Вскоре у Кита появился новый пункт в списке того, что ему не нравилось в Сумеречных охотниках. Они будят меня посреди ночи.

А точнее, разбудила его Ливви, буквально вытряхнув из кошмара, полного демонов-богомолов. Кит уселся, судорожно хватая ртом воздух, с ножом в руке – это был один из кинжалов, который он взял в оружейной. Кинжал лежал на тумбочке возле кровати – и Кит не помнил, чтобы тянулся к нему.

– Неплохо, – сказала Ливви. Она возвышалась над его постелью – волосы убраны назад, доспехи едва различимы в темноте. – Быстрые рефлексы.

Нож был всего в сантиметре от ее груди, но она даже не пошевелилась. Кит со звоном уронил его обратно на тумбочку.

– Да ты издеваешься.

– Подъем, – объявила она. – Тай только что засек, как Зара тайком вышла через парадную дверь. Мы ее отслеживаем.

– Вы ее что? – Кит, зевая, выбрался из постели. Ливви сунула ему стопку темной одежды. Увидев его трусы-боксеры, она подняла брови, но от комментариев воздержалась.

– Надевай доспехи, – велела она. – Объясним по дороге.

Она вышла из комнаты, оставив Кита переодеваться. Тому всегда было интересно, каково это – носить доспехи Сумеречного охотника. Ботинки, штаны, футболка и куртка из прочного темного материала и тяжелый оружейный ремень выглядели не слишком удобными, но внешность, как оказалось, была обманчива. Доспехи оказались легкими и гибкими, несмотря на такую прочность, что, когда Кит взял с тумбочки кинжал и постарался прорезать рукав куртки, клинок даже не проткнул ткань. Ботинки, казалось, тут же приняли размер его ноги, как кольцо Эрондейлов, а оружейный ремень легко и плотно обхватил бедра.

– Я нормально выгляжу? – спросил он, выходя в коридор. Тай задумчиво смотрел на свой правый кулак, на тыльной стороне которого мерцала руна.

Ливви показала Киту два больших пальца.

– Но тебя бы точно не взяли в ежегодный Календарь Горячих Сумеречных охотников.

– Не взяли? – возмутился Кит по пути вниз по лестнице.

Глаза Ливви лукаво плясали.

– Из-за возраста, конечно же.

– Никакого Календаря Горячих Сумеречных охотников не существует, – заявил Тай. – А теперь заткнитесь оба. Нужно выйти из дома так, чтобы нас не заметили.

Они выбрались из Института через черный ход и двинулись вниз, по дороге к пляжу, стараясь не нарваться на ночной патруль. Ливви шепнула Киту, что у Тая в руке заколка, которую Зара оставила на столе: заколка работала маячком, притягивая его в ту сторону, где находилась Зара. Судя по всему, она спустилась на пляж и затем пошла по песку: Ливви указала на ее следы, которые смывал прилив.

– Это мог быть и простец, – заметил Кит, просто чтобы поспорить.

– Который шел точно по нужному маршруту? – уточнила Ливви. – Слушай, мы ведь даже сбиваемся с пути там же, где она.

Киту нечего было возразить, и он сосредоточился на том, чтобы не отставать от Тая. Тот почти летел по песчаным дюнам, валунам и неровным камням, которые тем плотнее устилали берег, чем дальше на север они продвигались. Он залез на высокую каменную стену и спрыгнул по ту сторону; Кит последовал за ним, но едва не споткнулся и не упал лицом в песок.

Он сумел устоять на ногах и с облегчением выдохнул. Кит и сам не знал, перед кем ему больше всего не хотелось опозориться: перед Таем или Ливви. Может быть, перед обоими?

– Вон там, – прошептал Тай, указывая на темный провал в отвесном утесе, отделявшем пляж от дороги. Дальше в океан уходили неровные груды камней, о которые, взметывая вверх серебристо-белые брызги, бились волны.

Песок сменился каменистым рифом. Они пробирались по нему с осторожностью – даже Тай, который наклонился рассмотреть что-то в лужице прибоя. Он выпрямился с улыбкой – и с морской звездой в руке.

– Тай, – сказала Ливви, – положи на место, если только не собираешься кинуть ею в Зару.

– Вот еще, потратить отличную морскую звезду на такую ерунду! – пробормотал Кит, и Тай рассмеялся. Его прямые черные волосы спутались на соленом ветру, а глаза сияли, как лунный свет на воде. Кит смотрел, как Тай осторожно опускает морскую звезду в лужицу.

До входа в пещеру они дошли, больше не отвлекаясь на живность. Ливви вошла внутрь первой, а Тай с Китом – за ней. Когда темнота пещеры Кита, он остановился.

– Ничего не вижу, – сказал он, пытаясь побороть нарастающий страх. Он ненавидел темноту. Но, с другой стороны, а кто ее не ненавидит?

И тут вспыхнул свет, словно с неба вдруг упала звезда. Это был колдовской огонь, который держал в руке Тай.

– Хочешь руну ночного видения? – спросила Ливви, взявшись за стило.

Кит покачал головой.

– Без рун, – сказал он. Он сам не знал толком, почему упрямится. Дело было не в том, что ираци наносить оказалось больно, вовсе нет. Просто это было бы как последние узы, окончательное признание того, что он – Сумеречный охотник, а не просто парень, в венах которого течет кровь Сумеречного охотника, и который решил использовать Институт как перевалочную станцию, пока не придумает план получше.

Каким бы этот план ни был, Кит постарался не зацикливаться на этих мрачных мыслях, пока они продвигались все глубже в подземные ходы.

– Думаешь, это часть катакомб? – расслышал он шепот Ливви.

– Нет, – покачал головой Тай. – Вдоль берега полно пещер, так всегда было. В смысле, там внизу может быть что угодно – гнезда демонов, вампиры, – но не думаю, что это как-то связано с Малкольмом. И силовых линий тут поблизости совсем нет.

– Зря ты сказал «гнездовья демонов», – сказал Кит. – Звучит так, как будто они пауки.

– Некоторые демоны и есть пауки, – заметил Тай. – Самый крупный, говорят, был шесть метров в холке и с метровыми жвалами.

Кит подумал о гигантских демонах-богомолах, разорвавших его отца на части. Никаких остроумных реплик насчет гигантских пауков после того, как он видел белеющие ребра своего отца изнутри, на ум Киту не приходило.

– Тс-с! – Ливви подняла руку. – Слышу голоса.

Кит навострил уши, но ничего не расслышал. Он заподозрил, что существовала еще какая-то руна, которой ему не хватало – что-то, что подарило бы ему слух Супермена. Впрочем, вверху впереди, за поворотом тоннеля, он различал огни.

Они двинулись вперед; Кит держался за Таем и Ливви. Тоннель перешел в просторный зал – комнату с потрескавшимися гранитными стенами и утоптанным земляным полом, в которой пахло плесенью и гнилью. Потолок терялся наверху, во тьме.

Посередине комнаты стоял деревянный стол и два стула. Единственным источником света служили лежавшие на столе рунные камни, а на одном из стульев восседала Зара. Кит инстинктивно прижался к стене; на другой стороне тоннеля его примеру последовали Тай и Ливви.

Зара изучала разложенные на столе бумаги. У ее локтя стояли бутылка вина и бокал. На ней был не доспех, а простой черный костюм, а волосы были убраны в невообразимо тугой пучок.

Кит изо всех сил пытался разглядеть, что она там читает, но стоял слишком далеко. Впрочем, он различил кое-что из вырезанных на столе слов: «Огонь жаждет пылать». Он понятия не имел, что это значит. Зара тоже вроде бы не делала ничего интересного; может, она пришла сюда просто почитать в одиночестве. Может, она втайне устала от Безупречного Диего, и поэтому пряталась. И кто мог ее винить?

Зара, нахмурившись, подняла взгляд. Кто-то приближался – до Кита донеслись быстрые шаги, и в дальнем конце зала появился кто-то растрепанный, в джинсах.

– Это Мануэль, – прошептала Ливви. – Может, у них роман?

– Ману, – нахмурившись, сказала Зара. Ничего романтического в ее голосе не было. – Ты опоздал.

– Прости! – Мануэль обезоруживающе улыбнулся и, схватив свободный стул, развернул его и сел, сложив руки на спинке. – Зара, не сердись. Пришлось дождаться, пока Раджан и Джон заснут, а они были настроены поболтать. Не хотелось рисковать, что кто-нибудь увидит, как я выхожу из Института. – Он указал на бумаги. – Что это там у тебя?

– Новости от отца, – сказала Зара. – Разумеется, он разочарован итогами последнего Совета. Позволить полукровке Марку Блэкторну остаться среди честных нефилимов – это просто плевок в лицо.

Мануэль взял ее бокал, в глубине вина замерцали красные искорки.

– Все равно, нужно смотреть в будущее, – заметил он. – В конце концов, мы сюда ехали не ради того, чтобы избавиться от Марка. Он просто досадная мелкая помеха, как и его братья и сестры.

Тай, Кит и Ливви оторопело переглянулись. Ливви окаменела от гнева, а лицо Тая, как обычно, ничего не выражало, но он нервно перебирал руками в воздухе.

– Все так. Первый шаг – это Реестр, – согласилась Зара и похлопала рукой по стопке бумаг. – Отец пишет, что в Идрисе Когорта сильна. И они убеждены, что Институту Лос-Анджелеса пришло время собирать камни. Инцидент с Малкольмом вызвал большие сомнения в том, что Западное побережье имеет право голоса. И то, что и верховный колдун Лос-Анджелеса, и глава местного вампирского клана оказались замешаны в темной магии…

– Но мы же не виноваты, – прошептала Ливви. – Откуда нам было знать, что…

Тай шикнул на сестру, но было поздно – Кит не услышал последние слова Зары. Он разглядел только ее улыбку, похожую на багровую рану.

– Им не слишком доверяют, – сказала она.

– А Артур? – спросил Мануэль. – Мнимый глава этого заведения? Не то чтобы я хоть раз его тут видел.

– Он спятил, – сказала Зара. – Отец говорил, что именно это и подозревает. Он знал его в Академии. Я поговорила с Артуром, и он принял меня за кого-то по имени Аматис.

Кит покосился на Ливви, та озадаченно пожала плечами.

– Предъявить его Совету, чтобы доказать, что он сумасшедший, будет нетрудно, – продолжила Зара. – Не могу сказать, кто управлял Институтом в его отсутствие… Полагаю, это была Диана. Но если бы она хотела занять место главы, она бы уже это сделала.

– И тогда на сцену выходит твой отец, Когорта обеспечивает ему голоса, и Институт будет его, – подхватил Мануэль.

– Наш, – поправила его Зара. – Я буду управлять Институтом вместе с ним. Он мне доверяет, так что мы будем командой.

Мануэля это не слишком впечатлило. Скорее всего, он это уже слышал.

– И тогда – Реестр.

– Вне всяких сомнений. Мы сразу же сможем предложить его как законопроект, и стоит ему пройти, как можно будет начать выявление, – глаза у Зары заблестели. – Все обитатели Нижнего мира будут носить опознавательные знаки.

Желудок Кита скрутило. Это было до того похоже на историю простецов, что к горлу отчетливо подступила желчь.

– Можем начать с Сумеречного базара, – предложила Зара. – Там этих существ больше всего. Если арестуем достаточно народу, то сможем вскоре переловить для регистрации и остальных.

– А если они будут не в восторге от всего этого, нетрудно будет их убедить, причинив немного боли, – прибавил Мануэль.

Зара поморщилась.

– Ману, мне кажется, тебе нравятся пытки.

Юноша с красивым, открытым, обаятельным лицом подался вперед, оперся локтями о стол.

– Мне кажется, Зара, тебе тоже. Я видел, как ты восхищалась моей работой. – Он размял пальцы. – Ты просто не хочешь признавать это перед Безупречным Диего.

– Что, правда, что ли? Они тоже его так зовут? – тихонько пробормотал Кит.

Зара запрокинула голову, но Мануэль ухмылялся.

– Рано или поздно тебе придется посвятить его в полный план Когорты, – заметил он. – Ты знаешь, он не обрадуется. Если кто и любитель нижнемирцев, так это он.

Зара издала звук отвращения.

– Чепуха. Он ничуть не похож на этого мерзкого Алека Лайтвуда с его союзом и отвратительным женихом, демонским отродьем. Блэкторны, может, и кретины-фэйрилюбы, но Диего… он просто запутался.

– А как насчет Эммы Карстерс?

Зара принялась собирать страницы отцовского письма. На Мануэля она не смотрела.

– А что с ней?

– Все называют ее лучшим Сумеречным охотником со времен Джейса Эрондейла, – заметил Мануэль. – А ты, я знаю, долго мечтала об этом титуле.

– Ванесса Эшдаун говорит, она просто свихнувшаяся на парнях шлюха, – произнесла Зара, и эти отвратительные слова, казалось, эхом отразились от каменных стен. Кит подумал об Эмме с мечом в руке; Эмме, спасающей ему жизнь; Эмме, держащей в объятиях Кристину и глядящей на Джулиана так, словно тот только что спас мир… и подумал, сойдет ли ему с рук, если при следующей встрече он изо всех сил наступит Заре на ногу. – И при личной встрече она не особенно меня впечатлила. Посредственность.

– Я в этом и не сомневаюсь, – согласился Мануэль, когда Зара, держа бумаги, встала со стула. – Но я все еще не понимаю, что ты нашла в Диего.

– И не поймешь. Это союз двух семей.

– Династический брак? Средние века простецов… – Мануэль сгреб со стола рунные камни, и свет в зале словно заплясал – странный узор сияния и тени. – Так что, возвращаемся?

– Пора бы. Если на кого-нибудь наткнемся, сможем сказать, что проверяли защитные чары. – Зара смяла письмо отца и убрала бумаги в карман. – Заседание Совета уже скоро. На нем отец прочитает мое письмо, в котором я заявляю, что Артур Блэкторн не в состоянии управлять Институтом, а затем выдвинет свою кандидатуру.

– Они и опомниться не успеют, – сказал Мануэль и сунул руки в карманы. – Ну и само собой, когда всё это закончится…

– Не беспокойся, – раздраженно оборвала его Зара. – Ты получишь то, чего хочешь. Хотя было бы лучше, если бы ты был более предан делу.

Она отвернулась, но Кит заметил, как сверкнули из-под ресниц глаза Мануэля, когда тот смотрел ей вслед. Что-то странное было в выражении его лица – какой-то неприятный голод. Но было ли то вожделение или нечто более сложное, Кит сказать не мог.

– О, я предан делу, – произнес Мануэль. – Я не меньше тебя, Зара, хочу очистить вселенную от нижнемирцев огнем и мечом. Просто я не признаю безвозмездного труда.

Зара обернулась.

– Не безвозмездного, Ману, – проговорила она. – Это я тебе обещаю.

И они ушли, оставив Кита, Тая и Ливви жаться друг к другу в устье тоннеля – в потрясенном молчании.

Кристина проснулась от такого тихого звука, что сперва даже подумала, что ей показалось. Она лежала, всё еще уставшая, и смотрела на пробивавшийся сквозь туман солнечный свет. Интересно, подумала она, сколько еще до заката, когда снова можно идти будет идти по звездам?

Звук повторился – мелодичный далекий зов, – и она села, отряхивая мокрые от росы волосы. Эмма попыталась расчесаться пальцами и пожалела, что волосы нечем связать. Она почти никогда не носила их распущенными, и тяжесть мокрых волос причиняла ей неудобство.

Джулиан и Эмма, увидела она, спали – бесформенные фигуры на земле. Но где же Марк? Его одеяло было брошено, рядом валялись ботинки. Увидев ботинки Марка, Кристина поднялась на ноги. Все они на всякий случай спали в обуви, почему же он разулся?

Она подумала, не разбудить ли Эмму, но, скорее всего, дело выеденного яйца не стоило… Марк наверняка просто пошел прогуляться. Она потянулась к ножу-бабочке, сняла его с ремня и двинулась вниз по холму мимо Джулиана и Эммы. Сердце Кристины заныло, когда она увидела, что они держатся за руки: во сне они каким-то образом нашли друг друга. Кристина подумала, не стоит ли осторожно разъединить их руки, но не решилась. Невозможно было осторожно расцепить Джулиана с Эммой – сам акт их разъединения был насилием, как разрыв в ткани мироздания.

Повсюду по-прежнему стелился густой туман, и солнце тускло просвечивало через него то тут, то там, создавая сияющую белую вуаль, сквозь которую Кристина могла видеть мир лишь урывками.

– Марк! – негромко позвала она. – Марк, ты где?

Она вновь услышала прежний звук, на этот раз четче – это была музыка. Гудение волынки, звон струн арфы. Кристина попыталась расслышать еще что-нибудь, и чуть не закричала, когда что-то коснулось ее плеча. Она обернулась и увидела стоявшего перед ней Марка, вскинувшего руки так, словно он пытался ее прогнать.

– Я не хотел тебя напугать, – сказал он.

– Марк! – выдохнула она, но тут же осеклась. – Ты Марк? Фэйри мастера создавать иллюзии…

Он склонил голову набок. Светлые волосы спадали ему на лоб. Кристина помнила – когда-то они доходили до плеч, и Марк в то время был похож на эльфийского принца из книжки. Теперь его волосы были короткими, мягкими и вьющимися. Кристина сделала ему современную стрижку, но в стране фэйри она выглядела странной и неуместной.

– Я не слышу голос сердца, – произнес он. – Я слышу лишь ветер.

Такими были одни из первых слов, которые она от него услышала.

– Это ты, – с облегчением признала Кристина. – Что ты делаешь? Почему не спишь? Если мы хотим явиться к Неблагому Двору к восходу луны, нужно отдохнуть.

– Ты что, не слышишь музыку? – спросил он. Музыка и правда стала громче: чистые звуки скрипок и флейт, а еще смех и топот танцующих ног. – Это пир.

Сердце Кристины пропустило удар. Пиры фэйри вошли в легенды: Волшебный народ плясал под зачарованную музыку и пил зачарованное вино, и продолжалось это дни напролет. Яства на этих пирах заставляли грезить, влюбляться, сходить с ума… Они преследовали даже во снах…

– Тебе лучше снова лечь спать, – сказал Марк. – На пиру опасно.

– Всегда хотела увидеть хотя бы один… – Кристина вдруг поняла, что не может не взбунтоваться. – Подойду поближе.

– Кристина, не надо! – почти беззвучно выдохнул Марк, когда она развернулась и двинулась вниз по склону холма. – Эта музыка заставит тебя танцевать…

Кристина обернулась, так резко, что черный локон прилип к ее влажной щеке.

– Это ты нас сюда завел, – отрезала она и зашагала дальше, на звуки музыки, и та захлестнула ее со всех сторон, и Марк, слышала она, отчаянно ругаясь, всё же последовал за ней.

Кристина вышла на поле у подножия холма и остановилась, глядя во все глаза. Поле все рябило от яркого света и мелькания. И отовсюду неслась пронзительная и дивная музыка.

И, конечно же, повсюду был Волшебный народ. Посреди танцоров группа фей, запрокинув головы и притоптывая, играла на музыкальных инструментах. Вокруг плясали зеленокожие лесные фэйри с узловатыми руками и желтыми, как смола, светящимися глазами. Мерцали, как вода, синие и зеленые фэйри с волосами до пят, похожими на прозрачную рыболовную сеть. Тут были прекрасные девушки с цветами, вплетенными волосы, поясами из цветов и ожерельями – и с копытами вместо ног; и симпатичные парни в лохмотьях с лихорадочно блестящими глазами, которые, проносясь мимо, протягивали к Кристине руки.

– Давай потанцуем! – звали они. – Потанцуй, красавица! Chica bella, потанцуй с нами.

Кристина двинулась к ним – к музыке и к танцорам. Поле всё еще было затянуто туманом, его белые полосы тянулись по земле, скрывали небесную синеву. Когда Кристина вошла в туман, он словно засиял, тяжелый от странных ароматов – фруктовых, винных и напоминающих благовония.

Она пустилась в пляс, следуя за музыкой. Восторг переполнял ее. Кристина вдруг перестала быть девушкой, позволившей Диего Розалесу дважды обмануть ее; девушкой, которая подчинялась правилам и верила людям, пока те не разбивали ей сердце так же небрежно, как будто смахнули бокал со стола. От девушки, остающейся на заднем плане и готовой поддержать друзей, если те оступятся, не осталось и следа. Пришла ее очередь оступаться.

Кто-то схватил ее и повернул к себе. Это был Марк. Его глаза сверкали, он притянул ее к себе и заключил в крепкие от гнева объятия.

– Кристина, что ты творишь? – негромко спросил он. – Ты же знаешь про фэйри! Знаешь, что это опасно!

– Вот потому, Марк, я это и делаю.

С того самого дня, как Кьеран заявился в Институт с Иарлафом и Гвином, она еще не видела его в такой ярости. Кристина почувствовала, в груди маленькое, тайное биение восторга – возбуждение при мысли, что, оказывается, она способна так взбесить его.

– Сумеречных охотников тут ненавидят, ты что, забыла? – произнес он.

– Они не знают, что я Сумеречный охотник.

– Поверь мне, – прошептал Марк, наклонившись так близко, что его горячее дыхание обожгло ей ухо, – они знают.

– Тогда им плевать, – сказала Кристина. – Это пир. Я о них читала. Фэйри растворяются в музыке так же, как люди. Они танцуют – и забывают, совсем как мы.

Руки Марка сомкнулись у нее на талии. Это он меня защищает, напомнила себе Кристина; но ее сердце все равно забилось быстрее. Когда Марк впервые появился в Институте, он был худым как тростинка, с запавшими глазами. Теперь она чувствовала его мышцы, его твердую силу.

– Я никогда тебя не спрашивал… – начал Марк, пока они пробирались сквозь толпу. Рядом с ними танцевала пара девушек; их черные волосы были зачесаны наверх и украшены затейливыми коронами из желудей и ягод. Обе были в красновато-коричневых платьях, с лентами на тоненьких шеях, они едва успели отдернуть свои юбки от Марка и Кристины и потешались над неуклюжими гостями. Кристину это не задевало. – Почему фэйри? Почему именно их ты стала изучать?

– Из-за тебя. – Она откинула голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза – и увидела, как на лице Марка промелькнуло удивление. – Из-за тебя, Марк Блэкторн.

«Из-за меня?» – беззвучно переспросил он.

– Когда я узнала, что с тобой произошло, я сидела в мамином розовом саду, – сказала Кристина. – Мне было всего тринадцать. Темная война заканчивалась, объявили Холодный мир. Весь мир Сумеречных охотников уже знал, что твою сестру отправили в изгнание, а тебя бросили. Мой двоюродный дед рассказал мне об этом. У нас в семье всегда шутили, мол, я всё принимаю близко к сердцу, и довести меня до слез легче легкого, и дед знал, что я за тебя переживала. И он мне сказал, так и сказал: «Твой потерянный мальчик никогда уже не найдется».

Марк сглотнул. Чувства, отражавшиеся в его глазах, сменялись стремительно, словно облака, летящие по небу.

– И как?

– Что – как?

– Ты заплакала? – спросил он. Они всё еще танцевали, уже почти не замечая этого. Кристина не думала о движениях и чувствовала только дыхание Марка и свои пальцы, сплетенные у него на шее.

– Я не заплакала, – сказала Кристина. – Но решила, что посвящу свою жизнь отмене Холодного мира. Это был несправедливый Закон. И он никогда не станет справедливым.

Губы Марка приоткрылись.

– Кристина…

Их прервал голос, похожий на голубиное воркование – мягкий, кроткий и легкий как перышко:

– Желаете выпить, сударь и сударыня? Чего-нибудь прохладительного после танца?

Фэйри с кошачьей мордочкой – пушистой и усатой – стоял перед ними в лохмотьях, оставшихся от костюма, который был моден в начале двадцатого века. Фэйри держал золотой поднос, уставленный стаканчиками с синими, красными, янтарными напитками.

– Они заколдованы? – тихонько выдохнула Кристина. – Я выпью и буду видеть странные сны?

– Госпожа, они утолят вашу жажду, – сказал фэйри. – А взамен я попрошу всего лишь вашу улыбку.

Кристина взяла стаканчик с янтарной жидкостью. На вкус она оказалась как маракуйя, сладкая и терпкая. Но Кристина успела сделать лишь один глоток: Марк выбил стаканчик у нее из рук. Тот со звоном упал к их ногам, забрызгав руку Марка напитком. Тот, не сводя с нее разъяренного взгляда, слизал капли.

Кристина попятилась. В груди распространялось приятное тепло. Продавец напитков накинулся на Марка с упреками, но тот оборвал его жалобы, сунув монетку – обыкновенный цент, который в ходу у простецов. Марк бросился за Кристиной.

– Остановись! – взмолился он. – Кристина, погоди, ты же идешь в самое сердце пира, там музыка будет только сильнее…

Кристина остановилась и протянула ему руку. Она ничего не боялась. Она прекрасно понимала, что должна дрожать от ужаса: она ведь выпила напиток фэйри, и теперь с ней может случиться что угодно. Но вместо этого она испытывала лишь чувство полета. Кристина была свободна до боли, и только Марк еще привязывал ее к земле.

– Потанцуй со мной, – сказала она.

Марк догнал ее. Он все еще выглядел сердитым, но все же заключил ее в крепкие объятия.

– Ты уже натанцевалась. И достаточно выпила.

– Натанцевалась? – это снова оказались девушки в коричневом, их алые рты смеялись. Если не считать того, что глаза у девушек были разного цвета, их было не отличить друг от друга. Одна из них сняла с шеи ленточку. Кристина во все глаза смотрела на плясунью: на шее фэйри были кошмарные шрамы, словно кто-то пытался отрубить ей голову.

– Так потанцуйте вместе! – Девушка бросила эти слова им в лицо, словно проклятье, обвила ленточкой запястья Марка и Кристины и связала их вместе.

– Счастливой связи, Охотник, – усмехнулась она. Зубы у нее были черные, словно выкрашенные тушью, и острые как иголки.

Кристина ахнула, отшатнувшись и потянув за собой Марка; лента удерживала их вместе. Она растягивалась, словно резиновая, но не рвалась. Марк снова догнал ее и схватил за руку, переплетя ее пальцы со своими.

Быстро и уверенно идя по неровной земле, выискивая прорехи в густом тумане, он тянул ее за собой. Они проталкивались среди танцующих пар, пока музыка не стихла вдали.

Марк свернул в сторону, направляясь к небольшой рощице. Он скользнул под ветви, придержав самые низкие, чтобы Кристина могла последовать за ним. Стоило ей нырнуть под длинные, тяжелые от плодов ветви, спускавшиеся до самой земли, как он их отпустил, и ветви укрыли их обоих.

Марк сел на землю и вынул из-за пояса нож.

– Иди сюда, – велел он, и когда Кристина села рядом, он взял ее за руку и провел ножом по связывавшей их ленте.

Раздался тихий, короткий стон, словно вскрикнуло раненое животное. Марк отпустил Кристину и выронил нож. Сквозь ветви едва проникали солнечные лучи, и в этом неярком свете лента, все еще завязанная у него на запястье, была похожа на кровь.

Лента оставалась и на запястье Кристины, но больше не обжигала; обрезанный конец грустно волочился по грязи. Кристина царапала узел ногтями, и наконец лента развязалась и упала на землю.

Она посмотрела на Марка. Тот сидел с мрачным видом, под глазами – синим и золотым – залегли тени.

– Это могло очень плохо кончиться, – произнес он, откладывая в сторону свой обрывок ленты. – Такое связующее заклятие может соединить двух людей, и свести одного с ума, заставить его утопиться, а второго утянуть за ним.

– Марк, – сказала Кристина, – прости меня. Я должна была тебя послушать. Ты больше знаешь о пирах, чем я. У тебя есть опыт. А я только книги читала.

– Нет, – неожиданно ответил он, – я тоже хотел пойти. Мне понравилось с тобой танцевать. Здорово было побывать там с…

– С человеком? – спросила Кристина.

Жар у нее в груди сменился странным пощипыванием, давлением, которое становилось сильнее, стоило ей посмотреть на Марка, на изгибы его скул, на впадины на висках. Ворот его свободной, пшеничного цвета сорочки был расстегнут, и Кристине было видно местечко, которое всегда казалось ей самой красивой точкой мужского тела – гладкая мышца над ключицей и беззащитная ямочка.

– Да, с человеком, – сказал он. – Я знаю, все мы люди. Но я почти никогда не встречал человека настолько человечного, как ты.

У Кристины перехватило дыхание. Фэйри, наверное, украли у меня способность дышать, подумала она; фэйри и разлитое в воздухе волшебство.

– Ты добра, – продолжил Марк. – Ты одна из самых добрых людей, что я когда-либо знал. В Охоте доброты было мало. Стоит мне подумать, что, когда мне вынесли приговор Холодным миром, тот, кто никогда меня не видел, за тысячи километров от Идриса плакал о мальчике, которого бросили…

– Я же сказала, что не плакала, – с трудом выговорила Кристина.

Рука Марка была как бледное пятно. Она почувствовала, как он коснулся ее лица. Пальцы Марка стали влажными и поблескивали в туманном свете.

– Зато сейчас плачешь, – сказал он.

Когда Кристина поймала его за руку, она была мокра от ее слез. И когда она подалась к нему в тумане и поцеловала, его губы были как соль.

Мгновение изумленный Марк не шевелился, и Кристина почувствовала укол страха, даже более жуткого, чем при появлении самого страшного демона. Что, если Марк этого не хочет, что, если он в ужасе…

– Кристина, – произнес он, когда она отстранилась, и приподнялся на коленях, неловко обняв ее и запустив руку ей в волосы. – Кристина, – повторил Марк срывающимся голосом, хриплым от желания.

Кристина взяла его лицо в ладони, коснулась впалых щек, и поразилась мягкости кожи. Теперь уже она позволила Марку обнять ее и накрыть губами ее губы.

Кристина закрыла глаза, но под ее опущенными веками словно взрывались звезды. И не просто звезды, а разноцветные светила страны фэйри. Перед ней плыли облака и созвездия. Губы Марка были на вкус как ночной воздух. Он лихорадочно целовал ее, неразборчиво шепча ее имя. Его рука скользнула ей на талию – и выше, он застонал, когда пальцы Кристины проникли под ворот его сорочки, коснулись ключицы, почувствовали, как пульсирует кровь в ямке под горлом.

Марк что-то произнес на незнакомом языке, а потом откинулся назад, и Кристина была на нем, и он тянул ее вниз, на себя, властно надавив на плечи, и она подумала – неужели и с Кьераном у него всегда было так, яростно, без нежности? Она вспомнила, как видела их поцелуй в пустыне за Институтом, и каким лихорадочным тот был – судорожное соприкосновение тел, – и как зажег в ней желание тогда… и сейчас.

Марк выгнулся и ахнул, когда она скользнула ниже, целуя его сперва в шею, а потом – в грудь через рубашку. Затем Кристина взялась за пуговицы, и Марк слабо рассмеялся, шепча ее имя, и вдруг произнес:

– Никогда не думал, что ты на меня вообще посмотришь, только не ты, Сумеречная охотница королевской крови… принцесса…

– Диву даешься, на что способен глоток волшебного фейского питья. – Кристина хотела сказать это в шутку, но Марк застыл под ее руками. В следующее мгновение он уже сидел в полуметре от нее, вскинув руки, словно пытался прогнать ее.

– Фейского питья? – переспросил он.

Кристина с удивлением посмотрела на него.

– Сладкого напитка, который мне дал человек с кошачьим лицом. Ты же сам его пробовал.

– В нем ничего не было, – с необычной для себя резкостью бросил Марк. – Я это понял, как только коснулся губами кожи. Кристина, это был просто ежевичный сок.

Кристина отпрянула – и от его гнева, и от осознания, что все, что она только что сделала, происходило вовсе не под воздействием туманящей магии.

– Но я думала…

– Ты думала, что целуешься со мной потому, что пьяна, – отрезал Марк. – Не потому, что тебе этого хотелось, и не потому, что я тебе и правда нравлюсь.

– Но ты мне и правда нравишься. – Она встала на колени, но Марк уже был на ногах. – Ты мне понравился с первого взгляда.

– И поэтому ты сошлась с Диего? – спросил Марк и, отойдя еще дальше, покачал головой. – Может, это мне одному не дано.

– Что тебе не дано? – Кристина с трудом поднялась на ноги.

– Лгать как человек, – ровным голосом произнес Марк.

– Но ведь и ты лгал, – возразила Кристина. – Лгал, что встречаешься с Эммой.

– И ты была соучастницей этой лжи.

– Потому что так было нужно, – сказала Кристина. – Для блага их обоих. Если бы Джулиан не был в нее влюблен, незачем было бы заставлять его думать…

Марк в тени побелел как полотно, и Кристина осеклась.

– Что ты сказала?

Кристина зажала рот рукой. Знание о чувствах Эммы и Джулиана друг к другу настолько в нее въелось, что трудно было не забыть, что знают, а что не знают другие. Каждое их слово, каждое движение кричало об их любви – даже сейчас. Как мог Марк не знать?

– Но они же парабатаи, – в ужасе произнес он. – Это же незаконно. Наказание… Джулиан не стал бы. Просто не стал бы!

– Мне так жаль! Я не должна была ничего говорить. Я просто предположила…

– Ничего ты не предположила, – сказал Марк, отвернулся и зашагал прочь, пробираясь между ветками.

Кристина двинулась следом. Марк должен был понять, что нельзя ничего говорить Джулиану. Предательство камнем лежало у нее на совести, и от страха за Эмму и осознания того, что она натворила, Кристина совсем забыла о недавнем унижении. Сухие листья царапали ей лицо, пока она продиралась между деревьями. Мгновение спустя она вышла из леса на зеленый холм и увидела Джулиана.

Джулиана разбудила музыка. И обволакивающее тепло. Ему уже давно не было так тепло, даже ночью, когда он кутался в одеяла.

Он открыл глаза. Издали доносилась музыка, плывшая по небу, словно легкие перышки. Он повернул голову и увидел, с внезапным чувством близости, лежавшую рядом Эмму. Под головой у нее была его куртка. Их руки сплелись в траве – загорелые пальцы Джулиана крепко держались за тонкие пальчики Эммы.

Джулиан с колотящимся сердцем тут же отдернул руку и поднялся на ноги. Он гадал, не потянулся ли он сам к Эмме во сне. Или это она потянулась к нему первой? Нет, она бы к нему не потянулась. У нее был Марк. Может, она его, Джулиана, и поцеловала, но имя, которое она произнесла, принадлежало Марку.

Джулиан думал, что справится, если будет спать так близко от Эммы, но он явно ошибся. Рука до сих пор горела, а остальное тело бросило в холод. Эмма что-то пробормотала во сне и повернулась; белокурые волосы упали ей на руку – та теперь лежала на траве ладонью вверх, словно протянутая к Джулиану.

Он больше не мог этого выносить. Джулиан подхватил куртку с земли, набросил ее на плечи и пошел посмотреть с холма на окрестности. Может, получится определить, далеко ли еще до подножия гор и сколько времени займет дорога до Неблагого Двора – где с этой безумной миссией наконец будет покончено. Джулиан, в сущности, не винил Марка; Кьеран был тому все равно что семья, а уж что такое семья, Джулиан знал очень хорошо.

Но он уже начал волноваться об оставшихся в Институте младших. Они, наверное, в ярости? В ужасе? Смертельно обижены? Он никогда еще не покидал их прежде. Никогда.

Ветер сменился, и музыка стала громче. Джулиан очутился на гребне холма, откуда открывался вид на море зеленой травы, в котором тут и там встречались небольшие рощицы. Луг спускался к расчищенному участку, где смутно виднелись яркие движущиеся пятна.

Танцоры. Они двигались в такт музыке, которая доносилась словно из-под земли, настойчиво и требовательно. Музыка звала присоединиться, забыться и отдаться на волю танцу – словно на волю волн, которые, может, и вынесут тебя когда-нибудь на берег.

Джулиан почувствовал этот зов, но его источник был слишком далеко, чтобы помешать по-настоящему. Впрочем, руки у него так и чесались взяться за кисти. Куда бы он ни бросил взгляд, всюду были невероятно яркие и выразительные цвета и движения, и Джулиану страстно хотелось очутиться у себя в студии перед мольбертом. Он словно смотрел на фото с выкрученной на максимум насыщенностью. Листья и трава были пронзительного, почти ядовитого зеленого цвета, плоды на деревьях – ярче самоцветов. Оперение порхавших в небе птиц поражало неукротимой пестротой настолько, что Джулиан даже заподозрил, что никто на них не охотится, а единственный смысл их существования – являть миру свою красоту.

– Что-то не так? – он обернулся и увидел стоявшую вплотную к нему Эмму, которая последовала за ним на вершину холма. Ее длинные распущенные волосы развевались по ветру, словно металл, раскатанный в тончайший лист. Сердце Джулиана сжалось от зова, куда более настойчивого, нежели зов музыки фэйри.

– Ничего, – сказал он хрипло. – Просто смотрю, где там Марк и Кристина. Как только я их найду, надо будет отправляться. Большая часть пути еще впереди.

Эмма двинулась к нему с мечтательным выражением на лице. Солнечные лучи пробивались сквозь облака, отбрасывая на ее волосы сочные шафрановые блики. Джулиан сжал кулаки, запрещая себе поднять руку и погрузить пальцы в светлые локоны, которые Эмма распускала только на ночь. Это зрелище напомнило ему о безмятежных мгновениях между сумерками и темнотой, когда дети уже спали и они с Эммой оставались одни: о времени тихих разговоров и близости, задолго предшествовавшей осознанию того, что они больше, чем просто парабатаи. В чертах ее спящего лица, в том, как ниспадали ее волосы, в тенях, которые ресницы Эммы отбрасывали на щеки, была та безмятежность, которую Джулиану так редко доводилось испытывать.

– Слышишь музыку? – спросила она, приблизившись еще на шаг – так близко, что он мог бы ее коснуться. Джулиан подумал: может, именно так чувствуют себя наркоманы? Те, кто желают того, что не дозволено. Те, кто думает: один-то разочек не повредит.

– Эмма, не надо, – сказал он, сам не зная, что имеет в виду. Не надо ко мне подходить, я этого не вынесу. Не надо так на меня смотреть. Не надо быть всем, о чем я мечтаю, и что для меня под запретом. Не заставляй меня забывать, что ты принадлежишь Марку и никогда не станешь моей.

– Пожалуйста, – произнесла она, взглянув на него широко раскрытыми, полными боли глазами. – Пожалуйста, мне нужно…

И та часть Джулиана, которая не могла не откликнуться, когда в нем нуждались, заставила его разжать кулаки и сделать шаг. Спустя пару секунд он чуть не налетел на нее, вступив в ореол ее присутствия. Коснулся ладонью ее лица. Она без Кортаны, с отстраненным удивлением отметил он. Почему она ее не взяла?

Глаза Эммы сверкнули. Она встала на цыпочки и запрокинула голову. Ее губы шевельнулись – но гул крови в ушах Джулиана заглушил слова. Джулиан вспомнил, как когда-то его сбило с ног волной и прижало к океанскому дну – не в силах вдохнуть, не в силах встать. В этом был ужас – но и чувство освобождения тоже: его тянуло за собой что-то сильнее его самого, и больше не нужно было ни за что бороться.

Она обхватила его руками за шею, губы к губам, и Джулиан сдался. С колотящимся, рвущимся из груди сердцем он содрогнулся всем телом, в венах гудели кровь и энергия. Он притянул Эмму к себе – маленькую и сильную. И ахнул, задохнувшись от сладковато-острого вкуса крови.

Но не Эммы. Он не чувствовал знакомой близости Эммы, да и пахла она по-другому. От сладости согретой солнцем кожи не осталось и следа, как и от пряных трав в ее мыле и шампуне – и от запаха доспехов, золота и девичьего тела.

Нельзя было вырасти с человеком бок о бок, грезить о нем, позволить ему сформировать твою душу и навсегда отпечататься в твоем сердце – и не сообразить, что целуешься с кем-то другим. Джулиан вырвался, утирая рот тыльной стороной ладони. По костяшкам размазалась кровь.

Перед ним стояла фэйри с кожей гладкой и бледной, словно нетронутый, туго натянутый холст. Она усмехалась алыми губами. Волосы у нее были цвета паутины – они и были паутиной, тонкой, летучей и серой. Ей могло быть сколько угодно лет, а из одежды на ней была только драная черная сорочка. Фэйри была прекрасна и в то же время отвратительна.

– Ты восхитителен, Сумеречный охотник, – промурлыкала она. – Что, не вернешься в мои объятия за новыми поцелуями?

Фэйри потянулась к нему, и Джулиан отпрянул. Он никогда в жизни не целовался ни с кем, кроме Эммы; и теперь его тошнило и душевно, и физически. Рука потянулась к клинку серафимов – озарить воздух между ними, ощутить, как знакомый жар поднимается по руке и разливается по венам, заглушая тошноту.

Но, уже стиснув рукоять, он вспомнил: клинок тут не работает.

– Оставь его в покое! – заорал кто-то. – Отвали от моего брата, ланнан-ши!

Это был Марк, выбиравшийся из рощи с Кристиной по пятам. В руке у него был кинжал.

Фэйри рассмеялась.

– В этих землях твое оружие не сработает, Сумеречный охотник.

Раздался щелчок, и в руке Кристины раскрылся нож-бабочка.

– Иди-ка сюда и повтори это моему клинку – посмотрим, чья возьмет, обитательница курганов!

Фэйри с шипением отшатнулась, и Джулиан увидел у нее на зубах свою кровь. Голова у него закружилась от недомогания и ярости. Ланнан-ши закружилась вокруг собственной оси – и тут же исчезла, лишь по склону холма неслось черно-серое пятно.

Музыка умолкла. Танцоры тоже начали расходиться: солнце садилось, тени на земле стали гуще. В честь чего бы ни был устроен этот пир, в темноте ему явно было не место.

– Джулиан, брат мой, – встревоженный Марк поспешил к нему. – Ты плохо выглядишь. Сядь, выпей воды…

С вершины холма донесся негромкий свист. Джулиан обернулся. Эмма стояла на гребне холма и пристегивала к поясу Кортану. Наконец она их заметила, и на ее лице появилось облегчение.

– Я понятия не имела, куда вы делись, – сказала она, сбегая по склону, и глядя на всех с улыбкой, полной надежды. – Уже стала волноваться, не наелись ли вы фейских фруктов и не носитесь ли по лугам нагишом.

– Никакой наготы, – ответил Джулиан, – никаких лугов.

Эмма потуже затянула пряжку на ножнах. Она собрала волосы в длинную косу, и выбивались только несколько светлых завитков. Оглядев их напряженные лица, она широко раскрыла карие глаза.

– Всё правда в порядке?

Джулиан еще чувствовал на себе пальцы ланнан-ши. Он знал, что она такое – дикая фэйри, которая принимает облик того, кого человек хочет видеть, соблазняет жертву, а затем выпивает кровь и сжирает кожу.

Только он увидел в ней Эмму. Марк и Кристина увидели ланнан-ши в ее истинном обличье. Все, кроме него, избежали унижения и опасности.

– Всё хорошо, – сказал он. – Нам пора выдвигаться. Звезды только появились, а идти еще далеко.

– Ну ладно, – произнесла Ливви, замешкавшись перед узкой деревянной дверью. Та не слишком гармонировала с остальным Институтом – со стеклом, металлом и современной архитектурой – и выглядела как предостережение. – Пошли.

Особого энтузиазма ее лицо не выражало.

Они решили – Кит выступал в роли молчаливого наблюдателя – отправиться в кабинет Артура Блэкторна. Несмотря на то, что было два часа ночи, и на то, что он не желал и слышать о Центурионах, нужно было рассказать ему, что затеяла Зара.

Заре нужен Институт, объяснила им Ливви, пока они брели обратно по песку и камням. Наверняка поэтому она и сказала про Артура то, что сказала – она явно ни перед какой ложью не остановится.

Кит никогда не был об Институтах особо высокого мнения – раньше они напоминали ему полицейские участки: жужжащие ульи Сумеречных охотников, присматривающих за той или иной местностью. Как выяснилось, они скорее были похожи на маленькие города-государства: Институты отвечали за определенные регионы, но возглавляла каждый семья, назначенная Советом в Идрисе.

– Это что получается, взаправду есть целая отдельная страна специально для Сумеречных охотников? – подивился Кит, пока они поднимались по дороге к Институту, что высился тенью на фоне гор.

– Да, – коротко сказала Ливви. Иными словами, заткнись и слушай. У Кита было ощущение, что, объясняя ему, что происходит, Ливви и сама начинает лучше это понимать. Поэтому он заткнулся и стал слушать.

Каждый Институт управлялся главой, вместе с которым жила его – или ее – семья. Еще в Институтах жили поредевшие семьи и нефилимы-сироты – которых всегда хватало. Глава Института обладал значительной властью: из них избиралось большинство Консулов, а также они обладали правом законодательной инициативы – и, если голосование было в их пользу, предложение главы становилось Законом.

Все Институты были так же безлюдны, как и Институт Лос-Анджелеса. Честно говоря, из-за присутствия Центурионов этот последний сейчас был необычно полон народу. Институты и должны были быть просторными и безлюдными – чтобы иметь возможность в любой момент принять батальон Сумеречных охотников. Штатных сотрудников Институтам не полагалось, да они были и не нужны: Сумеречные охотники, которые работали на Институт и назывались Конклавом, жили в собственных домах по всему городу.

Этих тоже было немного, мрачно прибавила Ливви. Пять лет назад война собрала свою дань. Но если отец Зары сумеет возглавить Институт Лос-Анджелеса, то мало того, что он сможет предложить свой полный предубеждений Закон – Блэкторнов вышвырнут на улицу, и им некуда будет податься, кроме Идриса.

– А что, в Идрисе настолько плохо? – спросил Кит, пока они поднимались по лестнице. Нет, сам он не хотел, чтобы его отправили в Идрис. Он только начал привыкать к Институту. Но, разумеется, Киту не хотелось бы остаться тут, если отец Зары дорвется до власти. Кит все-таки не имел с Зарой ничего общего.

Ливви взглянула на Тая, который слушал ее не перебивая.

– Да в Идрисе нормально. Даже круто. Но мы-то живем тут.

Они подошли к двери в кабинет Артура, и все затихло. Интересно, подумал Кит, может, мне пойти первому? В конце концов, ему было, в общем-то, наплевать, разозлит он Артура Блэкторна или нет.

Тай с беспокойством поглядел на дверь.

– Мы не должны беспокоить дядюшку Артура. Мы дали Джулиану слово.

– Придется, – просто сказала Ливви и толкнула дверь.

За ней оказалась узкая лестница, она привела их в темную комнату под самыми стропилами. Повсюду стояли столы, и на каждом по лампе – столько ламп, что в комнате была светло, как днем. Каждая книга, каждый исписанный нетвердой рукой клочок бумаги, каждая тарелка с объедками – всё было залито беспощадным светом.

За одним из столов сидел босой человек в длинном банном халате поверх джинсов и драного свитера. Когда-то халат, возможно, был голубым, но давно полинял и стал грязно-белым. Человек явно был Блэкторном – его волосы, почти совсем седые, вились, как у Джулиана, а глаза были пронзительного сине-зеленого цвета.

Эти глаза равнодушно посмотрели на Ливви и Тая и остановились на Ките.

– Стивен, – произнес незнакомец. Из его руки выпала перьевая ручка, расплескав по полу темные чернила.

Ливви открыла рот, Тай прижался к стене.

– Дядя Артур, это Кит, – сказала Ливви. – Кит Эрондейл.

Артур сухо хихикнул.

– И правда, Эрондейл, – заметил он. Глаза у него горели: в них было что-то болезненное, словно жар лихорадки.

Он встал и подошел к Киту, пристально глядя на него сверху вниз.

– Зачем ты последовал за Валентином? – спросил он. – Ты – у которого было всё? «Даже сам Аполлон златокудрый, повелитель арфы златой – он жестокостью беспробудной славен столь же, сколь красотой»?

От него горько пахло прокисшим кофе. Кит отступил на шаг.

– И что ты за Эрондейл? – прошептал Артур. – Вильям или Тобиас? Стивен или Джейс? Славен жестокостью, или красотой, или и красотой, и жестокостью разом?

– Дядюшка, – произнес Тай громким, хоть и чуть дрожащим голосом. – Нам нужно с тобой поговорить. Про Центурионов. Они хотят отобрать Институт. Сместить тебя с поста главы.

Артур повернулся к Таю, сверкнув глазами – почти со злобой. И вдруг захохотал.

– Это правда? Правда? – переспросил он, смеясь всё громче, пока хохот вдруг не оборвался, превратившись в рыдания. Артур отвернулся и тяжело опустился в свое кресло.

– Что за шутка? – с гневом произнес он.

– Это не шутка… – начала было Ливви.

– Они хотят отобрать у меня Институт, – перебил Артур, – как будто он мой! Дети, я отродясь не управлял Институтом. Это он все делает – ведет переписку, планирует встречи, общается с Советом.

– Кто делает? – спросил Кит, хотя знал, что ему не стоит вмешиваться.

– Джулиан, – раздался в ответ голос Дианы. Она стояла на верхней ступеньке лестницы и оглядывала комнату, словно изумляясь яркому свету. На ее лице читалось смирение. – Он имеет в виду Джулиана.