Евгений Ройзман. И вечный бой
Поэт и гражданин, глава фонда «Страна без наркотиков» Евгений Ройзман написал про то, как время от времени ему приходилось идти ва-банк. Это не было связано ни с политикой, ни с борьбой с наркотиками. Это было связано с тем, что он такой, Ройзман, и другим не будет никогда.
Того же хотелось бы пожелать и всем читателям «РП».
В Омске, в восемьдесят девятом году, мы с Димой Чуркиным по золоту работали. У нас в Свердловске голодно было, а в Омске — изобилие. И мы по вечерам повадились ходить в ресторан «Турист». Модный такой ресторан, столики по кругу. А еще туда ходили все омские блатные. Такие серьезные, сосредоточенные парни, как сказал поэт — на х… некого послать. И нравы у них самые суровые. Однажды Чеснок подъехал к «Туристу» на новой «шестерке» и поднялся в ресторан. Пока он ходил, кто-то, проезжая, дал по машине очередь из автомата. Прошили от переднего до заднего крыла. Он спускается, а там зеваки, «мусора»: «Так и так, на вас было покушение. Будете заявление писать?» — «Какое заявление? Какое покушение?» — «Да по вам же стреляли!» — «Где?!» — «Да вот же дырки!» — «А, так это же я просто молдинг отодрал…»
Вот такие люди. Гвозди бы делать.
И вот мы с Димой сидим в ресторане, он выпивает, а к нему еще Наташка приехала. А Наташка молодая такая, дерзкая была. Сидит, тонкими пальчиками бокал с шампанским держит, смотрит поверх голов, и сигаретка на отлете. Как в кино. Ресторан гудит. В одном углу блатные гуляют, через раз музыкантам «Таганку» заказывают, в другом менты отдыхают, им почему-то «Синий туман» подавай. А за соседним столиком сидят несколько девчонок, фабричные девчонки. Скромные такие, день рождения у одной. Прихорошились и пришли. В складчину, небось. И с ними парень один. Не шикуют. Им бы «Белые розы», но, видно, денег нет.
И вдруг один блатной с красной рожей, в адидасовских штанах, в белой «саламандре» и норковой формовке, упитанный такой, поигрывая булками и дожевывая котлету, направляется к девчонкам. Почему в адидасовских штанах и белой «саламандре»? Да потому что просто красиво. А почему шапка на голове? Да чтобы все видели, что она есть. Шапка, в смысле. А потом, иди оставь ее где-нибудь — сразу спиз… ят!
И вот он, дожевав котлету, подходит к девчонкам и берет за руку ту, которая возле парня, и тянет ее из-за стола. То есть вежливо так на танец приглашает. А она вдруг пытается руку вырвать! А он точно знает, что эрогенные зоны у женщин — почки, печень и кадык, и этот девичий демарш его настораживает: «Не понял, че за х… ня?!»
А я все это вижу, но не лезу, потому что рядом с ней сидит парень, и слово за ним. Ну и просто чужой город, чужие менты, а я не так давно освободился. А парень молчит и голову в плечи втянул. Он омский и знает, кто это. И вдруг вскакивает девчонка, сидящая рядом, и звонким голосом кричит: «Ну-ка, отпустись от нее!» Он секунду смотрит на нее непонимающе: «Ты че, овца!» А у меня уже незаметно стул от стола отъехал, и я смотрю, и у меня еще надежда, что кто-то впряжется. Я бы не полез. Я же не самоубийца. Но на всякий случай уже встал. И вдруг он просто лениво всей пятерней берет девчонку за лицо. И все. И отступать мне некуда. Я развернул его к себе, по-честному подождал секунду, пока он поймет, что происходит, и с левой вложился в челюсть чуть ниже уха. У него остаток котлеты выпал, а потом он упал. А о чем мне с ним разговаривать? И сел я на место. Дима так уважительно на меня посмотрел, Наташка одобрительно кивнула, а девчонки завизжали. А этот дурак полежал-полежал, потом встал и побрел, печально булками наворачивая…
И сижу я, такой гордый, хороший поступок совершил, за девушку заступился, всех победил! И девушки на меня поглядывают.
И вдруг слышу жуткий топот. Смотрю, а по кругу к нашему столику бегут человек пять. И я с грустью понимаю, зачем они бегут. А товарищ мой дрался последний раз во втором классе, и менты не впрягутся. И вообще это те самые драки, которые никто не останавливает. И с этими грустными мыслями я вышел им навстречу, чтобы столик с Димой и Наташкой остался у меня за спиной. Потому что, пока они меня сломают и втопчут, можно успеть уйти. И вот эти качки бегут и сопят, а проход между столиками неширокий, и все вместе они бежать не могут. Поэтому бегут они гуськом, на ходу подтягивая рукава.
Если бы у меня был ствол с собой, я бы начал шмалять не задумываясь, потому что они шли меня убивать. Ствола не было. Но случилось чудо. Тот, который бежал первым, был слишком уверенным, а бегущий на тебя человек беззащитен как ребенок. Просто он этого не знает.
И я его встретил очень жестко — прямым в подбородок. И он упал спиной на какой-то стол. И стол упал вместе с ним, и у него отломилась ножка. Ну знаете, были раньше такие полированные столы с четырехгранными ножками, и я успел эту ножку подхватить. Ух, какая ножка была! Коричневая, увесистая, с уголком на конце. Да какая там ножка? Волшебная палочка. Единственное, что помню, когда ей в голову попадаешь, в руку больно отдается. И я с этой ножкой начал на них наступать. Несколько раз в меня попали, но мне удалось устоять на ногах. Единственное, помню, что девчонки визжали и официантки ходили с подносами вдоль стенок.
Этих было человек семь-восемь, и, когда они стали обходить меня сзади, Дима влепил одному в затылок пустой бутылкой из-под шампанского так, что осколки долетели до меня. Сдернул у официантки с подноса еще две бутылки и встал у меня за спиной. Теперь уже завизжала официантка.
И мы стали с Димой с боем отступать к кухне и чуть не забыли Наташку, которая все так же сидела нога на ногу, манерно курила и только стул отодвинула к стене так, чтобы ее не задели и все было видно. Красиво устроилась в партере. Еле выдернули ее, выскочили, захлопнули дверь, и она затрещала под ударами. А там официанты, повара набежали и говорят: «Бегите! Бегите!», а официантка Любовь Михайловна кричит: «Бежим! Я вас проведу через второй выход!» А мне бежать уже никуда неохота, я притаился с ножкой и думаю, сейчас, кто первый ворвется, тому башку снесу. А Любовь Михайловна кричит: «Бежим! Они вас убьют!»
И мы выскочили, и через какой-то подвал она провела нас в гостиницу «Турист», которая примыкала к ресторану. И мы поднялись к Диме в номер.
Нас колотит. Нервяк такой. Меня слегка штормит — несколько раз попали. Но мы победили. И смотрим в окно, а там подъехали две «Скорых» и кого-то на носилках грузят! И нам еще приятней. И вдруг Наташка говорит: «Я своего мужа таким никогда не видела. Дима, я люблю тебя, я горжусь тобой!» И обняла его…
И я вышел из их номера и пошел к себе. И, когда открывал дверь, понял, что мне что-то мешает, и увидел, что мешает мне ножка стола, которую я до сих пор сжимаю в руке.
Они начали искать нас уже ночью. Перекрыли вокзал и аэропорт. Из Омска мы уехали на такси. Ножку стола я поцеловал и выложил на заправке уже после Кургана.
Но так-то я не об этом хотел рассказать.
Однажды мы с Олегом Посуманским сидели в ресторане «Каменный мост», что на Малышева, возле моста. Там сейчас «Доктор Скотч паб». И вот сидим мы возле входа. Со стадиона приехали, в спортивном. В зал не поперлись, сидим в уголке.
А в те годы мы с Олегом повадились пить красное сухое вино. Распробовали. И так нам вкусно было, что мы стали делать это часто. А чтобы не мучила совесть, мы решили это делать только после тренировки. И каждый день, проведя на стадионе по нескольку часов — он на кортах, а я на волейбольных площадках, — встречались на верхнем поле и бежали пятерку, а иногда десятку, заканчивали на брусьях и турнике. И уже с чистой совестью шли пешком на улицу Культуры, садились на лавочку под моими окнами и с чистой совестью начинали выпивать.
И вот в конце лета умный Олег говорит: «Надо завязывать с тренировками». Я испугался: «Что вдруг?» Он говорит: «Сопьемся на х…» И мы решили притормозить и прямо со стадиона заехали в «Каменный мост» отметить это событие.
И вот сидим выпиваем. Ресторан полон. А играл там тогда замечательный скрипач — Леня Элькин. Очень хорошо играл, и многие ходили туда из-за него. Играл он в дальнем конце зала, за углом, но слышно было везде. То есть мы его не видели, но слышали. И вдруг в ресторан заходят парень с девчонкой, молодые, высокие, очень ладные, их многие помнят в городе. Они часто ходили по улицам вдвоем, смотрели только друг на друга и, когда шли, осторожно и ласково соприкасались мизинцами опущенных рук. И видно было, что они очень любят друг друга.
И вот они заходят. Парень идет чуть впереди — посмотреть, где есть места, а она идет за ним следом легко и свободно, смотрит высоко, и думает о нем, и улыбается своим мыслям. И все мужики оборачиваются ей вслед. А я ее видел давно, и она мне очень нравилась. Но я не разговаривал с ней, потому что это была чужая женщина, и она, даже когда была одна, очень достойно держалась и не давала повода заговорить.
А с правой стороны, уже у входа в дальний зал, сидят два мужика, такие коммерсюги разбогатевшие, уверенные такие. Сидят друг напротив друга, водку пьют, закусывают и ждут, им вот-вот горячее принесут. Леня играет громко, люди разговаривают, гул стоит. Парень проходит вперед и поворачивает налево в зал посмотреть, где есть места. Она идет за ним и останавливается в проходе. В это время тот мужик, который сидел спиной к входу, увидел, что его друг куда-то пялится, повернул голову, уставился на нее, проводил глазами и, когда она только прошла, посмотрел на друга и ошарашенно говорит: «Охренеть!» И подбуханный друг его лениво через губу отвечает: «Да знаю я ее… Сосет ох… тельно!» Он только не понял, что музыка секунду назад закончилась и он сказал это громко и внятно. Парень, который прошел в дальний зал, не услышал, а она услышала. Потому что остановилась совсем рядом. Она резко развернулась, волосы взлетели. Сделала шаг назад, склонила голову, посмотрела в лицо. Он смутился на секунду и отвел глаза. И одновременно с этим она подхватила нож, лежащий у тарелки с правой стороны, и молниеносным коротким движением саданула ему в горло, повернулась спиной и спокойно прошла дальше. В этот момент вышел ее парень и говорит: «Пойдем, Наташа, во «Дворик». А она, оставив этот мир за спиной, говорит: «Давай прямо через веранду выйдем». И они ушли.
А этот вскочил, схватившись за горло, пускал кровавые пузыри и пытался вдохнуть. А друг его сидел, открыв рот, и смотрел на него. В этот момент им принесли горячее…
Вот, в общем-то, и все.
