Глава шестая
Более всего то, чем являлись ее глаза, напоминали туман. Причем не тот, что невесомыми белыми дорожками висит над летним лугом, или сырой и пропахший бензином городской смог. Это было густое марево лесных оврагов, в которые даже в жаркий летний полдень солнце не попадает. Это был туман из тех, в которых плутают часами неосторожные грибники, не прихватившие с собой навигатор с «track-back».
Серые и страшные были глаза у моей ночной гостьи.
– Не пугайся, ведьмак, – произнесла девчушка неожиданно низким голосом, совершенно не вяжущимся с ее обликом. – Я пришла не за тобой. Я пришла говорить.
Причем голос этот был под стать глазам, в нем не имелось ничего, что свойственно людской речи. У каждого из нас в жизни бывают моменты, когда мы хотим изъясняться с другими максимально безлично, дабы не выдать истинные чувства. И все равно не получается у нас подобное. Как бы человек ни прятал свои эмоции, они так или иначе вылезут наружу.
Здесь же подобным и не пахло.
Более всего голос существа, сидевшего сейчас на краю моего дивана, напоминал программу, которая начитывает книги. К примеру, не хочет человек ждать профессиональную актерскую начитку книги и прогоняет ее через эту программу. Машина не различает эмоции, вложенные в текст, и воспроизводит их механически, то есть – никак не воспроизводит. Суррогат, конечно, но многих устраивает. На пиратских трекерах таких называют «чтец Александр». Или «чтец Сергей».
В этот момент на кухне что-то грохнуло, послышался топот ног, а секундой позже в комнату буквально ворвалось с полдюжины подъездных, вооруженных и готовых к схватке.
Ну как вооруженных? У кого была дубинка, вроде той, что сжимал в руках Вавила Силыч, у кого хрень, при виде которой в моей голове всплыло слово «ухват». Правда, совершенно непонятно, откуда эта штука взялась в нашем доме, лишенном любых печей, кроме микроволновых. Но серьезней всех выглядел Кузьмич, наш домовой аксакал. Он оказался обладателем мощнейшего орудия боя – здоровенного и отливавшего ржой кузнечного молота. Причем молот этот время от времени перетягивал подъездного назад, отчего тот начинал балансировать на носочках до тех пор, пока не восстанавливал равновесие.
– Это наш дом! – рыкнул Кузьмич и покачнулся, поскольку молот, занесенный над его головой, снова попробовал взять верх. – Уходи отсюда туда, откель заявилась!
Девочка и не подумала что-то делать. Она даже голову в сторону подъездных не повернула.
– Э-э-э-э-э… добрый вечер, – пробормотал я, прикидывая, кого это занесло ко мне в дом.
– Уходи! – снова заорал Кузьмич. – Нечего тебе здесь делать!
Может, это неупокоенная душа, которая все-таки смогла просочиться ко мне каким-то образом? Из особо настырных? Потому и наша подъездная братия так переполошилась.
В свое время я здорово переживал за то, что эти самые души то и дело будут таскаться ко мне с занудными просьбами отпустить их из земной юдоли. Не скажу, что меня это сильно пугало, но по ночам я все-таки предпочитаю спать, а не заниматься ведьмачьим промыслом. И потом – одну отпустишь, еще десять набегут. Но Вавила Силыч, с которым я поделился своими печалями, успокоил меня, сказав, что никто ко мне по ночам заявляться не будет. Вот если я стану по темной поре таскаться невесть где – это да, тут можно любых приключений на свою задницу найти. Но за домовую территорию он ручается.
Я тогда еще подумал, что он изрядная хитрюга. Ведь поднимался как-то этот вопрос раньше, в те времена, когда сила еще не моей была. И он мне на него четкого ответа тогда не дал. А все, оказывается, не так страшно обстоит.
Но всякая система может дать сбой, не исключено, что именно с ним мы сейчас и имеем дело.
Вот только что означает – «я не за тобой пришла»?
В этот момент сонное состояние, в котором я все еще пребывал, окончательно развеялось, и пришло осознание того, кто именно наведался ко мне в гости.
Это никакая не неупокоенная душа.
Это мара!
Какой же я идиот! Кем я себя возомнил? Великим Заклинателем? Знал же, что самоуверенность – зло!
А ведь говорил мне умудренный жизнью Вавила Силыч, ведь предупреждал! Как в воду глядел!
Нет, страха как такового у меня не было. Обидно было. Сам себе яму вырыл, сам в нее и упал. Теперь вот сижу по соседству с нежитью, и даже не знаю, как защищаться буду от нее в тот момент, когда она на меня бросится.
И, кстати, еще одно упущение. Ведь думал же о том, что надо как-то ознакомиться с разделом «защита себя любимого от многообразия мира Ночи», но все откладывал на потом.
Дооткладывался.
Как видно, мара, так и сидевшая неподалеку, поняла по моему лицу, что я сообразил, кто есть кто, поскольку её детская мордашка чуть перекосилась. Надо полагать, это конвульсивное движение означало улыбку.
– Ляксандр, чего ж ты натворил-то! – сообщил мне один из подъездных. Если не ошибаюсь, звали его Потапыч. – Думать же надо, с кем связываешься!
– Я сделала то, что ты просил, ведьмак, – снова взяла слово Мара. – Тот, которого ты мне отдал, запомнит эту ночь надолго. И прими мою отдельную благодарность за то, что подарил сильного человека. Таких пить – одно удовольствие. У слабых людей много страхов, но они все никчемушные, зацепиться не за что, и взять с них потому можно только крохи. У сильных людей страхов куда меньше, но зато они все давние и выпестованные.
Подними их из глубин души – и это такой пир! Тут так и получилось. Теперь я сыта.
– Рад услужить, – сообщил я маре немного растерянно. – Вы только за этим пришли?
– Нет, – ответила та. – Я пришла к тебе, потому что ты был выбран моей матерью. Если бы не это, то мы бы встретились куда раньше, и разговоры не вели. Ты был бы моей добычей.
О как! Матери? Мара… Мара… Морана! Что б вам всем, так Морана мама вот этой мары. Почти скороговорка – «Морана мама мары, мара любит свою маму».
Какая чушь в голову лезет, ужас просто…
– Ты сказал почти правильное заклятие, ведьмак. Почти. Ошибка была только в одной фразе. Точнее, она была неполной. В финале тебе следовало сказать: «Тревожить же человека того более не смей, запрещаю тебе это именами богов древних и всесильных. Также закрываю тебе пути к дому моему, душе моей и телу моему навеки». Не печалься, не ты первый подобную глупость сотворил. Если бы ты знал, сколько твоих собратьев мы выпили только потому, что кто-то когда-то запамятовал вписать эти слова в свою книгу. Да и ведьмы, случается, забывают верно заклятие произнести. А исправить этот недочет мы никому шанса не даем. Зачем лишать себя удовольствия?
– И? – я приподнялся на локтях. – Что теперь?
– Ты ведь знал, что тот человек, отданный мне, тебя ненавидит? – спросила мара.
– Прямо вот ненавидит? – уточнил я.
Ну да, Силуянов меня не любит, это точно. Но «ненависть» – это сильное слово. Не думал, что все зашло так далеко.
– Ненавидит, – подтвердила мара. – Но чувство это возникло не просто так. Его в нем вырастили, как овощ в земле. Их, тех, что общались с ним, трое – две женщины, один мужчина. Они заронили в него зерно гнева, они его пестовали. Этим троим нужен ты, тот, кого я пила этой ночью, только их орудие.
Елки-палки, и кто эти трое?
Собственно, этот вопрос я тут же своей ночной гостье и задал.
– Я не знаю, – ответила та. – Я пью чувства, а не память. Ни их лица, ни имена мне неизвестны. Что знала – рассказала. Добавлю только, что у женщин при себе были амулеты от сглаза, их я тоже учуяла. Неплохие, но новой работы, куда слабее тех, что делали во времена, когда мы жили по эту сторону кромки. На них не чары, а всего лишь сплетенные заклятия, в наше время такие амулеты в базарный день пятачок пучок стоили. Такими не то что от меня или моих сестер себя не защитишь, но даже и вот это отребье не напугаешь.
Мара небрежно мотнула подбородком в сторону подъездных, которые тут же покрепче ухватились за свое оружие.
– Они убедили человека в том, что ты зло, а после стали управлять его волей. Он думает, что все решает сам и поступает, как того хочется ему, но это не так. Берегись, ведьмак, на тебя открыта охота.
– Благодарю, – на этот раз вполне искренне произнес я. – Предупрежден – значит вооружен.
– Я пощадила разум того, кого ты мне отдал, – медленно, растягивая гласные, сообщила мне мара. – Мне хотелось выпить его до конца, насладиться его безумием, ибо оно и есть самое вкусное. Не стала. Он может быть для тебя полезен. Но я хотела бы получить его душу без остатка после того, как ты разберешься со своими врагами. Согласись, так будет честно.
– Этот человек мне не враг, – подумав, сказал я. – Он меня ненавидит – это его дело. Неприятно, конечно, но что уж теперь… Но на смерть я его обрекать не хочу. Да и не мне решать – кому жить, кому умереть.
– Ты уже все решил, – мара трогательным детским жестом подтянула узелок платочка на голове. – Ты призвал меня, ты показал мне дорогу к душе этого человека. Разве не так? Ведьмак, это всего лишь червь, копающийся в земле, один из очень, очень многих. Они рождаются и умирают тысячами тысяч, таковы законы бытия. Есть они, есть ты, есть мы. Мы и ты – с одной стороны, они – с другой. Странно, что мне приходится тебе объяснять такие простые вещи. Так я получу то, что мне и так принадлежит по праву?
– Я не дам тебе сейчас ответа на этот вопрос, – твердо произнес я. – Мне надо понять, что к чему. Когда все закончится, я призову тебя, и мы завершим этот разговор.
– Только не сюда! – заявил Кузьмич и бухнул молотом о пол. – Нечего этой нежити тут делать. Вон во двор идите и там общайтесь. И лучше всего – во двор четырнадцатого дома!
– Пусть будет так, – согласилась мара. – Я рада нашему знакомству, ведьмак. И я рада, что хоть кто-то из твоего племени наконец понял, какую силу он может получить, став одним из приближенных моей матери. Я и мои сестры будем рады помочь тебе, если позовешь.
На это я вовсе ничего не стал отвечать, только кивнул головой, приложив ладонь к груди.
Выходит, что мои предшественники не только не сотрудничали с Мораной, а напротив – не стремились этого делать? Это новость. Собственно, я как-то даже и не задумывался о том, что так могло быть. Да и с чего бы мне о таком размышлять?
Вот теперь понять бы – отчего они от нее шарахались? Просто потому, что она не очень-то добрая богиня, или на то были другие причины?
В книге про это нет ни слова. Ох, как бы не пришлось мне снова в Лозовку ехать. Такое можно узнать только из первоисточников, а их выбор у меня невелик. Здесь это Хозяин кладбища, который, скорее всего, и не знает ничего, а если знает, то не факт, что скажет. Это и так товарищ не сильно общительный, а тут еще и осень на дворе. Он осень не любит, потому как слякоть и дорожки на кладбище вечно грязные. Он мне про это еще летом говорил, когда объяснял, почему его лишний раз в осенне-зимний период лучше не беспокоить. Что же до подъездных, то они, возможно, теперь вообще со мной откажутся общаться. У, какие у них лица злые! А вот в Лозовке посерьезней очевидцы давних дел имеются. Например – дядя Ермолай, который хоть и в лесу живет, а много чего видел и знает. Да и старая чертовка Дара там же обитает. Она, конечно, тварь еще та, но если кто и в курсе того, о чем сейчас мара говорит, то это она.
Впрочем, есть еще кое-кто, с кем можно будет пошептаться. Скажу больше – с этого источника и стоит начать.
Но это – после. А сейчас надо незваную гостью выпроваживать, а то у Кузьмича от веса молота жилы на руках лопнут. Или коленные чашечки разлетятся вдребезги, я их хруст отсюда слышу.
– Ценю это, – тоном, в котором ясно читалось: «Спасибо, до свидания», произнес я.
– И еще один совет, ведьмак, – мара наконец-то глянула на подъездных, которые мигом сгруппировались вокруг Кузьмича. – Я тебе уже говорила, что есть они и есть мы. Вот тут ровно то же самое. Поменьше общайся с челядью, вроде вот этих чумазиков. Их дело дом вести да двор мести. Не окружай себя теми, кто куда ниже тебя.
– Ну вот тут я точно разберусь сам, – может, и немного грубовато, но зато от души сказал я. – Спасибо за совет, конечно, но…
– Прощай, ведьмак, – даже не дослушала меня мара. – И помни – за кромкой есть те, кто следит за тобой.
И она исчезла. Без всяких там миганий, подсветки голубоватым цветом, медленного таяния в воздухе и всего такого прочего. Была – и нет.
– Да чтоб ей! – выдохнул Кузьмич. – Тьфу!
И он смачно плюнул себе под ноги, причем сразу же после этого невероятно смутился и вытер слюну своим подшитым валенком, да еще и не поленился после этого, бухнув молотом о паркет, нагнуться и провести по полу ладонью.
– Ох ты ж! – добавил к его краткой речи свой комментарий Потапыч. – Вот ведь!
– Ага! – присоединился к их беседе Родька, вылезая из-под дивана, куда он забился сразу же после того, как меня разбудил.
– Водки хочется, – подытожил я. – Очень сильно.
– Это плохо, – погрозил мне пальцем Потапыч. – Водка – коварная вещь. С ней вот так все и начинается. Сначала для души, а потом, как Витек из моего подъезда, начнешь страдать хроническим алкоголизмом.
– Ну не знаю, – с сомнением произнес я, встав с дивана и включив «ночник». – Как по мне, он им не страдает. Он, скорее, от него удовольствие получает, потому что ходит постоянно веселый и с песнями. Так, вы не разбегайтесь, я быстро!
Шутки – шутками, а дело – делом. Надо было в запись о вызове мары недостающие слова подставить, пока они из памяти не вылетели и не перепутались. Ну и надеяться, что она какую-то часть не утаила.
Хотя, что приятно, мне, похоже, бояться этих существ пока не следует. По крайней мере до той поры, пока Морана мне покровительствует. Другой вопрос – как долго продлится наш с ней симбиоз?
Надеюсь, достаточно долго.
Но вообще, есть повод задуматься о том, что я на редкость непредусмотрительно распоряжаюсь своим временем. Да прямо скажем – как дурак я себя веду. Вместо того, чтобы всерьез заняться вопросами собственной защиты в экстремальных ситуациях, копаюсь в народной медицине и угождаю богатым дамам. И вот результат – сейчас меня могли препарировать как лягушку, в прямом смысле слова, и я вообще ничего не смог бы противопоставить этой нежити. Кулаки тут не помогут, а других методов борьбы я попросту не знаю. Нет, есть нож – но он в притолоке, и кто бы мне дал до него добраться?
Вот, к слову, еще один повод для раздумий. Выходит, не так уж он и эффективен, этот самый ведьмачий нож. Против ведьм – возможно, но не против мар. Чихала она на него.
А сколько еще всяких интересных и голодных тварей есть в мире Ночи? И против каждой из них я буду все равно что голый.
Да. Штаны надо надеть. Чего я в труселях бегаю?
Вернувшись в комнату, я застал разбор полетов.
– Вавила, ты не прав, – топал ногой по полу Кузьмич. – Увидел ты, что Ляксандр задумал мару вызывать – останови его. Это ж мара! Ночная пакость, от которой даже иные колдуны шарахаются!
– Как? – вяло отругивался наш подъездный. – Он ведьмак. Что для меня его слово значит?
Мне очень не понравилось то, как потупились подъездные, услышав его аргумент. Да и то, как они на меня посмотрели, тоже. Нет-нет, никакой агрессии, ничего такого. Наоборот – опасливость какая-то в их взглядах появилась. Так маленькие дети смотрят на очень больших собак, не зная, чего от них ожидать.
– Много для меня твое слово значит, – громко заявил я, натягивая спортивные брюки на ноги. – Вот что я вам скажу, ваць-панове. Тут кое-кто, кого в комнате уже нет, сообщил что, мол, есть мы, есть они… Ерунда это все. Даже если по Покону так положено, то мне на это плевать.
– Ну ты на Покон-то… – буркнул кто-то из подъездных. – Отцы наши, деды и прадеды…
– И пусть им будет хорошо там, где нынче пребывают, – рубанул я рукой воздух. – Но тогда времена были другие. А мы живем здесь и сейчас. И если я всей душой прикипел к вашему обчеству, то пусть хоть кто и хоть что говорит, у меня своя голова на плечах имеется. Я сам для себя решать буду, с кем дружить, а с кем враждовать. Все понятно объяснил?
– Ну про Покон ты и впрямь зря, – степенно огладил бороду Кузьмич. – Покон – это Покон. Но и про времена ты верно молвил. Опять же – мары эти за кромкой остались, а мы – здеся. Тута. Вот и выходит, что в плане выживания домовой покрепче разных всяких оказался.
Было видно, что оттаяли немного подъездные, перестали на меня смотреть с опаской. Надо полагать, в старые времена невелик был их ранг в общем табеле нечисти и нежити, и не так-то и просто им приходилось. Годы шли, неприятности подзабылись, а мара сейчас взяла, да им про все нехорошее и напомнила. Кому такое понравится?
Я был уверен, что следом за этим Кузьмич заведет разговор о нехорошей маме мары, но этого так и не случилось. Как видно, он счел эту тему слишком скользкой и пошел по пути наименьшего сопротивления. Мол – не говорим, стало быть, и нет ничего. Вместо этого аксакал подъездных обрушился на моего слугу.
– Ах ты, паскудник мохнолапый! – процедил он, подойдя к Родьке. – Хозяина чуть не прибили, а он под диван полез! Отсидеться задумал! Захребетник!
– Где я – и где мара? – возмущенно заорал мой слуга. – Чем я хозяину помочь мог? Я ей на кутний зуб, она жевнет разок – и нет меня!
– И что? – загалдели подъездные. – Теперь нам всем по углам отсиживаться? Ишь, хорош, нашел себе оправдание!
– Хозяин! – со слезой в голосе обратился ко мне Родька. – Ты им скажи, а? Я же прав!
– Ай-яй-яй, Родион, – покачал головой я и отвернулся от него. – Ай-яй-яй!
Вообще-то я про него и не вспомнил бы, но раз уж попался он под горячую руку Кузьмичу, то пусть огребает по полной. Ему полезно.
– Да гнать его из наших хором! – заявил вдруг Потапыч, махая своим ухватом. – Пущай идет куда хочет! Вон в четырнадцатый дом пущай идет, они там все такие, как вот этот. Никчемы они там все!
– Это нельзя, – остановил его Кузьмич. – Кроме хозяина, никто его гнать права не имеет. Но лично я с ним теперь разговаривать не жалаю! Тьфу на него! Ох ты, батюшки!
И Кузьмич снова зашаркал своим валенком по полу.
Родька беззвучно плакал, слезинки, величиной с рисовое зерно каждая, стекали по его мохнатой рожице.
– Досточтимое обчество, – я хлопнул в ладони. – А не выпить ли нам чайку? И еще – посоветоваться мне с вами надо по одному делу.
Я ощущал, как в воздухе витают остатки неловкости, возникшей после всей этой ситуации, и понимал, что даже подобная мелочь со временем может перерасти в нечто большее. Все большие неприятности всегда вырастают из маленькой неурядицы. Этого не хотелось, потому что компания подъездных на самом деле мне очень нравилась. Несмотря на свой рост и определенные странности, это были очень умные и надежные существа. Плюс – очень полезные. А поскольку ничто так не сближает, как общее дело, то именно его мне и надо было нам придумать.
– Чайку – это можно, – одобрил мои слова Кузьмич. – Только вот молот дедов отнесу к себе. Тяжелый он, собака. Вниз-то я его стащил, а обратно наверх, до вентиляции, боюсь не допру! Эй, Прошка, ну-ка, помоги мне. А ты, мохнатый, чайник иди ставь. Или и это тоже хозяин твой должен делать?
Десять минут спустя вся наша честная компания сидела у меня на кухне и пила горячий чай. Кто с блюдечка, кто из чашки, кто вприкуску, кто прихлюпывая, кто отфыркиваясь.
Вот такое вот утреннее чаепитие.
Причем утреннее – не то слово. За окнами только-только начало наступать то время, когда темнота сменяется первыми, еле заметными серыми сумерками.
Должно быть, те самые третьи петухи как раз в это время и поют. Кстати, на самом деле, третьи петухи – это когда? По московскому времени?
Надо будет посмотреть. И в копилочку сразу себе упрек – почему раньше не подумал про это? Когда заклятие читал?
Нет, учиться мне еще и учиться.
– Так что за дело, Ляксандр? – откусив кусочек сахару, спросил у меня Кузьмич. – В чем помочь тебе?
Я, не мудрствуя лукаво, взял, да и рассказал им про просьбу Яны Феликсовны, и про то, что отказался творить приворот. Зачем придумывать что-то, если есть готовая проблема. Вообще-то я хотел ее только с Вавилой Силычем обговорить, но так даже еще лучше. Вместе и батьку бить сподручнее.
Подъездные внимательно меня выслушали, а после призадумались. А может, привычно ждали пока старший свое мнение выскажет.
– Правильно сделал, – наконец одобрил мои действия Кузьмич. – Приворот – дело поганое, это всем ведомо. Недаром ведьмино племя его так уважает. Им-то от него сплошная радость – и заработала на людской глупости, и души живые погубила. И так, и эдак их выгода.
– Точно-точно, – подтвердил Потапыч, размахивая сухарем, обсыпанным маком. – У нас в Белоомуте, помню, одна девка-дура…
– Да тут у любого история такая найдется, – остановил его Вавила Силыч. – Не дети, чай, собрались, почтенные домовики. Александр о другом говорит – женщине-то этой помочь надо. Муж гулять начал. Беда это.
– Беда, беда, – снова закивали подъездные. – Семья может порушиться, детки без мамки останутся. А то еще в дом новая хозяйка придет, вот где горе-то! Как вон в третьем подъезде недавно было!
Ну детки там, я так думаю, особо ничего и не заметят, особенно если им банковские карты никто не заблокирует. Да и Яна Феликсовна вряд ли в накладе останется, если что. Но им про это знать не надо. А зачем?
– Вот что мне подумалось, – снова взял слово я. – Имеется в моей книге одна штука… Сейчас найду…
Я полистал книгу, отыскал нужную страницу и с выражением прочел название рецепта: «Настой для бывых супругов, чтобы, значит, все как в старые времена велось». Ну да, название стремное, но уж какое есть.
А вообще, настой весьма и весьма полезный, и не только для бывых супругов. По сути, это аналог виагры, но только не физиологической, а духовной направленности. Точнее – в том числе и духовной. Если яснее говорить – тот, кто эту настойку выпьет, сразу начнет сильно любить того, кто ему ее дал. И любовь выражается тут во всем своем многообразии – от возвышенного устремления говорить приятные слова до вполне понятного плотского желания. Причем плотское, подозреваю, превалирует. Это по составу настоя видно. Я еще не очень большой дока в этом деле, но когда в одном рецепте фигурируют семена подорожника, полынь и три меры сушеного корня хрена, то особых сомнений в направленности зелья не остается. И это не считая заманухи, кориандра и разной другой мелочи.
Действует настой около двух суток, остаточных явлений не имеет и, если верить записям, никакого вреда здоровью употребившего принести не должен.
Как по мне – вариант решения проблемы. А чем плох? Этот бедолага за пару дней так на супруге взопреет, что потом еще неделю на других красоток смотреть не сможет. А то и больше. С учетом того, что дядька он уже немолодой, то все должно получиться. Надо будет только уточнить у нее – не сердечник ли он? Не хотелось бы стать причиной чьей-то смерти, пусть даже и такой по-настоящему мужской.
А через недельку, если супруг Яны Феликсовны не перебесится, употребление настоя повторить.
И ведь что приятно – сошлись мнения-то. Настой этот оказался подъездным знакомым, причем я узнал сразу еще три его названия, и они были куда короче того, что имелось в моей книге, да еще и на редкость похабными. Хотя, конечно, суть передавали полностью.
– Хорошая штука для семьи, хорошая, – вещал Кузьмич. – Не то что приворот. Опять же, детишки после этого зелья рождаются особо крепкими и пригожими. Может, и совпадение, но я сам тех детишков тетешкал, когда они еще мамкино молоко сосали. Детишки, они пока слово первое не скажут, нашего брата видеть могут. А нам и в радость с ними повожжаться. Так вот, – парни вырастали – богатыри, девки – такие красуни, глаз не отвесть. И ведь не раз такое было.
– Верно-верно, – подтвердил Вавила Силыч. – И я тому свидетель.
– Это интересно, – пробормотал я, а после внес в книгу пометку, чуть пониже рецепта, где указал, что данный настой можно использовать в данных целях, в том числе и для профилактики бесплодия.
Вообще-то против этой беды было специальное зелье, очень сложное в приготовлении и с очень редкими компонентами. Там тебе и мандрагыр, и улика-трава, выросшая на могиле самоубийцы, и цветок руты, взятый на рассвете пятого летнего дня, и куча других трав, которые просто так фиг добудешь. Но основа в нем – именно мандрагыр, в простонародье – мандрагора.
Интересно, а если в этот настой страсти добавить мандрагору, скажем, одну меру, он станет сильнее? Или даже не так – он сменит направленность в сторону удачного оплодотворения бесплодного женского чрева?
Может, найти какую-нибудь бедолагу и совместить приятное с полезным? В смысле – ей с мужем дать шанс, а самому посмотреть на то, что получится?
Или не спешить и подождать, пока Ряжская снова мне такую приведет? Ставлю тельца против яйца, раньше или позже такое опять случится.
Время было, потому под шутки и прибаутки подъездных, которые с интересом смотрели на происходящее, я это зелье к рассвету даже и сварганить успел. Спать ложиться смысла уже все равно не было.
Оно получилось изумрудного цвета и практически без запаха, именно такое, каким и было описано в рецепте.
– Ну теперь главное, чтобы мужик этот одно место себе не стесал до корешка, – хмыкнув, произнес Кузьмич. – А ты, Ляксандра, ловок становишься. Вон как с травами-то управлялся.
– Чего это он управлялся? – обиженно побурчал Родька, намывающий плошку. – Я травы раскладывал и толок.
– А ты помолчи, – погрозил ему пальцем подъездный. – Тебе слова не давали. А на ловкость твою мы нынче в подвале поглядим, когда трубы днем пойдем проверять да простукивать.
Родька умоляюще засопел, а после тихо и жалобно пробормотал:
– А как же «Жить прекрасно?». Там нынче про болезни почек будут рассказывать. Я ж не просто так это дело гляжу, я образование свое поднимаю. Чтобы, значит, пользы от меня больше было.
– Трубы – тоже образование, – сурово заявил Вавила Силыч. – Трудовое!
– А после еще и стоками канализационными у дома займемся, – обнадежил моего слугу Кузьмич. – Решетки-то эти обормоты из ЖЭКа чистят, а вот внутри, там, где самый мусор, не лазят, лентяи такие! Вовсе на все руки мастером станешь!
Я слушал этот диалог, тихонько посмеивался и попутно писал СМСку Ряжской. Коротенькую, всего из шести слов. «Скажите Яне Феликсовне – пусть приезжает. Смолин».
