– Клянусь оптической иллюзией! – воскликнул барон Мельхиор. – Так вот куда ведут ваши хваленые голубые часы? Но какая чудовищная антисанитария! – возмутился он.

Торн, однако, даже ухом не повел: он был целиком поглощен изучением документов мануфактуры.

– Вы просто видите Песочницы снаружи, – спокойно ответил управляющий. – Могу вас заверить, что каждая из них полностью соответствует гигиеническим требованиям. Мы каждый день подметаем здесь, – подчеркнул он с едва уловимой иронией. И направился к металлической лестнице, которая вела на мостик. – Спускайтесь тут, господа. Правда, у нас есть грузовой лифт, но он на ремонте.

– Смотрите под ноги, – приказал Торн.

Офелия не боялась высоты, однако отнеслась к предупреждению всерьез. Ступенек было много, они были узкие и освещались слабо.

На каждой лестничной площадке девушка наклонялась вниз, разглядывая ящики-кровати и тени людей, которые то появлялись, то исчезали за муслиновыми занавесками в зависимости от времени, заданного в песочных часах. Она спрашивала себя: как эти люди не замечают того, что их окружает? Неужели они спят так крепко, и никому ни разу не захотелось откинуть занавеску и выглянуть наружу?

Спускаясь по очередной лесенке, Офелия почувствовала сзади, на шее, горячее дыхание. Она обернулась и пролетом выше увидела Торна. Значит, она ощутила не его дыхание, он был слишком далеко. Неужели Владислава шла за ней вплотную? Едва она об этом подумала, как от сильного удара в спину у нее перехватило дух. Удар оказался таким неожиданным, что девушка не сразу поняла, почему перила выскользнули у нее из-под пальцев, ноги оторвались от земли, а волосы залепили стекла очков.

С чувством, будто все происходит в дурном сне, она обернулась, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но успела только заметить Торна, переворачивающего новую страницу в папке. Ее сдавленные легкие лишились воздуха, а жестокий удар о перила пронзил локоть дикой болью, словно электрическим током. Она падала вниз и вот-вот должна была переломать себе все кости от бесчисленных ударов о ступеньки…

Но в этот миг к ней бросился жандарм. Он едва успел подхватить девушку на руки. Сквозь треснувшие стекла очков Офелия смутно видела склонившееся над ней усатое лицо.

– К-к-как вы, м-м-мазель? Я хотел сказать… как вы, мадемуазель? Ничего не сломали?

Жандарм и разговаривал, и выглядел странно. Его вздернутые усы походили на велосипедный руль, а глаза слегка косили. Офелия подумала, что теперь едва ли сможет забыть лицо этого человека, ведь он спас ей жизнь.

Торн нахмурился, оторвавшись от бумаг и увидев, как жандарм помогает девушке встать на ноги.

– Я же вам сказал: смотрите, куда идете.

– Я смотрела, – принялась оправдываться Офелия. – Меня толкну…

Девушка замолчала, не окончив фразу, и взглянула на ступеньки, о которые едва не сломала себе позвоночник. Она была убеждена, что ее толкнула Невидимка, но отказывалась верить, будто Владислава сделала это специально. Отверженная охраняла их от Летописцев, а Торн готовился защищать ее клан на съезде. Нападать сейчас на Офелию не было никакого смысла. «Больше никогда не появляйтесь при Дворе». А если ее толкнула не Владислава?..

Офелия старалась держаться поближе к жандармам, особенно к тому, который подхватил ее на лету, пока управляющий вел их по ангару.

– Наш принцип – «дерни за кольцо и наслаждайся!», – радостно объявил он, и его голос эхом прокатился по всему помещению. – Долгое время мы производили только классические часы – это красная и зеленая коллекции. Был у нас стандарт, вот мы его и штамповали: красный – зеленый, красный – зеленый. Но однажды Матушка Хильдегард сказала нам: «Эй, старички, а что, если нам придумать часы, которые переносят людей прямиком в их мечту?» Матушка – она такая. Идеи у нее всегда безумные, но она умеет претворять их в жизнь.

Ледяной ветер гулял по ангару, пронизывая их до костей, когда они шли вдоль рядов кроватей. Вблизи те поразили Офелию еще больше: настоящие корабли! Деревянные бортики, украшенные резьбой, походили на борта кораблей, а широкие белые занавеси – на паруса. Единственный способ сориентироваться в этой неподвижной флотилии состоял в том, чтобы следовать стрелкам-указателям: «СТАНДАРТНЫЕ ИЛЛЮЗИИ ДЛЯ ДАМ», «СТАНДАРТНЫЕ ИЛЛЮЗИИ ДЛЯ МУЖЧИН», «ИЛЛЮЗИИ ДЛЯ МОЛОДЕЖИ», «СПЕЦИАЛЬНЫЕ ИЛЛЮЗИИ ДЛЯ ДЕТЕЙ», «ИЛЛЮЗИИ ДЛЯ ПРИСЛУГИ», «ИЛЛЮЗИИ – БОНУСЫ ПО ПРОГРАММЕ ЛОЯЛЬНОСТИ» и многое другое.

– Чтобы создать Песочницу, – продолжал управляющий, – матушка Хильдегард просто берет частицу пространства с кровати и заполняет им колбу часов.

– Частицу пространства? – переспросила Офелия.

– Да, мадемуазель. Я бы затруднился объяснить вам подробнее, но Матушка Хильдегард еще ни разу не потерпела неудачу. Мануфактура производит песочные часы, а ей остается только зафиксировать крышку и надеть кольцо. Затем мы вставляем матрас в красивую деревянную раму, стелим абсолютно чистое белье, – подчеркнул управляющий, улыбнувшись барону Мельхиору. – После этого профессиональный иллюзионист идет на склад, – добавил он, указав на большую двустворчатую дверь в глубине ангара. – И превращает обычные кровати в островки удовольствий. Предоставляю вам самим оценить результат.

Офелия внимательно разглядывала Песочницы. За муслиновыми занавесями возникали и исчезали тени: здесь какая-то дама в платье с кринолином корчилась от хохота; там старикашка прыгал на матрасе, как школьник; а рядом щеголь в парике рыдал в подушку от восторга. Офелия впервые в жизни была свидетелем такого нелепого зрелища, и ей стало стыдно за всех этих людей. Жандармы, проводившие проверку, раздвигали занавеси кроватей, но, казалось, безумцы ничего не замечают вокруг себя.

– Как подумаю, что еще вчера находился тут, среди них! – воскликнул барон Мельхиор, тоже пораженный увиденным.

– Но вы же сами из Миражей! – удивилась Офелия. – Разве вы не можете противостоять наваждению?

– Мираж защищен только от своих собственных иллюзий, мадемуазель Главная семейная чтица. И только он один может их отменить. Поэтому все творения Миражей исчезают после их смерти. Наше искусство эфемерно, – объяснил он, и улыбка под его торчащими усами стала печальной. – Каждый раз я очень расстраиваюсь, думая о том, что мои музыкальные галстуки, ароматные украшения и платья-калейдоскопы меня не переживут!

– Иллюзии нужно дать импульс, чтобы она начала действовать, понимаете? – продолжал управляющий. – Другими словами, необходимо послать ей сигнал. Сначала этот сигнал ловят глаза, а затем он поступает в мозг. Пока вы не получили от нас импульс, вы не видите иллюзию, и она на вас не действует.

– Вы слишком все упрощаете, – возразил барон Мельхиор профессорским тоном. – Наши иллюзии преимущественно зрительные, но есть также слуховые, осязательные и обонятельные. Мы можем создавать очень сложные произведения искусства, хотя у всех нас разная специализация. В зависимости от того, являетесь вы ландшафтным дизайнером, декоратором или портным, одни иллюзии получатся у вас ярче других. Тем не менее я признаю, что глаза играют ведущую роль.

Офелию подумала о черном глазе Гаэль, на который иллюзии не действовали.

– Могу я узнать имя коллеги-иллюзиониста, работающего у вас? – осведомился барон Мельхиор. – Мне самому довелось наслаждаться такими иллюзиями, и, уверяю вас, они чертовски действенны. После них я всегда чувствовал себя потрясенным, но никогда не мог объяснить себе почему. Это все равно что внезапно очнуться посреди чудесного сна: просыпаешься под сильным впечатлением от увиденного, но не помнишь, что именно видел.

Управляющий хихикнул и поправил фуражку.

– Понятия не имею. Мы никогда не встречались с иллюзионистом в цеху, он бывает только на складе. Одна лишь Матушка Хильдегард могла бы назвать вам его имя.

Офелия вздрогнула. Жандарм, проверявший очередную Песочницу, вдруг зашелся в безумном хохоте. Он подбросил свою треуголку в воздух, сделал несколько танцевальных па и начал посылать воздушные поцелуи воображаемой публике, громко восклицая: «Жизнь прекрасна, дамы и господа!»

– О, вот этот уже получил наш импульс, – прокомментировал управляющий.

Торн был так погружен в свои папки, что не обратил никакого внимания на жандарма, который пытался закружить одного из своих коллег в бешеном вальсе.

– Из-за ваших бумаг мы еще никого не нашли, – шепнула ему Офелия. – Что именно вы в них пытаетесь обнаружить?

Вместо ответа Торн что-то сердито пробормотал, и девушка подумала, что тоже хотела бы что-нибудь прочитать, неважно что, лишь бы ускорить расследование и не чувствовать себя такой беспомощной.

– А часы с нефиксированным временным интервалом? – спросила она, обернувшись к управляющему. – Рено… один друг мне о них как-то говорил. Он сказал, что они в точности как голубые, но их можно переворачивать туда и обратно сколько угодно. Вы их изготавливаете здесь?

– Конечно нет, – уверил тот. – Это было бы очень опасно. Представьте себе, что вы застряли в одной из таких иллюзий, – и он указал на жандарма, который теперь блаженно улыбался. – Вы бы смеялись дни и ночи напролет, не имея возможности сделать глоток воды, и умерли бы от обезвоживания! И тем не менее любой человек, обладающий самыми скромными познаниями, может переделать часы под свои нужды, – заключил он, и глаза его насмешливо заблестели.

Офелия задумчиво кивнула. Может, кто-то поменял механизм действия часов? Может, Арчибальд обнаружил какую-то хитрость, рассматривая часы, кольцо от которых она прочитала?

– Мы проверили все Песочницы, месье, – доложил жандарм Торну и щелкнул каблуками. – Пропавших здесь нет.

– На складе их тоже нет, – объявил второй жандарм.

У Офелии сжалось сердце. Конечно, она ожидала такого ответа, но все-таки надеялась, что увидит, как Арчибальд, зевая, появляется из-за очередной занавески.

Управляющий, однако, совсем не казался разочарованным. Он расплылся в улыбке, продемонстрировав удручающее состояние своих зубов.

– Вот и отлично! Как видите, наша мануфактура никак не замешана в вашем деле.

– Ложь.

Торн сказал это совершенно спокойно, как будто констатируя очевидный факт.