Кирилл Серебренников. Конвенция об игре

Театр работает с индивидуальным сознанием каждого человека, — массами занимаются пропаганда и шоу-бизнес, им нужны количественные показатели. Вы в своих человеческих проявлениях здесь не важны, важно только количество купленных билетов. А искусство — во всяком случае, театр, который меня интересует, — взаимодействует с каждым человеком в отдельности, с его интеллектуальным, психическим и культурным багажом, с его внутренним порядком или беспорядком, это послание конкретному человеку, лично вам. Если подходить к театру так, то становится понятно, что не тема и не материал определяют способ взаимодействия со зрителем. Искусство театра имеет дело с жизнью в целом, а не с какими-то ее срезами, которые просто являются проекциями, связанными больше с идеологией, ими оперирующей, чем с реальностью. Так что даже обращаясь к проблеме социальных низов, даже исследуя проблемы «на краю», мы не занимаемся «социалкой». Театр не газета, но он не может дистанцироваться от острых тем, потому что это часть жизни. Театр — производная от времени. Театра «на века» не бывает. На века можно создать скульптуру, но и эта скульптура через сто-двести лет будет восприниматься иначе или пойдет трещинами. Театр существует здесь и сейчас, он отвечает на вопросы сегодняшнего дня, он должен работать с вами, каким вы являетесь не просто сегодня, а в данную секунду. В этом смысле театр действительно очень буддийское искусство. Спектакль как мандала: ты ее строишь, и потом она разрушается, занавес закрылся — и мира больше не существует. И в этот процесс обязательно вовлечен зритель, потому что театральный мир появляется и разрушается прямо на его глазах. Удивление от театра — отсюда. Мне такой взгляд очень близок. Театр всегда говорит о непостоянстве, о хрупкости бытия. Театр как дым, который вытянуло из комнаты сквозняком.

Спектакль, который прошел один раз.

Меня спрашивают и даже возмущаются: как можно столько сил отдать ради одного представления?! Действительно, спектакль «Вне системы», сделанный мною на сцене МХТ к юбилею Станиславского по документальной пьесе Миши Дурненкова, прошел один раз. На сцене — Табаков, Райкин, Хабенский, Миронов, Медведева, Тенякова, Покровская, Прилепин, Сорокин, Бартошевич, Клим, Черняков, Угаров, Рыжаков, Лиепа, Добровольская, Пегова… Самому не верится: и что, это никогда больше не повторится и никогда никто в Фейсбуке не напишет восторженные слова?) Отвечаю себе и другим: Нет, Никогда. Мне важно, что эта «мандала» про КСС строилась долго и подробно как служение и посвящение тому делу и театру, ради которого он жил и работал, а потом исчезла вмиг, как обычно и исчезают мандалы, построенные буддистами из цветного песка и риса. Этим важно напомнить себе и другим, что Театр эфемерен, что он выше и больше его автора и создателя, что в нем нет ничего Навсегда, что крики «Браво! Победа! Успех!» подбадривают создателей, но все же пошлы, сиюминутны и по большому счету ничтожны перед временем, искусством и судьбой. Спасибо судьбе и пространству, что мне довелось работать, радоваться, переживать и надеяться вместе с талантливыми людьми… Спасибо актерам. Вы — лучшие! Спасибо всем службам, спасибо соратникам, друзьям и помощникам. Спасибо врагам. Вы не верили, что мы сделаем это. Мы сделали. Во время спектакля актриса М. вышла со сцены и разрыдалась в кулисах: «Какое счастье выходить на эту сцену!» И это правда. Спасибо Вам, КСС, за этот магический Театр. Спасибо Вам за 10 лет в Вашем доме. Спасибо, что терпели. Спасибо, что помогали. До свидания. Теперь начинается совсем другая история.

Первый спектакль, который мы играли в Гоголь-центре, был «Отморозки» по книге Захара Прилепина. Полный зал — 600 зрителей. Непередаваемые чувства. Волновались все — и кто на сцене, и кто за сценой. Волновались и зрители. Прием был потрясающий. Когда этот спектакль только вышел, нас сразу стали сравнивать с молодой Таганкой. Мне это всегда нравилось, так как к этому театру и к его лидеру у меня особое отношение. Я опубликовал фото забитого до отказа зала и написал: «Вот теперь всех, кто придумывал, организовывал, строил, красил и помогал, — с открытием! И всех нас — с УСПЕХОМ!»

Ночью перед открытием театра вся команда Гоголь-центра вешала зеркальные портреты великих режиссеров. Они висят у нас по всему фойе и отовсюду подмигивают зрителям цветными «баблами» с изречениями про искусство, про театр и про жизнь. Эти фразы долго выбирали, и так же долго их надо было набивать на стенки через трафареты губками, смоченными в краске. Я набивал слова Любимова. Сам он с портрета смотрел строго. Я весь перепачкался краской. И вот — открытие! Пришла вся театральная Москва. Гости ходили по театру и с интересом встречали свои отражения в портретах рыцарей Театра. И вдруг вижу Каталин Любимову. Она с фирменным акцентом: «Кирилл, вот вам букет от Юрия Петровича Любимова. Он сам приболел, но очень просил вас поздравить и передать…»)))) Красные маки от Любимова! А через неделю Алла Демидова читала на большой сцене «Темные аллеи» Бунина и потом написала маркером на стене: «Почтальон всегда звонит дважды. Я надеюсь, что молодая Таганка возродится!» Кстати, идея украдена не у ЮП, а у Сергея Юрского, который первый придумал просить гостей писать пожелания на стенке своей гримерной в БДТ. В следующем году — 50 лет Театру на Таганке. Обязательно будем отмечать!

Вот уже месяц работает Гоголь-центр. Двери всегда открыты, в кафе всегда народ. Спектакли, концерты, аншлаги, клуб «Гоголь+» и прочее… И вот уже месяц продолжаются странные разговоры с органами правопорядка, которые, допустим, не ищут тех, кто напал на директора или писал угрозы мне, а вот очень волнуются по поводу содержания спектакля «Отморозки».

— Предоставьте нам запись спектакля.

— У нас нет записи. Купите билет и приходите смотрите…

Идти и смотреть им не хочется. Они, надо сказать честно, разбираются с нами не по своей воле, а в качестве «мер реагирования» на донос, написанный на нас после показа «Отморозков» на сцене Гоголь-центра. Из разговора стало ясно, что бумагу написали свои, вернее, своя — «актриса театра Гоголя». Это сказали нам «органы», фамилию не говорят. «Актриса» пришла, посмотрела спектакль, написала донос.

— Ваш спектакль призывает к революции?

— Наш спектакль — это художественное произведение, он ни к чему не призывает…

— А в заявлении написано, что призывает…

— Наш спектакль получил премию «Золотая маска», он сделан по знаменитой книге, которую вы можете купить в любом книжном и прочитать.

— И что, в нем все слова, как в книге?..

Наверное, они в качестве «мер реагирования» придут к нам смотреть спектакли, будут разбираться, есть ли там призывы к революции, пропаганда гомосексуализма, педофильский след или что там сейчас у них в моде… Удивляет, вернее, в сотый раз поражает вот что: это же не власть, не кровавый режим, не «органы» вложили «актрисе театра Гоголя» перо в руки и заставили писать натуральный донос. Это она сама! Это зов ее души! Это ее генетический код. Вспоминается умница Довлатов: «Сталин, конечно, преступник. Но кто написал 4 миллиона доносов???»

Посмотрел в Сети сюжет про «ублюдков русского театра». Заговор «прозападных критиков», «извращенцы и содомиты», творящие бесчинства на сценах, «рейдерский захват Театра им. Гоголя»… Тьфу! Смешные люди сделали этот сюжет. Жалко их.

Поздравляю с Днем театра всех-всех: талантливых, смелых, честных, умных, ярких, музыкальных, танцевальных, концептуальных, классических, художественных, современных, философских, документальных, рассерженных, развлекательных, комедийных, драматических, трагических, визуальных, формальных, бытовых, новых, старых… Но только не подлых и не лживых! Этим желаю лопнуть от злости и зависти. Ваш «ублюдок русского театра».

Спектакль «Идиоты» по фильму Триера репетируется трудно. Много счастья и радости от актеров. Но внутри — трепет и страх. Как с этим работать? Актеры стараются. Они отказались от съемок ради репетиций. Они ждут удачного спектакля, они верят. Это понимать крайне неприятно, так как чувствуешь больше ответственности, их внимательные глаза и точные вопросы еще больше загоняют тебя в собственный страх. Ушла актриса — предложили контракт в кино. С первого дня, когда я попросил придумать Дома Идиотов, я заметил в ее глазах ужас и недоумение. Знал, что уйдет. Впереди нам еще прожить целую жизнь с нашими Идиотами, даже выйти в город и проверить там, настолько наши Идиоты жизнестойки. Выдержат ли актеры все мои сомнения, провокации? Прочитал где-то, что Триер снимал «Идиотов» в состоянии тяжелой депрессии. Получилось очень светлое кино. Надо новую актрису найти…

Нужна актриса. Возраст: 35–40. Голос: альт. Тело: в хорошей форме (есть откровенные сцены). Сознание: открытое к творчеству и диалогу. Сроки: срочно!

Дорогие женщины! Актрисы, профессиональные и любительницы! Спасибо вам за доверие. Спасибо, что вы, умницы, красавицы, певуньи, согласились, не думая, впрыгнуть в неизвестно куда несущуюся машину. Но роль одна, а вас так много! И вы все достойны лучшего, самого лучшего. У нас в стране быть женщиной — уже подвиг, а быть актрисой — подвиг втройне! Я выбрал. Скоро расскажу кого. Спасибо всем, кто писал, и простите те, кто надеялся. Вы — прекрасны. Ваш Садист.

Приходишь из «живой», активно развивающейся реальности, смотришь на собственный спектакль, который идет «без подъема», не творчески, заурядно, и накатывает тоска. И видишь все по-другому. То, что еще недавно казалось нормальным, теперь кажется «мертвечиной» и «сонным царством»… Театр не может существовать без острой мотивации. Без боли и конфликта, без осмысленного ответа на вопрос: зачем я сегодня выхожу на сцену? Актеры, зачем вы носите свои костюмы? Зачем вы говорите эти реплики? Зачем вы вообще этим занимаетесь? Если ответов нет, если они даже не ищутся, театр оборачивается профанацией духовной жизни, недоразвлекухой, бессмыслицей, чем-то крайне сомнительным и извращенным. В самой идее коллекционирования «медийных лиц» в одном театре и демонстрации их за большие деньги тем, кто их очень хочет лицезреть, есть что-то глубоко патологическое. Цирк уродов: «Человек-слон», «Бородатая женщина», «Трехногий лилипут». Потом эти «лица» перестают образовывать хоть какой-то ансамбль, перестают слышать и видеть своих коллег, начинают люто ненавидеть славу и «медийность» друг друга. Театр для них становится местом «спецобслуживания», где они требуют ставить спектакли «на них», чтоб они — в центре, а все — по бокам. «И тут выхожу я» — заявление режиссеру. «Я тут — весь в белом» — указания костюмерам. «А что, это так и будет?» — про игру партнера. Театр нужен, чтоб ублажать их и без того раздутое эго. Они — эти «властители дум» — как гуси, сидящие без движения в клетках и нужные только для того, чтоб в какой-то момент изъять из них увеличенную от обжорства и неподвижности печень, которую ценители называют «фуа-гра» и покупают задорого. Понимаю тех, кто собирает кассу на «медийных лицах», понимаю и сами эти лица — в нашем обществе, построенном на культе «успешности» и «модности», хочется жить богато: «Только если ты богатый или знаменитый, к тебе в России будут относиться так, как к обычному человеку в Европе». Я думаю, что этот бизнес — показ «медийных» за большие деньги — будет процветать и дальше, будут сохраняться театры, которые этим всем промышляют, они будут рекрутировать все новых и новых «медийных», а «немедийные» из кожи вон будут лезть, чтоб повысить свою «медийность». Только к Театру, к искусству, к человеку, к молодости, к XXI веку, к свежести, к таланту, к честности… и еще к многим прекрасным и важным вещам все это никакого отношения не имеет.

Никакого.

…не хочу больше слышать про «сохранение традиций» — лучше почините развалившийся забор! не хочу слышать про «духовные скрепы» — лучше не ссыте в лифте! не надо про «много деток хорошо» — лучше не врите, не воруйте и не источайте смрад ненависти!

Все люди равны. Надо про это помнить и напоминать всем. Деньги достаточно эфемерны, в гробу карманов нет! Люди приходят голыми и уходят голыми. Деньги — не более чем субстанция, которая, допустим, так же прилипает к человеку, как пыль или морская соль. Легла, встряхнули. Нанесло, а потом смыло. Поэтому все люди равны. Вот эта странная вещь, которую, мне кажется, давно пора вспомнить или усвоить всем. У кого-то есть способности в одном, у кого-то в другом. Кто-то поет и сочиняет стихи. А кто-то прекрасен и важен тем, что создает материальные ценности. Кто-то занимается интеллектуальным трудом, кто-то хорошо ямы копает. Во всяком случае, для меня это именно так. И не надо социального дарвинизма.

Кто он — «идиот» нашего времени? Странная история про людей, которые решили найти своего «внутреннего идиота»… Способ спрятаться? Или способ не жить?

В России никогда не было героя действия. Существуют западные прототипы терминаторов, джеймсов бондов и т. д. Но в России героя действия никогда не существовало. Были герои рефлектирующие, чувствующие, но в меньшей степени деятельные, практически парализованные, без действия. Я боюсь, что этот герой актуален и сегодня. Другое дело, что раньше, при советском режиме, он был симпатичней, не участвовал во лжи и безобразии, что даже было определенным поступком. Неучастие во лжи. Сегодня же это бездействие выглядит как конформизм.

Что за странная вера у наших «идиотов»? Трудно жить им? Каково это — лелеять своего «внутреннего идиота»? Почему Елисей — вожак группы «идиотов» — такой фанатичный, почему такой одинокий? Что это за вера во «внутреннего идиота»?

Настоящие идеи изменяют тебя онтологически. И если они становятся твоими по-настоящему, очень трудно их сбросить, как кожу. Они проникают, они меняют твою структуру, они заставляют действовать определенным образом. Ты не можешь легко и часто меняться, если по-настоящему заражен идеей: сегодня быть левым, завтра — правым, потом анархистом, а потом — буржуазным художником. Это все будет выглядеть неорганично, будет смотреться просто позой.

Актуальный художник не репрезентирует чужие смыслы, он производит свои. Это его работа.

Я считаю, что любой художник должен делать время от времени что-то бессмысленное с точки зрения коммерции, что-то не по заказу. И иногда вопреки ожиданиям публики. Назло.

Актуальность искусства — это не реакция на события в газете. Актуальность — это уникальное ощущение того, как устроено пространство и время, выраженное в визуальных образах. Можно сделать актуальный спектакль по Чехову. По Овидию. А можно — и я это видел сотни раз — сделать абсолютно нафталиновый спектакль по самому современному драматургу. Актуальность — это не про «когда», это про «как». Это уникальный взгляд на время.

В театре есть вещь, которую нельзя выбросить: игра. Театр имеет игровую структуру, детскую, наивную. Любая игра, пусть даже самая острая и радикальная, все равно подразумевает некую дистанцию, договор играющих, конвенцию. Эта конвенция постоянно подвергается пересмотру. Сначала так: зрители просто сидят в зале и смотрят на освещенную сцену. Хорошо. А если по-другому? Зрители сидят среди артистов. Артисты приходят к зрителям. Нет занавеса. Нет сцены. Все время что-то меняется в форме, но принципиально театр как искусство эту конвенцию об игре не нарушает. И правильно делает. Я сто раз видел, когда настоящие вещи выглядят фальшиво, а сделанные вещи выглядят по-настоящему. Я за мастерство. Я за веру.