили одну деталь, которая вызывает наибольшее недоумение, – остановил дебаты Макс.

Все уставились на Вульфа, а тот повернулся к эксперту.

– Марк, при ревмокардите можно заниматься спортом?

– Конечно, нет, – тут же ответил эксперт, – первое время вообще положен строгий постельный режим. Потом необходима лечебная физкультура. Разницу между спортом и физрой все понимают? И потом много лет всякие активные виды спорта запрещены. Вот ходьба приветствуется, но без рвения. Прогулочным шагом.

– Понял! – обрадовался Филипп. – Афанасий имел звание мастера спорта, занимался гимнастикой. И вуз он выбрал спортивный.

– Отец-врач хотел убить мальчика? – предположил Марк. – Был у меня такой случай. Там мать из девочки балерину делала наперекор диагнозу. М-да.

– Афанасий прекрасно себя чувствовал, – заметил Фил, – побеждал на соревнованиях в студенческую пору.

– Нашли нестыковочку, – обрадовался Костин.

– Она может объясняться просто, – охладила я пыл Вовки. – Сергей Леонидович сообразил: сын не особенно умен, не старателен. С тройками в аттестате ему в вуз не попасть. А в армию мальчика не хочется отдавать. Вот он и нашел выход из положения. Лесная школа. Ничем Афанасий не болел.

– Ну-ка, проверь в его медсправке, которую абитуриенты в вуз приносят, есть слово «ревмокардит»? – попросил Костин.

– Не утруждайся, Фил, – посоветовал Марк, – с таким диагнозом юношу на пушечный выстрел к институту, где спортсменов учат, не подпустят.

– По документам парень, который принес заявление в вуз, здоров, как молодой бык! – объявил Фил.

У Макса зазвонил телефон, муж взял трубку и вышел в коридор.

Костин пошел к шкафу, где хранится печенье.

– Одно из двух: или папаша на самом деле жаждал ребенка жены в гроб положить, или история с болезнью полная лажа.

– Ну и как это связано с отравлением Афанасия? – спросила я. – Кто, где и как мог его заразить вирусом? И виновата ли болезнь Каравани в его смерти?

Вульф вернулся в комнату.

– Это звонил Кирпичников. Готовы анализы Антонины. У нее в крови не пойми что! «Чертовщина», – так отец выразился. По небольшому количеству параметров есть совпадение с результатами Афанасия. В остальном безумный коктейль, но иной, чем у старшего брата.

– Похоже, дело не в одном Афанасии, – подвел черту Костин, – хотят убрать всю семью медиков.

– Сергей Леонидович обратился в полицию? – спросила я.

– Нет, – отрезал Макс.

– Почему? – удивился Костин.

Вульф сел в кресло.

– Мне он сказал: «Ищите скорей. Если я вызову полицейских, те вмиг газетам сообщат, к моему дому примчится пресса. Поднимется шум. Пациенты разбегутся. Сейчас есть большой выбор, где лечиться. Я хороший врач, у меня прекрасная клиника. Но я существую в режиме жесткой конкуренции. Понимаете, что начнется? Журналистов хлебом не корми, подавай им страшные истории. Прямо вижу заголовок „Проклятие семьи Кирпичниковых“. Навыдумывают, нагромоздят фантазии на ложь. Возможно, Тоне просто стало плохо».

– Симптомы были не как у Афанасия? – уточнила я. – На эпилепсию не походило?

Макс нахмурился.

– Я попросил Сергея подробно описать, что предшествовало ее болезни. Записал его рассказ. Вот.

Муж положил на стол телефон, я услышала голос Кирпичникова:

«Чушь дочь не несла, выглядела обычно, только ела много. Выпила кофе. Потом сказала: „Что-то спать хочется“. Я отреагировал мгновенно.

– Тебе лучше не ложиться, пройдись быстрым шагом по лесу километра три. Мы же договорились: ты активно сбрасываешь вес. И не надо так много жрать. Слопала четыре полные тарелки!

Антонина стала отбиваться.

– Диетолог разрешил мне белок, а вот углеводы, жиры ограничил. Я ела только мясо и паштет! Картошку не тронула! Хлеб тоже!

– А подлива? – напомнил отец.

– Она томатная, – возразила дочка, – никто из вас ее не любит. Мне нельзя есть соус на сметане. Вы бефстроганов уплетали с бешамелью. А я ела курятину в томате. Очень ее люблю.

– Ага, еще паштет, – возмутился отец, – целую миску убрала, когда Фасю в морг увозили. Жрала без устали. Противно смотреть!

Антонина меня слушала, безостановочно зевала, в конце концов легла на диван и заявила:

– Плевать на фигуру! Я сплю.

Я попытался вразумить дочь.

– Жалуешься, что никак замуж не выйдешь, кавалеров нет. Сбрось вес, они и появятся. Вставай, ступай на прогулку.

– Ой, папа, не сейчас, – сказала дочь и заснула.

– Перестань ее шпынять, – попросил Николай, – толстая, и ладно.

Я разозлился еще сильнее. И это говорит врач! Диабет второго типа, больные суставы… Дальше перечислять? Кроме того, дочь мечтает опять замуж выйти, а никак не получается.

Мы довольно долго обсуждали полноту Антонины с особым рвением. Вели беседу, потому что не хотели говорить о смерти Афанасия. Оставили дочь спать на диване, ушли на террасу, потом приехала перевозка за телом Афанасия. Не стоит считать нас бездушными сволочами, сын умер, а отец и его лучший друг говорят о полноте Антонины. Нам было плохо, поэтому мы старательно избегали говорить о парне, я элементарно боялся разрыдаться. Аля свалилась в спальне на кровать, а мы с Колей об ожирении Тони вели речь. Когда санитары появились, я подумал, что Антонине и Пете нужно брата до машины проводить. Ну и пошел будить дочь. Вот такие дела, значит. Вам о госпитализации Тони сообщил, когда анализы получил и возникло подозрение, что отравили сына и дочь чем-то похожим. Может, даже одинаковым».

Макс взял телефон.

– Все.

– Почему ты его не спросил, по какой причине Афанасий попал в лесную школу? – удивилась я.

Вульф пожал плечами.

– Нюх ищейки мне подсказал: не надо, лучше поговорить с людьми в «Розовой Луне». Нынешняя хозяйка, возможно, все знает.