Со старческой медлительностью Фарук провел Офелию через огромную дверь в свои личные покои.

Упорядоченный и прямолинейный мир библиотеки уступил место чудовищному беспорядку. Пестрые ковры едва виднелись под нагромождением разномастных предметов: мебели гигантских пропорций, пирамид из шкатулок и кальянов, длинных, как древесные стволы… Стены были сплошь залеплены картинками, грубо вырванными из книг.

Офелия несколько раз поскользнулась на огромных частях какого-то пазла, а подошвы ее ботинок то и дело прилипали к липкой массе – раздавленным карамелькам. Теперь девушка понимала, почему Фарук видел в новорожденной дочери соперницу. Он и сам был как ребенок…

– Садитесь, – сказал Дух Семьи. – Здесь вам будет удобнее.

Он поднял опрокинутое кресло и решительным движением смахнул со стола все, что на нем стояло: заварочный чайник, сахарницу, сливочник, блюдца; содержимое чашек пролилось на ковер, а фарфор разбился вдребезги.

Офелия с трудом взобралась на огромное кресло, и Фарук положил перед ней на стол Книгу. Словно стирая пыль, он провел рукой по переплету, инкрустированному драгоценными камнями, и тот оказался всего лишь иллюзией, которая исчезла как дым. Из-под него проступила простая гладкая кожа.

Офелия сосредоточенно поправила очки и несколько раз сжала и разжала пальцы, чтобы размять кожу своих перчаток чтицы – она как раз надела новую пару для такого необычного случая. От волнения ее бросило в жар, но она решила не поддаваться эмоциям, пока не выполнит свою часть контракта. Судьба Торна была в ее руках, и на этот раз – в буквальном смысле слова.

Осторожным, профессиональным жестом девушка приподняла за уголок первый лист. Страницы были сделаны из странного материала, больше всего походившего на человеческую кожу. Книга Фарука напоминала Книгу, которую Артемида хранила в семейном Архиве Анимы. Обе они насчитывали уже несколько веков, однако от них не доносилось даже самого легкого запаха гнили, а на гладких страницах не было ни пятнышка плесени. При свете настольной лампы страницы в Книге Фарука казались светлее, чем в Книге Артемиды, но такое отличие не стоило внимания.

Офелия наклонилась, чтобы рассмотреть текст. Впрочем, текст ли?.. Алфавит, выгравированный на кожаных страницах подобно татуировке, состоял из замысловатых орнаментов с надстрочными значками и не походил ни на один из тех, что она видела раньше. Некоторые символы повторялись в начале строк, но это был единственный признак логики посреди хаоса таинственных знаков.

Перевернув страницу, Офелия нахмурилась.

– Что такое? – поинтересовался Фарук.

Он сидел в конце стола; перед ним лежал новый блокнот. В руке он держал перо, готовясь записывать все, что не сможет удержать его память. Зрелище было удивительное: огромная царственная фигура в позе школьника. Длинные белые волосы, струившиеся вдоль лица, как молочная река, частично скрывали пронизывающий взгляд Фарука.

– С этой Книгой что-нибудь делали, с тех пор как она принадлежит вам? – спросила Офелия.

Фарук не ответил. Девушка провела пальцем в перчатке по всей длине корешка, там, где проходил еле различимый след разрыва.

– Здесь не хватает одной страницы. Я несколько раз осматривала Книгу Артемиды, и там была такая же странность в том же месте. Согласитесь, удивительное совпадение.

Фарук бесстрастно молчал; наконец его перо начало медленно царапать по бумаге блокнота.

– И больше вам нечего мне сообщить? – спросил он голосом, таким же тягучим, как движение его пера. – В таком случае я разочарован, и очень сильно.

– Это всего лишь простое наблюдение. Я еще даже не начи-

нала.

Офелия сняла перчатку и положила ладонь на Книгу, кожа к коже.

Ничего.

Книга Фарука была так же нечитаема, как живые организмы. Нельзя сказать, что это стало для девушки полной неожиданностью, ведь Книга Артемиды отличалась тем же свойством. Офелия изо всех сил старалась скрыть свою неудачу от Фарука, который с пристальным вниманием наблюдал за ней с другого конца стола. Она переворачивала страницы одну за другой, прощупывала каждый сантиметр кожи, но ничего не чувствовала, кроме собственной тревоги. Торн никогда не взялся бы прочитать Книгу, если бы это было невозможно в принципе. Видно, была какая-то ошибка в самом подходе к чтению.

Наконец, перевернув последнюю страницу, Офелия заметила в корешке острый обломок металла, заржавевший и потемневший от времени.

– Этот обломок был здесь всегда? – удивленно спросила она.

Фарук смотрел на нее сквозь белые пряди волос, держа перо наготове.

– Я жду ответа от вас.

– Хорошо. Не стану обещать вам, что переведу текст, но я могу прочитать прошлое этого кусочка металла.

Фарук молчал так долго, что Офелия испугалась: вот сейчас он откажет, и тогда всему конец. Однако его ответ прозвучал неожи-

данно:

– С моей Книгой связано что-то такое, чего я не должен был забывать, но забыл. Что-то, имеющее первостепенную важность. Если вы поможете мне это вспомнить, маленькая Артемида, я буду считать, что вы исполнили свою часть договора.

Офелия сняла шарф, который мешал ей сосредоточиться, и постаралась получше пристроить сломанную руку – боль не должна была ее отвлекать до конца чтения.

– Вы не могли бы не смотреть на меня, монсеньор?

Фарук медленно поднял брови.

– Почему?

– Ваша сила слишком велика. Каждый раз, когда вы на меня смотрите… мне труднее сосредоточиться, – объяснила Офелия, тщательно подбирая слова. – Если вы хотите получить качественную экспертизу, ослабьте немного ваше внимание.

После неловкой паузы Фарук повернул голову так, что у любого нормального человека сломались бы шейные позвонки.

Как только Офелия положила палец на металлическое острие, она сразу поняла, что это чтение станет самым долгим и самым трудным в ее жизни. У большинства предметов были периоды бездействия: их забывали на полках, в ящиках, на дне чемоданов, и длинные зоны безмолвия позволяли чтецам делать передышки в путешествиях в прошлое. С Книгой все обстояло иначе. Из-за того, что Дух Семьи носил ее у сердца, день за днем, месяц за месяцем, год за годом, десятилетие за десятилетием, век за веком, металлический осколок вобрал в себя все прожитое Фаруком, спрессовав его опыт наподобие плотных геологических слоев.

«Кто я есть? Что я есть?»

Чем дальше Офелия уходила в прошлое, тем глубже погружалась в пучину, в мутные воды неудовлетворенности. Как будто она была обречена на что-то незавершенное, как будто ее навсегда обрекли быть никем и ничем… Да, сейчас Офелия чувствовала отчетливо, всем своим существом: в головоломке Фарука не хватало центрального фрагмента, и пустота отчаянно хотела быть заполненной.

Иногда, на короткие мгновения, ее ощущения менялись. Научное любопытство, надежда на успех, глубокая тревога – все это были мимолетные ощущения предыдущих экспертов.

«Кто я есть? Что я есть?»

Офелия двигалась вспять во времени, и ей казалось, будто прошла уже целая вечность. Вдруг, без всякого предупреждения, ее захлестнула невыносимая боль, от которой перехватило дыхание. Ощущение было мучительным, словно невидимая рука вытащила из нее внутренности. «Моя страница!» – подумала Офелия, полная чьим-то чужим ужасом. «Страница Книги!» – поправила она себя, опомнившись. Фарук жил с болью из-за вырванной страницы, как будто он сам подвергся Аннигиляции. Офелия тщетно пыталась представить себя сторонним зрителем, мысленно твердя, что эти муки и ужас испытывал Фарук, к тому же очень давно… Она уже почти признала себя побежденной, но подумала о Торне. И представила, как огромная рука Фарука высасывает из головы Торна семейную силу, опустошая его память, лишая воспоминаний даже о самом себе, и бросает, беспомощного, как ребенка, в лапы гигантского полярного медведя.

Она сжала зубы и продолжила чтение.

Боль прекратилась так же внезапно, как и возникла, и Офелия вдруг с изумлением поняла, что ее внутреннее зрение словно озарилось светом. Туман, окружавший жизнь Фарука в течение веков, рассеялся: был один век до – и один после оторванной страницы. Офелия увидела красивую белую руку Фарука, мечтательно поглаживающую металлический осколок в корешке Книги, еще совсем не ржавый. Она чувствовала, что ее переполняют сильные эмоции, смелые идеи. Ей не удавалось увидеть лицо Фарука, потому что прошлое проживалось через призму его восприятия, но пока он разглядывал Книгу, она читала его молодость, его надежды, сомнения и вопросы.

«Кто я есть? Что я есть?»

Сознание Офелии заполонили яркие картины из далекого детства. Безголовый солдат, стоящий под ярким солнцем. Звонкие голоса в коридорах школы. И аромат, аромат, который Офелии был незнаком, но который она уверенно смогла определить: так пахла золотистая мимоза.

Прыжок во времени – и Офелия снова увидела Фарука. Но теперь Фарука-подростка, на полпути между детством и зрелостью. Он стоял, обратив к ней лицо, на котором запечатлелась борьба противоречивых чувств: вызова и страха, возмущения и обожания, гордости и смятения. Она видела его, потому что перестала быть им. Книга сменила владельца, и этот новый персонаж разглядывал то блестящий кусочек металла в ее плоти, то Фарука у своих ног. Офелия никогда не испытывала такого потрясения…

– Почему? – спросил Фарук, глядя на нее с вызовом. – Почему я должен делать то, что там написано? Что я есть для тебя, Бог?

«Бог?» – удивился внутренний голос Офелии. Ей хотелось перемотать сцену к началу, но ее повлекло еще глубже в прошлое – в ту ночь, когда Фарук проткнул собственную Книгу кухонным ножом, оставив в ее корешке кончик острия. Боль пронзила его тело, и он ясно понял, кто он и что он. И осознал, что никогда, никогда этого не примет.

Офелия сняла палец с кусочка металла и медленно, сдерживая дрожь в руке, натянула перчатку чтицы. Она выполнила свое обязательство. И знала, что ее жизнь больше никогда не будет прежней.

Девушка откашлялась. Фарук повернулся к ней, по-прежнему держа перо наготове над раскрытым блокнотом.

– Я вас слушаю.

Офелия выдержала его тяжелый взгляд, даже не моргнув. И не вернула ему Книгу, как делала обычно после экспертизы, предпочтя оставить ее на столе. Теперь, когда она узнала, с чем имеет дело, прикосновение к Книге означало вторжение в чужую сокровенную тайну.

– Я нашла «что-то очень важное», связанное с Книгой, о чем вы забыли. И я это расшифровала.

– Я вас слушаю, – повторил Фарук.

Слова были те же, но его голос полностью изменился: он стал ниже на несколько октав, почти на грани слышимости.

Разумеется, Офелии следовало принять меры предосторожности, постепенно подготовив Фарука к тому, что она собиралась ему объявить, но у нее не было ни времени, ни умения приукрашивать факты.

– Эта Книга – продолжение вашего собственного тела. Ее кожа – ваша кожа, ее история – ваша история. Она описывает в мельчайших подробностях, кто вы есть и кем станете.

Она слышала собственный голос с таким чувством, будто за нее говорил кто-то другой. Фарук не шевельнулся, и на его лице не дрогнула ни одна черточка. Он ничего не записал у себя в блок-

ноте.

– Иными словами, – настаивала Офелия все с тем же странным чувством, что ее голос доносится издалека и принадлежит кому-то другому, – вы не были зачаты естественным путем. Вероятно, так же, как и все остальные Духи Семей.

На другом конце стола царило упорное молчание. Офелия сама с трудом верила, что говорит вслух о прочитанном.

– Возникает вопрос о недостающей странице. В какой-то момент, в прошлом, у вас отсекли часть вашей личности. У меня есть все основания полагать, что эта страница содержала… э-э… инструкции, относящиеся к работе вашей памяти. Но это не затронуло ваши семейные свойства, так как вы смогли передать дар запоминания многим своим потомкам.

Казалось, Фарук окончательно превратился в статую. Офелия же превратилась в фонограф, и ее диск продолжал крутиться сам по себе:

– Я пытаюсь объяснить вам, монсеньор, что ваша проблема с забывчивостью создана намеренно. Так же как и проблема

Артемиды, у которой в Книге не хватает той же страницы. Думаю, не ошибусь, утверждая, что все Духи Семей стали жертвами одной и той же операции. В прошлом кто-то решил обречь всех вас на полную потерю памяти.

Фарук по-прежнему никак не реагировал.

– Я не знаю, кто это был, – продолжала Офелия. – Может быть, тот же, кто создал Книги… и кто создал вас, Духов Семей. – Она запнулась, потом добавила: – Тот, кого вы называли

Богом.

Девушка чуть не вскрикнула от страха: лицо Фарука придвинулось вплотную к ее лицу. Он схватился за спинку кресла, на котором сидела Офелия, и резко отклонил его назад. Как этот медлительный гигант мог двигаться так стремительно? Деревянная спинка затрещала под его пальцами, но это было ничто по сравнению с той силой, которая давила на Офелию. Ей казалось, что ее череп сейчас лопнет, как ореховая скорлупа.

– Скажи мне хоть что-нибудь утешительное, чтобы я не убил тебя прямо здесь, на месте! – Фарук уже не бормотал, в его голосе звучала ярость, а в прищуренных глазах появился звериный блеск. Он придвинулся так близко, что очки Офелии запотели от его дыхания. – Ты украла мою память, – прошипел он. – Ты отняла у меня сущность. Кто я для тебя?

– Вы принимаете меня за кого-то другого, – испуганно пролепетала Офелия.

Зловещий блеск во взгляде Фарука на миг потускнел, но тут же вспыхнул с новой силой.

– Вы рассказали мне совсем не то, что я хотел услышать, маленькая Артемида. Должно быть что-то еще.

– Вы хотели узнать тайну, скрытую в вашей Книге. Я вам ее открыла.

Деревянная спинка ее кресла снова затрещала под пальцами Фарука. Близость Духа Семьи так подавляла, что Офелия поняла: долго ей не выдержать. В ушах у нее стоял гул, в глазах двоилось, а в мозг словно вонзалось острое лезвие. Она пережила падение с лестницы, попытку удушения и остановку сердца, но все-таки возможности ее тела были не безграничны.

– Вы делаете мне больно, – твердо сказала она.

Фарук резко отпустил спинку кресла, и Офелия подумала: сейчас он ее прикончит. Вместо этого Дух Семьи отвернулся и начал медленно, методично крушить все предметы в комнате. Вазы, лампы, шкафы, каминные часы, кушетки, кальяны, бонбоньерки, шкатулки разлетались на тысячи осколков. Когда Фарук остановился, уцелели только стол и кресло Офелии.

– Что-то не так, монсеньор? – спросил тихий вежливый голос.

Это был референт, чей хрупкий юношеский силуэт вырисовывался на фоне дверного проема. Он с невозмутимым спокойствием смотрел на образовавшийся хаос. Никогда еще Офелия так не радовалась встрече с членом Паутины.

– Проводите маленькую Артемиду, – буркнул Фарук.

Он решительно отвернулся к стене, облепленной картинками, и стоял там, сжав кулаки. Длинные белые волосы скрывали его профиль. Офелия была уверена, что любого, кто в этот миг встретился бы с ним взглядом, он испепелил бы на месте.

Она кое-как замотала руку перепуганным шарфом и выбралась из огромного кресла. У нее подгибались ноги, но она не могла уйти, не убедившись, что добилась своего.

– Вы сдержите обещание? – спросила она.

Голова Фарука слегка качнулась, но он не обернулся.

– Какое обещание?

– Наш договор, монсеньор, – напомнила Офелия со всем терпением, на которое только была способна. – Вы согласились одобрить мой брак с Торном в обмен на чтение Книги.

Послышался шорох бумаги. Фарук достал из белого мехового плаща документ и стал снова читать его. Это длилось довольно долго. Офелия ждала решения с таким страхом, что перестала дышать.

– Выходите замуж за господина Торна, – наконец объявил

Фарук.

Днвушка облегченно вздохнула.

– Спасибо.

– Выходите замуж за господина Торна, – повторил он, по-прежнему не глядя на нее. – И передайте ему ваши способности. К завтрашнему утру он должен научиться ими пользоваться.

– Научиться ими пользоваться? – повторила ошеломленная Офелия.

– Ваше сообщение, – ответил Фарук, тщательно выговаривая каждый слог, – меня не удовлетворило. Есть что-то еще. Таким образом, вы исполнили условия договора лишь частично. Я поручаю вашему супругу исполнить их до конца к завтрашнему утру. Если ему это удастся, я его помилую. Если нет – приговор будет приведен в исполнение. Референт!

– Да, монсеньор?

– Позаботьтесь о том, чтобы мое решение было выполнено в точности. А теперь уходите.

Офелия пришла в ужас.

– Вы требуете невозможного! Моя экспертиза и так была достаточно полной! Торну никак не удастся стать профессиональным чтецом за одну ночь. Вы не можете…

– Я могу всё, – отрезал Фарук непререкаемым тоном, не допускавшим никаких возражений.

Но Офелия возразила:

– Вы лучше всех в мире знаете, каково это – лишиться памяти. Как же вы можете обрекать Торна на такую участь?

– Еще одно слово, маленькая Артемида, и он лишится ее немедленно. Уходите.

Офелия долго смотрела в спину Фаруку, потом на Книгу, лежавшую на столе… Но референт ждал ее, чтобы проводить к лифту. Он сообщил груму о решении Фарука, поручив тому распространить эту новость по всем этажам, затем учтиво поклонился

Офелии.

– Встретимся в тюрьме, мадемуазель. Я займусь формально-

стями.

Офелия была так потрясена, что не заметила, как задвинулась за ней позолоченная решетка и кабина, вздрогнув, поехала вниз. Девушка даже не замечала резких рывков, связанных, вероятно, с тем, что новичок-грум еще не научился управлять рычагом. Пока длился этот нескончаемый спуск, Офелия стояла, слепо глядя в пространство и чувствуя, как ею все больше овладевает невыразимый ужас.

Грум отодвинул перед ней решетку, и она вышла, механически переставляя ноги.

– Обуздывай свою силу.

Помедлив, Офелия обернулась и посмотрела на грума. Это был тот же самый человек, который поднимал на последний этаж ее и тетушку Розелину, и, однако, теперь она с трудом его узнала. Он держался за рычаг, так странно вывернув руку, будто в ней вообще не было суставов, а его губы кривились в странной, не подобающей его должности усмешке.

– Простите?

– Обуздывай свою силу, – повторил грум. – Я хочу сказать, не надо плакать. Что сделано, то сделано, а чему быть, того не миновать.

Он задвинул решетку, и лифт тронулся вниз, оставив Офелию в полном недоумении.