Глава 22
4 июля. 10:56. Административное здание на Английской набережной.
— Да, мастер Лисатти. Шацу лучше? Он согласился? Очень хорошо. Сообщите мне — все, что может понадобиться, я достану.
Старцев взбежал на четвертый этаж, рывком распахнул дверь — и наткнулся на незнакомого молодого человека в очень дорогом костюме. Выражение его лица было слишком недовольным и надутым для своих лет. Он сидел в кресле Старцева вальяжно, по-хозяйски развалившись, но, тем не менее, Егор Иванович чувствовал напряжение пришлого. Неожиданно появившийся в отделе управления денди сильно нервничал, изо всех сил изображая полное спокойствие.
— Как-то ни вы, ни ваши сотрудники не торопятся на работу, — поприветствовали Старцева, капризно, нараспев растягивая слова.
Егор Иванович поморщился от того, что тембр голоса оказался довольно неприятным, и почему-то вспомнил Антонио. Начальник отдела охраны музеев с силой помассировал веки, пытаясь выдавить ладонями непреодолимое желание уснуть прямо здесь и сейчас, и произнес:
— У нас чрезвычайная ситуация в старейшем музее города. Я не удивлюсь, если Анфиса Витольдовна и Михаил Ефремович еще там. И спать не ложились вовсе.
— А вы? — пренебрежительно протянул молодой человек. — Вы сегодня спали?
— Кем бы вы ни были, — рассердился Старцев, — это не ваше дело. Извольте представиться.
— Что ж…Извольте! — передразнили его. — Ужакин Максим Константинович. Меня прислали из Москвы, чтобы произвести проверку всех направлений деятельности вашего отдела. И пока — будем откровенны — впечатления не слишком приятные.
— Угу, — Старцев в ответ на этот проникновенный спич отчаянно пытался не зевнуть.
— Я вижу, вы не слишком желаете сотрудничать.
— Конечно, нет, — вырвалось у Егора Ивановича. — В смысле я отчаянно желаю! Сотрудничать…
— Прекрасно. В таком случае, предоставьте отчеты. По работе за последний месяц.
— Пожалуйста, — Егор Иванович набрал код, открыл сейф. Достал подготовленные Анфисой Витольдовной отчеты. В них Старцев был уверен, как в здравомыслии старой гвардии. Эти отчеты копировались из года в год. Из файла в файл. И были безупречны.
— Хорошо, — вроде бы смягчился молодой человек и погрузился в чтение.
А Старцев стал изучать список от Лисатти: мел, японский пчелиный воск, бараний жир, пластелин, гипс, сосновая смола, пудра из пемзы и красителя…Тут же был телефон, по которому можно все это заказать. Хорошо, что у Шаца есть свои люди. Сам он долго бы искал все эти диковины. Несколько необходимых звонков нужно было сделать уже сейчас, и Старцев выпросил разрешения покинуть уважаемого ревизора на пять минут якобы по нужде. Уж очень он опасался вопросов на предмет того, что же произошло в стариннейшем музее города. А ну как этот засланец изъявит желание посетить музей?! И куда потом девать этого молодого и рьяного? Не сдавать же его русалкам на перевоспитание, в самом деле! Хотя…Как вариант — почему бы и нет. Как-то ж выкручиваться надо!
От этой мысли Старцев громко хмыкнул, но тут же наткнулся на возмущенный взгляд Ужакина Максима Константиновича, и тяжело вздохнул.
— Ладно, — с ироничным смирением проговорил молодой человек. — Мы даже оставим в покое вопросы трудовой дисциплины. И вопросы внешнего вида — тоже оставим.
Взгляд одетого с иголочки московского представителя брезгливо скользнул по мощной, накаченной фигуре в защитных штанах, высоких армейских ботинках и рокерской «косухе».
— Мне вот что любопытно… Кто дал вам право использовать ресурсы бюджетной организации не по назначению?
Вот тут Егор Иванович не выдержал. Всякое приходилось ему выслушивать — и шарлатаном его порой величали. Но чтоб вот так лихо… Такое было впервые.
— Как прикажете вас понимать, Максим Константинович? — тихо спросил Старцев.
— Как называется организация, в которой вы служите? — сухо перебили его.
— Особый отдел охраны музеев при президенте Российской Федерации.
— Тогда, скажите мне на милость, почему вы занимаетесь чем угодно, только не музеями? Посмотрите на это!
И молодой человек постучал пальцем по пухлым папкам.
— «Обеспечение безопасности на празднике выпускников», — стал зачитывать Максим Константинович. — «Расследование об исчезновении женщин». «Обеспечение безопасности в городе — первая неделя июля».
«Хорошо хоть в документах русалок не упомянули…», — мелькнула у Старцева мысль.
— Да у вас за предыдущий месяц — одно! Всего одно дело, связанное с музеями! И то, не с музеями как таковыми, а просто касаемое культурных ценностей города. Это когда пропали щиты с ограды Летнего сада. И это, как позже выяснилось — было всего лишь недоразумение! Кстати, ваши сотрудники вели себя, общаясь с коллегами из реставрационного отдела, просто недопустимо. Я добьюсь, чтобы вашей подчиненной… Анфисе Витольдовне — кстати, почему нигде в документах не указана ее фамилия?! И почему никто до сих пор не поднял вопрос о сокращении? Ведь пенсионный возраст… Ей обязательно объявят выговор — это я вам обещаю! И вопрос о том, чтобы отправить сотрудницу на заслуженный отдых — тоже решится в ближайшее время!
— А что… Кто-то жаловался?
— Нет. И это тоже возмутительно!
— Тогда откуда вы узнали?
— Просмотрел камеры в кабинете реставраторов.
— Понятно…
— А жалоба — лично на вас — имеется.
— И написала ее управляющая персоналом Кунсткамеры, — улыбнулся Старцев. — Это как раз по ее милости у нас сейчас очень большие проблемы в старейшем музее города, кстати.
— Насколько я знаю, кризис у вас потому, что охрана впустила в музей психа с нервно-паралитическим газом! — Максим Константинович с силой бросил увесистую папку на стол, дабы у оппонента не осталось сомнений в том, что он гневается.
— Вы прекрасно осведомлены, — я польщен, — вздохнул Егор Иванович. — Если на этом все, я бы хотел приступить к работе.
— Похоже, вы не понимаете всей серьезности положения.
— Давайте так. Вы подготовите отчет. И — встретимся в Москве, когда я прибуду туда объяснятся. А пока…
— Этого не будет.
— В каком смысле?
— У меня есть полномочия уволить вас за профессиональную непригодность. И даже предъявить обвинение в нецелевом расходе бюджетных средств.
— Удачи, — поднялся Старцев.
— Как мне и говорили — вы и в самом деле ненормальный. И хам.
— Не буду спорить, — ответил Егор Иванович. И, не сдерживаясь, сладко зевнул. — В любом случае, у меня есть этот день и полномочия навести порядок в музее и городе. А там… будет видно. Все. Я пошел работать.
4 июля 19:00 Кунсткамера.
Перед зданием музея смутно различались две фигуры. Пониже и поплотнее, одетая в цветастый балахон, и высокая, сутулая — в потертых джинсах и висящим мешком на торчащих лопатках свитере. Хоттабыч и Раскольников — часть вторая. Последняя. Заключительная. Вот с такими «веселыми» мыслями без пяти минут как уволенный с позором за разворовывание государственной казны начальник отдела охраны музеев подходил к Кунсткамере.
Мужчины пожали друг другу руки.
Рядом лежали заколоченные деревянные ящики, с виду очень тяжелые. Четверо крепких, не задающих лишних вопросов мужчин из свиты Хоттабыча были готовы поднять все это куда скажут. По первому требованию.
— С вами приятно работать, мастер Лисатти, — улыбнулся Старцев. — Я вот только понять не могу — вам-то все это зачем?
— Со временем вы все узнаете. Опасности от меня вы не чувствуете — значит я ее для вас не представляю — старик говорил будто сам с собой, вглядываясь в плотный белый туман, медленно окутывающий город. — Лучше скажите мне — вы это видите?
— Вижу что?
— Туман.
— Конечно! Его все видят! Это особенность нашего климата, здесь.
— Я живу тут уже второй год, — мягко перебил его темнокожий колдун. — И я знаю, что такое туман. Этот туман видим только мы с вами.
И мастер исчез в темном проеме музея, сделав знак своим людям. Странные ящики поплыли следом. Шац тоже поплыл за своими сокровищами, будто завороженный. Старцев сделал попытку его задержать:
— Скажите, Вениамин…
— У меня все готово — деловито перебил его восковых дел мастер. Оплачивать работу не нужно, я делаю это для…Для нее…
— Да, конечно… Но я не об этом. Скажите, вы видите туман?
— Что?
— Туман. Туман — видите? Над Невой? Густой, плотный, белый туман?
Шац не ответил. Мужчина долго всматривался в пространство перед собой, будто любуясь пейзажем, и наконец произнес:
— Пойдемте. У нас мало времени…
Они отправились через залы музея к Кабинету натуралий.
— А знаете…Я еще здесь не был.
— Не был…не был…не был… — эхом разнесся тихий голос Лисатти, отражаясь от стен и стекол витрин, еле слышно звякнув колокольчиком шамана.
Шаман едва заметно кивнул африканскому колдуну. Или все-таки показалось?
— Как вам удается всю эту громадину держать под контролем? — с каким-то детским восторгом спросил Лисатти у Старцева.
— На самом деле, все отработано. И в городе безопасно. Обычно, — как бы извиняясь, начал Егор Иванович. — Практически со всеми существами можно договориться. Еще бы люди не лезли. Куда не надо. Не тревожили покой тех, кто давно уже его заслужил. Не тащили в город разнообразные артефакты, с которыми потом не могут справиться.
— То есть договориться можно со всеми, кроме людей? — насмешливо спросил мастер.
— Только люди слово «нельзя» воспринимают как «надо»… Других таких существ я не знаю, — улыбнулся в свою очередь Старцев.
Они дошли до зала, в углу которого, под присмотром Анфисы Витольдовны и Михаила Ефремовича столпились уродцы. Старцев обреченно скользил взглядом по Кабинету натуралий.
Пол, будто снегом был усыпан крошкой битого стекла, от которого шло едва заметное голубое свечение. Знакомый густой туман молочно-белым дымом сочился сквозь оконные рамы, призрачными тенями отражаясь в лужицах желтоватой жидкости, ртутью разлитой возле битых банок. Холодно. Тоскливо. На лицах старейших сотрудников застыла маска безысходности. Сколько часов они уже продержались?! Как же он не подумал…
— Мастер Лисатти, могу я вас попросить посодействовать? Надо отвезти моих людей домой.
— Конечно.
— Анфиса Витольдовна, Михаил Ефремович, дальше мы справимся сами. Вас отвезут. Горячий чай, можно алкоголь — приходите в себя, отдыхайте. И…спасибо вам!
— Вы уверены, Егор Иванович? — в потухших глазах бледных магов едва теплился слабый протест, но было видно, как они устали.
— Уверен. В крайнем случае, я вас вызову.
Шац окинул взглядом разбитые банки, и первый раз со времен их знакомства Старцев увидел в нем какую-то осмысленность.
О таинственном растворе, позволяющем сохранять жуткие экспонаты, существовало множество легенд. Теперь эта тайна медленно таяла у них на глазах, поднимаясь к потолку зеленоватым облачком. Какое счастье, что в запасниках музея имелись дубликаты каждого сосуда! Кто и зачем создал эти копии? Будто предвидел. От одной мысли, что ему пришлось бы искать стеклодувов и реставраторов, которые смогли бы в точности воссоздать все это за одну ночь — холодел позвоночник.
— Вы хотите выпустить детей? — спросил Вениамин.
Старцев вздрогнул. Слова вернули его к реальности. Что-то было…не так. Он не ослышался? Он назвал их…детьми? Так естественно, — будто это действительно были его дети. И в ту же секунду что-то лопнуло в пространстве. Стало чуточку теплее. Едва заметно легче дышать. Тоска, схватившая за горло, от неожиданности слегка разжала ледяные щупальца…
— Именно, — кивнул он. — Они мыслят, следовательно, они — живые. И думаю, запирать их — жестоко.
— Хорошо, — кивнул восковых дел мастер. — Сколько у меня времени?
— Боюсь, что только эта ночь… — проговорил Страрцев — и развел руками, извиняясь.
— Думаю, этого вполне достаточно, — удивил его Шац. И тут же развернулся к уродцам. — Дети, подойдите сюда. Мне нужна ваша помощь.
Тонкие пальцы нащупали в ящиках какой-то невидимый механизм, и тяжелые крышки открылись. Внутри, среди вороха ветоши лежали восковые копии уродцев. Одного взгляда хватило, чтобы понять, — Шац гений. Непревзойденный мастер своего дела. Маэстро, гуру, — практически Бог! Никто и никогда не поймет, что это подделка…
Старцев выдохнул — одной проблемой меньше. Несмотря на жутковато-мистический антураж, которым было пропитано пространство — туман, восковые копии, свечи и благовония Лисатти, что появлялись с удивительной быстротой в большом количестве — он всегда думал, прежде всего, о работе. Но все равно не мог оторвать взгляд от восковых фигур. Они были…мертвее самих уродцев…
В центре зала натуралий колдун соорудил что-то вроде алтаря. Вокруг из какого-то порошка он обозначил круг, зажег свечи, нарисовал какие-то знаки, все время завывая заклинания на незнакомом языке. Белесый туман возле него становился красноватым. Воздух дрожал. Лисатти стал медленно двигаться по кругу. Уродцы жались к ногам Шаца, но тот их будто не замечал, — мужчина не отрывал взгляд от пространства чуть позади мага. Наконец голос Лисатти стих.
— Здравствуй, дочка!
Тая пришла. Ее фигура то светилась ярким неоновым светом, то почти исчезала в красноватом тумане. Лисатти аккуратно отодвинул Шаца в сторону. Бережно отлепив от него уродцев, выстроил их в одну линию, будто на школьной линейке…Мастер поманил мужчин, жестом приказывая встать возле призрака девушки.
Горстка трав вспыхнула, и за дрожащей от пламени воздушной завесой все увидели…детей. Призрачные силуэты ангелов с рождественских открыток! Белокурые розовощекие близнецы, курносая малышка, все время откидывающая со лба непослушные кудряшки, девочка постарше с длинными волосами, стянутыми вокруг головы золотым обручем.
В музей приходят дети разных возрастов, и души выбрали то, что им больше нравилось. У одного мальчика даже был плюшевый медвежонок. Старцев никогда не видел таких…Таких красивых детей! Он не был сентиментальным, но что-то горячее и скорее всего соленое предательски ползло по щекам, пощипывая кожу.
— Возьми их с собой, дочка — мягкий голос мага раздался в голове Старцева.
— Да…Да, да, да! — прозвенело в ответ. Голос был похож на голос Янины Станиславовны, только моложе. Красивый…голос.
Дальше Старцеву осталось лишь наблюдать. Шац подошел к своим ящикам, достал одну из фигур, и установил на импровизированный алтарь. Фигурка повисла на деревянных подпорках. По белому воску плясали тени, что создавало иллюзию, будто уродец бьется в предсмертных конвульсиях…
Шац, сверяясь с какими-то бумагами, выбрал нужную банку, в которую налил раствор. Что это было, Старцев не знал, но консистенция и цвет совпадали в точности с тем, что было раньше. Вдруг он услышал голос Лисатти. Ему хотелось бесконечно смотреть на то, как священнодействует восковых дел мастер, и он с сожалением отвлекся.
— Я дам каждому имя! Колдовское имя! Оно будет вашей защитой… Но сначала я дам имена вашим родителям.
Тая подошла к мужу. Они взялись за руки, и Старцев с удивлением отметил, что мужчина улыбается. На лице Вениамина не было и тени страха.
— Тая, дочка. Ты — та, которую ждали. Ждали твои дети, — Абени! Твоему мужу, мужу и отцу я даю имя Чинг!
Вениамин расставил банки с раствором по кругу и встал рядом с женой. Мужчина почему-то тоже стал прозрачным, будто призрак…Туман сгустился, и старцев какое-то время почти ничего не видел.
— Бамидел! — крикнул маг, и мальчик лет двенадцати-тринадцати лет сделал шаг вперед, пройдя сквозь восковую фигуру. Мгновение спустя туман рассеялся, алтарь опустел, а в одной из банок появился первый уродец. Начальник отдела охраны музеев за годы своей службы видел многое. Он привык ничему не удивляться, но то, что происходило сейчас, заставило сделать глубокий вдох и собрать все силы, дабы не потерять рассудок.
— Амади! Гвандоя! Мазози! Ндиди! — одна за другой банки вспыхивали ослепительно-белым, и в них появлялись экспонаты кабинета натуралий, согласно описи…
Лисатти достал из ящика что-то широкое. Бесформенная кукла никак не хотела стоять прямо. Сиамские близнецы…
— Изингона и Като! — два херувимоподобных карапуза, сияя улыбками, от которой у обоих на щеках расцвели одинаковые ямочки, буквально кинулись к родителям. Тая и Вениамин на лету поймали малышей, подняли на руки.
Будто хрустальные колокольчики зазвенели в сознании — смех призраков…
— Ифе! — девочка с непослушными кудряшками застыла напротив уродливой восковой массы.
— Не хочу! — заплакало у Старцева в голове — Я боюсь!
Он попытался подойти к ребенку, взять на руки и перенести к родителям, но ничего не вышло. Байкер не смог даже пошевелиться. Они с Лисатти переглянулись. Это было невероятно, — но колдун тоже застыл, будто вкопанный. А он уж обрадовался. Решил, что Хоттабыч — всесилен. Так гладко у него до этого все получалось!
В мертвой тишине прошло несколько мучительных минут. Страх, боль и отчаяние сжали виски. Старцев, задыхаясь, упал на колени…
— Имани! — крикнул Лисатти, взял следующую фигуру и положил рядом. Вперед вышла старшая девочка, с золотым обручем вокруг лба. Она взяла малышку на руки, и они прошли.
— Как….— прохрипел Егор. — Как вы смогли взять фигуру? Ведь шевелиться было невозможно, — он медленно поднимался, пытаясь унять дрожь в ногах.
— У меня не было намерения заставить Ифе делать то, что она не хочет. Думаю, дело в этом. А сейчас — прошу вас, молчите! Я должен закончить ритуал…
— Тафари! Чиумбо! Лумузи!
Еще три банки вспыхнули, — и все уродцы чудом оказались на своих местах. Теперь в мертвенно-желтоватой жидкости покоился бездушный воск. И это было…правильно.
Яркое сияние заполнило мрачный зал музея. Тая, Вениамин и тринадцать самых красивых детей, какие только рождались на Земле, стояли и улыбались.
Черная тень мага обняла прозрачную девушку.
— Прощай, дочка. Будь счастлива!
Они уходили. Уходили по млечному пути, в открытое нараспашку огромное окно. Длинный ковер над холодными волнами Невы, над городскими крышами, мерцая тысячами звезд, уходил в бесконечное небо, унося с собой яркий свет — души, заслужившие покой и счастье…
Туман медленно покидал Петербург. Плотный, густой, молочно-белый. Колдовской туман.
Сколько прошло времени, пока последняя звезда растаяла над Невой? Пока исчез, растворился, растаял в небе сахарной ватой последний клочок тумана? Может быть минута, а может — целая вечность…Они стояли с Лисатти посреди залы. До блеска начищенный паркет. Пахнет мастикой. Все на своих местах. Шкафы поблескивают новенькими стеклами, за которыми стоят банки с уродцами. Будто солдатики на плацу — каждая на своем месте. Ни отнять, ни прибавить! Даже ящики и свечи куда-то исчезли. Но…как?!!
— Как?!!! Как… — Старцев с мольбой посмотрел на африканца.
— Больше половины своей жизни я искал ее…Больше половины своей жизни я отдал, чтобы снять проклятие с рода Абубакара, почтить его память, дать покой душе Ати и его дочери…Неужели вы думаете, что меня сейчас интересует, — как это все произошло? — маг нахмурился, покачал головой, но уже через секунду смягчился, расплылся в улыбке и объяснил — Думаю, это подарок от Таи и Вениамина. Лично вам!
— Спасибо, конечно…Но…как?!! Этого не…
— Этого не может быть? Вы до сих пор еще способны произносить эту фразу? Примите мое восхищение, и пойдемте на свежий воздух. Тем более что вас там, кажется, ждут.
5 июля 2:30 Кунсткамера.
Огни скорой помощи. Желтая лента. Наряд милиции. Следователь в этот раз оказался не знакомый, чему Егор Иванович был даже рад — меньше объяснять то, что все равно объяснить невозможно.
Носилки с телом Шаца уже грузили в машину. Маленький пухлый человечек отточенным движением приподнял простыню, — беглым, но опытным взглядом оценил ситуацию.
— Увозим, Кай Шаович? — крикнул водитель. Патологоанатом кивнул, ища кого-то взглядом. Наконец он увидел, кого искал, и деловито направился в нужную сторону.
Лисатти уехал. На прощание он объяснил Старцеву причину смерти Вениамина Шаца. Мужчина ушел к любимой женщине и детям. Он сам принял такое решение. Он счастлив. Никто не виноват.
Старцев в этом не сомневался. Он видел улыбку восковых дел мастера — теплую, искреннюю, открытую. Как бы ни парадоксально это звучало — лучше умереть и так улыбаться, чем жить с тем выражением лица, что было у Шаца накануне…Вот только объяснить это следователю будет очень не просто. Придется что-то придумать.
Хоттабыч был усталый, но довольный. Егор мало что понял, но совершенно очевидно, что у африканца с семьей Таи была какая-то связь. Маг пригласил на чай — обещал все подробно рассказать в спокойной дружественной обстановке. Да что там — дружественной! После того, что они вместе пережили…Старцев был рад, что теперь среди близких ему людей появился сильный колдун. В его работе не помешает. Да и человек он, если честно — что надо. В разведку можно идти. Еще бы время найти чаи гонять с Хоттабычем — совсем было бы хорошо….О!
— На ловца и зверь бежит, Кай Шаович!
— Бежит двужочек, бежит…
— Кай Шаович…Вениамина Шаца вызвали на консультацию в музей. Но в материалах, с которыми он работал, оказался аллерген. Мастер этот любит работать по ночам. Понимаете…Он был… гений своего дела, и все его капризы, как правило, выполнялись — лишь бы работа была выполнена качественно. А тут — несчастный случай. Отек Квинки. Не успели. Сотрудник утром пришел на работу — обнаружил труп.
Кай Шаович долго смотрел ему в глаза. Потом молча, протянул шоколадку. Сваденькую…
— Спасибо, Кай Шаович…
— Водственники у погибшево?
— Никого. Только теща. С этим проблем точно не будет. Документы, как всегда, управление берет на себя. Вознаграждение. Все как обычно, Кай Шаович…
— Егов Иванович…Вам бы отдохнуть. Неввы…Давьенице. Шоковадочку вон сваденькую. Зайдете ко мне завтва часиков в двенадцать. Все бувет готово. Там у меня как ваз твупик один… Интевесненький. Мовет — глянете? А то кто ево внает…
— Хорошо, Кай Шаович. Спасибо.
— Вас там вдут, Егов Иванович.
Машины медленно отъезжали, пока они не остались вдвоем. Так и стояли друг напротив друга. Наконец он пошел ей навстречу.
— Ирма…Что ты здесь делаешь?!
— Да так…Пришла. На запах.
— На запах?
— Старцев, Старцев…От твоего музея магией воняло за версту! Охранник…Мы тут тебе помогали, так сказать, всем миром. Цени! Все твои…женщины сбежались на подмогу! — хрипотца в голосе приобрела такой привычно-любимый ядовитый привкус, что байкер чуть не захлебнулся от внезапно нахлынувшего счастья…
— Ирма, — он улыбнулся. — Ты о чем?
— Я? Вот об этом! — ведьма сверкнула раскосыми глазами и кивнула на Неву.
— Чур меня! — отшатнулся Старцев.
Стальные воды Невы кишели прекрасными обнаженными девами.
— Русалки! Откуда?
— Не знаю, Старцев, — тебе виднее. Спасать своего возлюбленного приплыли, наверное. Справедливости ради отмечу — очень помогли. Так что у нас с девочками временное перемирие на время военного положения. Да, девочки?
Но воды городской реки уже были как всегда — темными и безмолвными. Русалок и след простыл.
— Ну что ж ты наделала, Ирма? Всех моих поклонниц распугала!
— Ничего, не плачь! Я сейчас уйду, и они вернутся. Думала тебя подвезти, но вижу, ты занят, — пропела ведьма и развернулась на каблуках.
— Подожди.
— Что еще?
— Давай прогуляемся, а? Смотри какая ночь. Туман исчез. Красота!
— У меня тут машина.
— Ничего с твоим апельсиновым джипом не случится. Оставь у музея. Завтра его тебе пригонят. Пойдем. Ну…пожалуйста!
Они отошли от Кунсткамеры. И, не сговариваясь, повернули в сторону Дворцового моста.
— Смотри, город свободный совсем — никого из туристов нет, — с непонятным восторгом проговорил Старцев, оглядывая пустынные набережные, Неву без вездесущих корабликов…
— Почуяли, что в такую ночь выходить не стоит, — злорадно отозвалась Ирма.
— Подождем, пока мост сведут?
— Я вот такой романтикой еще не развлекалась, Старцев!
— Давай… Смотри, как хорошо…
— Ладно.
Они дождались, пока мост стали сводить. И хотя обоим было понятно, что это просто механика, причем самого прозаического разряда — кораблям надо же как-то проходить по реке… А все равно казалось, что это магия. Скрип старых цепей, движение огромной махины…
Как только мост свели, Старцев взял Ирму за руку и решительно направился на середину моста. Он закурил, всматриваясь в черную гладь воды.
— Я тебя слушаю…
— Можно начинать?
— Давай быстрее, Старцев! Я устала. Да и ты, я так подозреваю, тоже.
— Ну хорошо…Ирма! Ты — самая красивая женщина, которую…
— Старцев! Ты обалдел?! О чем ты хотел со мной поговорить?
— Ни о чем. Я просто пригласил тебя на свидание. Русалками пожертвовал…Всеми! Только ради тебя…
— Старцев… Ты! — Ирма пыталась делать злое возмущенное лицо, но…Он слишком хорошо ее знал. Ей было приятно. И от этого усталость сняло как рукой!
С каким-то непонятным ему самому восторгом мужчина впитывал в себя окружающую действительность, испытывая огромное облегчение от того, что странный туман, наконец, покинул город. Это была обычная белая ночь, и это было прекрасно!
Какая-то компания шла навстречу. Высокий мужчина, парень и три девушки. Молодые люди слушали мужчину внимательно — он явно был лидером. До них с Ирмой долетали смех и обрывки фраз:
— …Андрей Митрофанович?
— Мост…Мост в сознании человека — это архетип границы между мирами. На мосту целуются, переходя из одиночества в мир сопричастности с любимым человеком. С моста в критические моменты жизни человек принимает решение спрыгнуть. Не только потому, что, прыгнув, можно утонуть, а потому что это путь в мир мертвых. Славяне…
— Сколько же они выпили? — хмыкнула ведьма.
— А мне нравится… Молодец мужик — соображает. Воспитывает молодое поколение. Умные вещи говорит! Особенно про поцелуи. И как там ее…Сопричастность! На мосту…
— Старцев!
— Иди сюда. Ведьма…
Мост. Ночь. Бесконечно долгий, головокружительный поцелуй. И никакой мистики…
