Почему-то лишь здесь, вдохнув плотный запах йода и мочи, я вспомнил, что устал. Вид у Зойки был вполне деловой, и человек, плохо ее знающий, ничего бы не понял. Ну, глаза чуть прищурены. Многие так щурятся.

Юра уже был здесь и убежал ненадолго домой. Он придет к девяти и останется на ночь.

За Тедди все так же дышал аппарат. С трубкой во рту он почему-то походил на глубоководное чудовище, выброшенное на берег. Веки его почернели и отекли. Вторая операция, сказал хирург, прошла хорошо: зашили разорванный край печени. Из-под простыни выходили трубки, тянулись к тихо гудящему желтому цилиндру под кроватью. Пришла медсестра, жестом отодвинула нас, воткнула в Тедди шприц. Из двух пластиковых мешочков что-то по каплям – справа медленно, слева быстро, почти струйкой – вливалось в его вены. Зойка влажной салфеткой вытерла Тедди лоб и щеки, промыла глаза, нос.

– Поедем, – сказал я.

– Надо дождаться Юры, – покачала она головой.

– Я тебя отвезу и вернусь. Скоро стемнеет.

– Куда ты хочешь меня отвезти?

– Где буду за тебя спокоен.

– По-моему, это паранойя. Мы вряд ли кому-то интересны. Иначе пришлось бы скрываться половине курса.

– Не сомневаюсь, – сказал я. – Но береженого Бог бережет.

– Поехали, – вдруг согласилась она. – Вези и прячь. Только чтобы я ничего не знала…

Она повесила халат на вешалку, сняла косынку. Волосы ее за день слежались.

– Вид мерзкий?

– Отталкивающий. Сейчас будет еще хуже…