Вита Буйвид. Философия красного

Связать тему номера («Ум») с темой рубрики («Алкоголь») проще простого. Даже дети знают, что алкоголь действует на сосуды головного мозга, а там и до ума недалеко. Мои многолетние наблюдения за алкоголем свидетельствуют о том, что дуракам алкоголь категорически противопоказан. А вот умному человеку, наоборот, пара стаканчиков пойдет только на пользу. Избытки ума, которые часто оказывают не самое благоприятное действие на характер, смешавшись с некоторым количеством промилле, воспаряют. Давление этих излишков на психику уменьшается, и перед вами уже не просто умнейший, а еще и милейший человек. Даже казусы, которые сопровождают распитие напитков, выглядят милыми и трогательными.

С алкоголем у меня все в порядке. У нас с ним нежные паритетные отношения. А вот с умом сложности. Не те сложности, о которых вы подумали. Специфические у меня сложности с умом. При виде действительно умного мужчины я млею. Учащается пульс, дыхание, появляется слабость в коленках, и я начинаю нести всякую чушь. Налицо все признаки тривиального возбуждения. Возбуждает меня ум. И скрыть это состояние можно только одним способом — срочно выпить. Лучше уж остаться в памяти очень умного мужчины подвыпившей женщиной, чем полной дурой. Если же умнейший мужчина тоже немного выпьет — вот тогда уже ситуация стремится к гармонии.

Дело было в Любляне, на открытии выставки Stereo-tip. На пресс-конференции присутствовал словенский философ с мировым именем. Нет, не Славой Жижек, а тот, другой, он еще очень популярный философский журнал издает. Интересно, почему в такой крошечной Словении так много философов с мировым именем? Ну, это для другой рубрики, я не об этом. Итак, наличие философа в президиуме заблокировало мой мозг. Хорошо еще, что пресс-конференция закончилась очень быстро и плавно перешла в открытие выставки. Первый бокал красного вина меня немного успокоил. Тут бы и остановиться, но вино было слишком хорошим для такого мероприятия. Италия-то близко. Пришлось взять второй, а потом и третий, который мы распивали с известной группой словенских акционистов IRWIN. Но глазом я все равно следила за философом и аккуратненько так перемещалась по залу, подбираясь к нему все ближе. Знаком приблизиться вплотную стал второй бокал в руке философа. С сияющими глазами я сообщила ему, что всю жизнь мечтала с ним поговорить. Да? И о чем же? Философ был мил и снисходителен. Я замялась. О Лиотаре поговорить, что ли. Но глупо как-то — говорить с одним философом о творчестве другого. Тем более я явно пьяна и вряд ли потяну такую беседу. Хотя английский мой от выпитого всегда улучшается. Придется опять о работе.

— О вашей работе? Прекрасно. Пойдемте, покажете мне, где она висит.

— Да нечего там смотреть. Потом посмотрите. У меня есть дело более важное. Я бы очень хотела, чтобы вы в моем новом проекте поучаствовали.

Тогда я как раз снимала проект «Мужчины в ванне». Уже нашелся издатель, который собирался издать фотоальбом, и дело было только в недостатке материала. Предлагая философу попозировать, я на нью-йоркский манер произнесла название проекта — «Мэн ин бастаб». Философ слегка пожал плечами, но согласился. Все-таки он не только умный, но и милый. Мы условились созвониться на следующий день около полудня, я записала номер его телефона, мы выпили за успех нашего предприятия, и я вернулась к группе IRWIN. С ними мы продолжили сначала на выставке, потом в милейшем ресторанчике на набережной у крепостной стены, потом в каком-то клубе.

Проснулась я как раз около полудня. Голова раскалывалась. Фотографировать философа в ванне не хотелось. Ну и что, что умный, подумаешь. Ну, звезда мировой философии. Конечно, такая съемка серьезно капитализировала бы мою книгу. Хотя… Может быть, мне другого философа поискать, покруче? Того же Жижека. Хотя этот симпатичнее. Чисто внешне. Работ я его не читала, конечно. Интересно, о чем он пишет? Жижека я, правда, тоже только про Лакана/Хичкока читала, и то не до конца. А с этим даже поговорить не о чем, пока он будет в ванне лежать. Наверное, лучше не звонить. Нет, позвоню все-таки. Нужно отвечать за базар. Может быть, он передумает, и тогда моя совесть будет абсолютно чиста. Да, не зря меня называют фотографом, который не любит фотографировать…

Трубку философ взял не сразу. Голос был вялый и хриплый. Он явно с трудом припомнил свое обещание. И уже по голосу я понимала, что ему абсолютно не хочется фотографироваться, но он тоже человек совестливый и, кроме того, вежливый. В процессе разговора он явно пытался найти зацепку и отмазаться.

— Такой странный проект. Чего вы хотите добиться?

— Я ничего не хочу добиться. Просто мне интересно наблюдать за поведением мужчин в специфических условиях.

— Вы считаете эти условия специфическими?

— Да в общем, нет. Но не всегда же рядом женщина в такой момент. Тем более с фотоаппаратом.

— Что я должен делать во время съемки?

— Ничего особенного. Просто постарайтесь быть максимально естественным, не позируйте. Чем вы обычно занимаетесь в это время?

— Даже не знаю… Если вокруг мало людей — люблю почитать газету.

— Мало людей????

— Ну да. Впрочем, я очень редко пользуюсь автобусом. Даже никогда не думал, что автобусная остановка может быть кому-то интересна.

Вау! Вот это ситуация! Мечта филолога. Два славянина поговорили по-английски. Он, наверное, в Нью-Йорке не был, ему это нью-йоркское «бастаб» (buthtube) показалось «басстопом» (busstop). Ура, похоже, съемка отменяется!!!

— Вы знаете, произошло недоразумение. Речь идет о ванне.

— Ах, о ванне… как мило. Да, это действительно интересный проект. Но знаете, у меня только душ.

Мы оба с радостью распрощались. Похмелье — вещь серьезная. Думаете, почему у него был такой хриплый и утомленный голос?