Глава 6
Новая семья

Вадим только сейчас смог разглядеть снаряжение своих спасителей: оба были одеты в одинаковые броники, похожие на тот, в котором Емельян сидел на Маяковской, на головах были шлемы, но у Егеря был ещё ПНВ, а у Емельянова — простое забрало. Слева на груди у обоих были привязаны чехлы с ножами; справа были рация, подсумки под гранаты, патроны; и по кобуре на бедре. Все это время Вадим считал, что Емельян пришёл только с пистолетом, однако, он ошибался. АКМС рейнджера всё это время находился у Егеря, ствол бы мешался скрываться на станции, поэтому спаситель отдавал свой ствол на временное хранение. АКМС был модифицирован увеличительным прицелом, ЛЦУ и глушителем. Однако, с легкостью опознав оружие Емельяна, Вадим долго не мог сообразить, чем пользовался Егерь.

Его ствол чем-то напоминал ВСС «Винторез», но Вадим бы опознал его сразу, а тут ствол какой-то другой, тип магазина тоже. Егерь, заметив, как смотрит на его ствол Вадим, решил помочь тому в размышлениях:

— Что, ствол заинтересовал? — улыбнулся Егерь.

— Да, понять не могу, что за тип у него, — отмахнулся Вадим.

— Ну, попробуй угадать, — Егерь заулыбался ещё шире, — Какие будут предположения?

— Я думаю… Ну, вроде, напоминает Винторез, однако, ствол другой, поэтому не подходит, да и магазин другой.

— Так. Дальше.

— На АС ВАЛ тоже похож, но приклад совсем другой, и, опять же, у ВАЛа ствол совсем другого типа.

— А, как думаешь, тип у ствола какой? Ну, там, автомат, или ружье…

— Скорее снайперская винтовка, нежели автомат.

— Верно. Ну, сдаешься?

— Идеи кончились.

— Ладно тебе, — усмехнулся Егерь. — Это ВСК-94. Слышал о таком?

Вадим удивленно поднял глаза. Раньше о такой пушке он слышал, но никогда не видел, так как она была большой редкостью в метро. Захар восхищался её точностью, мобильностью, и скорострельностью. Снайперская винтовка, а стрелять умеет как автомат.

— Да ну, врать-то, — не поверил Вадим, — Она же — легенда! Её хрен в метро достанешь, и стоит, наверное, хорошую гору, метра в полтора, пятёрки!

— Ну, согласен, стоит она состояние, — согласился Егерь. — Но смысл мне врать? Смотри, в этой красавице есть часть от 9а-91, — стрелок показал на основание винтовки. — И от винтореза приклад. В отличие от ВСС с неё можно стрелять и без глушителя, то есть его снять можно. Это, своего рода, дополнительная модификация, предназначенная для ещё более тихой стрельбы и, параллельно играет роль пламегасителя. Чем я и воспользовался, когда из темноты по фашистам шмалял. Из обычной винтовки-то уже давно бы поняли, с какой стороны стреляют, и все, хана. А так, фашисты даже и не поняли, от чего согнулись первые два солдата, а потом, когда опомнились уже, поздно было. Магазин на двадцать патронов, что также дает ВСК превосходство над Винторезом. Тут предохранитель ещё может регулировать режим стрельбы. Тоже удобно. Калибр только, собака, редкий, но мне пока что хватает. На базе там запас целый.

— А где у вас база?

— Вот когда приедем, тогда и узнаешь, — пообещал Егерь и принялся любоваться ВСК-94. Помимо глушителя-пламегасителя на винтовке стоял снайперский прицел и штык-нож на глушителе. Сам Егерь был приятной внешности, область вокруг рта и щеки покрывала легкая щетина. На лице отсутствовали шрамы, серо-зелёные глаза, под которыми образовались небольшие синяки. Четкие скулы, и нос с горбинкой. По телосложению был примерно как Волк, рост под метр восемьдесят. Идеально для солдата. И талант стрелка. Шесть выстрелов — шесть трупов. Таким показателям могла бы позавидовать большая часть населения метро. Таких идеальных стрелков чтили везде.

На полпути от Баррикадной дрезина встала. Сначала Вадим подумал, что какие-то технические неполадки, однако рейнджеры, не обменявшись ни словом, спрыгнули с дрезины и взяли в руки стволы. Вадим продолжал сидеть, не понимая цели остановки. Терпение кончилось быстрее у Емельяна:

— Ну, и что мы на этот раз сидим? — раздраженно обратился рейнджер к Вадиму, — Кого на этот раз испугались?

— А зачем остановились? Поехали дальше!

— Как зачем?! — возмутился рейнджер, — Во-первых, не наглей и иди пешком. Во-вторых, если фашисты уже обнаружили пропажу, а они обнаружили, то первым делом они хватятся тебя и дрезины, которая стояла у станции. Так? Поэтому, чтобы не подставлять Баррикадную, мы оставляем дрезину здесь, тем самым путая следы.

— А разве фашисты первым делом не подумают на Баррикадную и не помчатся туда?

— Подумают, — встрял Егерь, — Но фашисты люди тоже с мозгами, так ведь? Когда они увидят брошенную в середине туннеля дрезину, их явно заинтересует причина остановки. Сделав правильные выводы, они приведут четыре варианта нашего отхода: первый — мы устроили засаду, второй — скрылись где-то в туннеле, третий — перешли на поверхность через какую-нибудь лазейку. Поверь мне, их в туннелях достаточно. Ну, и, наконец, четвертый — это отход на Баррикадную. Мы хоть как-то собьем их со следа, пусть и ненадолго.

— А если взять на заметку ещё тот факт, что ты сбежал один? — добавил Емельян, — Они ж не знают, что мы тебя спасаем, так ведь? Куда ты без документов, патронов и прочего пойдешь? На Баррикадную просто так не пустят, как и на другие станции. Возьмут, как вариант, что ты скоммуниздил со станции ОЗК и противогаз, и пошёл каким-то образом на поверхность. А самый оптимальный вариант — это то, что ты где-то сидишь в туннеле и пребываешь в депрессии от своего положения. Мысль понятна?

— Чего это они? — спросил Вадим у рейнджеров.

— Друзья наши, чего! — пояснил Емельян. — Ждали нас. Мы с ними, а точнее, с их начальником все обговорили, перед тем, как уйти на спасательно-героическую операцию. Договорились о том, что они нас встречают, пропускают, дают отдохнуть два часика, поесть, и гонят на Ганзу.

— Два часика?! — возмутился Вадим, — Думаешь, мы за два часика отдохнем и, как ни в чем не бывало, дальше пойдем?!

— Нет, — гоготнул Емельянов, — А на что ты рассчитывал? Мы своими действиями станцию подставляем под удар. Фашисты уже за нами бегут, до дрезины добираются, а ты на этой станции ночевать собрался? Э-нет, братишка. Посидим, поедим, и на Ганзу. И там обо всем договорено, не бзди. Там уже хорошенько выспимся, отсидимся, ты подлечишься, и на базу пойдем. Вот такой изначально план был.

Когда отряд подошёл к посту, навстречу двинулся один высокий мужик с «Рысью». Солдат подошёл, улыбнулся и протянул руку, чтобы поздороваться со всеми тремя по очереди.

— Ну что, как там наши фашики поживают? — поинтересовался старшина поста, когда пожал руки всем пришедшим, — Не косятся пока злобно на нас?

— Нет пока, но ты потерпи, придут через часок с обвинениями, — ответил Емельян, — Ну, а вы все, как по сценарию, отбарабаните, да?

— Ага, — ещё шире заулыбался дежурный, — Лица удивленные, руки разводим, говорим, что не было никого — ни живого, ни мертвого.

— Замечательно! — довольно хмыкнул рейнджер, — А теперь нам бы поесть, и дальше пойдем.

— Сейчас-сейчас, я пацанов уже отправил, вам свинину принесут.

— И на том спасибо.

Охранник сделал приглашающее движение на станцию, ворота которой были уже открыты. «Видать, и прямо ждали нас» — восхищался Вадим точностью плана спасения. Осталось, только к Краснопресненской пройти, а там уже и отдых. Ганза фашистов недолюбливает, поэтому на станцию их просто так не пропустят. Группу проводили в вагон, обустроенный под ресторан, поставили перед голодными лицами тарелки с запеченной свининой, и рейнджеры принялись за еду, просто глотая куски мяса, не пережевывая. Живот Вадима довольно урчал, когда свинина кусками попадала в желудок. Разобравшись с едой, отряд ещё сидел минут двадцать, пока их желудки не переварили пищу. Взглянув на время, Емельян охнул, и погнал Егеря и Вадима на выход. Те недовольно забурчали, но все же послушались товарища, начали собирать вещи и пошли к воротам, которые вели на Краснопресненскую. Распрощались там тоже без особого энтузиазма. Руки друг другу пожали, пожелали «Ни пуха…», и прошли через открытые ворота.

Путь между Баррикадной и Краснопресненской был короткий, поэтому на него затратили чуть больше пятнадцати минут. Вадиму все также было тяжело идти, из-за ушибов. Но на Ганзе их встретили не так радушно, как на Баррикадной. Провели осмотр вещей и документов. Оружие пришлось сдать на время пребывания на станции. На то, что у Вадима документы отсутствовали, ганзейцы согласились закрыть глаза, за хорошую плату. Емельян, тяжело вздохнув, отсыпал из кармана пол обоймы от калаша. Вадим пообещал себе, что как-нибудь обязательно отдаст ему долг. Осмотрев Вадима, его почти сразу же направили в мед блок, а рейнджеров отправили в комнатку, которую те ещё перед операцией сняли.

— Да не бзди ты, — отмахивался Егерь на просьбу Вадима переночевать с рейнджерами, — Здесь фашистов раз-два и обчелся, а, может, того гляди, и нету. Да даже если и есть, думаешь, они начнут искать тебя? Дернут, может, на Баррикадную, осмотрят там все, поймут, что нас нет, и на свои станции вернутся. Тем более, тебя охранять будут, в мед блок проходят только по пропускам, — Егерь продемонстрировал свой у себя в руках. — А без него их хрен пропустят. И персонал здесь хороший, таблеточку с конфеточкой дадут тебе, скажут: «У зайца болело, у волка болело, а у Вадимушки заживет», и будешь ты как новенький. Послезавтра уже дальше двинем, а пока — отдыхай.

Вадим, несмотря на все убеждения Егеря, все равно боялся ночевать в медпункте. Из-за этого он плохо спал. Заснуть удавалось с большим трудом, и то ему снился кошмар. В одном из снов ему привиделось, что вот он уснул, а над его кроватью стоит Волк и криво улыбается, потом достает из чехла огромный охотничий нож и вспаривает живот Вадиму, при этом дико смеясь. Вадим вскакивал с кровати, смотрел на свой живот, и, убедившись, что живот цел, а над кроватью никто не стоит, ложился спать обратно. Потом ему снилось, что тот же Волк в туннеле Пушкинской встаёт на четвереньки, превращается в огромного зверя, и, принюхиваясь, идет по следу Вадима. Потом Волк уничтожает всю Баррикадную, зубами рвет её жителей, и идет в сторону Краснопресненской, убивать. Такие сны не давали покоя Вадиму всю ночь. Но один из снов был словно реальностью. Как Вадим на неведомой ему станции, которая полыхает в огне, видит Волка, стоящего напротив. Не в обличие какого-то зверя, а как человека. В руках его здоровенный нож, лезвие которого измазано в крови. У Вадима же в руках был автомат. Он наводит оружие на фашиста, совмещает его голову с мушкой и нажимает на спусковой крючок. Выстрела не происходит, автомат только клацает металлом, а потом рассыпается прямо в руках у стрелка. Вадим поднимает взгляд на Волка, а тот, безумно смеясь, подходит к нему, размахивая лезвием у своего лица. Вадим пятится назад, боясь обезумевшего от убийств фашиста. Потом сталкер спотыкается и падает, пытается встать, но не может: тело пронзила жуткая боль. Волк, все так же смеясь, приближается к беспомощному Вадиму, разбегается, и в прыжке замахивается ножом. Вадим смотрит на его безумную физиономию в полете, и, уже готовясь принять смерть, закрывает глаза. И просыпается.

— Доброе утро! — поприветствовала пациента медсестра, когда вошла к нему в палату. — Как спалось?

— Ужасно… — не разделяя радостного настроения врача, пробубнил Вадим.

— А что не так? — удивленно подняв брови, спросила медсестра, — Боже, да у Вас лицо опухшее, вы глаза, хоть на минуточку, прикрывали?

— Почти нет… — все так же мрачно пробубнил не выспавшийся пациент, — Когда завтрак принесут?

— Сейчас, подождите минуточку, — улыбнулась медсестра, — Для начала осмотр, а потом Вам все принесут.

— Уж поскорее бы, — закатил глаза Вадим.

— Терпение, уважаемый. А теперь, давайте посмотрим, что у Вас там со здоровьем.

Осмотр продлился недолго, и, к счастью для Вадима, все обошлось без переломов. Медсестра сделала перевязку и отправилась за завтраком для пациента. Спустя пять минут, Вадим уже ел гречку со свининой. Дорогое удовольствие, особенно в данный момент. У Вадима забрали все: патроны, оружие, снаряжение, документы, абсолютно все. И куда теперь? Без документов мало куда пустят, а без патронов возможность приобрести их пропадает. Что сейчас остается беглецу? Может, уговорить рейнджеров, чтобы к себе взяли? Приютили на неопределенный срок, а лучше вообще рейнджером сделали. А что? Опыт в стрельбе, какой-никакой, а есть. Не зря же в тире на Цветном Вадим себе талант часами настреливал! По физической подготовке — так тоже не промах! Качался, драться умеет, не пропадет. Даже на поверхности был! Стаю собак положил! Не один, правда, но все равно, одно другому не мешает!

Вскоре беглеца навестил Егерь. Когда рейнджер зашёл, первым делом обратил внимание на распухшее лицо и красные глаза Вадима. Беглец поведал другу о своих кошмарах, и почему он так и не смог нормально отоспаться. Егерь, выслушав до конца, начал расспрашивать о кошмарах подробнее:

— Кто, говоришь, на тебя охотился там? — спросил рейнджер.

— Волк, — ответил Вадим, — Ну… как там его… Сергей Волков, в общем, отчества не помню. Он какой-то там фюрер в Рейхе, слово на языке вертится… Штур какой-то там.

— Штурмбаннфюрер, — напомнил Егерь, — Волков Сергей Анатольевич. Или просто майор, по-нашему. Серьезный перец, не позавидуешь тебе. Вовремя мы тебя вытащили, а то бы пахал на них всю оставшуюся жизнь, и как бы тебя потом спасали? Из рейховских концлагерей не сбегают. Никто. Никогда. Не сбегал. Были случаи побега, но безуспешные. Фашисты могут, конечно, выпустить, но при этом обвесить взрывчаткой и пустить только по туннелю, который к Красным ведет.

А теперь, касаемо твоего Волка. Мужик он бывалый, десятерых стоит, простым сталкером начинал, да в Рейх подался. Ну, там дальше боевые заслуги, благодарность Рейха, медали, звание, финансы, и тому подобное. В общем, бывший дружок твой — серьёзная машина для убийства. Гениальный тактик, солдат. О таком и Красные, и Ганза по ночам мечтают. Да, признаться, в Ордене такой солдат лишним бы не был. Но не судьба. Душа его, будь она не ладна, расположилась к Рейху, а не к Ордену, так что нечего слезы лить. Но, могу тебя заверить, ты под надежной охраной, так что, даже, если Вольф и придет сюда, то ты об этом узнаешь.

— И как же? — не понял Вадим.

— Услышишь, — улыбнулся Егерь, — Ну ладно, ладно. Фашисты, наверное, только Баррикадную осмотрели. И туннели на наличие лазеек, ведущие на поверхность. Если они там и есть, то это сыграет нам на руку.

— Расскажи ещё про рейнджера, который эти планы мне передал, — попросил Вадим.

— Про Макара-то? — Егерь помрачнел, — А что о нем сказать? Хороший боец был, да и друг тоже отменный. На заданиях всегда был тише воды и ниже травы… Никто его не замечал, всегда умел скрываться. Но, видимо, на последнем задании слабину дал. Царство ему небесное.

— Ну, ладно, хватит о плохом, — попытался сменить тему Вадим, — Ты скажи лучше, куда мы дальше пойдем?

— Дальше — интереснее, — снова улыбнулся рейнджер. — Для начала посидим здесь ещё денек, подождем, пока ты восстановишься и там уже отправляемся на Киевскую. Сразу говорю: расстояние между этими двумя станциями приличное, так что поедем с конвоем. Ну, а после Киевской на Смоленскую. И все, конечная.

— То есть, у вас база на Смоленской?

— Ты об этом ещё на весь медпункт заори, — шикнул на него Егерь, — Этого ещё нам не хватало, чтобы каждый третий знал о базе…

— Прости, не подумал, — начал оправдываться Вадим, — Слушай, а… как бы сказать… можно к вам, в Орден?

— Ого! — рейнджер удивленно поднял брови, — В Орден! Думаешь, можно просто так взять, прийти в Полис и записаться в Орден? Э, нет, братишка, как бы не так. У нас не клуб любителей пострелять и искателей приключений на свою задницу! Быть членом Ордена — это большая ответственность. Даже больше. Солдаты в Ордене — это проверенные люди, которые доказали свою верность. Люди, которые готовы пожертвовать собой во благо метро. Ты можешь отдать жизнь во благо других? Сразу-то и не скажешь! А рейнджер без заминки скажет: «Да!».

Каждый солдат — профессионал. Это тебе не Рейховские новобранцы, которым едва восемнадцать стукнуло и они себя повелителями мира чувствуют. Как они себя там кличут? «Хозяева нового мира». На словах — каждый способен на подвиги, а на деле — шиш! Когда их на задание отправят Красных стрелять, а Красные ведь не будут выходить с поднятыми руками или просто стоять, как вкопанные, и ждать когда им голову прострелят. Красные будут отстреливаться, бороться за жизнь. Так вот, когда этих молокососов отправят с Красными стреляться, то они в укрытии будут сидеть и под себя гадить! Рейнджер Ордена — проверенный боец, один из лучших, прошедший через огонь и воду, морально подготовленный, готовый в любой момент ринуться в бой, и, никак уж, не орет об этом на все метро! Ты можешь доказать, что ты способен быть рейнджером Ордена?

— Вообще-то, если ты не заметил, — возмущенно ответил Вадим, — Я жизнью рисковал, когда бумаги эти Емельяну через поверхность проносил. И даже, когда фашисты меня поймали — я не сломался! Я не сдал! Я терпел боль, голод, но я не сдал! И когда вы меня с Пушкинской вытаскивали я…

— Стой! — остановил заведенного товарища Егерь, — Хорошо, молодец. Мы с Емельяном очень тебе за это благодарны. За то, что не отказался от задания. За то, что пронес. За то, что не сдал. Просто пойми: не мне решать, будешь ли ты рейнджером, или нет. Все зависит от тебя, и только от тебя.

Но ты должен понимать, что это значит — быть рейнджером. Прежде всего — это ответственность. Каждый несет за свои действия ответственность, и мы — не исключение. Каждый наш поступок, каждое наше действие — это наша ответственность. У каждого она своя. И она полностью зависит от наших поступков. Поступки бывают правильные, бывают — нет. А поступки — это выбор. Прежде чем сделать выбор, нужно обдумать последствия. Порой, чтобы сделать правильный выбор, нужно отказаться от своих мечтаний. Например, выбор между тем, чтобы умереть, но спасти товарищей и сбежать, но бросить их на смерть. Рейнджер должен выбрать первое. Ты готов к такому?

Вадим замолчал. Он никогда об этом не думал. Всегда считалось, что рейнджеры — элита метро, которые почти что живут на поверхности, и каждый день убивают по сотне мутантов. А сейчас… Егерь раскрыл Вадиму глаза. У рейнджеров нет личной жизни. Они посвящают всю жизнь подготовке к борьбе, а когда приходит время, они вступают в смертоносную борьбу с чудищами. И рейнджер всегда должен поступать правильно, даже если придется умереть, рейнджер поступит правильно. После долгой паузы Вадим прошептал:

— Да…

— Что ты сказал? — не понял Егерь.

— Да! — повторил Вадим, — Я готов к такой жизни!

Егерь замолчал. Он сидел и смотрел в одну точку, не моргая. Раздумывал над своими словами и словами друга. Через полминуты он снова поднял глаза на Вадима и спокойно сказал:

— Ну что ж, мой друг, это твой выбор, и я не в праве его осуждать. Просто ты должен понимать, на что ты идешь, когда становишься рейнджером.

— И я прекрасно понимаю, — заверил его Вадим.

— Тогда посмотрим, что решит подполковник, — снова по-детски улыбнулся Егерь, — И тогда уже все будет ясно.

— Точно, — согласился Вадим, — Слушай, а где Емельян?

— Утром ещё ушел, — тут же ответил рейнджер.

— Куда? — не понял беглец.

— Как куда? На базу.

— Зачем? — снова не понял Вадим.

— Ну как зачем? — возмутился Егерь, — Чтобы мугагочки фашистские отдать.

— А разве он их не отдал?

— Ты такой интересный, — возмущенно продолжал рейнджер, — Его, значит, спаси, сохрани и документы отдай, и все за день! Ты че, думаешь, мы такие супермены все?

— Н-нет, — задумчиво пробубнил Вадим, — А как же ты…

— Как я, вместе с Емельяном, спасал тебя? — понял вопрос Егерь, — Так смотри, как было: когда ещё Макар крал бумаги, Емельян его в туннеле ждал, какое-то определенное время. Если Макар не укладывался, то Емельянов отходил к Маяковской и ждал его там. Вместе со мной. Я старался особо не выделяться, чтобы в случае чего рядом быть, поэтому мое нахождение на станции оставалось в секрете. Когда ты передал бумаги Емельяну, и хотел уже со станции уходить, Емельян вдруг тебя искать побежал. И нашел ведь. Но было поздно.

— Что значит — поздно?! — возмутился Вадим, — То есть он наблюдал, как четыре амбала меня избивают, увозят и даже не вмешался?!

— Во-первых, он нашел тебя, когда тебя увозили, что он мог сделать? Во-вторых, даже если бы он вмешался, он бы поставил под угрозу всю операцию, бумаги бы были в руках Волка, ты бы был убит, или пахал на фашистов, и все бы жертвы были напрасны. Численный перевес был явно не в вашу пользу, что он мог сделать без оружия?

— Но вы же как-то убрали с десяток фашистов на Пушкинской! — повысил голос беглец.

— На то мы действовали строго по плану, — парировал Егерь, — Группой, и с оружием. А что мог сделать один Емельян, без четкого плана, а из оружия имея только нож? Много навоюешь против пятерых бойцов со стволами ножиком-то? Нет. Поэтому он помчался искать меня. Кратко пересказал все происходящее, и мы стали думать над планом твоего спасения. Пришлось много всего провернуть.

Сначала мы прошли по поверхности к Баррикадной, нашли одного из наших давних друзей, ты его на блокпосте видел. Он нам многим обязан был, вот и пошел на сотрудничество. Потом нужно было связаться с Ганзой, договориться с ними трудно было, но все же уговорили. А потом уже начали разрабатывать действия на станции. Роль Емельяна была такова: пробраться на станцию, выкрасть тебя, не поднять тревоги и провести к герме. Моя же роль заключалась вот в чем: я должен был снять солдат на блокпосте у гермы, потом убрать все тела, и в определенное время стучаться в герму, чтобы выманить солдат. Ох, и не просто это было, сначала стучаться, а потом подальше в туннель бежать, чтобы не увидели. Понимаешь, какой риск? Если бы Емельянов не провел тебя к назначенному времени к герме, а я бы начал стучаться, прикинь, что вообще было бы? Но, слава Богу, все прошло гладко.

Вадим сидел, не смея перебить рейнджера, с открытым ртом. Действительно ведь, провернуть такое дело могли бы только профессиональные солдаты. Любая ошибка, любой недочет ставили под угрозу всю операцию и её участников. Егерь и Емельян рисковали своей жизнью, чтобы спасти Вадима… В метро такое не часто встречается. Но, чтобы кто-то рисковал собой ради Вадима…

В медпункте пришлось провести всю первую половину дня. Лежать на одной раскладушке целый день было невыносимо скучно, и Вадим умолял медсестру отпустить его хотя бы на часок по станции прогуляться. Однако та настаивала на том, чтобы пациент соблюдал постельный режим, пока не поправится:

— Да поймите Вы, что пока лучше будет полежать. Подождите, когда Вам станет лучше…

— Мне сейчас стало гораздо лучше! Можно я пойду по станции похожу? — проигнорировав наставление врача, умолял Вадим.

— Какой упертый! — прошептала медсестра, но Вадим все равно услышал, — Как же Вы не понимаете, что я за Ваше здоровье беспокоюсь! А если Вам хуже станет? Придется тогда задержаться у нас. Оно Вам надо.

— Но и Вы меня поймите, — не сдавался Вадим, — Ну, просто невозможно лежать на одном месте целый день.

— Так сядьте, в чем проблема?

— Чего Вам стоит меня на часок отпустить на станцию, а? — снова взмолился Вадим.

— Да когда ж до Вас дойдет, что…

— Что здесь происходит? — в палату вошел заведующий медпунктом, — Вы так громко разговариваете, что вас даже в моем кабинете слышно! Нельзя ли потише?

— Игорь Владиславович, слава Богу, Вы пришли — обрадовалась медсестра, — Пациент бунтует, хочет прогуляться по станции, а…

— А чувствую я себя лучше! — перебил медсестру Вадим.

— Не перебивайте, пожалуйста, — отреагировала на грубость медсестра, и снова обратилась к Игорю Владиславовичу, — А у него ушибы и…

— Так пусть прогуляется, — медсестру снова перебили, но на этот раз это сделал заведующий, — Если он себя чувствует лучше, то почему бы и нет?

— Игорь Владиславович! — возмутилась врач, — Но… он же должен соблюдать постельный режим!

— Ушиб не перелом! — проворчал Вадим.

— Ну, тише, вы оба, — строго сказал заведующий, — Пациент, все-таки, прав. Отчасти, но прав. Ушибы у него не такие серьёзные, и если он чувствует себя лучше, то… почему бы и не пройтись? Сделайте только перевязку, пожалуйста, и этого будет вполне достаточно. А что касается Вас, голубчик, — теперь Игорь Владиславович обращался к Вадиму, — Впредь, пожалуйста, постарайтесь не противиться врачу. Врач — это врач. И ему виднее, что делать с пациентом. Договорились?

Хоть медсестра полностью не одобряла решение заведующего, все же перевязку сделала, и Вадим отправился на станцию с перемотанной головой. Идти было гораздо легче, чем вчера: голова не трещала, как дозиметр, а бок уже почти не болел, как и нога. Но все же, по совету медсестры Вадим передвигался тихонько, не спеша, параллельно осматривая станцию. Краснопресненская очень отличалась от Маяковской и Пушкинской. Здесь не весели патриотические плакаты, флаги с эмблемой Ганзы. Ничего подобного. Но станция, все же, уступала Пушкинской в плане чистоты.

Вадим подошел к стене, на которой, видимо, весел план станции.

— Так, что тут у нас — Вадим начал заинтересованно рассматривать план, — Уборные… Бар… Тир… Столовая… Медпункт… Начстанции… Рынок… Оружейная… Казармы… да где гостиница? Или как тут это называется? Может, Егерь в казармах?

Пожав плечами, Вадим заковылял в сторону казарм. Но на полпути остановился. У костра, мимо которого проходил Вадим, сидела небольшая группа людей. Самый старший из них, как показалось Вадиму из-за седины и морщин, играл на баяне. Но не так, как на Цветном, нет. Гораздо лучше! Все же желание послушать замечательную игру на баяне перебороло, и Вадим заковылял к костру. Стоило признать, старик играл отменно. Такой замечательной игры Вадим не слышал очень давно. Но стоило старику запеть, как музыка утратила все свои краски: голос был настолько грубым и не певучим, что уши чуть ли не пилило, в прямом смысле этого слова.

Сморщившись, Вадим встал, и продолжил свой путь до казарм. Долго ковылять не пришлось, потому что Егерь сам его нашел. Возмутившись, что Вадим не в палате, а свободно гуляет по станции, Егерь все же смирился: раз так заведующий сказал, чего тут спорить? Врачу виднее, как-никак. Рейнджер провел Вадима до столовой — время обеда наступило. Выбрав гречку, шашлык из свинины, чай и пару огурцов, товарищи уселись за стол, который стоял в самом углу. До этого Вадим огурцов не ел. Но, как только он откусил небольшой кусочек, вкусовые рецепторы ликовали. Такой вкуснятины им ещё не доводилось встречать. А может и доводилось, но этот вкус они забыли много лет назад. Вадим был на седьмом небе от счастья. До чего же вкусно было то!

— Какая фкуфнятина! — пробурчал Вадим с набитым ртом, — А на Фветном такиф не пводавали. Как, гововиф, навываются?

— Прожуй сначала, потом говори, — хмыкнул Егерь, — О-гу-рец. Зеленый такой, видишь? Этот овощ в метро редко где встречается. Выращивают на Ганзе, может ещё где-то, но на других станциях он мне не встречался. Погоди ещё, ты помидоры попробуй — они того слаще. Раньше народ на дачах такие овощи выращивал, до Удара. Почти на каждом участке имелись. А летом или осенью овощами все прилавки забиты были, для тех, у кого своей дачи нет.

— А дача — это что? — прожевав, спросил Вадим.

— Дача-то? Да как же, домик в деревне, не слыхал о таких, что ли?

— А, в деревне. Слышал, конечно, забыл, может просто. А помидоры как выглядят?

— Красные такие, округленной формы. Ты же со мной на раздаче стоял, так не видел что ли?

— Так вот что это было-то! А что они восемь патронов стоят? За такую сумму можно тарелку гречки ж взять.

— Удовольствие бесплатным не бывает, сам же знаешь, — начал пояснять Егерь, — А за такую вкуснятину и восьми пятерок (патроны пятого калибра) не жалко, уж поверь мне. Наелся?

— Ага, — довольно протянул Вадим, — А теперь можно и идти.

— Куда? — не понял рейнджер, — В медпункт?

— На Киевскую.

— А не рановато ли? — возразил Егерь, — У тебя вон, голова обмотана. Может, отлежишься?

— Да все нормально, хожу ведь. Врачиха та сказала, что завтра можно бинты будет снять…

— Если тебе голову опять бить не будут, — недовольно пробурчал Егерь, — Ну что ж, ладно. Чем скорее, тем и лучше. Отпрашивайся у врача, а я пока пойду, узнаю, во сколько караваны от станции отходят. Потом за тобой зайду, и чтобы ты был в полной готовности, договорились?

— Ага, — довольно пробубнил Вадим, и пошел в медпункт. Нога почти не болела, и поэтому Вадим уже не ковылял, а шел уверенной походкой. Однако медсестра отказывалась отпускать со станции пациента, но на этот раз, после непродолжительного спора, быстро сдалась. Поняла, видимо, что больной упертый, как осел, и его уже не переубедить. Собираться даже не пришлось, вещей-то нет, собирать нечего. До прихода Егеря Вадим лежал на кушетке.

Егерь пришел спустя час, в полной готовности: надел шлем, бронежилет, подсумки, все то, в чем он был при первой встрече. В одной руке рейнджер держал свой походный вещь-мешок, а в другой держал сумку.

— В общем, караван отбывает через сорок шесть минут, я обо всем договорился. А пока, на, приоденься, — он бросил сумку рядом с Вадимом, — Не идти же тебе в люди в таких обмотках.

В сумке были свитер, кожаная куртка, заштопанные штаны и берцы. Почти все пришлось по размеру Вадиму, за исключением свитера. Свитер был великоват в рукавах, но не сильно, носить можно. Переодевшись, Вадим повертелся перед Егерем, тот одобрительно кивнул и сказал, что будет ждать его у пропускного пункта, и ушел. Времени хватило на то, чтобы попрощаться с медсестрой. Та, не скрывая радости от ухода скандального пациента, пожелала Вадиму удачи и предложила снова сделать перевязку, но тот отказался. Врач пожала плечами и пошла по другим палатам.

Караван отправлялся в шесть вечера. Не поздновато ли? Впрочем, караванщикам виднее. Вадим двигался к пропускному пункту через всю платформу. В намеченном месте его уже ожидал рейнджер. Встретившись, товарищи отправились в таможню. Егеря пропустили без проблем, но с Вадимом у ганзейцев возникли трудности. Если человек без документов, куда его такого?

— Нет документов — нет прохода, — твердил таможенник, — Простите, но пропустить я Вас не могу. Следующий!

— И что ж делать? — спросил Вадим у ганзейца.

— Документики у нас приобрести можно, но, сразу говорю, не бесплатно.

— Слушай, мужик, — вмешался Егерь, — Пропусти нас по-хорошему, а? Ну, чего тебе стоит?

— Ага, как же, — всплеснул руками таможенник, — А если Вы тут бомбу заложили? А как отчалите, так кнопочку нажмете, и все… А потом разбирайся: кто, зачем, где искать? Мысль понятна?

— Что ты на смех себя выставляешь? Будет рейнджер бомбу просто так закладывать, ага. Особенно на Ганзе…

— Рейнджер, говоришь? — подозрительно сузил глаза ганзеец, — А ну-ка докажи! Покажи жетон! Или наколку! Ну, давай, что стоишь-то, рейнджер?

— Да запросто, — Егерь снял шлем, отдал его в руки Вадиму, потом снял с себя цепочку, и продемонстрировал жетон, на котором с одной стороны было выгравировано «Дружинин Егор», а с другой — «Если не мы, то кто?». У таможенника челюсть отвисла.

— Ой, — оторопев, выдавил ганзеец, — А я и п-подумать не мог… В-вы простите, не признал сначала. Что Вам там нужно, пропуск на Киевскую? Так сейчас оформим.

— Снаряжение где можно получить? — с усмешкой спросил Егерь, надевая обратно жетон.

— Да, где ж… э-э… Вам его выдадут, выдадут, не беспокойтесь. Вот Ваш пропуск, — таможенник протянул Вадиму бумагу с быстро нацарапанными указаниями и подписью, — Приходите к нам ещё! Не всегда рейнджера можно вживую увидеть!

— Бывай! — пробубнил рейнджер, надевая шлем. Когда шлем сидел на его голове, Егерь позвал Вадима за собой, — По сути — простой караван, со своей охраной, — посвящал он в детали товарища, — Мы там, как пассажиры будем. Но со своими стволами.

Оружие им выдали на выходе со станции. Вадим скромно взял «бизона», ПБ и нож, подаренные Емельяном, посмотрел на выданное Егерю оружие. Помимо ВСК-94, у рейнджера в наличие был «Пернач», три или четыре ножа (Вадим так и не понял, сколько), шесть гранат трех видов. Неслабое снаряжение у рейнджера.

Караван состоял из трех соединенных между собой дрезин. На первой находились глава каравана, водитель и старшина охраны. На остальных же находились пассажиры, сопровождающие и сумки с товарами, вещами или едой. Вадим с Егерем уселись на второй, напротив старика с клеткой, в которой активно бегала крыса.

— Куда крысу везешь, отец? — полюбопытствовал Вадим, — На шашлыки?

— Ты что?! Нет! — возмутился старичок, — Шашлыком только через месяц послужит. А пока — это мой Чемпион. На бега везу. Ох, он там так быстро бегает, что патроны мне в карман реками стекают, — дедок хвастливо постучал по клетке указательным пальцем.

— Прям и зовут так — Чемпион?

— Ага. А кто ж он ещё? Ни одной гонки не проиграл! Ну, почти.

Егерь, наблюдая за диалогом, недоверчиво хмыкнул и отвернулся. Старик принялся снова осматривать своего любимца, а Вадим откинулся на спинку и забылся сном. Он проснулся, когда «состав» был в нескольких десятках метрах от Киевской. Старик, сидящий напротив, тихо посапывал, сложив руки на клетку с бодрствующей крысой, а Егерь, еле слышно, напевал себе под нос:

Когда караван прибыл на Киевскую, Вадим не смог ознакомиться со станцией полностью. Егерь погнал его в переход на линию Арбатско-Покровской, объясняя это тем, что иначе на Смоленскую не попасть. Воспользовавшись Ганзейским пропуском, выданным на Краснопресненской, рейнджер попросил ещё один пропуск, для перехода на другую линию. Таможенник Киевской пожал плечами, но пропуск написал. Не теряя времени, Егерь повел Вадима дальше.

— Да почему нельзя было воспользоваться старым пропуском? — возмущался Вадим, — Он что, одноразовый?

— А как ты попадешь с Ганзы на Арбатскую Конфедерацию? Если ты не знал, то это два разных государства.

— А Смоленская ведь тоже под её влиянием! — Вадим не унимался, — Как же она вашей базой стала?

— По договоренности полковника, — парировал Егерь, — Тем более, меня без вопросов пропустят, а вот с тобой осложнения возникнут, так что не возникай особо и не выпендривайся. Там кавказцы в основном живут, а они народ, ох, какой бойкий. Поэтому не выделяйся. Все, почти пришли.

Осложнения все же возникли. Рейнджера пропустили без лишней суеты, а вот на отсутствие документов у Вадима таможенник закрывать глаза не стал. Егерь, тяжело вздохнув, отсыпал из кармана десять патронов, но упертому пограничнику было мало. В конце концов, пришлось расстаться с двадцатью патронами. Та же ситуация была и на переходе в туннель. Итого, обогатившись четырьмя десятками патронов, Арбатская Конфедерация пропустила путников. Остаток пути доехали на дрезине. И вот, через полчаса, друзья были у ворот Смоленской. Ворота медленно отъехали в сторону, пропуская гостей на станцию. Когда герма закрылась за спиной, Вадим почувствовал себя, наконец-то, в полной безопасности.